Лагерь, в котором умерло "мы"

      Южная Корея. Тёплые майские дни. Правда прошлая неделя выдалась дождливой: густой серый занавес облаков закрывал голубое небо и как не взгляни, из больших окон школы можно было заметить движущиеся шляпы, которые являли собой людей, держащих зонты (в основном чёрные, нагоняющие скуку и даже небольшую грусть от их непримечательного вида в такие серые дни), спешащих по своим обыденным делам: учёба, работа, магазины, какие-то важные, неоткладываемые вещи.       Наступила приветливая пятница. Конечно, идти в школу совсем не хотелось, но душу грели предстоящие выходные, а также летние каникулы, когда можно наконец-то отставить все уроки, всех репетиторов, гулять с друзьями до позднего вечера и отдыхать. Правда вот, планы предстояли немного другие: Чанбина отвозят в лагерь (неудивительно, что он поднадоел родителям, поэтому те не нашли ничего лучше, как отправить его туда), но не могут же друзья бросить его там, развлекаясь самим? Что ж, они часто были везде вместе. Оставлять товарища сейчас было бы схоже с преступлением, да и не хотелось потом выслушивать от него жалобы на то, как было скучно и грустно без их развлечений. Феликс был первым, кто предложил поехать вместе с ним. Бан Чан же, немного подумав, спросил: — Все смогут отпроситься и поехать? — он был лидером и все были с этим безоговорочно согласны. — Думаю, что съездить стоит – вместе веселее. — Вы знаете, я всегда за, если намечается что-то веселое! — в своей привычной манере отвечает Хан. Он был настоящей оторвой. Не без мозгов конечно, но когда он понимал, что за спиной стоят хёны, то мог позволить себе сделать что-то ужасно глупое и безответственное. — Не знаю, надеюсь меня отпустят, — ответил на предложение Чонин. Ему было пятнадцать, младший участник их компании. Родители много беспокоились о нём, что не нравилось мальчику, ведь он уже был довольно рационален и чувствовал себя наравне со всеми.       Вечерело. Договорившись поговорить с родителями, парни быстро разошлись.       Если говорить об их чу‌дной компании, то слов находилось много: все были очень разными, но схожие интересы скрепляли их одной цепью, частями которой были они сами. Знакомство началось ещё в школе: Чан, Минхо и Чанбин учились в одном классе, им было по семнадцать. Сплотились ещё больше в старших классах: Чанбин каждый раз в начале года кидал три-четыре записки в коробку, когда проходило голосование и нужно было выбирать старосту класса. На каждой было коротко написано: "Бан Чан". Минхо, казалось, это только смешило, но после он тоже стал так делать, хотя после они и получали выговор от учителя. Хёнджину с Феликсом было по шестнадцать, тоже учились в одном классе. Даже сидели за одной партой последний год, что сильно их сблизило. Кто-то пускал слухи об их гомосексуальной ориентации, некоторые даже косо смотрели, когда те шли в другой кабинет по коридору, но главное, что близкие люди даже и не думали об осуждении, все всё понимали. Хан и Сынмин учились в параллельных классах, и в отличие от остальных, иногда ругались, хоть это было и не критично. Но вот как-то раз, во время ссоры, года два назад, они столкнулись с мальчиком в коридоре. Бедняга уронил на пол тетради. Ручки и карандаши неловко покатились под ноги других учащихся. После того, как конфликт был погашен, а пол чист от школьных принадлежностей и тетрадей, произошло новое знакомство. Так в компании появился Чонин.       Они часто собирались в домах друг друга, иногда даже забирались на крыши, хотя это было строго запрещено. Да и у Минхо была жуткая фобия высоты, а Бан Чан сильно волновался за своих друзей, запрещая особо смелым подходить близко к парапету. Постоянно гуляли по выходным, вместе готовили кимчи тиге, кимпаб или острую лапшу, от которой у Феликса и Чана текли слёзы. Оба переехали в Корею в возрасте восьми лет, во многом понимали друг друга, так как проходили через одно и тоже в новом обществе.       С родителями проблем не возникло, многие с радостью поддержали идею отправки детей в лагерь и уже собирали им сумки, размышляя, что лучше положить. Родителей Чонина пришлось уговаривать, но и те быстро сдались под напором умоляющих глаз всех семерых, а Чан вообще чуть ли не заговорил им зубы, говоря, что ответственность за Чонина лежит именно на нём, что он будет за ним приглядывать, да и вообще это ведь всего лишь поездка на одну смену.       