Para Bellvm

      В тёмной-тёмной библиотеке впервые за очень долгое время поднялся шум. Большая часть людей осталась на поверхности, в то время, как старик принял внутрь девушку и одного парня вместе с ней.       Она была смуглолицей брюнеткой с миловидными чертами лица, невысокого роста и с достаточно стройной фигурой; одета в старомодную рубашку с широким воротником и манжетами; на ней была туго повязана портупея, к которой был прикреплён лёгкий клинок и небольшая сумочка. На поясе, вместо ремня, что подпирал бы брюки, закрепился патронташ — с патронами в основном для ружья да пистолета. Ружьё она оставила в прихожей. Шедший рядом с ней старик рядом низеньким не казался: она была невысокой, едва-едва высотой в пять с половиной футов.       Парень тоже был одет, как типичнейший марлийский партизан: на груди, над простой рабочей рубахой уже не портупея, а ремешок через плечо, на который закреплялся обычная армейская винтовка. На ремне — кобура с пистолетом, сбоку. Сам он был уже не смуглым, а вполне себе чёрным — как и любой выходец из юго-восточных регионов. Спутница же походила скорее на уроженку западных: и не чёрная, и не белая. Люций, бледнее сметаны по цвету, сопровождал их, еле удерживая в руках старенькую керосиновую лампу — он не впервые их видел, и знал, что девица Клар придержит, если надо. «Если они пришли ко мне, значит едут в Либерио», — подумал себе старик. «Но зачем? Что-то случилось?». Тёмного парня в её окружении он видел в первый раз.       Стеллажи его многолетних сокровищ проходили одно за другим — как бы он ни старался, слегка пыльные. Два раза в неделю этот уже давно иссохшийся дедушка через силу спускался в огромный, вручную прорытый им когда-то подвал только для того, чтобы в целости и сохранности оставить своё большое богатство — правду. Для обычного марлийца любая из этих книг в библиотеке была бы достаточным аргументом для казни, ведь обычный марлиец таким владеть не может по определению. Элдиец попал бы легко в расход в Вооружённые силы, так как похожие древние книжки читают в кругах реставраторов и прочих сопротивленцев. Те народы, что посередине… с ними сложнее, ибо может быть и казнь, и армия. Но так как по марлийской доктрине в бой всегда первыми, невзирая на потери личного состава и возможный крах операции, идут всегда элдийцы, то в их отношении чаще предпринимается казнь.       — Нам нужно несколько книг о… Марли как государстве.       — Всего-то? Хорошо. Кстати, а что за парень с тобой?       — Он понесёт книжки, а я понесу его оружие. Мы с ним недавно познакомились. Представишься?       — Да я бы и сам… Я Оньянкопон. Приехал из восточных земель сюда.       — Ах, Оньянкопон… Интересное имя. Мой народ едва бы его выговорил… Я Люций, — сказал, протянув руку, хозяин, — меня называют архивариусом. С моей библиотекой немудрено… но то, что хранится тут, не хранится для простых смертных больше нигде.       Его голос для юноши звучал трепещуще и загадочно, что навевало некой жуткой атмосферой. При этом, своего дружелюбия пред гостями — уж показного или нет, знать не приходится, — он никогда не скрывал, и от того впечатление у людей даже с такой особенностью о нём складывалось очень приятное.       — Вы столько лет собирали эти книги… Сколько их здесь?       — Столетие напрасно не ушло… Я много куда ехал и много чего узнал, по возможности. Здесь десять тысяч шестьсот семьдесят восемь книг — совершенно разных по тематике. И медицина, и строительство, и научная деятельность, боевые искусства, философия древних времён… почти всё. Чтобы их всех прочесть, эх… Считай, половину столетия я на это и потратил, — будто с сарказмом говорил дед.       — Ещё бы, столько книжек. И что, вы их все прочитали, и теперь знаете всё обо всём и всех?       — Ну, почти. Не мне судить, ибо я сам это оценить в меру не могу. Лишь тот, кто прожил бы со мной все эти сто лет, знал бы это. Жены нет у меня давно, коты одни остались — да и те смертны. Так что, наверное, некому это оценить в полной мере…       Он выглядел старым, но слова его звучали излишне надуманно, а от того как-то в его слова не верилось. Их куратор как-то говорил, что этот старик часто говорит не соответствующие реальности слова.       — Так сколько книжек-то вам надо?       — Четыре. Что-то о марлийской военной доктрине и… у вас действительно есть такая литература? — несмело спросил юноша.       — Да… Я прекрасно понимаю, зачем ему нужны эти книги. Только возьмите лестницу, мне придётся подняться за ними.       — А где она?       — Да вот же, — указал старик рукой на темноту.       — Здесь слишком… не видно ничего.       Оньянкопон как мог напрягал глаза, пытаясь увидеть. Лампа вдруг приземлилась в его руку, и перст повёл его во мрак. Наконец, чуть не впечатавшись носом, темнокожий юноша увидел-таки старинную стремянку, которую взял крепко в руки и пошёл дальше по тёмным коридорам.       