Путешествие Лапочки

      На следующее утро у Лапочки выдалось слишком много времени для того, чтобы терзаться тревогами, снова и снова прокручивая их в голове. Её направили в рассветный обход территории и велели следить за группой странных бездомных собак, которых они учуяли, но так и не увидели. Альфа был так обеспокоен, что велел охотникам присоединиться к патрульным, дабы убедиться, что лагерь полностью охраняется. — Мы должны быть особенно бдительными, — произнёс ей Альфа, — я полагаюсь на тебя, Лапочка.       И она внимательно следила за каждой тенью и каждым движением в лесу, но это недостаточно отвлекало её от мысли о своём месте в Стае.       «Смогу ли я когда-нибудь по-настоящему вписаться сюда? Она так не похожа на мою Стаю собак-бегуний. Что это был за звук? Треск ломающейся ветки? Интересно, смягчит ли когда-нибудь Бета своё отношение ко мне…»       Высокий, полный страдания вой нарушил мысли Лапочки, заставив её вскочить на лапы. Несмотря на ужасный звук, она узнала этот голос.       «Луна!»       Подруга Пороха, должно быть, вот-вот родит своих щенков. Лапочка осознала это и помчалась обратно в лагерь.       «Но, кажется, что-то идёт не так, раз она кричит…»       И действительно, когда Лапочка выскочила из-за деревьев, она увидела Луну, лежащую на боку, с онемевшими лапами и подёргивающейся мордочкой, перекошенной от боли. Другие собаки толпились вокруг неё, выглядя обеспокоенными, но боясь подойти ближе.       Лапочка растолкала их. — Кто-то должен найти Пороха! — рявкнула она. — Он в патруле, — нервно проворчала Прыгушка, — держись, Луна! Скоро всё закончится. — Он хотел бы быть здесь, особенно, если Луна страдает, — настойчиво произнесла Лапочка. — Ну, ты самая быстрая, — заметил Хромой. У него самого была хромая лапа — ещё с тех пор, как он являлся щенком — и сейчас тот подтолкнул её мордой, как бы указывая на бесполезность отправки его. — Но я в дозоре! — Лапочка отчаянно посмотрела на других собак, когда Луна снова начала лаять от боли.       К её удивлению, Бета подбежала к ней. — Я прикрою твою территорию, — прорычала она, — Хромой прав, ты быстрее всех доберёшься до Пороха. Я займу твоё место.       У Лапочки не было времени выразить удивление или благодарность. Слова Беты заставили все её тревоги рассыпаться, как песчаная отмель во время засухи. Если рыжая собака могла забыть о разногласиях ради блага всех псов, то, похоже, это всё-таки настоящая Стая. Лапочка коротко кивнула Бете с облегчением, повернулась и выбежала с поляны.       Учуять запах Пороха оказалось нетрудно: когда Лапочка пошла по следу патрульных, она сразу же уловила его аромат своим носом. Она осознала, что он был здесь всего пару минут назад, перепрыгнув через упавшее дерево и помчавшись вперёд. За следующей линией деревьев виднелся широкий луг, и в ярком свете утреннего солнца она могла различить очертания патрульных на низком горизонте. Лапочка бросилась догонять их. — Порох! — рявкнула она, высунув язык от тяжелого дыхания, — Порох!       Ведущий патруля обернулся. Кажется, он осознала, что это важно, поскольку повернулась и быстро бросилась к Лапочке, а та, задыхаясь, заскользила на луговой траве и остановилась. — Луна скоро ощенится. Ты нужен ей!       Он почти не колебался. — Спасибо, — прорычал он, затем бросился в сторону леса, удивительно проворно для такого огромного пса. Лапочка следовала за ним по пятам, в то время как остальная часть патрульных двинулась за ним.       Лапочка догнала Пороха, когда они достигли опушки деревьев. Ей подумалось, что немного собак смогли бы сравниться с ним в отчаянной скорости. Она позволила ему прокладывать путь через подлесок, его массивная фигура раздвигала суки и покрытые листвой ветви в стороны, и, казалось, прошло всего пара мгновений, прежде чем они достигли границы лагеря.       