Отвезти ребят решился отец Хана. Если посмотреть на него, то можно сразу понять в кого рос Джисон. У этого харизматичного, слегка полного и энергичного мужчины были не только слегка глупые, при этом смешные шутки в арсенале, но и минивэн с серебристым кузовом, в котором, если потесниться, можно было уместиться всем.       Ехать решили утром. Путь не близкий, но никого и не волновала предстоящая дорога. Ночью все засыпали с волнением, в предвкушении предстоящего веселья, поэтому и легли довольно поздно.       Кто-то уснул сразу: Чонин, Хан и Сынмин уже посапывали на задних сидениях, положив головы друг другу на плечи. Но остальных всё не отпускали мысли о грядущем: Минхо, Чанбин, Феликс, Хёнджин и Чан решили, что не может быть ничего лучше, как поддаться ностальгии, вспомнив свои детские истории с лагеря, припомнив и чужие байки, которые они слышали от своих друзей. — Я слышал, — начал разговор Чанбин и только тогда, когда все повернулись на него, продолжил, — слышал историю с другой смены о призраке девочки, которая искала своего умершего брата. Они вместе погибли там, несчастный случай. Говорят, стояла на фонаре, высматривала что-то вдали или заглядывала в окна. Вот же напридумывают историй, чтобы детей попугать, — разразился глухим смехом, поглядывая на друзей. — Там вроде даже вокруг фонарного столба солью посыпали, вот дураки. — Жуть, — тихо протянул Феликс. Ему всегда было страшно слушать мистические истории, а когда они устроили ночёвку у него дома, он даже ушёл в соседнюю комнату, чтобы не слушать историю, которую рассказывал Чанбин. Уж очень хорошо у того получилось вызывать мурашки по коже своим тоном, которым он добавлял жути многим историям. — Я знаю только то, что вы рассказывали. Да я и сам-то в лагере был всего один раз, в Австралии. Только совсем не помню, рассказывали нам что-то или нет. — Ты у нас трусишка, это точно, — после того, как Феликс задумался, продолжил Бан Чан. — Я много раз был в лагерях и предлагаю обсудить то, какая там особая, дружелюбная и развлекательная атмосфера. Дни пролетают очень быстро, много развлечений, которые оставляют свой след в памяти, — с нежностью в голосе проговорил старший. — Помню, как мелкий танцевал со своими друзьями, пока нас подсвечивали светодиодные лампы. Даже салюты как-то раз запускали, было очень красиво.       Он всегда умел подобрать для каждого нужные слова, чувствовал, что и когда кому надо. За это Чана любили и уважали. Он был хорошим лидером, но при этом не сидел в этой роли абсолютно всегда, с ним также было очень весело.       За разговорами время пролетело незаметно. Сонное царство проснулось и теперь внимательно наблюдало за меняющейся картиной за стеклом. — Итак, — начал Хёнджин, протирая свою видеокамеру. Дома она пылилась, а заснять такое "путешествие" было обязательным пунктом. — Мы уже подъезжаем, немного волнительно. — А мне вообще не волнительно! Уже быстрее хочется выйти из машины, ноги затекли! — крикнул сзади Хан, снимая ремень безопасности и сладко растягиваясь после короткого сна. — Ты можешь сесть? Мы ещё не приехали вообще-то, — ткнув логтем под рёбра Джисону, произнес Сынмин. Его волосы растрепались, а сам он был не очень доволен обстановкой. Ему явно надо было пройтись.       И вот, выйдя из минивэна, все обратили внимание на стоящий впереди забор, за которым были видны крыши небольших деревянных домиков, покрытые ярко-синей краской и окна, которые сияли под воздействием солнца, оставляя на высоких деревьях солнечных зайчиков.       Хоть и сам лагерь отчасти находился в лесу, всё равно можно было рассмотреть то, насколько была велика его территория. Центральная плиточная дорога доходила до середины лагеря, где находилась небольшая площадь, на которой, зачастую, в разгар смены, было много людей и на ней же проводилось информирование детей, когда те только приезжали в лагерь. От этой площади вели дорожки чуть поменьше, которые шли во все уголки прилежащей территории. Основной корпус представлял собой двухэтажное здание, выстроенное в форме буквы "Г" и с прилежащему к нему зданию, особенно излюбленному детьми – столовой. Но помимо основного корпуса, на первом этаже которого можно было смотреть фильмы всем отрядом, были и отдельные домики, стоящие по всей территории, которые создавали особую атмосферу некой лесной деревеньки. И ребята, увидев их, ни секунды не сомневаясь, решили занять парочку. Совсем рядом с основным корпусом стоял другой, предназначенный для размещения детей и подростков, приезжающих сюда. Если встать прямо у центрального входа, развернувшись лицом на лагерь, то слева его территория заходила в лес, где, как уже сообщила одна из вожатых, даже есть обустроенное место с костром, но посещать его было разрешено только со взрослыми по соображениям безопасности. Было ещё одно место, и, если получить разрешение, там можно было посидеть теплым вечером. Ближе к выходу, справа, стоял небольшой домик администрации, а уже сзади него дома всего персонала, постоянно находившегося здесь.       