Мозаичные структуры

Я столько раз пытался, но в этот самый миг

Мой камень летит в воду, и вот ведь, всегда в центр круга.

Пытался кидать с юга, с запада, на закате дня,

С утра, под разными углами, камнями разных пород,

Другой рукой, в прыжке, вслепую… какая-то западня —

Всё равно попадаю в центр круга… который год…

/Слот — Круги на воде/

Утро назойливыми солнечными лучами путалось в его беспорядочных русых завитках, врезалось в ещё закрытые веки и тепло пробегало по широкой оголённой спине, намекая на то, что день уже давно начался. Но не то чтобы ему было до этого дело. Шаст лежал по диагонали на своей большой мягкой кровати, до талии запутанный в лёгкое покрывало, звездоподобно раскинув руки и ноги. И менять что-либо ему совершенно не хотелось. День был свободный, планов никаких, и вообще… Стоп. По диагонали? Он оторвал голову от подушки и приоткрыл правый глаз. — Ну, конечно. Кто бы сомневался, — разочарованно вздохнув, он перекатился на спину и запястьями растёр заспанные глаза. — Арс, ну ёбаный в рот. Размашистым движением откинув от себя покрывало, он сел на кровати и разлепил веки, резко потяжелевшие под нахмуренными бровями. В горле скребло стеклянным песком, тело не хотело слушаться, но хотя бы голова не болела. Уже успех. Как-то, помнится, Поз рассуждал о том, что, если после пьянки не болит голова, то это плохой знак. Лично его сейчас всё устраивало. Ну почти всё. Шаст медленными неустойчивыми шагами, жмурясь, дошёл до кухни и клацнул кнопку подогрева воды. Термопот заурчал. Засыпав чай в заварочник, он повернулся к телевизору и включил первый попавшийся канал, сделав громкость на минимум — так, для приятного фонового шума. Достав из шкафчика пачку шоколадных кукурузных хлопьев, он уселся тут же на кухонный стол и, всухомятку их уминая, вывел на экран меню телефона, дабы заказать себе на завтрак-обед чего-то более существенного. В углу экрана мелькнуло уведомление о трёх непрочитанных сообщениях. Доброе утро. Искренне прошу прощения за моё вчерашнее поведение и состояние. Готов оплатить все твои расходы и неудобства. — Чего, блять? — Шаст возмущённо спрыгнул со стола. — Ну пиздец! «Готов оплатить» он. Нихуя себе инициатива. Иди нахуй! Слева раздался тонкий сигнал, оповещающий о том, что вода вскипела, и тем самым отвлёк его от ругани и проклятий. Он подошёл к термопоту, залил чай кипятком и, закрыв глаза, медленно вдохнул плотный травяной пар насколько хватило его лёгких. И также медленно выдохнул. Сосредоточившись на тепле в своём дыхании, он попытался взять свои эмоции под разумный контроль. /Так. Ладно. Допустим, в какой-то ёбаной степени это даже прогресс для него. Удосужился написать, после того как свалил по-тихому/ Ещё один глубокий вдох-выдох. /Но это всё ещё не отменяет того, что он высокомерный хер, переводящий всё в деньги. И официоз этот грёбаный/ Шаст вернул отображение сообщений, ещё раз пробежался взглядом и недовольно цокнул.

Ты всё в своей жизни деньгами меряешь?

Накрыв заварник плотной крышкой, он вышел из кухни и, плюхнувшись на мягкий кожаный стул, открыл на компьютере сайт знакомого японского ресторанчика. Всё меню было уже ранее просмотрено раз двести так точно, большинство блюд перепробовано, поэтому задерживаться там надолго смысла не было. Покидав в корзину всякого разного, не особо задумываясь о сочетании, он сделал заказ и оплатил. Тренькнул сигнал сообщения. Ты только проснулся?

Всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

А ты?

/Бляяяяять. Как всё сложно/

Да, я только проснулся

Могу себе позволить

Нет, деньгами меряю не всё. И не всё могу себе позволить.

/Вот и поговорили/

Так позволь себе хоть временами не быть таким хитровыебанным

Шаст свернул строку ввода и закрыл рабочее поле телефона. Вряд ли ему ответят. Встав из-за компьютера, он подошёл к окну, достал из пачки сигарету, поджёг и стал всматриваться в залитые солнечным светом улицы. Был ли он резок? — Возможно. Был ли он не прав? — Нет. По крайней мере, так ему казалось. Да, можно было и повежливее, но чё-т как-то накатило. Может, накопившееся за годы дало о себе знать. Может, просто похмельная раздражительность. Хер его знает. На самом деле, он и разбираться в этом во всём не особо хотел. Сейчас уж точно. Забивать голову, опять нагружаться самокопанием, перебирать возможности, травиться догадками. Спасибо, но этого он наелся. «Не очаровывайся и не будешь разочарован» — мудрая херня. Да, может, вчера что-то между ними и проскакивало временами, но это не говорит ровным счётом ни о чём, кроме того, что оба они были под существенно искажающим восприятие градусом. А сегодня — вот, всё вернулось на круги своя. И иначе не могло быть. Хуета всё это. К тому же… Смешивать рабочее и личное вообще так себе затея, а при его рабочем так уж точно. Да и при Арсениевом тоже. Делай, что должно, и будь, что будет. /Чё-т пострелять захотелось. В тир что ль сгонять/ Он с силой ткнул окурок в стеклянную пепельницу и, широко, по-львиному зевнув, направился в ванную комнату. Крупные тёплые капли, сливаясь в маленькие ручейки, бежали по его лицу, груди, животу, бёдрам и, достигая каменной напольной плитки, будто уносили с собой крупицу напряга и всех этих утренних нервяков. Широкие плечи начали потихоньку опускаться. Шаст стоял, просто стоял, закрыв глаза, подставив напору воды волнистую макушку, и думал о том, что надо бы, наверное, поскорее заканчивать со всей этой историей. Разделаться с заданием, покончить со всеми этими ностальгически-пиздострадальческими настроениями, отделаться от Арсения в конце концов, иначе менталка слетит к херам, а кому оно надо. Ему всё это категорически не нравится. Не нравится замут с Арасакой, не нравится участие в этом «одной дружественной организации», не нравится этот сверхсекретный зеркальный проект, потому что он как нетраннер не имеет о нём должной информации, а, значит, он потенциально опасен для него. Но прежде всего ему не нравится присутствие Арсения в его жизни. Вернее, если быть более точным, его дико бесит отсутствие своего мозга в присутствии Арсения. Ну реально. Какого хрена вчера происходило. На кой чёрт он попёр его на эту крышу? Разъехались бы по домам, и дело с концом. Мотоцикл этот ещё долбаный, одноместный. Руки его замёрзшие. Ноги тоже. Сам весь как будто озябший, даже под пледом толстенным. Шея эта с родинками… Шаст резко открыл глаза. Вот. Наглядный пример, блять. Опять. Стоило только начать погружаться в воспоминания, и пожалуйста: дыхание углубилось, сердце зачастило, чёртов язык опять подсыхающие губы облизывает. Какое гадство… Вдох-выдох. Но какая красота всё-таки эти Арсениевские родинки. И вчера он был к ним так близок. Даже коснулся губами пары-тройки, оставляя согревающий поцелуй на задней поверхности шеи. Интересно, он весь ими усыпан или только плечевой пояс… Он бы зацеловал их все, где бы они ни находились. Отыскал бы каждую и прикоснулся — сначала почти невесомо кончиками пальцев, затем мягко, тепло губами, потом влажно и упруго языком… Возможно, даже слегка прикусил бы. Да, обязательно бы прикусил. Осторожно. А потом снова зацеловал. Всего бы его зацеловал. Начиная с век с этими его ресницами коровьими стрелочными, и до тонких мраморных лодыжек, хрупких таких, почти веточных, что он, наверное, даже обхватить бы их смог полностью лапищами-то своими. И за спиной у себя скрестить. И целовать, целовать, целовать… Шаст закрытыми глазами расслабленно привалился спиной к запотевшей стенке душа и, выйдя из потока тёплой воды, с глубоким шумным вдохом запрокинул голову. Его ладонь скользнула по лестнице выступающих рёбер, полоснула обе подвздошные косточки, огладила чувствительную кожу низа живота и, наконец, добралась до коротких лобковых волосков, беспорядочно их взъерошив. Шаст, сосредотачиваясь на ощущениях, бессознательно закусил нижнюю губу. Воспоминания о том единственном их поцелуе охотно заполонили освободившуюся голову. Рот будто снова обдало жаром, и он лихорадочно сглотнул накопившуюся слюну. Яркие картинки тех моментов всплывали перед ним, и он раз за разом прогонял их через себя как заевшую кассету, с одной лишь поправкой — лицо Арсения настоящего вместо того, двадцатичетырёхлетнего. Этот Арсений ему нравился даже больше. Хрен знает почему. Но пресловутая фраза про вино явно была придумана когда-то именно для этого человека. Шаст мысленно касался его волос, теперь отросших, почти длинных и как будто ставших мягче. Закапывался в них своей пятернёй, аккуратно сжимал на затылке и слегка оттягивал, чтоб прерваться на мгновение для вдоха, но в следующую секунду снова найти своим языком его язык. Его влажный, горячий язык, с чуть сладковатым привкусом, по-змеиному обвивающий его собственный, горький, табачный. Своим горьким языком он прошёлся бы по его нежной шее, прочерчивая рельеф каждой мышцы, спустился к изящно выступающим ключицам… Неприятный тихий щелчок зацепил его возбуждённые нервные окончания, и Шаст вздрогнул от неожиданности. На экране высветилось одно новое сообщение. Занят? — Да как ты, блять, это делаешь?! — он разочарованно стукнул затылком по стене и потёр переносицу.

