Yesteryear

      Поздняя ночь окутала улицы Рима, принося с собой спокойствие. Иногда мимо Юнхо и Уёна проходили бродяги, после скрываясь в тени вдали от факелов, освещавших углы домов. Путешественник чуть вздрагивал каждый раз, когда слышал звон доспехов, принадлежавших патрулирующей город страже, но после успокаивался в присутствии римлянина.       От Юнхо пахло розмарином, и, несмотря на то, что они были незнакомы, он осторожно поддерживал Уёна, тихо предупреждая о любых неровностях дороги. Они почти не разговаривали, так как второй всё ещё испытывал боль и шок. Он уже чувствовал, как на щеке образуется синяк, и мысленно оплакивал потерю красоты, пускай и временную.       Подъём на холм был более крутым, чем он ожидал. Каждый шаг отдавался в боку резкой колющей болью, заставляя Уёна стискивать зубы и сдерживать голос. В один момент он споткнулся о лежащий на пути камень, и боль отозвалась в его теле резкой вспышкой.       — Вы в порядке? Мы скоро будем, тогда вы сможете отдохнуть, — поспешил заверить его Юнхо.       Уён не хотел переносить слишком много веса на этого парня, поэтому оставался упрямым, несмотря на страдания. Когда собака внезапно залаяла на них из тени между двумя зданиями, Уён даже не вздрогнул. Они с трудом прошли через холм, а затем спустились по улице, которую описывала женщина из питейной. Когда они, наконец, остановились перед нужным зданием, облегчённый выдох Уёна прозвучал в ночной тишине.       Рядом с входом в большой особняк возвышались две массивные колонны, а рядом с ними — охранявшие его статуи Минервы, как настоящие произведения искусства, высеченные из мрамора. Их бронзовые копья были выше Уёна.       Справа из обширных садов, которыми владел сосед Лина, доносился какой-то шум. Поскольку густая живая изгородь обрамляла всё вокруг, Уён не мог заглянуть внутрь, и оставалось лишь прислушаться. Там мужчина весело рассказывал какие-то совершенно абсурдные истории, словно взятые прямиком из книг о нелепых героических мифах прошлого.       — Когда-то я знал человека, стопы которого были длиннее моего позвоночника. Куда бы он ни ступал, он оставлял позади огромные следы. Люди в округе боялись, что рядом с ними живёт монстр. Мы назвали его Большеног , и он стал знаменит тем ужасом, что приносил на земли!       В ответ раздалось хихиканье нескольких женщин. Уён подсознательно напряг слух, когда Юнхо помогал ему подняться по лестнице, открывая одну из дверей в дом.       — И что же вы сделали, господин? Разве вас не беспокоил ужас вашего народа?       — Ну, я, конечно, выследил его. Так я понял, что он просто парень с огромными стопами. Его хрупкий дух был сломлен одиночеством, поэтому я посоветовал ему найти деревню, где он сможет подружиться с людьми, вместо того, чтобы пугать их своим присутствием. Он ушёл прочь, и меня провозгласили героем.       — Ох, какая скромность! Нет, ну что за мужчина, — мечтательно вздохнула одна из женщин.       Наступила тишина, поскольку они, скорее всего, либо продолжили трапезу, либо уютно устроились вместе. С тех пор, как Уён вошел в фойе другой виллы, он потерял к ним интерес. Пока Юнхо закрывал за ними дверь, тот внимательно оглядел атриум.       В здании был роскошный вестибюль, выдержанный в глубоком цвете охры, украшавшем стены. Высокий потолок поддерживался белыми колоннами, между которыми были расположены статуи различных богинь, наблюдавших за крытым бассейном. Вместо того, чтобы отвести его для плавания, хозяин виллы запустил туда разноцветных рыбок, лениво очерчивавших круги под поверхностью украшенной лилиями и лепестками цветов воды.       Юнхо и Уён пошли налево, миновав ярко освещённый коридор со множеством окон. Насекомые, залетавшие через них, бились о лампы.       Вместе они вошли в комнату, которая напомнила Уёну раздевалку в термах: две богато украшенные каменные скамьи с загнутыми краями служили местом для сидения, а в углу стояли корзины с бельём.       