Остальная территория находилась на обширной поляне, открыто представляющей все оставшиеся места для посещения тем, кто зайдет в этот лагерь. Спортивная площадка с кое-где ржавеющими уличными тренажёрами, деревянная сцена и даже небольшой сад, с душой сделанный персоналом, который ласкал взгляд. На противоположной же стороне были ещё одни ворота, в разы меньше тех, которые являлись центральными, но выполненные в таком же стиле. Они всегда были закрыты, чтобы те, кто был в лагере не выходили за разрешенную территорию. Но если дети и выходили туда в сопровождении вожатых, то открывался вид на лесную буйную реку, по которой был выстроен маршрут до водопада невероятной красоты. Подходя к нему, можно было отчётливо слышать шум воды, которая, плещась в разные стороны, разбивалась о камни. Удивительное место, куда каждую смену водили детей наслаждаться дикой природой или устраивать недолгие походы.       Бан Чан внимательно читал списки, уверяясь в том, что каждый из его друзей и он сам находятся в них. — Здравствуйте, — приветливо донеслось сбоку. — Я одна из вожатых этой смены.       Девушка с миловидной внешностью и детской улыбкой представилась парням, а после привела их на площадь, где потихоньку собирались все, кто приехал.       Постояв, казалось бы, бесконечное количество времени, слушая строгую женщину в очках с красной оправой, делающих её и так выпуклые глаза ещё больше, её разъяснение правил, предупреждения о том, что делать можно и чего делать нельзя, мальчики отошли в сторону, где стоял один из их вожатых: парень, с лица которого почти никогда не сходила улыбка. Он объяснил несколько деталей и увлекательно рассказал о том, что будет завтра. Бан даже записал в блокнот несколько заметок, так как телефоны у них благополучно забрали.       Затем, вместе с вожатым, ребята отправились к основному корпусу, где стояла ещё одна вожатая с группой подростков из семи человек. Вместе они и должны были представлять один отряд из пятнадцати человек. По очереди познакомившись со всеми(хотя Хан сразу предупредил, что не всех сразу запомнит), вместе они пошли более детально рассматривать территорию. От наплыва информации пухла голова и ребята даже не заметили, как наступил вечер.       И вот, когда тяжёлый день подходил к концу, когда солнце потихоньку ложилось за край горизонта, будто прикрываясь им как одеялом, а небо стало цвета сахарной ваты, ребята решили отдохнуть, сидя у костра. Разрешение они благополучно получили и хоть с ними из вожатых никто не сидел, все понимали, что за ними будут наблюдать.       Именно такие посиделки, которых у них, к слову, выдавалось не так много, внушали для каждого чувство спокойствия, умиротворённости и вселяли в сердце истинную детскую радость. Друзья мысленно поблагодарили вожатого за то, что показал им это место, а также были несказанно рады тому, что на брёвнах никто не сидел – это значило, что ребята могут не тратить силы и энергию на новые знакомства, попытки узнать общие темы, а просто насладиться их поездкой, пребывая в родной компании.       Мама дала Чонину маршмэллоу с собой, и тот, в свою очередь, любезно поставил их ближе к середине, чтобы каждый мог взять заветное лакомство. И когда пламя костра взмыло вверх, дрова приятно затрещали, а некоторые искры растворялись в воздухе, отбиваясь от огненного столба, ребята насадили угощение на шпажки и, словно договорившись, протянули руки к костру, стараясь не сжечь маршмэллоу. К сожалению, многим не удалось справиться с этой миссией: суфле покрылось чёрной коркой. Хмурясь от подгоревшего вкуса, они шутили, смеялись, толкали засыпающего Минхо в бок, а после убегали от него, как от злого кота, вставшего не с той лапы. — Как думаете, — запыхавшись от бега, произносит Чонин, — если бы Минхо был котом, то