В душе

Ок.

/Хули «Ок»?! Весь настрой по пизде/

Чё хотел

Позвонить.

/Чего? Не-не-не. Нет!/

Валяй

/Даёбтвоюмать/

Шаст на пару делений повернул кран в холодную сторону и подставил лицо под прохладные струйки. В голове заиграла негромкая трель. — А чё без видео? Постеснялся? — усмехнулся Шаст, приняв вызов. — Доброе... Добрый день, Шаст, — твёрдо, но как-то пусто затараторил Арсений, — Хотел изви… — Стоп, — прервали его, — Арсений, давай договоримся на берегу: игнор моих вопросов — путь пидораса. Если я что-то спрашиваю, значит, хочу услышать ответ. Хорошо? — Допустим, — после недолгой паузы ответил тот. — Так и? — Не хотел нарушать твоё личное пространство. — Да ты уже лет шестнадцать никак из моего личного пространства не свалишь, — с улыбкой фыркнул Шаст. — А хотелось бы? — Нет. По крайней мере пока обещанная сумма не окажется на моём счету. — А ты меркантильный, — судя по голосу Арсений тоже улыбался. — Я просто люблю вкусно и регулярно кушать. Арс, ты репетировал извинение? Серьёзно? — Возможно, — Шаст и через интонацию ясно увидел, как тот упрямо задрал нос. — Так я всё-таки Арс? Не Арсений? — а вот тут у него наверняка язвительно поползла вверх правая бровь. — О, моё милое летнее дитя, — тихим томным голосом начал Шаст, — Кем ты только ни был для меня этой ночью: и молодцом, и умничкой, и дорогим, и ёбтвоюматьблятьАрсений… — на том конце, кажется, закашлялись. — Шутка. ЁбтвоюматьблятьАрсения не было. — Шаст… — Вот даже, блять, не начинай. Лучше рассказывай, что помнишь. — Да мало. Помню, как сидели в закусочной и конфликт. Тебя с пистолетом помню. Помню, как ехали на мотоцикле, и как у меня замёрзли руки… Последнее, что помню — огни с башни. — Моя ж ты Рапунцель. Огонёчки запомнил. Ну, получается, не зря съездили всё-таки. — А были такие мысли? — Были мысли, что не останется в твоей головушке ни черта, и придётся второй раз производить первое впечатление. — Первое впечатление произведено успешно, — в голосе появились какие-то загадочные нотки, — Но вот второй раз отвезти меня в это чудесное место тебе всё-таки придётся. — Это ещё почему? — Я помню твои слова про звёзды. — Блииин… — нарочито расстроенно протянул Шаст. Арсений, кажется, тихо рассмеялся. — Но в следующий раз по трезвяку. Твоё бессознательное тело больше на своём горбу не попру. — Мне, откровенно говоря, до сих пор слабо верится, что ты в одиночку спустил меня по лестнице с такой высоты. — Ага, а как, по-твоему, мы оказались внизу? Прилетел вдруг волшебник в голубом ави? Там, знаешь ли, выбора особого не было. — А просто переночевать там ты вариант не рассматривал? — Чтобы что? Проснуться без башки, без спины и отморозить задницу? Шикарная ночка бы вышла, ага. Особенно учитывая твою мерзлотность. — Кстати о моей… мерзлотности. Хотел узнать, а плед, под которым я спал, он термический или с подогревом? — Эмм… Ни то, ни то. Это просто плед. Толстый теплый старый плед. А чё такое? — Хм. Я просто… Я отчетливо помню момент, как я лежу, и мне тепло. Вот прямо тепло. — Ну да. Пледы ж для того и придумали. — Нет, речь о другом. У меня с этим вечные проблемы. Я постоянно мёрзну. — О, это я заметил, да. — Я просыпаюсь каждую ночь от холода. И это я не утрирую, действительно, каждую. А сегодня… спал как младенец, — Арс задумчиво фыркнул. — Мне впервые за весьма долгое время было тепло. — Может, сладкая парочка джина и текилы тебя так согрела? — Может… Не знаю. Шаст? — А? — Спасибо тебе. Правда. — Да пожалуйста. В общем-то, ничего особенного я и не сделал. И ты по большому счёту, получается, ничего не пропустил, так, по мелочи. Слушай, Арс, — после недолгого раздумья он всё-таки решился спросить, — Можно один личный вопрос? — А он попадает под нашу договорённость? — Да, поэтому дважды подумай, прежде чем соглашаться, — усмехнулся Шаст. — Я, вероятно, об этом пожалею, — Арс тихо вздохнул, — Но допустим. Что тебя интересует? — Меня интересует, чем тебя вчера так жмыхнуло, что ты сначала согласился приехать в полуразвалившуюся засранную забегаловку, потом схлестнулся в словесной дуэли с бухим, обиженным жизнью аборигеном, залез на заброшку у чёрта на рогах и в итоге всего этого вечера упился в ноль. Не то чтобы я тебя хорошо знаю, но есть подозрения, что это не совсем в твоём стиле. Установилась задумчивая тишина, сопровождаемая только размеренным журчанием воды в душе. Конечно, Шаст сращивал. Невозможно было не. Слишком очевидно вытекающие друг из друга события. Да что уж там, его самого размотало после той встречи так, что больше суток собрать себя не мог. И, вполне возможно, не смог бы ещё долго, не случись на следующий день встреча вторая. Но эти его логические стыковки не стоят для него самого ровным счётом ничего до тех пор, пока они не найдут хотя бы косвенного подтверждения из уст самого Арса. Шаст терпеть не мог догадки, домыслы и прочие воздушные замки. Больше игнорирования вопросов его бесила только убеждённость в самовыдуманных ответах. — Ты же понимаешь, что это утвердительное предложение? — прервал затянувшуюся паузу Арсений. — Не вопрос. — Рад, что ты заметил, — Шаст выжидал. — Не вчера, — проговорил он наконец севшим сосредоточенным голосом и откашлялся, — Позавчера. Позавчера довелось столкнуться нос к носу с одним из… призраков прошлого. Вот и подтверждение. Пусть и косвенное, как и ожидалось. Выходит, он был прав. Их встреча действительно выбила из колеи и Арса тоже. И не просто «тоже», а судя по вчерашнему вечеру, ещё неизвестно, кого сильнее. И тут ему, наверное, порадоваться бы: так цепануло, значит, не всё равно, уже не равнодушие. Но чёртово внимание к деталям, профессионально выработанное годами, подло ставит ему подножку. — Этот призрак для тебя — прошлое? — заранее зная, какую претензию сейчас вкинет ему Арс, он невольно хмыкнул. — Ты просил лишь об одном вопросе. — И как ты сам уже обратил внимание, то был не вопрос, а утверждение. По правде говоря, Шаст и сам не до конца понимал, какой ответ он хотел бы услышать. Пока Арсений молчал, вероятно, копаясь в своей голове, он перебирал возможные ответы, и у каждого из них были свои плюсы и минусы. Поэтому, отодвинув свои размышления на задний план, он решил просто дождаться Арса, не загоняясь раньше времени. Единственный ответ, который был ему нужен — искренний. — Призраки — это всегда прошлое: прошлые мысли, прошлые желания, прошлые ошибки. Отражение прошлых нас. Их не существует в настоящем. Прошлых нас в настоящем нет. Но, мне кажется, этим оно и прекрасно. В нём нет призраков, но есть живые люди. У этих людей позади может быть множество ошибок, неверных мыслей и действий, но на то они и живые. Они меняются. Меняются их взгляды, меняются желания, меняются обстоятельства вокруг них. И всё это создаёт условия для чего-то нового, для развития. Для будущего. /Нихуя не понятно, но очень интересно/ — Арсений, — улыбаясь, вздохнул Шаст, — Ты такой Арсений. — Так сразу и не скажешь, комплимент это или оскорбление, — рассмеялись на том конце. — Без вариантов. Определённо, комплимент. — Что ж… — там, кажется, теперь тоже улыбались. — Хочу увидеть, как ты краснеешь, — вырвалось у Шаста прежде, чем он успел подумать, и, с негодованием закатив глаза, он врезался лбом в стенку душа. /Ей-богу, я, блять, себе рот скоро зашью/ — Увидишь. Если хватит смелости сказать подобные слова мне в глаза. — Присутствует некое ощущение, что меня тут берут на слабо. — Даже не представляю, о чём ты, — смешно фыркнул Арсений. — Слушай, Шаст, у меня здесь обеденное время почти на исходе. Я хотел ещё сказать, что сегодня вечером встречаюсь с коллегой из той «дружественной организации», и, если встреча пройдёт продуктивно, думаю, завтра нам с тобой нужно будет где-то состыковаться, чтобы всё настроить и проверить. — Отлично. Приезжай ко мне. Тем более адрес ты уже знаешь. — Да, хорошо. — Иди, — хмыкнул Шаст, — Работай свою работу. — До связи, — выдохнул Арсений. — Арс. — Да? — Отпишись после встречи. Мало ли. — Если не забуду, — ехидно ответил он. — Ну ты уж не забудь. Не вежливо получится, если твой корпоратский дружок будет уже светить дырой во лбу в тот момент, когда окажется, что ты просто забыл написать. — Сделаю вид, что очень испугался. — Вот уж будь добр. — Пока. — Пока.