Яркость лампы едва освещала большую часть книг; но больше всего гостей поразило то, что были и те, что мерцали в темноте разными совершенно неестественными цветами. Багровым, пурпурным, ярко светили бирюзою и златом книги, шедшие где вразнобой, а где рядом. Так хорошо, что порой освещали целый стеллаж.       От одной книги на самой дальней полке, словно в километре от троицы, светило очень ярким светом. Да и все светящиеся книги мерцали одними кристаллами да камнями, различимыми невооружённым глазом. Клар давно уже обратила на это внимание; её спутник, в свою очередь, подумал, что хозяин просто маг или шаман, которые среди его народа в основном старики, бабульки или лжецы-проходимцы.       Наконец, по команде рукою и лёгкому «Книги здесь» от старичка, Оньянкопон быстро разложил лестницу, и старик поднялся, даже не придерживаясь. Сразу достав с полки три книги, он благополучно спустился.       — Вот они — мой клад… Попроси его беречь их, Оньянкопон, — вежливо промолвил дед.       Его руки чувствовали то, насколько пыльные эти книги. От запаха старости и от поднявшегося еле заметного пыльного облачка он хотел чихнуть, еле сказав через силу «Спасибо», и начав идти.       — Скажите, Люций, а у вас действительно есть книги обо всём-всём-всём? — вдруг любопытно спросила Клар, обрекая своего спутника на страдания. Тот не выдержал и всё-таки чихнул.       — А тут смотря что понимать под всем, милочка. История, антропология, анатомия, древний мир, философия, зоология, биология, бионика, генетика… сколько из этих слов вы знаете?       — Погодите! Я поняла только историю древнего мира. А остальное - что вообще?       — Да нет же, это и история и древний мир. Вот видите — не знаете. Потому что здесь хранятся те знания, которые пережили многих людей. Возможно, и нас с вами они переживут…       — И что же вы, будете хранить эти знания до конца дней? А кто же унаследует вашу библиотеку, когда вы умрёте?       — Не знаю… — то ли грустно, то ли задумчиво ответил старче. — Я знаю только одно — эти книги останутся со мной. Здесь таится корень текущего зла. Всё, что написано в этих книгах, открыто мне, и я живу с этим легко; но я не могу знать, будет ли так, когда это станет всеобщим знанием.       — Понятно… А что тогда за самая яркая книга в вашей библиотеке? С тем… голубым кристаллом, который светится?       Смуглянка несмело указала на луч света, доносящийся с далей другого конца бесконечного подвала стеллажей. Архивариус сказал просто, не глядя:       — Величайший секрет. Это то, что я готов передать только одному единственному человеку.       — И… что, вы даже не передадите её нам?       — Нет.       — Но почему?       — Потому что она совсем не про вас, и просто не будет вам нужна. Никак. Печаль величайшего секрета в том, что даже я, хранитель тысяч книг и миллионов страниц, так и не понял его глубину — а что уж говорить про простых людей… Он тянется тысячелетиями и вряд ли вам пригодится.       — Ладно, ладно, — сдавленно сказала партизанка, махнув рукой. — Спасибо за то, что есть. Нам это очень пригодится!       — Да не за что… Вы ему говорите, чтобы он писал почаще… я всё никак весточку от него не вижу, вообще никакой…       — Хорошо. Передадим как-нибудь. Вам чем-нибудь помочь взамен на ваши… книги?       — Нет, не стоит… поверьте мне, я прекрасно себя чувствую…       — Вы уверены?       — Да.       — Ладно тогда…       Оньянкопон замялся, ибо вспомнил одну притчу, что ходила у его народа. Однажды один человек заключил сделку с тёмными силами — он будет давать им души, а они ему бессмертие. Он убивал, калечил, переливал кровь годами, много лет изображая при этом самого доброго и милого человека в деревне, в которой жил. Лишь спустя века, когда он уже не мог уносить жизни других, силы тьмы его забрали. И на кладбище, когда его тело предавали земле, оказалась почти вся деревня — а вместе с ней и изуродованный чужак, который подошёл к гробу и громко прокричал — «Убийца»! , и после этого пал замертво, ибо сам был стар и слаб. Потом как-то выяснилось, что он убивал тем же ножом, что давал сыну на охоту! А тот затем внукам и правнукам, всё не унимавшимся вопросами о том, каким образом так долго живёт их любимый пращур.       И при взгляде на этого дедушку, в столь преклонном возрасте делающем всё целиком самостоятельно, закрадывалось то самое ощущение: казалось, словно он торгует душами умерших, а в книгах описано ни что иное, как способы жертвоприношения и магические ритуалы, связанные с душами усопших. Только зачем ему в таком случае книги о марлийской военной доктрине? «До чего же загадочный человек», — отмечал себе повстанец. «Даже вуду-шаманы не настолько странны и сложны, как один лишь взгляд этого незнакомца».       Затем они дошли до подвала, до выхода на поверхность и к дому. Толпа, уже рассевшаяся на кони и готовая галопом погнать до города, ждала лишь приказа вскрикнуть «Но!» и наконец продолжить свой долгий путь. Люций махал им рукой. Понимая лишь, что ему наплевать на весточки от того, о ком подумали они.