каким бы он был? — Эй! Да почему кот!? — негодование очень хорошо читалось на лице Ли. Он любил котов, у самого было аж целых три: Суни, Дуни и Дори. Но почему его с ними сравнивают он не понимал. — Да ты похож на кота! — серьёзно аргументировал Чонин. Феликс в подтверждение покачал головой, запихнув в рот сразу несколько маршмэллоу. — Я думаю он был бы чёрно-серым котом, немного похожим на Дори, — с важным видом заявил Хан. — Был бы злым по отношению к незнакомцам и все боялись бы его, но знакомым он позволял бы себя гладить, мурчал и просил ласки от них. — На него это очень даже похоже. Хорошее описание, Хан-и, — похвалил Чан. — Или был бы уличным котом, бросался бы на всех, пока не покормят. Ну, а что? Я как-то раз принёс ему кимчи тиге, которое приготовила мама, так он весь от счастья поплыл! — Не было такого! — румянец слегка покрыл бледные щёки Минхо, но быстро сошёл. — Всем привет, — Хёнджин достал из кармана камеру, начав запись. — Сейчас мы сидим у костра, скоро пойдём в дом, — Хван обернулся к ребятам. — Эй! Идите все сюда.       Бан Чан подбежал, взял из рук Хвана камеру и поставил её на свободное бревно, чтобы всех было видно. — Мы вкусно поели жжённых маршмэллоу, — говорит Чанбин. У него получились самые подгоревшие.       Феликс и Сынмин заливаются смехом, чуть ли на падая с брёвен. Их аккуратности можно было только позавидовать. — Да, ты сжёг почти все! — подхватывает Чонин, сидевший рядом и сразу получает небольшой шлепок по плечу. — Эй! Детей бить нельзя! — кричит он, параллельно шутливо перебегая ближе к Чану. Тот, вздыхая, уступает другу место рядом с ним.       Ещё какое-то время все дурачились, снимая всё на камеру. Тем временем небосвод уже не был розовым: сгущались прохладные сумерки, от солнца оставался маленький кусочек, тающий, словно лёд с каждой минутой. Небо же можно было сравнить с огнём, уже немного спустившимся к земле, который разожгли прямо на линии горизонта. Чем ниже, тем более тёмный оттенок красного, а чем выше, тем мягче оттенки приобретали оранжевый отлив. Облака, находясь на небольшом расстоянии, подкрашенные в удивительные цвета заходящего солнца, словно давали время этой красоте уйти самой, будто не хотели закрывать такой небесный вид. Словно розово-бордовая буря, они ждали момента, когда смогут закрыть своими пышными телами остатки чистого неба, куполом окутать это пространство и ждать, когда их прогонит блестящая луна с бесконечным потоком звёзд-помощников.       Лишь тлеющие угли напоминали о былой силе костра, горевшего здесь. Ребята начали собираться, но спать никому не хотелось. Было принято решение посидеть в доме у старших, а уже после отбоя разойтись по своим домикам. — Погодите, а где Минхо? — Хан замечает его отсутствие, оглядываясь по сторонам. — Он кажется сказал, что хочет один ещё постоять, — отвечает Сынмин, который шёл чуть позади. — Не переживай, скоро подойдёт.       Но у Джисона в голове не было и мысли, чтобы дать другу время. Хотел ли Минхо разобраться в своих чувствах или же отдохнуть от всех – Хана явно не волновало, он сразу развернулся, направляясь к парню.       Небо уже покрывали звёзды. Пока были видны только самые яркие, но через час-другой они будут полностью заполнять небосвод, словно капли белой краски на чёрном холсте. Ли стоял спиной к костру, возле которого они недавно сидели, голова была слегка приподнята, а взгляд направлен на полную луну. — О чём думаешь? — тихо подкравшись сзади и положив руку на плечо Ли, спросил Хан. — О тебе, — шутливо ответил тот, ничуть не испугавшись внезапному появлению. Он знал, что Джисон придёт.       И хоть сказанное было больше в шуточной форме, Хан задумался. Между ними всё было слишком "сложно", по-другому тот и не смог бы это описать. Они давно знакомы, давно дружат, но казалось, что было что-то ещё, что-то неуловимое, но так хорошо ощущаемое в некоторые моменты, когда им удавалось оставаться наедине. И это будоражило сердце, заставляя быстрее циркулировать кровь, а в животе появляться лёгкому, словно поднимающемуся вверх, ощущению. Они смотрели друг на друга, пока Минхо полностью не повернулся к Хану, вынуждая того убрать руку с плеча. Он кинул быстрый взгляд на луну. Она действительно завораживала. Облачная дымка пыталась заслонить её, укутать призрачной фатой, но та пробивалась своим жёлто-белым светом, появляясь перед глазами вновь, создавая иллюзию её ночного величия.       