***

Вечер следующего дня в мелких повседневных заботах и обильном пинании хуёв наступил довольно быстро. На удивление Шаст даже чувствовал себя более-менее выспавшимся и отдохнувшим. Кошмары в прошедшую ночь его не мучили. Позагоняться перед сном, конечно, дело святое, и тем не менее, голова была свежее обычного её состояния последних недель, что не могло не радовать её хозяина. Он не понимал, почему вдруг так и что вообще ожидать от этого состояния, но оно ему определённо нравилось. Вчерашнее позднее сообщение от Арсения уведомляло о том, что сделка была проведена успешно и сегодня около девяти он заедет с чипом, дабы протестить программу и откалибровать её под их нейронные системы. Сама по себе калибровка — процесс не сложный, почти всё делает сам чип, если разработчик был достаточно компетентен и настроил эту функцию должным образом. В компетентности разработчиков этого чипа сомневаться не приходилось, если Шаст правильно понял, что именно представляет из себя «дружественная организация». С другой стороны, как сказал Арс, это прототип — штука, которая в полях ещё не опробована толком, поэтому ожидать от неё можно чего угодно. Ну, лишь бы не закоротило, а всё остальное, в принципе, поправимо. — Привет, — сказал Шаст, прислонившись плечом к косяку возле открывшейся двери, и тут же замер, оглядывая Арсения с ног до головы. — А ты чё весь такой… официальный? — он спрятал нервное движение кадыка за коротким кивком головы, приглашая гостя внутрь. — В смысле? Я же прямиком с работы. В чём ещё я должен быть по-твоему? — хмуро и отстранённо ответил ему Арсений, минуя порог и проходя на кухню. Он поставил на барную стойку два бумажных пакета и, подойдя к раковине, принялся с каким-то педантичным усилием мыть руки. — Ну, типа, добро пожаловать. Что это? — Шаст уселся на высокий стул и, подцепив двумя пальцами бумажный край пакета, краешком глаза взглянул внутрь. Там в свою очередь лежали такие же бумажные свёртки. — Я же сказал. Я с работы. Люди, приходя вечером с работы, обычно хотят есть, если ты не в курсе, — он повернулся, комкая в руках полотенце. — Что произошло? — Ничего. Нормально всё. — Арсений, что у тебя произошло? — Ничего не произошло, — он повысил голос. — Я ответил на твой вопрос? А то вдруг попаду в немилость. Ничего у меня не произошло. У меня всё нормально. И будь добр, не делай вид, что вообще хоть что-то понимаешь в моих делах. Шаст ничего не ответил. После многозначительного немого взгляда, он спокойно развернулся вправо и направился куда-то вглубь квартиры. Вернувшись через пару минут, он держал в руках стопку серо-чёрных вещей, которую положил прямо на барную стойку перед стоящим всё в той же позе Арсом. — Послушай, сейчас ты выключаешь всё своё корпоратское дерьмо и ид… — О, корпоратское дерьмо? Серьёзно? Корпоратское дерьмо — это я, Шаст. Если ты до сих пор не понял. Я корпорат. И позволь осведомиться, — он отбросил полотенце в сторону и опёрся ладонями на столешницу, — Какого чёрта ты вообще работаешь с корпоратами, если ты нас так ненавидишь? Почему бы не указать в своей гипотетической анкете строку «С корпоратами не работаю»? А, ну да. Деньги не пахнут. Вон какая квартирка у тебя симпатичная. — Так, Арсений, хочу напомнить некоторые детали. Вчера ты напился в мясо, я тащил тебя на своём плече как мешок картошки, в такси вытирал блевню с твоего подбородка, а потом закутывал тебя в одеяло в своей постели, так что давай как-то поменьше пафоса в голосе, — Шаст говорил спокойно и как-то даже тише обычного, но Арс от этой интонации изменился в лице, застыл и, не моргая, сфокусировался на нём широкими загипнотизированными глазами, сверкающими исподлобья. — Итак. Сейчас ты закрываешь рот. Идешь умываешься прохладной водой. И пока я разогреваю твой ужин, как бы пиздецки ни шёл тебе этот костюм, но ты переодеваешься вот в эти вещи, возвращаешься, и мы обсуждаем всё, что у тебя произошло. Прямо сейчас. Вперёд. Арсений шумно вдохнул, выпрямился, не смотря больше на Шаста, схватил одежду и направился в ванную комнату, бросив напоследок: «Там на двоих». Шаст проводил его напряжённым взглядом, дождался, пока дверь в ванную комнату захлопнется, послышится шум воды, и только теперь с размаху обрушил свой гнев на барный стул, который с грохотом приложился к полу и покатился. /Ёбаный высокомерный засранец. Всё настроение испоганил. Ещё смеет меня куском хлеба попрекать. Собственными руками и головой, потом и кровью, блять… Так, стоп/ Тяжело дыша, он подошёл к кухонной раковине и пустив маленькую струйку воды, брызнул холодными каплями себе на лицо. /Ты-то куда, ну. Себя-то уж держи в руках. Он после своей блядской работы, а ты-то чё. Да и не думает он так, ежу ж понятно, что на нервяке из вредности. Ща охладится, подуспокоится, а там посмотрим. Переоденется тоже, может по комфортнее как-то будет ему. Не, ну костюм этот его, конечно, секс ебейший, это что такое вообще. Какая работа, это на законодательном уровне надо запрещать так выглядеть, куда это. А, чёрт, где-то ж тапки у меня были, забыл совсем, надо ему подкинуть, а то опять ноги замёрзнут/ Шаст окинул придирчивым взглядом всю свою квартиру и каждый ящик в частности, пытаясь вспомнить, где у него хранились те старенькие тапки. Подойдя к одному из шкафов, он отодвинул нижний ящик и удовлетворённо улыбнулся, обнаружив их как раз там, где и ожидалось. Поставив обувь под дверью ванной, он вернулся на кухню, поднял валяющийся барный стул и принялся разбирать и разогревать принесённую Арсением еду. — Спасибо… за тапочки, — Арсений появился на кухне минут через десять, в свободных серых с чёрными полосками штанах и такой же кофте на молнии поверх тонкой белой футболки. У кромки лба торчали несколько влажных прядок, и в целом волосы были немного взъерошены, что придавало ему более мягкий, расслабленный вид. Всё ещё острозубый лис, но уже не такой дикий. — И вообще, за всё. — Садись, — Шаст едва не перелил вино через край, оглядывая его в новом образе, но вовремя опомнился и с лёгким смешком указал ему на стул напротив. — Ешь, пока горячее. — Слушай, я не хотел вот так… — начал он, усаживаясь. — Не-не-не, Арс. Сначала давай, ешь. И они принялись на пару тихо постукивать вилками по тарелкам, ловя ускользающие овощи и отрывая кусочки жареного стейка, залитого пряным томатным соусом. — А вино откуда? — Арс аккуратно повращал бокал и сделал маленький глоток. — Я вроде не брал. — Имелись некоторые запасы, — с наигранно важным видом ответил Шаст, вспоминая при этом, как выуживал запылившуюся бутылку из глубин своего бара. — Подумал, что немного расслабиться не помешает. — Тут уж не поспоришь. — А очень хотелось бы, да? — игриво прищурился он, но тут же сделался серьёзным и, отложив приборы на тарелку, участливо склонил голову. — Хочешь рассказать? — Не знаю, — Арсовы брови снова съехались в середину и образовали глубокую складку. — Смотри сам. Настаивать не буду. Только скажу, что на собственном опыте знаю, как иногда может взъебать мозг работа. И как в этом плане может помочь обычный человеческий разговор. — Помочь чем? Перекладыванием ответственности? — Это