***

      Последний день в столице выдался не по-осеннему жарким. Светило над Митрасом разгоралось пуще прежнего, и хоть не жарило людей пылом лучей, но заставило снять с себя куртки да пальто, и ходить по-прежнему, как и всегда — в рубашках да платьях. Царица совсем недавно завершила очередное заседание Ставки, которое так ничего и не дало. Разведке еле удалось убедить Закклая в том, что на вчерашних кадетов можно положиться в некоторых вопросах, хотя у самого Эрвина был лишь план контакта с сопротивлением. Но стоило Закклаю попытаться донести это до оставшихся генералов и офицеров… Завершила это военный комендант Троста Брженска, просто сказав, что шкуру не убитого медведя пока лучше не делить. Её Величество посчитала это разумным замечанием и потрясающим итогом, на сим заседание кончилось и этот вопрос больше не поднимался.       Арлерт и Зоэ в ту же минуту на конях выдвинулись из Митраса назад в опорный штаб, за ними последовала и Энни. Эрен с Микасой остались в городе, несмотря на возражения капитана Леви. Остаться решил и Райнер, внятно причины так и не объяснив. В этом, правда, никто и не нуждался — прекрасно знали, что Браун с каким-то особенным огоньком глядит на королеву, но не она на него.       Обед прошёл в одном из гламурных столичных ресторанов, где на вчерашних воинов с подозрением глядела аристократия. Всё бы ничего, — да только сопроводить их решилась сама оберкамердинер Имир — человек, у которого весьма странная репутация и большая сила. В последний раз, когда в особую перепалку с ней вступил старый аристократ, ветеран Военной полиции шестидесяти лет от роду, граф Каллен — старик оказался выставлен за дверь собственного имения на целых две недели, с официальным письмом от королевы с выговором. Нахождение такого человека при чьём-то столе означало их особую протекцию; впрочем, вся придворная элита Митраса, промышленники, военные и даже некоторые служанки знали о том, каким безусловным уважением пользуются у Её Величества выпускники 104-го Кадетского Корпуса, особенно поступившие на службу в Разведку.       За столом на третьем этаже, забронированным заботливой Имир, её вскоре не оказалось. Уже спустя двадцать минут будничных бесед о новостях и жизни корпуса та, находясь не в самом серьёзном настроении, сказала:       — Слушайте, совсем забыла. Я должна Хисе помочь с приёмом одного гостя. Вы не против?       — Ну… — несмело сказал Эрен, сидевший за одним столом с Микасой. Понимая, что он останется один на один с ней в такой обстановке, он чувствовал себя очень неловко.       — Боитесь, что я вас оставлю одних? Не бойтесь. Эти люди не кусаются. Если вам нужно, я могу хоть весь ресторан оставить под вас — у хозяина будет огромный мешок с деньгами. Правда поклянитесь в таком случае если что защи…       — Прекрати! — не поднимая голос, возразила Микаса. — Мы второй раз в этом городе и ничего не знаем, мы здесь никто, — посмотри, как на нас косятся.       — И поэтому вы так боитесь?       — Да! И мы не привыкли к этим роскошным штучкам! В смысле, мы не против, мы благодарим за великодушие, но…       — Но хлеб с картошкой вкуснее? — поддразнивая, отмечала Имир.       На столе, к слову, уже накопился неплохой такой набор блюд: сервированная и маринованная печёная форель, запечённая индейка, мясные закуски… Всё это заказали за гостей; правда, негодовать им не было причины: рыба и мясо — несбыточная мечта многих рядовых, особенно разведчиков. В случае особо долгой миссии их могут обязать и листья есть, лишь бы с голоду не пухли — заданий таких хоть и не поступало, но в статуте Разведки вероятность такого предусмотрительно прописана.       — Нет… Просто… Это всё немного неожиданно.       — Как получилось, — словно с плеча топором отрубила Имир, добавив затем:       — Ладно, мне пора. Бывайте, и удачного обеда! Если кто что-то скажет, не тюфяки — скажете мне. Или разберётесь сами, тут уж как вам угодно. Я пошла!       