Минхо делает шаг вперёд, совсем маленький шаг, ведь между ними и так небольшое расстояние. Теперь они стоят настолько близко, что дыхание тёплыми струйками доходит до нежной кожи, заставляя волосы на руках встать дыбом, а волне мурашек пройтись по телу. Ли молчит. Он испытывает Хана тяжёлым, но именно в этот момент ещё и ласковым взглядом своих тёмно-карих глаз. Поначалу, Хан непонимающе хлопает глазами: лунный свет падает на ресницы, скатываясь с них тогда, когда тот вновь обращает внимательный взгляд на друга. — Красивая луна сегодня, не правда ли? — произносит Минхо тихим голосом после долгого молчания. — Ага, — отвечает Хан. Он слышал эту фразу раньше, но не помнил её значения. Ему казалось обидным то, что Ли заворожён луной, в то время как он сам очарован Минхо и только им.       Безмолвная лунная красота.       В его тёмных, а сейчас и вообще чёрных глазах, на первый взгляд, зияет пустота, но в них виден целый мир. Мир такой неописуемой красоты, на которую словно появляется необходимость смотреть и смотреть, не отводя взгляд. Хотелось подойти ещё ближе, протянуть руки к его лицу, притянуть к себе, чтобы видеть всю вселенную этих глаз. Но Хан так и остался стоять, вглядываясь в родные черты, словно между ними стена, словно даже если ты захочешь чего-то большего, то наткнёшься на неё и не получишь ничего, кроме сплошного разочарования.       Минхо поддаётся ещё чуть вперёд, берёт руку Хана в свою. Он не хочет спешить. Ли последний раз оборачивается и смотрит на небо, а после переводит недовольный взгляд на Джисона. — Нам надо идти, — стараясь скрыть грусть в голосе, произносит тот, разворачиваясь в сторону домика. "— Его рука такая тёплая," — подумал Хан и сильнее сжал ладонь своего друга.       Пока они шли, Хана не отпускали мысли о произошедшем.       Хёнджин споткнулся об выступающую деревянную половицу. Сидя на полу, он даже не сразу обратил на неё внимание: тёр колено, которым ударился. Он часто падал, да и в целом был несколько неуклюжим. "— Ого, я кажется сломал пол," — подумал тот, обратив внимание на ту самую половицу.       Хёнджин подполз к ней и увидел, что она не сломалась, а как бы "открылась". Там явно был тайник. Приложив немного усилий, он отодвинул половицу. Там что-то лежало. Боязнь пауков и насекомых преследовала Хвана ещё с детства, поэтому заглянув внутрь, первым делом, он подумал, что такое место могло кишить этими тварями. Но там явно было что-то! Любопытство превзошло страх и Хёнджин, протянув руку и нащупав шершавую обложку, вытащил это "что-то" наружу, сощурившись от брезгливости: всё было в пыли и паутине. В руках Хёнджина оказалась тонкая книга, с разваливающимся переплётом, из которого торчали нитки, а некоторые страницы грозили напрочь вывалиться. Обложка же была жёлто-белого цвета, абсолютно пустая. "— Скучновато, я бы здесь нарисовал что-нибудь," —у Хвана была необъяснимая страсть и талант к рисованию. Он постоянно показывал друзьям свои рисунки.       На первой странице большими буквами написано: "ДНЕВНИК", а дальше цифры: под каждой обрывки, некоторые из которых почти полностью стёрлись временем. Где-то написано больше, где-то меньше, но ясно одно - это написанные события прожитых дней. Пробежавшись глазами по страницам (всего было штук пятьдесят от силы, если брать пустые, порванные и полностью стёртые), Хёнджин заметил разделение "дневника" на две части: первая, написанная обычными чёрными чернилами о каких-то моментах и прочем, и вторая, предложения в которой были выведены уже красными чернилами, даже скорее тёмно-бордовыми, почти коричневыми.       Но только это уже был вовсе не дневник. Сохранились и картинки: какие-то духи или демоны корчили рожи, стояли в довольно смешных позах – это вызвало улыбку на лице Хвана. Незнакомые иероглифы, изображение вещей, нужных для вызова духа, а ниже и сам обряд, в котором был только первый абзац стихотворения, а остальные будто специально стёрли. "Пять на голой поляне растёт цветов, А может и больше: не сосчитать мне их голов. Кровь прольётся на них в ближайшие пять часов, Ответь, ты к смерти близких друзей готов?" "— Жуть, но забавно. Нужно остальным показать," — подумал Хёнджин, поднимаясь с пола. — Ребят, смотрите, что я нашёл! — Хван показывает книгу в руках, на ходу перелистывая страницы. В этот момент успели подойти и Хан с Минхо. — Давайте духа вызовем, здесь даже обряд написан! — Ну-ка, дай посмотреть, — сказал Чан, вытягивая руку.       