не перекладывание ответственности. Это дружеская поддержка. — Шаст, — после минутного молчания он устало помассировал переносицу под тонкой дужкой очков и, наконец, прямо взглянул на собеседника. — Оу? — Почему ты вообще со мной нянчишься? /Да есть, блять, одна причина/ — Да уж, задачка со звёздочкой, — усмехнулся Шаст. — Но ещё более интересный вопрос, почему ты при своих возможностях до сих пор носишь очки? — Я так не играю. Тебе можно уходить от ответов, а мне нет? Не честно. — А какие игры вообще честные? Не припомню таких. Не в нашей действительности, — он залпом отпил пол бокала и недовольно цокнул, поймав требовательный взгляд голубых глаз. — Почему кто-то вообще делает что-то, за что ему не платят? Всё просто. Ему не всё равно. — Психологический барьер. Мои очки. Мне так комфортнее в обществе. У них нет оптической функции, лишь мой ментальный комфорт. Я сделал коррекцию зрения несколько лет назад. Врачи настаивали на замене, но я отказался от имплантов, и пока этот выбор меня не подводил. — Почему отказался? — Мне не нравится идея «Сделаю, потому что могу», но я уважаю идею «Сделаю, потому что нужно». Так вот мне было не нужно. Мои родные глазные яблоки пока справляются на отлично. И потом… Когда-то давно мне сказали, что у меня невозможные глаза. Шаст сбивчиво закашлялся с очередным глотком и отставил вино в сторону. — Кислятина. Надо было вискарь доставать, — буркнул он себе под ноги. Витиеватые кольца на пальцах резко стали вдруг узкими и некомфортными. — Не припомню, чтоб говорил подобное. — Так а я и не о тебе, — дёрнул плечами Арс. /Ну какая ж ты сука фантастическая, а/ — Арс, я… Просто чтоб ты понимал. Я не ненавижу корпоратов, — он медленно крутил на столе только что снятое серебряное кольцо. — Да, зачастую с вами не просто, но… И отказывать в некоторых случаях действительно приходилось. Но, по-моему, худшее, что можно сделать в отношении общества, любого общества, — это сгрести всех под одну гребёнку. Все люди разные. Человек, который, скажем, заказывает устранение своей жены, матери своих двух детей, потому что намеревается жить припеваючи со своей новой любовницей, а при разводе отдавать половину его жаба душит, и человек, который решается всеми правдами и неправдами спасти то малое, что осталось от его погибшей дочери, даже идя вразрез с собственными жизненными установками и рискуя, в принципе, всем, чего добился — ну они же априори не могут находиться на одном уровне, — Шаст вытащил из кармана штанов пачку сигарет, достал одну и закурил, сильно втянув щёки. Арсений на это зрелище нервно сглотнул и отвёл глаза. — Использование стереотипов на серьёзных щах — всё ещё гавно ебаное. — А если стереотип верен? — Стереотип не может быть одинаково верен ко всем, на то он и стереотип — обобщённое и упрощённое, — Шаст полностью развернулся к нему на стуле, поймал его мрачный взгляд и снова затянулся. — Арс, что тебя грызёт? — Факт того, что становлюсь олицетворением этого стереотипа, — после продолжительного молчания сформулировался он, нервно хмыкнув. — И начинаю себя тихо ненавидеть. Всё чаще становится тошно от себя самого. Действия, поведение, которое раньше я бы не допустил даже в теории. Мысли, от которых волосы дыбом встают. Вот хоть сегодня, — он вытянул сигарету из Шастовых губ и, смотря далеко в окно, затянулся сам. — Без зазрения совести я выкинул на улицу четырёх человек. У них семьи, дети, наверняка кредиты и ипотеки. Но всё, о чём я думал в тот момент, это не отменят ли из-за сбоя мой отпуск и что взять на ужин по дороге сюда. — Выходит, они накосячили? — Шаст почти улёгся боком на барную стойку и внимательно наблюдал за напряжённым лицом напротив. — Да, накосячили, но ничего непоправимого не стряслось… — Что за сбой? — В кодовых системах автоматических дверей, пароли на закрытие/открытие не срабатывали. — Это их первый косяк? — Нет, но это… — Арсений, — снова перебил его Шаст и, мягко коснувшись холодных пальцев, забрал тлеющий окурок и ткнул его в прозрачную пепельницу, — Ты сам себя слышишь? Почему ты сейчас их оправдываешь, а себя закапываешь, хотя, как специалист высокого класса, я уверен, прекрасно понимаешь, что то, что у этого сбоя не было глобальных последствий — это тупо счастливая случайность. Именно сегодня к вам мог бы заявиться какой-нибудь тип вроде меня, расхерачить все ваши компы и качнуть данные. И конкретно эти четыре человека оказались бы уже не на улице без работы, а в камере, а ещё более вероятно — в труповозке. Как тебе такой взгляд на ситуацию? — Да… А ты умеешь взбодрить. — А то. Ты из-за этого таким колючим пришёл? — Наверное. В том числе. Не знаю. Всё как-то… — Арс сдвинул очки на лоб и растёр уставшие веки, — Как снежный ком. С горы за мной катится, а я всё оторваться не могу. А он всё больше и больше. Кажется, вот-вот налетит и расплющит. — Так ты не беги по прямой. Оглядись вокруг и сверни в сторону. — В смысле? — В смысле, отвлечься тебе надо. Отдохнуть, развеяться. Давно вообще выбирался куда-то кроме работы и ресторана в обед? — Боюсь, если начну смотреть по сторонам, меня снесёт стопроцентно. — Неа. Это не так работает, — Шаст снова вытащил пачку из кармана, но, увидев, что внутри пусто, скомкал её и запустил в мусорку. Попал. — Короче, давай договоримся так, — он обошёл стол, достал из ящика новую пачку и, облокотившись на столешницу прямо напротив Арсения, закурил. Тот, часто заморгав, дискомфортно заёрзал на стуле. — Когда мы с тобой всё вот это наше веселье успешно провернём, обязательно куда-нибудь выберемся. Не важно: театр, клуб, яхта, тир, да хоть в космос ебанём, главное — мозги разгрузить. Я угощаю. По рукам? — Шаст протянул руку и расплылся в обворожительной чеширскокотовьей улыбке. — По рукам, — усмехнулся Арс и сжал его ладонь. /Оп, а вот это ща было зря. Отпускай. Немедленно. Вот прям щас. Давай. Отпускай, блять/ — Отлично, — слегка севшим голосом ответил он через несколько секунд заминки и тихо прокашлялся. — Так что там со щепкой? Если ты уже закончил, — он кивнул на тарелки с едой. — А, да, сейчас, — Арсений вскочил на ноги и быстрым шагом направился к своему пиджаку, лежащему сейчас на Шастовой кровати. Наёмник продолжил молча курить, скрестив руки на груди и не отрывая заинтересованного взгляда от его спины. /Так вот ты какой, северный олень. Строишь из себя вечно дохуя важную ледяную глыбу, а на деле сверлишь себя за ошибки других людей, предаваясь мукам совести. Ты же из-за сотрудничества с Милитехом поди весь мозг себе съел чайной ложечкой. Но сейчас конечно же будешь делать вид, что всё в порядке вещей, что ты непоколебимый профессионал. Арсений-Арсений… Валить тебе надо из ёбаной Арасаки. Доломают там тебя окончательно. Сам не заметишь, как превратишься в этот свой ненавистный стереотип. И как только ты держишься столько лет. Твою ж мать… Сгрести бы тебя в охапку, замотать в одеяло и увезти куда подальше. Кормить, целовать и никому не отдавать. Ууууу… Эт чё? Чё за сопливая херь из меня попёрла? Чёртов Арс. Это всё энергетика твоя хуёвая. Или охуенная/ Пошарив во внутренних, наверняка, потайных карманах, Арсений