Эта боль - лишь испытание!
Эрион ©
Следы кровавые ведут в глубь леса. Разграблены Альянса города. Победный твари клич раздался на всю сожëнную округу. Некогда величественные леса постепенно увядали из-за проклятья Мëртвой Богини*, вечная осень поселилась в них. Теперь горят они, горят быстро и потушить их невозможно, ибо сухо всë и давно не видело дождя. Хранитель Троп преследует убийц, жаждя мести за свой погибающий под лапами демонов народ и дом. Не знает он пощады. Мастер меча Лемуан хвалил юного Му Цина. Давно нужно было изгнать демонов туда, откуда те пришли — в Бездну. Всë больше новые рваные раны-разломы, ведущих в царство Безликого, появлялись на стонущей от боли земли. Му Цин слышал еë, и самому становилось больно и тоскливо на и так истрадавшейся душе. Нужна Хранителю Троп демонов цитадель. Один из тех уродливых разломов. Он знает, что его там ждëт. Знает, что может там погибнуть. Но он сделает всë возможное, лишь бы помешать коварным планам чудовищных существ и дать время Лемуану… … Вот он. Разлом. Как голодный цербер он пасть раззявил, угрожая небесам. Радушно встретил эльфов Ашкаэль — страж каждого таково вот разлома. Прикован он цепями к каменному трону, но это не значит, что он беспомощен и слаб. — Оставте страх свой перед Бездной… — молвил безумный бывший Князь упомянутой им Бездны, жутко улыбаясь. И после стих слов на храбрый эльфов отряд понеслись десятки адских огненных клинков, стремясь пронзить, казалось, хрупкие тела. Ашкаэль зазывал вкрадчивым, притворно-ласковым голосом стать частью прóклятого Легиона. Легиона тварей жутких, бессердечных и жестоких… … Грохот крушащегося камня разбил напряжëнную тишину. Проход закрыт. Более неоткуда в этой части леса идти демонам. И будто легче воздух стал, ветер снова ласкал увядающую листву, огонь потух. Лемуан беспокойно вглядывался в пыль, висящую плотным занавесом, выглядывая средь неë Му Цина, хотя бы его тело, хотя бы что-то… Как тот, еле живой, сам вышел к Мастеру Меча. Сломана алебарда пополам, погиб верный единорог, лëгкий доспех ужасно повреждëн. Но сам он жив, и это уже счастье…