Вокруг него собрались все остальные, а Хёнджин так и остался стоять, довольный своей находкой. Бан Чан начал читать вслух, начиная с записей в форме дневника: "Джун Су, 32 года.       Сегодня крупно вложился в постройку нового лагеря. 03.05.1957.       Постройка уже почти закончена. Сегодня нашел человека, разбирающегося в мифологии. Сказал, что может мне пару книг отдать, сам стар и шрифт почти не видит. Возьму. 10.09.1957." — Глядите, да это ж 65 лет назад было, — заметил Сынмин, с математикой у него было всё не так уж и плохо. — Походу, дальше пишет о духах из этой книги:       "Квищин – злые призраки. Они появлялись после насильственной или несправедливой смерти человека, душа которого не могла найти упокоения. Отдельной категорией были призраки незамужних девушек. Они злились, потому что не успели при жизни выйти замуж и родить сына — то есть выполнить главную женскую задачу. Они появлялись в белом траурном ханбоке и с распущенными волосам.       Вонгви – призраки людей, умерших насильственной смертью.‌       Я бы хотел стать духом после смерти. Добрый, злой – это меня не волнует. Дед уже помер, но упоминал, что есть специальные обряды, с помощью которых можно оставить душу неупокоенной. Так больше шансов, что она обретёт новый, бессмертный облик. Говорил, что это нельзя делать, нельзя нарушать чашу весов: кому нужно остаться – тот остаётся, кому нужно уйти и переродиться в другом теле – тот так и поступит. Но я не хочу быть жалким человеком в следующей жизни. Нет, я это так просто не оставлю." — Он типо на духах помешался? — спросил Чанбин, отрывая взгляд от строк. — Дальше только о них и написано. Вот странный мужик... — А обряд он написал что ли? — спрашивает уже Феликс, от волнения поправляя волосы. — Где ты это нашёл, Хёнджин?       Семь пар ярких юношеских глаз обратились на стоявшего парня. — Лежала под половицей, — честно ответил тот. — Давайте духа этого вызовем, всё равно делать нечего, скоро отбой. Как его там...вонги, вонви? — перебирает Хван, пытавшись вспомнить название прирака. — Вонгви, дурак. Давайте реально вызовем, — отвечает Чанбин, обращаясь ко всем. — Правда у нас для обряда ничего нет. Ты там не находил чего-то ещё? — Не смотрел, там одна паутина, — говорит Хван, морщась от того, что совсем недавно лез туда руками. — Мне кажется, что это не лучшая идея, — встревает Бан Чан. Его мучило нехорошее предчувствие, хотя сам он не понимал из-за чего. С мистикой не приходилось встречаться, но и отрицать он её не был готов. — Да ладно тебе, это же шутка такая. Мужик решил подшутить. Там же ясно было сказано, что он сюда деньги вкладывал, а значит мог и прийти после постройки, — разъясняет Сынмин, руководствуясь только здравым смыслом и логикой.       Недолго им пришлось уговаривать Чана. Под напором он согласился и парни пошли обратно к той половице. Чонин взял фонарик – это было хорошим решением, так как теперь было видно всё небольшое пространство под полом. На самом дне лежала красная нитка, кольцо и какая-то деревянная доска с буквами – всё в пыли. В углу притаились несколько белых свечей, они были расплавлены ровно на половину: ими кто-то уже пользовался.       Хан обтер кольцо об футболку, грязный след оставил на ней аккуратную линию. Собравшись в домике старших, ребята готовились к обряду: читали нужную последовательность действий в книге, разжигали свечи. — Вроде всё готово, можно начинать, — сказал Минхо, зажигая последнюю свечу.       Он хотел спать, но и друзей оставлять не было никакого желания. Пока поездка не приносила ему особого удовольствия, атмосфера не казалась такой "особенной", но он яро надеялся, что так сказался плохой сон за последние сутки и редкое питание.       Что-то ждало впереди, тянулось руками, манило и звало, но стоит ли поддаваться, бежать этому навстречу или же нужно рвануть назад, не оглядываясь, и надеяться, что тебя пронесёт? — Ну что ж, начнём, — говорит Чонин, садясь в центр, прямо к вещам, разложенным для обряда.       Конечно все хотели, чтобы Хёнджин, нашедший книгу, сам и провёл обряд, но тот до последнего сопротивлялся, мол, сделает что-то не так, хотя все знали, что причина была совсем не в этом. — Что встали? Садитесь вокруг меня и беритесь за руки, — скомандовал Чонин. — Тут так написано!       