нащупал маленькую тонкую пластинку и, удовлетворённо сжав её в кулаке, вернулся к наёмнику. — Проект 83.91.08, рабочее название «Воксер», — он положил щепку на стол перед Шастом, — Приоритет разработки: Бета, Тип устройства: дистантное коммуникативное. Разработчик… — Арс запнулся, вначале по привычке приоткрыв рот для произношения звука «А». — Милитех, я понял, Арс, расслабься, — он чуть сжал его ладонь и понимающе улыбнулся, поймав извиняющуюся улыбку в ответ. — Что с тестировкой? — Стадия «СТ3» пройдена успешно, и тем не менее проект развернули и отправили на доработку. — Ну, по крайней мере не коротнёт, — Шаст покрутил в пальцах тяжёлую для своих размеров пластинку. — А чё смутило? — Слишком высокий порог требуемой нейронной комплементарности. — Вечная херня. И сколько? — Пятьдесят два процента. — Е-бать. Ну и какова вероятность, что мы с тобой совместимы хотя бы на половину? — Это единственный шанс быть там на связи, — Арсений развёл руками. — Датчики, коими усеяно всё здание, Воксер не засекут. Всё остальное стороннее ПО на территории глушится. Даже личные телефоны. — Подо что замаскирован? — наёмник поднял глаза и поймал удовлетворённо-удивлённый взгляд. — Что? Я тут нетраннер как-никак и, вообще-то, довольно неплохой. А вы думали, я умею только орать? Хотя… Ору, кстати, тоже ничё так, — подмигнул он Арсу. — Не сомневался в тебе, — хмыкнул тот. — Замаскирован под сигнатуры Кироши. Датчиками считывается как интегрированное с глазными имплантами вспомогательное ПО. Проблем быть не должно. — Ага. Кроме одной самой главной, при которой всё вот это вот великолепие идёт в известном направлении. — За неимением лучшего, как говорится. — Это понятно. Так, а в чём вообще механизм? Это ведь пара, если я в глаза не долблюсь, — Шаст аккуратно обхватил пластинку с двух сторон и мягким нажатием разъединил две части, — Хе. И судя по тому, что они изнутри пронумерованы, между ними есть разница. — Верно. Чипы вставляются в нейропорт обоих пользователей. И оба они подключаются к зрительной системе, речевым центрам и отслеживают общие жизненные показатели. Но разница в том, что номер первый подключается к рецепторам оптической системы, а второй — к зрительной зоне коры. Далее они синхронизируются между собой, и активируется обмен данными. То есть, проще говоря, если ты используешь первый чип, а я — второй, то я буду видеть всё, что видишь в данный момент ты, и, при этом, мы будем друг друга слышать. — Такой… усовершенствованный телефон с видеосвязью. — Можно и так сказать. Только видеосвязь от первого лица, а сам телефон не глушится Арасаковскими глушилками и не ловится сканами. — Ну, эт пока, — Шаст отложил щепки в сторону и мечтательно сунул себе в рот пару мелких сырных шариков. — Вот выведут этих крошек на рынок, и понеслась… Действие — противодействие. Материя — антиматерия. Север — Юг. Арасака — Милитех. Наверняка, кстати, твой отдел и запрягут корпеть над этим. — Всё возможно. — Пошли к компу, — наёмник вышел из-за стойки и махнул рукой в сторону кабинета, — Прогоню через свою систему, погляжу что там и как. Может, подкручу чё. — Считаешь себя умнее милитеховских раннеров? — стянув со стола пару морковных палочек, Арс последовал за ним. — Считаю, что ты заебал меня недооценивать. Зайдя в маленькую, освещённую пурпурным неоном, комнату, Арсений застыл с приоткрытым ртом и палочкой на пол пути до него. Горящие интересом глаза живо забегали по стенам, цепляясь по очереди за каждый предмет — открытые кейсы с оружием покрывали почти всю верхнюю часть периметра. Да, он никогда особо не смыслил во всех этих типах, марках и моделях, но само по себе оружие его завораживало. Не как средство достижения целей или убийства неугодных. Лишь визуал. Эстетика с терпкой аурой опасности. Тем более, что здесь были собраны явно не заурядные пукалки из ближайшего ларька: на некоторых имелась гравировка с названиями банд или околофилософскими фразами, один из револьверов был инкрустирован, вероятно, рубинами. Тут была даже катана, и ручка её переливалась необычным перламутровым отблеском. — Мой личный музей, — нотки гордости промелькнули в голосе Шаста. — За каждым из этих мальцов спрятана история: где-то весёлая, где-то трагичная, а за некоторыми даже романтичная, но за каждым — охренительная. — А за этим какая? — Арс кивнул на серебристо-чёрный пистолет, лежащий в скромном сером кейсе на столе возле мониторов. Он явно отличался от остальных: во-первых, само его местонахождение; во-вторых, он не был отполирован, не был зачищен до блеска, как остальные в вертикальных нишах. Этот пистолет был тусклый, с нагаром, почерневшим курком и частично забившейся грязью гравировкой в виде трёхпиковой короны на рукояти. — Хах, — улыбка вышла кривой и совсем не весёлой, — А ты умеешь выбирать. Эта история… — он подошёл к кейсу ближе, провёл пальцами по холодному металлу и улыбнулся уже более тепло, — Неплохая. Интересная, весёлая, порой немного грустная, а главное — поучительная. — Прости. — За что? — Я, очевидно, влез в личное. — Так уж и очевидно? — Люди прячутся за цитатами, когда не могут высказать собственные мысли. Не могут или не хотят. — Ну или цитата просто круто звучит и подходит к моменту. Контекст решает. — Или так. Но не в этом случае. — Не, не в этом, — Шаст нагнулся к левой руке Арсения, которая так и оставалась на уровне его плеча, и откусил сразу треть морковной палочки. — Сорри, стул один. — Постою. Наёмник упал в компьютерное кресло, придвинулся ближе к мониторам и активировал их отпечатком ладони. Когда в центре экрана высветились приветственные символы, его пальцы ускоренно забегали по сенсорному стеклу, нажимая нужные кнопки и открывая нетраннерские программы, о названиях и функциях которых Арсений, стоящий позади, не имел и малейшего представления. Вставив двойной чип в боковой слот, Шаст запустил диагностику системы и принялся всматриваться в выведенные данные. — Так, ну в самое мясо я лезть не буду. Экспериментальная модель всё-таки. А вот в обшивке хотелось бы покопаться, — широкие массивы буквенных и цифровых данных замелькали с разных сторон основного монитора. — Ха, мимикрические протоколы и впрямь достойные. Даже нижние слои кода ссылаются на Кироши. — А ты всё ждёшь подвох? Арс подошёл ближе и, облокотившись левой рукой на стол, а правой на спинку кресла, попытался тоже вглядеться в потоки бегущих строк. Не то чтобы он много там понимал, всё-таки его специализация заключалась в другом, но некоторые знакомые слова и показатели он улавливал. — Подвох — не подвох, а вот если тут чуть подтянуть параметры биометрики, возможно и порог на пару показателей спадёт, — Шаст круговым движением большого пальца крутанул кольцевой сенсор. И хотя Арсений упрямо пытался вникнуть в суть происходящих на экране действий, фокус его неизменно перескакивал на бегающие по данным окольцованные пальцы. Их движения были быстры, точны и безошибочны. И красивы. Красивы какой-то механической, паучьей красотой, но вместе с тем плавной, грациозной и… наверное, тёплой. Собственные руки были перманентно ледяными, а эти… Арсений помнит, как