Затем сдобрила такое неформальное прощание реверансом, обернулась на 180 градусов и потопала вниз. С учётом того, что она находилась в летнем парадном костюме со всеми вытекающими: белыми перчатками, саблей на портупее в позолоченных ножнах, эполетами и каской с характерной пикой, украшенной белым султаном с красными лентами, это выглядело крайне забавно — эта смесь по-деревенскому лёгкой и грубоватой простоты с аристократическим изяществом удивляла и вызывала усмешку. Должно быть, именно на такую разрядку и рассчитывала их давняя подруга.       — Да уж… Это ж надо нас так… даже не опозорить, а наверное…       — Всё ещё не так плохо. Во всяком случае, у нас есть обед. И, наверное, до вечера мы свободны.       — Почему ты так решила?       — А что нам ещё делать? Я думаю, что если капитан будет задавать вопросы, она быстро его образумит.       — Твоя правда. Ну… тогда, приятного аппетита тебе.       — И тебе.       Принявшись есть, они редко отвлекались на слова, лишь передыхая, заказывая у официанты простые стаканы воды. Еды Имир заказала непростительно много, такого не позволял себе даже Эрвин Смит, и едва осилила бы даже Саша. Если бы не упала в обморок, первым делом увидев не какую-то там колбасу, а самую настоящую индюшатину — мясо, подаваемое голубым кровям. И это ещё не говоря о мясе фазана…       Любопытные взоры приглаженных аристократок, детей промышленников и родственников генералов быстро сместились от этой парочки, ничем особо не примечательной. Стараясь есть культурно, они, выходцы из не самой культурной по меркам столицы и самой от неё отдалённой Шиганшины, как не трудно догадаться, были не очень удачливы. Но их рвение оценили: как минимум тем, что перестали обращать внимание на их персоны.       В перерывах между трапезой, по мере насыщения становившейся всё менее удобной для обоих, они отвлекались на вид. Район, в котором находился королевский дворец и это место, был большим и назывался Старым городом — потому что был построен ещё до того, как Карл Фриц привёл сюда людей с материка. Тогда Митрас едва был деревней, и назывался как-то по-другому, если верить части раскрытых летописей. Микасе и Эрену это было совершенно неважно — во всяком случае, в тот конкретный момент.       Виды на город из громадных окон были просто потрясающими. Хоть третий этаж находится не шибко высоко, большая часть застройки выполнена в двух-четырёхэтажной компоновке. Поэтому с окна ресторана было видно много что, чего в Митрасе они раньше не видели. Огромная площадь героев Разведки, украшенная чудесным фонтаном и памятником, на котором из дали еле различаются силуэты храбрых солдат. Большой и зелёный парк, утопающий в кронах деревьев и полный людей, проводящих там свой праздный досуг. Да даже жилые дома — оформленные в одном, роскошно-вычурном аристократическом стиле, они не выглядели приторно, как обычно кажется при виде излишней роскоши или выпирающей любви ко всяким деталям, — даже наоборот, очень солидно и величественно.       Сквозь небольшие домишки и доходные дома просматривались очертания, а то и полноценные портреты зданий побольше: церквей, замков и их отдельных башен, стен старой крепости; а на холме возвышался огромный, воинственный и могучий Форт Фрица — именно ему отводится возможная судьба последнего бастиона элдийской цивилизации в том случае, если пойдёт не так вообще всё.       С одной на другую крышу перелетали воркующие голуби да вороны, куда-то летели занятые кукушки, а окна закрывали от дуновения ветра. И всё это выглядело куда милее сердцу, чем в простой крестьянской Шиганшине где-то далеко, где сейчас только возрождается былая жизнь. И ведь если бы каждому дали право жить в столице — разве он отказался бы? Так и становится понятно, отчего на самом деле создаётся такое неравенство; что, однако, его никак не оправдывает.       