Юнхо помог ему сесть и размял плечо перед тем, как снова подняться. Из шкафчика справа от них он достал заранее заготовленные куски ткани, служившие заменой для бинтов, и успокаивающую мазь. Когда он открыл глиняную баночку, чтобы нанести её, Уён почувствовал запах трав.       Юнхо опустился на колени перед путешественником, окуная пальцы в смесь. Он посмотрел на Уёна тёплым взглядом карих глаз.       — Пожалуйста, не шевелитесь. Можно?       Тот угукнул в ответ и при первом же прикосновении обхватил скамейку руками. Бальзам был холодным, отдавался на синяке жжением, но ослабил болезненную пульсацию. Юнхо был с ним настолько аккуратен, насколько было возможно, касаясь его кожи огрубевшими длинными пальцами.       — Почему вы искали нас?       Как только Юнхо закончил, то жестом попросил Уёна раздеться до пояса. Он с трудом обнажил уже потемневший бок и зашипел от касания. Римлянин терпеливо нанёс бальзам и дал ему высохнуть, прежде чем потянуться за бинтами.       — Я учёный, путешествующий с целью узнать о бессмертии. Я слышал, что вы тоже им интересуетесь.       Юнхо широко раскрыл глаза и уставился на Уёна. Обматывая сравнительно худое тело путешественника бинтами, он остановился.       — Откуда вы это знаете? — удивлённо вздохнул он. — Я упоминал об этом только в разговорах со своими друзьями.       — Тогда у нас, должно быть, есть общий друг, — заверил его Уён с болезненной улыбкой. Пускай его актерские навыки и были хороши, сил на это не хватало, особенно после нападения на улице.       — Ладно. Ну, в общем, да, я немного размышлял о бессмертии, но это далеко не так серьёзно, чтобы делиться моими мыслями с другими люди, особенно с учёными, — Юнхо перешёл на шёпот. Напряжённо прислушиваясь к его словам, Уён сидел неподвижно, пока тот перевязывал бинты.       — Я не буду распространять твои теории, если не хочешь, но с удовольствием выслушал бы тебя, чтобы расширить свой кругозор, — Уён одарил его обаятельной улыбкой, когда Юнхо поднялся с места.       После того, как путешественник поправил одежду, он осторожно ощупал тугую повязку, притуплявшую боль.       — Спасибо, — добавил он, вставая.       Юнхо почтительно поклонился, и его волосы упали на лоб.       — В таком случае, для меня большая честь, что вы проявляете ко мне интерес. Я познакомлю вас с хозяином, и вы сможете обсудить всё вдвоём. Он наверняка даст своё разрешение, — то, как бегал взгляд Юнхо, выдавал его беспокойство, связанное с этой темой.       Уён не сомневался, что Лин насторожится, когда услышит об интересе, обращённом на его раба. Ему придётся осторожно подбирать нужные слова.       — Тогда, прошу, веди. Полагаю, я увижу его утром?       Юнхо придержал для него дверь, прежде чем они вышли обратно к бассейну. На этот раз они направились к большой двери прямо перед собой.       — Вам лучше увидеться с ним сейчас. Он ещё должен бодрствовать, и я не хотел бы, чтобы он был удивлён вашим неожиданным визитом.       Юнхо жестом попросил Уёна подождать, а сам на мгновение нырнул в соседнюю зону, чтобы посоветоваться с хозяином. Через несколько минут он вернулся, приглашая его внутрь.       На пути к покоям Лина они пересекли внутренний двор, украшенный ещё большим количеством колонн, статуй и кустами круглой формы. Когда Юнхо впустил Уёна, раб остался за дверью.       Хозяин дома расслабленно лежал на клине в обеденной зоне. Напротив находилась его жена, подносившая тёмный виноград к окрашенным красным цветом губам. Когда пришёл Уён, на него сразу обратились оба взгляда.       — А, вот и наш гость. Добро пожаловать, друг. Присаживайся.       Лином оказался седой мужчина с аккуратно подстриженной бородой и яркими глазами. Как только путешественник неуверенно сел на свободное место, тот выпрямился, чтобы поговорить с ним на одном уровне. Его жена осталась в том же положении, молча наблюдая за ними.       — Юнхо сказал мне, что вы искали нас. Могу я узнать почему?       Уён положил ладони на коленки, объясняя, что ему нужно:       — У меня есть интерес к Юнхо, — начал он. Может быть, ему удастся выдать как можно меньше информации о тайном хобби раба — изучении бессмертия.       — Мне нужно хорошенько подумать, прежде чем продать его, — сказал Лин. Он указал рукой на фрукты и хлеб, но Уён покачал головой.       — Я не собираюсь просить об этом. Мне лишь нужна его помощь в некоторых делах, что привели меня в Рим. Меня интересует место его рождения, и я просто хочу задать ему несколько вопросов, — солгал Уён, не подавая виду.       — В таком случае спрашивай у него всё, что потребуется, — понимающе ответил Лин. — Можешь оставаться здесь, пока тебе не придётся вернуться на родные земли, — он небрежно отмахнулся от Уёна. Облегчённо вздохнув, тот поклонился.       — Благодарю вас, господин. Желаю вам двоим приятного вечера.       Он поспешил прочь и присоединился к Юнхо снаружи. Раб стоял в углу, нервно перебирая пальцами. Когда Уён подошёл ближе, в глазах того отразилась неуверенность.       — Что он сказал?       — Он позволил мне расспросить тебя обо всём. Я не выдал твоего интереса к вопросу о бессмертии, — Уён попытался улыбнуться, и даже если его щёку пронзила боль, это было не зря — Юнхо стал чуть спокойнее. Кивнув, он опустил дрожащие руки.       — Спасибо. Пожалуйста, позвольте мне поделиться с вами знаниями, которые могут оказаться полезными.       — Так и поступим, но для начала мне нужно отдохнуть. Навести меня, как только найдёшь свободное от обязанностей время, — с надеждой попросил Уён. Постепенно Юнхо привыкал к его мягким требованиям, что были так непохожи на резкие приказы, которые он, должно быть, слышал каждый день.       — Конечно, позвольте мне показать вам покои.       Юнхо поспешил вперёд, чтобы проводить Уёна в комнату для гостей. Они прошли мимо декоративных ваз и кувшинов по углам. Лин поддерживал порядок во всём доме. Никто, кроме них, не бродил ночью по одноэтажному особняку.       Когда они прибыли во временное пристанище Уёна, Юнхо пригласил его внутрь. Он взял одну из масляных ламп из коридора, чтобы повесить её на крючок на стене. Как только комнату залил свет, путешественник осмотрелся по сторонам. Деревянная кровать занимала большую часть пространства, в его распоряжении также был письменный стол под окном и выдвижной ящик, который ему вряд ли понадобится.       — Чувствуйте себя как дома и скажите слугам, если что-нибудь понадобится. Я сообщу им о вашем присутствии.       Уёну не нужно было объяснять Юнхо, что он предпочёл бы делать всё сам. Он знал, что это было бы напрасно. Здесь вмешательство в дела слуг только усилило бы их подозрения.       — Спасибо тебе, Юнхо. Тогда спокойной ночи.       — Спокойной ночи, господин.       Юнхо закрыл за собой дверь и побрёл прочь. Уён дал себе немного времени, чтобы просто постоять в комнате и перевести дыхание, которое он сдерживал с тех пор, как оказался в этой незнакомой обстановке, всё ещё испытывая боль. Он не был готов к нападению и попытке выкрутиться из сложившейся ситуации сразу же после. Он не особо старался, и, случись что-то неладное, его сразу же вышвырнули бы, как жалкого бродягу. К счастью, судьба одарила его удачей в этот трудный час.       Радуясь, что всё закончилось хорошо, он сел на кровать и прижал руку к боку, словно пытаясь поддержать пульсирующие болью рёбра. Несмотря на то, что тот мужчина был пьян, его удары были сильными. Уён вряд ли проведёт оставшееся время в Риме с удовольствием. Тем не менее, он разделся, несмотря на неприятные ощущения, и выключил лампу. На окне были деревянные ставни, которые можно было опустить, чтобы не привлекать любопытных взглядов с внутреннего двора. Он закрыл их почти полностью, оставив в поле зрения только маленький кусочек сверкающего ночного неба.       Когда Уён наконец решил лечь, то некоторое время не мог уснуть: ни одно положение не было удобным достаточно, чтобы не доставлять ему боли, и усталость одолевала его. В тишине своей комнаты он всё ещё слышал хихиканье женщин в соседнем саду, даже когда мужской голос понизился до шёпота.       Ночное небо напомнило ему о его ночи в садах Вавилона. Представляя в мыслях то, как бы он целовал Суусандара под ярким светом звёзд, Уён наконец заснул.