эти руки согревали. Даже не смотря на обилие металла на них, эти руки не выглядели жёстко или грубо, скорее самодостаточно и даже изящно. Губы Арсения тронул едва заметный смешок — голову посетила мысль, что он скорее всего слегка предвзят в этом плане. Ведь он помнит прикосновения этих пальцев — мягкие, каждый раз осторожные, но никогда сомневающиеся. Так Шаст касался его. Но, возможно, для людей посторонних, лишённых тактильного контакта с этими руками, кольца на них смотрелись угрожающе и вполне могли напоминать кастеты. Вспомнив свои ощущения, Арсению до зуда на костяшках захотелось снова их испытать. Или прикоснуться самому. Не мимолётно, осознанно. Без отмазок про случайность. Отчаянное желание взять руку этого человека, вложить ладонь в ладонь, переплести свои пальцы с его, а затем поднести к своим губам, по очереди касаясь каждой фаланги. Арсений с силой сжал в кулак лежащую на спинке стула руку, резью коротких ногтей напоминая себе, что нельзя. Этого делать нельзя. Он больше не позволит себе так поступать. Не с этим человеком. То, что ему там хочется, это исключительно его проблемы. И он справится с ними сам. Этот человек уже давал ему шанс, прямой шанс на близость, на важность, на искренность, но он его феерически просрал. И то, что Шаст не плюнул ему в лицо при первой встрече и до сих пор не пристрелил, говорит лишь о его зрелости и высоком профессионализме, закрывающем все его эмоции на замок. Но за этим замком темнота, он уверен. Для него эта дверь закрыта. Этот человек больше его не подпустит. Не после того, как Арсений поступил с ним тогда. Не после тех погасших глаз. Не после тех опустившихся плечей. Господи, сколько раз после того дня он сам готов был пустить себе пулю в висок. Выбить из своей тупой башки этот мозг, который решил в тот момент поступить именно так. Но как же хочется прикоснуться… — Ау, — Шаст заинтересованно смотрел в отсутствующее лицо мужчины, — Арсений, приём. — Да? — его глаза сфокусировались на зелени рядом. — На рифму нарываешься. Нормально всё? — Нормально. Думал о том, что делать будем, если с щепкой не срастётся. — Да ладно, чё ты раньше времени-то тоже, — Шаст развернулся обратно к монитору. — Ща вот лёд шлифанём и испробуем. — Чем плох милитеховский лёд? — Тем, что он милитеховский. Официальный. А значит известный. У меня — мой, кастомный. Что непробиваемый не скажу, но, — Шаст, наклонившись, захватил ртом остаток морковной палочки в левой руке Арсения и, втянув её, на пару мгновений задержался влажными губами на его пальцах. Да, вся эта раннерско-наёмническая стихия, в коей он чувствовал себя полноправным хозяином, определённо давала ему толику самоуверенной наглости. — Но по цифровым лабиринтам непрошенных гостей помотает и при случае даст нам минут десять-пятнадцать форы. — Отлично, — тихо откликнулся мужчина, и боковым зрением Шаст отметил, как его ладонь застыла в том же положении, хотя была уже пуста. — Ещё чуть-чуть. Не останавливайся. Уже почти, — громким шёпотом с придыханием проговаривал наёмник, повышая тон, — Вот так. Да. Ещё немного. Ещё… Да. Да! — на экране высветилась надпись «100%». — Вот мы и за-кончили. Сепарация системы… Готово. Шаст, удовлетворённо улыбаясь, аккуратно вытаскивал чип из бокового гнезда, одновременно с этим закрывая все вспомогательные программы. Он, конечно же, не мог видеть этого напряжённого лица чуть позади себя, что совершенно точно было к лучшему. Арсений проклинал его. Вот прямо сейчас, в этот момент он крыл его последними словами, какие только знал и какие никогда не использовал. И боготворил эту приглушённую неоновую подсветку, искажающую цвета, и тем самым скрывающую красноту его пылающих щёк. И пытался дышать глубже и реже. И нервно одёргивал длинную футболку. — Можно проверять, — Шаст крутанулся на стуле и поддел ногтями тонкую пластинку, разделяя щепку на две части. — Моя ведь «единичка», верно? Арсений только утвердительно промычал и кивнул, делая вид, что увлечённо рассматривает увешанные оружием стены, отвернувшись при этом. Наёмник ещё раз покрутил в руках половинку с надписью «1» и, мило улыбнувшись ей, вставил в слот за правым ухом. Перед глазами появилась полоса загрузки и надпись «Диагностика сопряжённой системы». — Арс, — он протянул вторую половину на раскрытой ладони и ощутил, как её тут же забрали, почти не коснувшись. — Если мы хотим проверить звук и картинку, стоит разойтись хотя бы по разным комнатам, — «двойка» с глухим щелчком встала на место. — Сначала убедимся, что в этом вообще есть смысл. На обоих роговицах высветилась «Оценка комплементарности нейросистем» и полоска тикающих процентов. Когда отсчёт полноты процесса добрался до девяносто девяти процентов, оба выжидательно переглянулись. В головах раздался тихий сигнал готовности. — Чего?! — Какого?! — Ты чё там накрутил, хакер долбаный?! — Я здесь причём? Сам же видел, я в базовые протоколы не лез даже! — Это явно какой-то алгоритмический сбой. Текущая информация гласила «Комплементарность нейросистем — 93%». Арсений, нахмурившись, нажатием вынул чип из разъёма за ухом, подождал с пол минуты и вставил обратно. Шаст закатил глаза. — Бред какой-то, — буркнул Арсений себе под нос, когда перед глазами отобразилось то же число. — Охренеть… Мы — мозаика. Ироничненько, — усмехнулся наёмник. — Слушай, чё тебя не устраивает? Сам же переживал, что не срастётся. Ну вот — срослось. Более чем. — За всю свою профессиональную карьеру я не видел показателя выше девяносто одного, — отчеканил он. — Ну теперь вот увидел. Новый день — новые открытия. Или ты боишься, что мы с тобой братья-близнецы, разлучённые в младенчестве жестокой судьбой? — Ты же в курсе, что от родства это не зависит, да? — Я-то да, но обывательское мнение — оно такое. — Ну спасибо. — Ну а чё ты кислый-то такой, — рассмеялся Шаст. — Ой, всё. Я пошёл на кухню. Арсений, если честно, сам не особо понимал, почему его сознание так всколыхнули эти цифры. Это было необычно, да. Ну и чёрт бы с ними. Мало он что ли необычного в жизни видел. Ведь не имеют эти цифры какого-то особенного «сакрального» значения — не более, чем совместимость нервных систем на биологическом, химическом и физическом уровнях, способность к их адекватному взаимодействию. Абсолютно рандомный показатель. Возьми двух любых людей с улицы, никогда в глаза друг друга не видевших, и может статься, что система выдаст максимум — девяносто восемь. Вероятность, конечно, крайне мала, но имеется. Правда с преодолением порога 90% всё становится немного интереснее. Такие нейросистемы называют мозаичными. Они уже способны не просто релевантно взаимодействовать, находясь при этом в индивидуальном гомеостазе, но и способны подстраиваться друг под друга, корректировать сбои сопряжённой системы, а в исключительных случаях и замещать повреждённые фрагменты. И да, этот их прецедент безусловно необычен и интересен, и достоин обширных исследовательских работ. Но не вот этого растерянного напряжения в голове Арсения. Он подошёл к барной стойке и попытался заесть его полоской копчёного сыра. Помогло так себе. Перед глазами всплыли сообщения.