Хёнджин сел с Феликсом, рядом сидел Бан Чан, возле него Чанбин, дальше Хан с Минхо, цепь закрывал Сынмин. Все взялись за руки, кто-то переглядывался со смешками, а кто-то нервно оглядывался по сторонам.       Прочистив горло, Чонин начал: — Дух приди, дух ответь на вопросы, — произнёс парень, неподвижно держа руку, на пальце которой висела красная нить, а на ней болталось кольцо. — Ну, повторяйте за мной. — Дух приди, дух ответь на вопросы, — хором произнесли остальные, внимательно наблюдая за кольцом. — Дух приди, дух ответь на вопросы, — несколько раз подряд повторил Ян. — Дух, ты здесь? Подай знак.       Гробовая тишина повисла в комнате. Если прислушаться, можно было услышать дыхание и стук сердца. Ничего не происходило. Каждый, чуть ли не моргая, смотрел на руку Чонина. Ожидание сковало движения, руки чуть вспотели, все были в ожидании.       Пламя свечей дрогнуло так сильно, что было ощущение, что они вот-вот погаснут. Двери и окна были плотно закрыты, а дыхание ребят не смогло бы повлиять на огонь в такой мере. — Дух, ты здесь? — немного подождав, спрашивает Чонин.       Дрогнула нитка. Золотое кольцо, обрамлённое тусклым светом, двинулось в сторону доски с буквами. Оно медленно, покачиваясь из стороны в сторону, плыло по воздуху, пока вовсе не остановилось. Буква "Д" была расположена прямо под украшением. Спустя несколько секунд, хотя казалось, что прошли минуты, оно продолжило движение. Остановилось на букве "А". — Чонин, хватит прикалываться, не двигай рукой! — взвизгнул Феликс, вцепившийся в ладони Хенджина и Чана. — Да я ничего не делаю! Дух походу здесь, — говорит тот, оглядываясь на друзей. — Что спрашивать будем? — Спроси кто он, — предложил Чан. Его внимательный взгляд цеплялся за доску с буквами. Тревожность нарастала, но интерес стоял выше. — Кто ты такой? — слегка грубо процедил Ян.       Кольцо двинулось вновь, останавливаясь на буквах: "В", "О", "Н", "Г", "В", "И". — Так, хорошо, дух вонгви... Что с тобой произошло? — задаётся вопросом Чонин. На его лбу выступили маленькие капли пота, а палец чуть дрожал, но он старался не показывать страха перед хёнами.       Бегая по буквам, кольцо создавало слова, словно это было не обычное украшение, а, например, шариковая ручка. Затаив дыхание, ребята нагнулись ближе. Появилось слово: "Убили". — Он явно не многословен, — безразлично произнёс Минхо, который был убеждён в том, что это Ян с ними "играет". — Это ты оставил книгу под половицей? — задал свой вопрос Хёнджин и голос его предательски дрогнул, показывая весь страх, который испытывал Хван.       Будто испытывая их, кольцо покачалось вперёд-назад в ту сторону, где сидел Хёнджин, заставляя того сильнее сжать руки сидящих рядом, а после вновь отобразило ответ: «Да». — И что тебе нужно? — спрашивает Чонин. Этот вопрос волновал почти всех и был как никогда кстати.       Движение за движением, буква за буквой и в свете горящих свечей, которые, почему-то, разгорелись ещё сильнее, можно было увидеть последнее слово: «Смерть».       Чонин в смятении скинул нить на пол, кольцо неприятно зазвенело, соприкоснувшись с полом. В одно мгновение все свечи потухли, домик накрыла кромешная темнота. Кто-то закричал. Были чётко слышны шаги. Адреналин бил в голову, а страх, витающий в воздухе, въелся в кожу, пока лампа не осветила помещение. Бан Чан стоял возле двери, его рука ещё была на выключателе. Это он прошёлся по всей комнате, чтобы включить лампу. Когда все привыкли к свету, можно было видеть следующее: Хан мёртвой хваткой вцепился в Минхо, зарывшись головой в его одежду, Чанбин отполз чуть назад, Чонин повалился на Сынмина, а Феликс с Хёнджином, до чёртиков перепугавшись, сидели в объятиях друг друга. Взгляды больших глаз были устремлены в сторону лидера. — Что за чертовщина? — в ужасе бросает Джисон. Он неловко отстранился от Ли. — Лучше посмотрите сюда, — спокойно говорит Чан, его взгляд направлен на входную дверь.       Та была чуть приоткрыта. На улице тихо завывал ветер. — Да и окно открыто, смотрите, — продолжает Чанбин, отодвигая в сторону занавеску. – Хотя я вроде закрывал его. — Только зря ерундой страдали, — сердито отчеканивает Минхо, вставая с пола и демонстративно отряхивая ладоши. — Я думаю, нам лучше лечь спать. Можем лечь все вместе. Не бойтесь, всё хорошо, — говорит Чан, хотя его самого до сих пор потряхивает.       Все были несказанно рады предложенной идее. Бан смог успокоить взбушевавшиеся эмоции, как и всегда.       