Сам стольный град благоухал цветочными запахами и, парадоксально, свежим воздухом — наверное, следствие того, что всё производство сосредоточено за пределами столицы. А ресторан, обставленный лакированной мебелью из дорогого дерева, цветочными клумбами и плафонами, с гостями из высших слоёв общества Парадиза, то и дело тянул приятным сладким запахом духов и воска.       — Слушай, Эрен… — тихо продолжила Микаса, когда обнаружила, что за ними больше никто не наблюдает. — А мы… Может, ещё здесь останемся?       — Даже если бы я хотел — я не смогу убедить капитана. Да и некогда нам. Пока в столице пировать будем, то и расклеимся. А если враг придёт? Кто ж защищать-то пойдёт. Тем более Армина оставим. Он уже уехал.       — Разве?       — Да, вроде бы.       — Я слышала, что Армин с Энни остановятся в Эрмихе. Там вроде научный центр есть, Ханджи попросили передать документацию.       — Да? Надолго же замок без нормальной охраны останется.       — Ты недооцениваешь наших ребят. Зря. Я думаю, они пока составят хорошую смену. Всё равно через пару дней в замке, — с небольшой грустью в голосе отметила брюнетка, оглядывая уныло городскую красоту.       — Уже скучаешь по столице? У нас ещё целый день на осмотр есть.       — Твоя правда. Ладно, доесть надо. А куда пойдём-то?       Вариантов было несколько. В столице, казалось бы, полной праздных богачей, на деле мало где можно было развлечься. Было несколько музеев с артефактами эпохи эвакуации, которые сто лет были закрыты. Библиотеки и книжные магазины, к которым ни Эрена, ни Микасу особо не тянуло. Бары и рестораны, конечно же — но это развлечение скорее для Жана или Конни, например — Йегера не пьянит почти никак, а вот его подруга после четырёх кружек браги легко может оказаться спящей у него на коленях.       Во дворце тоже ничего примечательного. У Её Величества в текущей ситуации на потеху мало времени, да и некому: приёмы шутов давно устарели, актёров разослали по театрам с наилучшими пожеланиями, да и сама королева предпочитает прогуляться по городу, чем изнывать от скуки в таких вельможных, но всё-таки четырёх стенах — ничем и никак не лучше казарменных. Поэтому, не желая особо исхитряться, парень в свойственной ему манере ответил:       — Куда глаза глядят. Разве что в театр, может быть, сходим. На то, что осталось.       — Того, что осталось, глядишь, не только на галёрку хватит.       — Посмотрим.       На его щеках немного загорелся румянец. С какой-то стороны, они оба этого ждали: никаких тебе капитанов Аккерманов, ни вечно назойливого отряда, ни педантичных придворных, да и в толпе они смешаются так, что горожанам будет совсем не до них. Вдвоём время в последний раз они проводили в те дни, когда стена Шиганшины рухнула: порой их белокурого друга звали домой, а они, немного смущаясь, за руки шли домой по вечернему городку, совсем недалеко отойдя от любимой ими поляны с деревом. Недалеко оттуда жил Армин, и потому любил собирать друзей на поляне и читать им рассказы о великолепии неизведанных доселе земель, на которых когда-то жили люди. С тех пор много что поменялось: и Армин уже не им сказки читает, и на землях этих, как оказывается, люди жить и не переставали.       Эрен с Микасой знакомы едва ли не десяток лет, а всё равно стесняют лёгкое смущение тогда, когда наедине обмениваются взглядом. Вроде бы брат и сестра, да только уже не впервой многие отмечали, что со стороны они выглядят совершенно по-другому. Часто однополчане шёпотом, а то и громко называли их парочкой, и советовали девушке «прикрывать своего паренька», даже в пылу битвы не забывая об этом. Сегодня, в этот момент, когда он достаёт из кармана куртки деньги за их плотный обед, который они ели почти час, в голове начинают пробуждаться старые чувства, которые по долгу службы она давно прятала в долгий ящик — да так дотошно, что порой сама забывала.       Носитель Титана-Прародителя, которого по праву можно считать сильнейшим человеком среди живущих, тоже ощущал, что у него есть некие тайные и необъяснимые чувства, пробуждающиеся, когда он рядом с Аккерман.       Их таинство провожало их в театр.