Имеет смысл тестить звук и картинку по отдельности

Чтоб понять качество и того, и того

С чего начнём

С картинки.

Подключение сопряжённой системы…

Получение данных…

Загрузка видеоканала…

Арсений сел на высокий стул и приготовился высматривать неточности и блики изображения. Его взгляд ушёл в расфокус. Первое, что он разглядел в стремительно набравшей чёткость картинке — сигарета. Только что зажжённая, с ярко тлеющим кончиком и тонкой полоской дыма, зажатая в длинных, ловких окольцованных пальцах. Рука медленно поднесла сигарету ко рту, и кончик её разгорелся, алыми искрами съедая бумажные края. В попытке отогнать от себя мысли о втянутых в этот момент Шастовых щеках, Арсений по памяти нащупал на столе бокал и сделал глоток вина. Дым на секунду заслонил почти всё зрительное поле, но тут же разошёлся обрывками и растаял. Отсутствие при этом характерного запаха создавало в его мозгу забавный когнитивный диссонанс, который отразился в лёгкой улыбке. Рука с сигаретой переместилась на один из настенных кейсов, в котором располагался серебристый, начищенный до зеркального блеска револьвер. После лёгкого нажатия по бокам рамки, кейс был перенесён на край стола. Рука коротким движением стряхнула пепел в прозрачную квадратную пепельницу и проскользила пальцами по геральдически стилизованной растительной вязи на револьверном стволе, повторяя каждый её изгиб. Тонкие пальцы по очереди задерживались на небольших синих камешках, вероятно, сапфирах, ласково обводя их грани. Сигарета снова оказалась во рту. Пара указательных, подцепив револьвер с двух сторон, вынула его из кейса, и оружие привычно легло в правую руку. Большой палец мягко огладил курок и положения на три-четыре мелко крутанул барабан. Находясь в вертикальном положении, револьвер поднялся на уровень глаз, и левая ладонь медленно заскользила по длинному стволу. От курка вверх. Оставляя смазанные отпечатки на серебристо-зеркальной поверхности. Добравшись до дула, ладонь сместилась в бок, и средний палец, едва касаясь металла, плавными движениями начал очерчивать его окружность. Первый круг. Второй круг. К среднему присоединился указательный. Третий круг. Подушечка указательного пальца проехалась по тонкой мушке и аккуратно погрузилась в дульное отверстие. Затем, чуть приподнявшись, сделала полукруг и погрузилась ещё раз. И ещё. И ещё. Арсений тяжело сглотнул. Всё это время воздух вокруг него неумолимо сгущался, и теперь его кинуло в жар окончательно. Это было слишком. Слишком красиво и слишком откровенно. Настолько слишком, что, дискомфортно ёрзая на барном стуле и поправляя свободные домашние штаны, он не мог сделать над собой усилие и прервать связь. Он мог только наблюдать. За этими руками, за этими пальцами, за этими движениями. За этим серебристым револьвером и мелькающей на фоне сигаретой. Только наблюдать и напряжённо втягивать носом раскалённый воздух. И гнать, отчаянно гнать от себя все эти аллегорические образы, обжигающие сейчас его нервные окончания. Убеждать, что всё это галлюцинации, иначе… иначе… — Чёёёрт… — сдавленно простонал он, когда окольцованные пальцы, почти нежно обхватив ствол, также медленно двинулись вниз к курку. — Шаст… — Арсова рука нервно пробежалась по внутренней стороне бедра, но, добравшись до паха, лишь запрещающе сжала вполне сформировавшийся бугор. — Прекрати… Да, Арсений уже далеко не безголовый подросток в пубертате. Более того, сам он никогда не считал себя тем, кто вообще способен завестись вот так, с пол оборота. Но эти пальцы… В этих кольцах… По этому оружию… Какой-то запредельный уровень эротической эстетики, напрочь выбивающий почву из-под ног. Ему бы только удержать себя на месте и не сорваться этим рукам навстречу, снося по пути картонные стены своих принципов. И губу не прокусить желательно. Когда рука наконец коснулась курка, зрительное поле снова заволокло белёсым дымом, но растаять он уже не успел. Картинка замерла.

Как тебе

Отлично.

Чё по багам

Всё отлично. На большее Арсений сейчас был физически не способен. Мозги под слишком медленно спадающей аурой возбуждения были едва ли дееспособнее фруктового желе из автомата. Этот чёртов револьвер всё ещё стоял перед глазами. И руки эти… — Нет, — он с усилием растёр глаза тыльной стороной ладоней и выдохнул. Он и сам не особо понимал, что именно «нет», но сейчас мысли были настолько разрознены, что вникать вообще не хотелось. Единственное, что наиболее чётко пробивалось в этой суматохе, кроме, конечно, тех самых картинок, это надежда на то, что Шаст не отслеживал его показатели на протяжении всего действа. Крохотная, микроскопическая надежда на то, что Шаст затеял весь это спектакль исключительно ради демонстрации изящности самого револьвера и красоты всей его коллекции в целом. А не поиздеваться над Арсением и его уровнем самоконтроля. Ну вдруг. Надежда, говорят, умирает последней. Правда, обычно вместе с верой в человечество.

Звук?

Да.

Подключаюсь?

Секунда. Арсений встал со стула. Сцепив сзади на шее руки в замок, он расправил плечи, сделал по паре наклонов головы в стороны и откашлялся. Подхватив стоящий на столе бокал с вином, он опустошил его. Я говорю — ты повторяешь.

Ок

Давай.

Много не давай, мало не бери))

?