Хоть было и очень тесно, ребята смогли спокойно уснуть и более менее отпустить ночную ситуацию. И если остальные уснули довольно быстро, вымотанные утомительным днём, то Чан ворочался, постоянно поправлял одеяло и никак не мог погрузиться в сон. Да и заложенный нос также не помогал, а только больше нервировал и докучал уставшему парню. Спустя больше часа мучительных попыток заснуть, Крис уже успел обдумать весь день, пару раз перевернуться с боку на бок и закапать в нос капли, которые он удачно взял с собой. И вот, когда он, наконец-то, задремал, а потом и вовсе погрузился в чуткий сон, ему приснилось нечто очень странное. "— Эй! Ты слышишь меня?! — кричит Чан, петляя меж деревьев.       Впереди знакомый силуэт в чёрном худи. Он спешно удаляется, извиваясь между стволов, и удачно пригибается перед пушистыми ветвями, будто зная дорогу, хотя никакой тропы в лесу вытоптано не было. Чан лишь на секунду останавливается, вертит головой и понимает, что вокруг густой лес. Все деревья одинаковые, никакой дороги. Одни лишь корни, выступавшие раздражающим препятствием, выглядывали из-под земли. Он поднимает голову.       Сквозь кроны виднеется голубое небо, а следом и плывущие звери: вот летит слон, следом плывет кит и бежит тигр за ланью. Крис моргает пару раз и вновь смотрит на эту картину, но ничего не меняется. Животные разных размеров и цветов летят по небу, аккуратно огибая пушистые подушки облаков и продолжая свой путь в никуда. Синий лев с гордо поднятой головой медленно идёт за всеми остальными, а сверху него плывут по небосводу жёлтые аисты. — Эй, — окликает Чана знакомый голос.       Тот мгновенно переключает внимание — этот парень стоит где-то там и ждёт его. — Кто ты такой? — двигаясь с места, спрашивает Крис, перестав обращать внимание на зверей в небе. Они не показались ему столь удивительными. Словно всё так, как должно быть.       Но ему никто не отвечает. Силуэт также двигается вперёд, не позволяя себя догнать. Тогда Бан переходит на бег, ловко прыгая через камни, поросшие мхом, вьющиеся корни и небольшие кусты, но так и не может нагнать преследуемого. Он бежал и бежал, пока не споткнулся обо что-то и не упал. Парень зажмурил глаза перед падением, но никакой боли не было, словно он приземлился на кровать после учебного дня. — Да куда ты так скачешь?! Совсем слепой или специально меня задел? — вопит высоким голосом кто-то из кустов.       Чан в непонимании поднимается, отряхивая чёрные штаны с дырками. Под его ноги прыгает маленький, пушистый серый заяц. В его глазках-бусинках читается недовольство, хотя на лице Чана отображается гамма эмоций куда больше. — Что вылупился? Да-да, я тебе говорю! Летят тут какие-то кожаные посреди дня, так ещё под ноги не смотрят и сбивают! Нахал! — бормочет зверёк, а потом в пару прыжков оказывается за кустами и скрывается из виду.       Крис смотрит зайцу вслед и как ни в чём не бывало продолжает бежать за силуэтом. Деревья тянут к нему свои лапы – голые ветви, хватают за рукава, не пуская его дальше. Но Чан вырывается, продолжая взглядом ловить удаляющегося человека. С каждым шагом он теряет его всё больше и больше, пока полностью не перестает видеть чёрное худи. — Эй! Где ты? — кричит, что есть мочи Бан, но никто не отзывается. Вороны слетают с деревьев, свободно взлетая вверх и оглушая весь тихий лес своим воплем. — Тебе туда, — откуда-то сзади, доносится скрипучий голос.       Чан оборачивается и видит белку с растрёпанным фиолетовым хвостом, жующую такое же фиолетовое зерно. — Почему у тебя фиолетовый хвост? — спрашивает парень, подходя ближе к удивительному зверьку. — А какой ещё должен быть? — загадочно отвечает та, запихивая зерно за щёку. — Что ем, такой и хвост. — Так, куда мне идти? — переспрашивает Крис. — Туда, — указывая лапкой сторону, отвечает белочка. — Но я не советую тебе ходить в ту сторону. — Почему? — Тебе не понравится, — отчеканивает зверёк, а после, перепрыгивая с ветки на ветку, удаляется.       Бан следует указанному направлению и выходит на небольшую полянку. Где-то журчит ручей, сглаживая подводные камни, лучи солнца обрамляют зелёную траву, а на другой стороне этого места лежит человек. Крис сразу узнал его – тот самый силуэт. Он опасливо подходит ближе и видит – всё в крови. И зелёная травка, и поваленное дерево, и большие камни неподалёку. Чан аккуратно переворачивает человека на спину, снимая капюшон. — Чонин?!"