Лапочка затормозила на негнущихся ногах, потрясённая. Порох теперь двигался вперёд медленно и рыча.       Кусака стояла впереди, повернувшись спиной к лагерю и задрав морду назад, лицом к паре голодных койотов. — Что?.. Как, во имя Собаки-Земли, они проникли внутрь? — рявкнул Порох, когда койоты повернулись лицом к новой угрозе.       Сердце Лапочки дрогнуло. Это был участок границы лагеря, который она охраняла!       У Пороха не было времени сражаться с койотами. Он издал низкий, лающий и полный гнева вой, и тощие существа, мгновенно поняв, что их превосходят числом, запаниковали. Поскальзываясь, они чуть не попадали, когда побежали из лагеря.       Порох не бросился в погоню, а устремился прямо к их с Луной логову, где тявканье и вой стали ещё сильнее и неистовее. Кусака оскалилась на Лапочку. — Где ты была? — рявкнула она.       Лапочка облизала губы, смущённая и испуганная. — Я… Я должна была привести Пороха! Я думала, что Бета патрулирует эту часть! Она сказала… Она сказала мне, что прикроет, — её уши опустились, когда дыхание наконец успокоилось, — должно быть, что-то произошло. Её, наверное, отозвали, Кусака! Я… — О, не волнуйся, — проворчала Кусака сквозь стиснутые зубы. Она все ещё восстанавливала своё дыхание после паники, — в конце концов, ничего страшного не произошло. Хорошо, что я была здесь, когда Альфа ушёл патрулировать и все отвлеклись на роды Луны. — Как она? — поинтересовалась Лапочка, вытягивая шею, чтобы посмотреть на суматоху из логова Луны. — Я не знаю, — Кусака мрачно оглянулась через плечо, — очевидно, есть проблема. Ей было больно и… Арх!       Внезапная тишина была гнетущей. Лапочка и Кусака уставились друг на друга, и Лапочка ощутила, что охотница почувствовала тот же внезапный, ужасный страх, что и она.       Порох нарушил тишину радостным воплем. К его глубокому голосу присоединился голос Луны, более слабый, но наполненный счастьем и облегчением.       Кусака навострила уши. — Щенки! Они родились!       Она повернулась, и они с Лапочкой вместе направились к логову. Когда они добрались до него, то Порох как раз выходил оттуда, напряжение на его грубоватом лице все ещё было заметно сквозь гордость и счастье. — Три прекрасных щенка, — хрипло объявил он, — два мальчика и девочка! — Поздравляю.       Протяжный голос заставил обернуться каждую собаку, когда Альфа направился к логову, навострив уши в лёгком любопытстве. — Спасибо, Альфа, — Порох почтительно склонил голову, но его хвост все ещё вилял от неудержимого счастья. — Три прекрасных щенка? Это хорошая весть для Стаи.       Однако, похоже на этом интерес Альфы угас, поскольку тот повернулся к Лапочке и Кусаке, и его лицо помрачнело. — Вы, двое, и Бета… Идите за мной.       С тяжестью в животе от дурного предчувствия Лапочка последовала за ним вместе с Кусакой и Бетой. Преследуемый собаками, Альфа повернулся и сел на задние лапы, затем уставился на них по очереди. — Как койоты попали в лагерь? — спросил он. Его тон казался слишком тихим, чтобы быть спокойным.       Лапочка открыла рот, чтобы объясниться, но Бета снова оказалась быстрее её. — Они вошли с той стороны, — произнесла рыжая собака, мотнув мордой в сторону зоны патрулирования Лапочки, — я думаю, она должна была охранять это место? — Я побежала искать Пороха! — Лапочка в отчаянии переводила взгляд с хитрой морды Беты на Альфу, — все собаки, которые здесь находились, согласились, что Луне нужен её партнёр. Я оказалась самой быстрой! — Это не повод покидать свой пост! — огрызнулся Альфа. — Но я этого не делала! Бета сказала, что прикроет меня! — Лгунья! — низкий рык Беты заставил кровь Лапочки застыть в жилах, — я не видела тебя весь день.       Лапочка открыла рот, но не издала ни звука. Конечно, если бы Бету каким-то образом попала в ловушку, если бы она отвлеклась настолько, что позволила койотам нарушить их границы, то та бы захотела преуменьшить свою ошибку. Но обязательно врать и обвинять в этом Лапочку? Нервы Лапочки напряглись от страха и недоумения.       «Они снова думают, что я сбежала… Это происходит опять! Я собака, которая сбежала…» — Но я этого не делала! — громко гавкнула она в панике, — я не сбегала! — Вы обе, — Альфа свирепо взглянул на Бету и Кусаку, — оставьте нас.       Кусака бросила на Лапочку сочувствующий взгляд, но Бета всё так же смотрела на неё хитро и отомщённо, когда проходила мимо. Лапочка с трудом сглотнула, когда шаги ушедших затихли среди деревьев. Затем она развернулась, дрожа всем телом, мордой к Альфе. Его суровый взгляд жёлтых глаз нервировал. — Ты ставишь меня в трудное положение, Лапочка, — он тихо прорычал, — совершаешь эти щенячьи ошибки. — Прости, Альфа. Я неправильно всё поняла. Я думала, что Бета… — Ты просто привыкаешь к жизни Дикой Стаи… — перебил он, как будто она ничего и не говорила, — так что я должен быть снисходителен. Я не буду наказывать тебя так, как ты того заслуживаешь. Не сегодня.       Лапочка опустила голову. Вероятно, лучше всего было промолчать, несмотря на замешательство и гнев, бушующие в её душе. — В следующий раз ты узнаешь, что я не такой уж понимающий, — вкрадчиво прорычал он, — сегодняшней ночью ты будешь нести дозор от заката до рассвета. Мне плевать, насколько ты устала. Ты будешь защищать Стаю в часы, когда солнца нет. Возможно, это научит тебя дисциплине в Стае.       Лапочка наблюдала за полуволком, который удалялся к своему логову. Чувство несправедливости всколыхнулось у неё в животе, вместе с чем-то ещё.       Она знала, что Альфа ожидал, что та будет благодарна ему за милосердие. Но это не так. Всё, что она чувствовала — негодование и глубокую, гложущую подозрительность.       Полуволк что-то замышлял — она это знала.       Позже той ночью, в темноте дикого леса, Лапочка лежала, положив голову на лапы, и смотрела на Собаку-Луну. Её огромный глаз снова наполнился и ярко сиял в небе, напоминая Лапочке, что теперь она была с этой Стаей в полное путешествие Собаки-Луны.       И теперь, впервые за Великую Песнь с тех пор, как она присоединилась к ним, её сослали на окраину лагеря в наказание за то, что она позволила койотам прокрасться внутрь. Сквозь деревья она слышала, как зазвучали первые голоса, затем другие, а потом все слились в гармонии. Вой нарастал, заставляя ночной воздух дрожать, и шерсть Лапочки встала дыбом.       Это было странное чувство. Несмотря на своё одиночество здесь, она не ощущала себя брошенной, как тогда, когда будучи чужачкой, впервые услышала их отдалённый вой. Несмотря на то, что сейчас её не было с ними, она чувствовала связь в своих костях и крови: живую, волнительную связь со своей Стаей, с этим лесом и израненной землей, по которой они ходили.       Израненной земле, которая никогда не выла, которая сжимала клыки от боли, испытываемую при разрывании на части…       Сев, Лапочка откинула голову назад. Не в силах подавить это, она позволила вою разрастаться в её утробе и горле, наполняясь до тех пор, пока из неё не вырвался крик эмоций. Даже если той нет среди них, она всё равно могла выть вместе со своей Стаей, присоединить свой голос и всё своё существо к их голосу.       Ощущение принадлежности напомнило Лапочку, будто вторая кровь в её венах. С этим знанием пришло глубокое чувство умиротворения. Бета не могла задеть его, по крайней мере, в глубине души, и даже Альфа не мог повлиять на него своими уловками и манипуляциями. Её связь была со Стаей и её духом, и только она могла разорвать её.       «И я никогда бы не захотела».       После стольких раз, когда она сбегала — из Западни, от Счастливчика и её первой Стаи собак-бегуний — внезапно обнаружила, что желание бежать пропало.       Это было то, чему Лапочка принадлежала — этой земле, этому лесу и этой Стае.