Забей

Подключение сопряжённой системы…

Получение данных…

Синхронизация аудио каналов…

Сперва послышалось множество сторонних механических и электронных шумов. Что-то скрежетало, что-то как будто тёрлось снаружи о наушник, что-то тонко потрескивало. Затем постепенно, пройдя через стадию белого шума, всё стихло. — Привет. — Привет, — собственный голос показался Арсению неестественным. — Поиграем в попугайчиков? — усмехнулся Шаст, на что Арсений лишь осуждающе хмыкнул. Дабы не нагружать свой ещё не до конца оправившийся мозг придумыванием пустых фраз для повтора той стороной, он принялся неспешно бродить по просторной студии и перечислять всё, что улавливал его взгляд. — Живой бамбук в потолок. — Живой бамбук в потолок, — отозвался наёмник. — Красно-бирюзовая картина на стене у входа. — Красно-бирюзовая картина на стене у входа. — Три плафона над обеденным столом. — Три плафона над обеденным столом. — Выключенный телевизор. — Выключенный телевизор. — Чай на столе. — Жаль, что не ты. Чай на столе. — Что? — Арсений едва не запнулся о порожек. — Чай на столе, говорю, — громче повторил Шаст. — Помехи? — Нет, до этого. — Выключенный телик, вроде. — Нет, после, — в голосе Арсения стали пробиваться истерические нотки. — После телика что ты сказал? — Да чай на столе я сказал, в чём дело-то? — Ты издеваешься? — Да в смысле?! — судя по голосу, Шаст и правда не улавливал суть претензии, но возмущение Арсения перекрывало сейчас любые возможности голосового анализа. — В прямом! Ты натурально надо мной издеваешься, считаешь это смешным и вдобавок ко всему делаешь вид, что не понимаешь, о чём речь! «Жаль, что не ты», серьёзно, Шаст?! — Чего? — Того! Хватит уже строить из себя идиота. Раз уж затеял эту игру, так имей смелость не отнекиваться, когда тебя тычут в неё носом как нашкодившего кота, — Арсения понесло. В нём разом сдетонировало целое минное поле, и теперь ржавые острые осколки свинцовых мыслей прорезали воздух во всех известных направлениях. — С каких пор психологическое насилие вошло в твой репертуар? — Арс. — В какой момент ты решил, что воздашь мне по заслугам вот таким образом? Да, я заслужил. Я знаю, что я заслужил. Я виноват перед тобой. Ну так врежь мне по роже! Избей! Сломай мне руки, которыми я тебя оттолкнул. Выбей мне зубы, сломай челюсть, которой я нёс ту чушь. Размозжи лицо, которое я спрятал, отвернувшись от тебя. Прострели наконец голову, которая решила тогда сделать всё так, а не иначе. Что угодно сделай, как захочешь пытай, но не вот так. Пожалуйста. Ты же душу мне расщепляешь на атомы. Я же на куски по швам расползаюсь от всей этой визуализации того, что могло бы быть, но уже никогда не случится. Всей этой твоей неуместной заботы, понимания и терпения, которого заслуживает кто угодно, но точно не я, романтики этой ночной крышной чёртовой, пальцев твоих с кольцами на револьверном стволе… Такая подходящая месть. Заслуженная… — Один. Два. Три. Четыре. Пять, — Шаст прервал его, вкрадчиво выговаривая слова. — Что ты вообще… — Арсений, — мягко прошептали на том конце, — Заткнись и смотри. Из-за открывшейся двери кабинета, на звук которой обернулся Арсений, показалась высокая фигура наёмника со слегка недоумевающей ухмылкой на лице. Шаст на автомате пробежался ладонью по волосам и подошёл ближе, чтобы его самого точно было хорошо видно. — Привет, — он, с интересом ожидая реакцию собеседника, наклонил голову в бок. — Имеется некоторый прикол. — Какого… — Арсений, сдвинув в отрицании брови, сверлил ухмыляющуюся физиономию. — Чёрт, это запись? Или что? Как? Я же… — он растерянно указал себе на уши. — Брось, Арс, ты всё правильно понял, — рассмеялся он. — Мозаики такие мозаики. Не изучены ни хрена до конца, а такой потенциал. Хотя со стороны это, наверное, ебать стремно выглядит. Театр одного актёра. Хорошо, что тут только мы. А ты когда-то любил театр — я помню. — До сих пор люблю, — только и смог выдавить он. — А я не был ни разу. Надо сходить как-нибудь вместе, — Шаст осёкся, — Блять. Прости. Ассоциативный мыслительный поток сложно остановить. Хорошо хоть, что тебе передаются только чётко сформированные мысли, а не весь тот пиздец, что намешан у меня в голове. Хотя и это как-то дико. — Да уж. — Да ладно тебе, Арс, отомри уже. Ты-то чего так напрягся? Я ж твои не слышу. Кстати, почему? А, наверное, потому что твой чип по умолчанию принимающий, а мой передающий. Хотя звук же работает в обе стороны. Интересно. Я бы тебя послушал. Наверняка там гора заумных мыслей. Целая планета. И я всё равно ничего не пойму, — он тепло усмехнулся. — Может поменяемся? — Нет, — отшатнулся Арсений. — И вообще, пора это прекращать, — он спешно потянулся к слоту за ухом и, со щелчком вынув щепку, положил её на стол. — Программа работает, связь без нареканий. Всё отлично. Главное, не потеряй. А мне уже нужно ехать, — он бездумно застегнул замок своей кофты и, взглянув вниз, вспомнил, что одет не в свои вещи. — Одежду пришлю завтра курьером. — Бежишь? — произнес уже вслух Шаст. — А ты рецидивист, Арсений, — он неспеша присел на барный стул и крутанулся на нём, смотря куда-то в пол. — Понял, что как только эта минутная эйфория от внезапной фишки с телепатией пройдёт, речь зайдёт о твоей предыдущей эмоциональной тираде. И испугался. И ладно бы это была двухсторонняя телепатия, но ведь нет. Выходит, ты испугался не того, что сам скажешь что-то сверх, а того, что услышишь от меня. — Тебе доставляет это удовольствие? — голос Арсения сделался стальным канатом. Отвернувшись от Шаста, он налил в свой бокал немного вина и сделал пару мелких глотков. — Обязательно надо залезть мне в голову своими причинно-следственными связями. — Я просто за правду. — Оу. И в чём же твоя правда? — В том, что дело не во мне. Дело в тебе. — Как-то не канонично, не находишь? — ощетинился Арсений. — Что поделаешь, — хмыкнул Шаст, — Вот такие мы с тобой нестандартные. — Нет никаких «мы». — И не будет, — он запрокинул голову и теперь стал всматривался в потолок, продолжая крутиться на стуле. — До тех пор, пока ты не осознаешь, что нет никакой «моей мести», никаких «заслуженных пыток» и показной заботы с моей стороны. Есть лишь твоё острое чувство вины, не дающее тебе реально взглянуть на вещи. — Действительно. И револьвер просто револьвер. — Каюсь, — рассмеялся Шаст, — С револьвером увлёкся. Но у тебя так глаза загорелись, когда ты мою коллекцию увидел, что я не мог не воспользоваться ситуацией. — Что это, если не издевательство с твоей стороны. — Да что угодно. Заигрывание, провокация, эротическая миниатюра, откровенный неприкрытый флирт. — Так всё, с меня хватит, — Арсений отставил винный бокал и нервно заозирался в поисках своих вещей. — На кровати. Устало растирая веки, Шаст встал со стула и ленивым шагом направился к большому панорамному окну, жалюзи на котором он ещё не успел прикрыть. Снаружи уже была ночь, но как это всегда бывает в центральных районах, мелькающие вывески и подсветка не давали улицам погрузиться во тьму. Он выдохнул влажный воздух на прохладное стекло, нарисовал на мутном пятне смеющуюся рожицу и закурил. Оборачиваться не хотелось. Эмоциональные качели сделали солнышко и со всей дури ударили его по затылку. В который раз. Может, ему вообще всё это, нахрен, показалось. Взгляды, интонации, реакции. Он просто хотел это увидеть и увидел. Желаемое за действительное — классика. И может, сейчас Арс просто бежит от неприятной темы, а совсем не от связанных с ним эмоций. А он как конченый идиот строит тут из себя психолога. И снова наступает на те же грабли. /Да в пизду! Не попробуешь — не попробуешь/ — Арсений, — окликнул он его негромко и услышал, как направлявшиеся к выходу шаги затихли за его спиной. — Я, — глубокий вдох, — Я хочу, чтоб ты остался. Но боюсь, что ты вновь сбежишь, — облегчённый выдох. Да. Так. Так правильно. Это простые слова, но необходимые сейчас. Пусть они не отражают всего объёма и глубины, пусть обнажают его болевые точки, но ему нужно было сказать их. Шаст хотел их ему сказать. Он прислонился лбом к оконному стеклу и, следя за перебегающими огоньками автострады вдалеке, вслушивался в звенящую тишину. Предугадывать варианты развития событий совсем не хотелось. Ему, скорее, хотелось рассмеяться, хотелось вкинуть какую-нибудь шутку, разрядить наэлектризованный воздух, но это было бы не честно. По отношению к ним обоим. И он ждал. — Я хочу остаться, — едва слышно произнёс Арсений, сверля взглядом носки своих лакированных туфель. Шаст с мягкой улыбкой на губах закрыл глаза. — Но я боюсь, что ты больше меня не примешь. Ещё страшнее, если примешь и вновь разочаруешься. — Мда… Очконавты мы ещё те, оказывается. Бля, как это работает? Я двадцать четыре на семь бегаю под пулями и уворачиваюсь от клинков, а сейчас даже обернуться не могу, — усмехнулся Шаст. — Пиздец. — А я? Я ведь управляю огромным отделом самой влиятельной корпорации, веду переговоры и заключаю сделки с опасными людьми, но, когда я нос к носу столкнулся с тобой в том проклятом ресторане, — Арсений отрицательно покачал головой, — У меня всё нутро будто кипятком ошпарило. Я вздохнуть нормально не мог. — А по тебе было не сказать. Сидел весь такой на пафосе. Мистер Босс. — Просто я умею держать лицо, — хмуро пожал плечами Арсений. В следующую секунду Шаст услышал, как бухнулась на пол стопка одежды, и каблуки туфель с неприятным скрипом провернулись. Мелькнула мысль, что надо бы собраться с духом и обернуться уже наконец, а то чё он как этот, но он не успел — прохладные руки пробежались по его рёбрам и крепко обвили со спины. — Но я так устал, Шаст, — прошептал Арсений куда-то ему в позвоночник. — Так устал его держать. Делать этот холодный, отстранённый вид, когда по сосудам будто жидкий металл пускают. Прятать дрожащие от мимолётных прикосновений руки. Отводить взгляд, боясь зависнуть как слетевшая система, и боясь, что мои глаза меня выдадут. Я так устал бояться, