Я тебе скорая помощь что ли?

Оставив машину во дворике больницы, прямо перед табличкой «въезд скорой помощи», Виктор ещё раз бегло ощупал пульс и убежал в парадный вход за санитарами. — Как не можете принять? Какая к чёрту карта? — яростно ругался с бабкой-администратором Цой, готовясь хоть за шкирку её заставить привести нормального врача. — У меня друг в машине умирает! Просто дайте мне врачей! — Паспорта нет, карты нет. — непреклонно, будто по змеиному, шипела та. — Больница забита, палат свободных нет. Виктор всё больше кипятился и под горячую руку мог и дел натворить, например, врезать зловредной бабке. — Охрана! Охрана! Выведите нарушителя. — накликав на себя страшное — гнев гитариста, чуть ли не под дулом пистолета, бабка была вынуждена отвести его к главврачу на второй этаж. В кабинете оказался в поле приятный молодой человек, подскочивший, едва увидев гневно сверкающего глазами Виктора на пороге. — Здравствуйте, уважаемый, ваш сотрудник... — только начал излагать суть проблемы гитарист, как проявилась та бабка. — Ой не слушайте его! Хулиган! — громче всех кричала она. — Геннадий Александрович! — Стоп! — хлопнул по столу молодой человек, да так, что со стены свалился какой-то плакат, а стола испуганно разлетелись бумажки — Выйдите из кабинета, товарищ Галина, с Вами позже. Геннадий Александрович оказался намного приятнее бабки и даже извинился за необходительную сотрудницу от лица больницы. — Мне не нужны ваши извинения, мне нужна помощь. — уже чуть спокойнее давил Виктор. — Верней не мне, а другу, он в машине, можно побыстрее? — Конечно-конечно. — встрепенулся главврач, позвав нескольких санитаров. Из машины Каспаряна несли уже под руки, в самом что ни на есть быстром темпе. Скачущий следом Цой больше ни с кем не ругался и пропустил мимо ушей угрозу от бабки позвонить куда-то в управление. — Дальше нельзя. — останавливает его девушка, дежурящая перед стеклянными дверьми в левое крыло больницы. — Только не ругайтесь, пожалуйста. — Конечно, извините. — отчеканил гитарист, разворачиваясь к уже знакомому врачу в очках. — Виктор Робертович, ещё раз прошу прощения за произошедшее, больше не повторится. Мы сделаем всё возможное. — не слишком-то слушая его, Виктор мечется по коридору из стороны в сторону. Наконец, не выдержав компании, в относительно вежливой форме отмахивается от него: — Всё в порядке, главное успели. Успели ведь? — Мы сделаем всё что в наших силах. — повторяется тот, спеша поскорее улизнуть. — Товарищ Галина, зайдите в кабинет. — в жёстком тоне какого-нибудь опытного профессора, не по годам серьёзный и высокопоставленный врач грозно идёт к себе в кабинет. — Вы хоть знаете, кого чуть не выгнали? — благо кабинет расположен достаточно далеко от предбанника левого крыла и Цой не имел возможности слышать всё это. – Ой, сын министра какой-нибудь? – Хуже. Знаменитый музыкант. Группа КИНО, каждый второй напевает, разве не знаете? Та отрицательно покачала головой. – Пресса если узнает, нас закроют, и ещё фанаты на улице изобьют. – злился главврач, потихоньку откидываясь на чёрное кресло. – Ладно, идите, но пока не выпишем этого самого друга, чтоб здесь не появлялись. Бабка спешно удалилась из кабинета, всё же бубня проклятия в сторону всего мира. Через двадцать минут глубоких размышлений в дверь робко постучали. – Войдите. – словно глубоковозрастный человек, вздохнул вымотанный тяжёлой работой Геннадий Александрович, а по сути просто Гена. – Здравствуйте ещё раз. – войдя, Цой сложил руки на груди и остановив сверлящий взгляд на нём, сощурил карие глаза. – Можно узнать состояние? Подняв некогда чисто-голубые глаза, главврач кивнул и скрипнув креслом, повёл последнего героя по коридорам. Двое таких же молодых врачей, даже скорее всего студентов выходят из одиночной палаты Юрия. – Вы привезли паренька? – чуть басито спросил первый, стягивая перчатки. – Я. Что с ним? – расширенные зрачки выдавали неподдельный ужас, такой, что не решишься кричать на такого человека. – Есть вопросы. Для полного анализа состояния, конечно. Виктор кивнул, нервно проминая костяшки пальцев. – В каком состоянии он был до того момента,как Вы привели его сюда? – Я полагаю, что перепил, как и сколько не знаю, собственно, всё. – В сознание приходил? – монотонно отстукивая чем-то знакомый ритм, санитар сощуренно покосился на гитариста, будто стараясь узнать в нём знакомого. – Пока ехали? Всего на пару минут, сказал, что дышать тяжело и грудь болит. – Мы сделаем всё что в наших силах. За сегодня эту фразу Цой слышал уже в третий раз, но ничего не сказал. – Виктор Робертович. – вмешался главврач. – Сейчас Вам лучше съездить его за документами. – Понял. – кивнул тот и в быстром темпе удалился по коридору, а дальше на лестницу. Тщетно попытавшийся догнать его, Геннадий Александрович вернулся в кабинет. Ему нужен сон, нужен отдых, так много работать нельзя... Заставив машину работать с первого раза и уже не в таком бешеном темпе поехал к Каспаряну домой. Благо, ключи всегда есть. В голове кружатся, вьются сотни мыслей, вопросов и все связанны с Юркой. Виктор хлопает дверью Москвича и понурив голову, плетётся в подъезд под холодным осенним дождём. Если закрыть глаза не не видеть идущего, его выражение лица, можно понять: случилось что-то плохое. Шаги тяжёлые, широкие. Затрезвонив в нужную квартиру раз, другой, третий, Цой терпеливо ждал, пока на душе скребли кошки. – Кто? – на ломаном русском спросили из-за двери. Акцент у Джо достаточно сильный, но со временем гитарист свыкся и понимает каждое слово, пусть и не всегда правильно произнесённое. – Цой, открой, пожалуйста. Дверь со скрипом отлетает к стенке – Сингрей пока что не научилась пользоваться такой простой вещью, как советские двери. – Привет, а что случилось, где Юра? – быстро тараторит та, заглядывая Виктору за спину. – Юрка просил паспорт и кое-какие документы у тебя взять, для выезда за границу. – Цой лжёт, опустив глаза в пол и замолкает. – Паспорт? Хорошо, сейчас. – доверчиво бубнит девушка, суетясь по квартире. – А почему он сам не пришёл? – Не знаю, он попросил, я исполняю. Спасибо. – Виктор коротко прощается и буквально убегает со всем прилагающимся, боясь наговорить лишнего. Уж чего-чего, а врать получается мягко говоря плохо. Джоанне об этом знать нельзя. Начнёт волноваться, расспрашивать о чëм не надо. Гитарист снова заводит авто, снова едет в злосчастную, серую больницу. Неприятное чувство подгрызает душу изнутри, пока Москвич пыхтит на светофоре, пока пристраивается в сторонке от выезда скорой помощи... Всё как в тумане – и когда Виктор передаёт все документы тому усталому главврачу, по его словам, даже больше, чем нужно. По личной просьбе Геннадия Александровича его пропускают к Юрке, через два поста дежурящих медсестер. Юрка белый, как простыня, без сознания распластан на койке. В левой руке катетер, рядом стойка с капельницей. Пара красных проводков, уходящих под рубашку, к слабо поднимающейся груди. Скучные, выкрашенные голубым стены будто давят, наваливается на присутствующих. Все звуки – шуршащий пробирками молодой врач, почти ещё студент. Цой отворачивается, чувствуя до боли резкий запах спирта, боится крови. Стоит краешком глаза увидеть каплю крови, ползущую по бледной коже и становится нехорошо. От падения на пол спасает санитаром, подсунувший под нос вату с нашатырным спиртом. Словами они не обмениваются – Виктор садится на пустующую койку напротив. И где же переполненная больница? – вспоминает слова бабки он, взглядом провожая санитара с колбочкой алой крови в руке. Гнетущая обстановка напоминает психбольницу, гитариста пробирает неприятный холодок страшных воспоминаний. И в голову приходит навязчивый мотив «Транквилизатора» В окошко настукивает мелкий дождик, монотонно пищит какой-то аппарат у солиста над головой. Опять бумаги, документы, врачи и всплывающий перед глазами бледный Юрка. Последний санитар покидает палату, пока Цой бессмысленно сверлит стену взглядом. – Вам бы тоже следовало идти. – Сейчас, пять минуточек. – Не больше. – тихонько скрипнув дверью, мужчина уходит. Виктор поднимается, беря безжизненно обвисшую руку в свою, ритмично поглаживает. Наручные часы показывают восемь вечера. Оставив Юру одного, гитарист бесшумно удаляется, даже не скрипнув дверью, оставив любезно предоставленный белый халат на вешалке у выхода. Быстро благодарит вовремя оказавшего поддержку Геннадия, светящегося счастьем от простого «спасибо» Включив яркие фары, под пронизывающим дождём наконец-то едет домой, без шумящих мыслей в голове. Наврал Джо, оставил Юрку, и теперь жди вестей один, дома, где нет ни жены, ни сына. Уехали на выходные к родителям.. Не особо запомнив дорогу, оказывается у себя в квартире, на постели, не раздеваясь. Ни о чем не думается, ничего не хочется. Только терпкое чувство остаётся во рту.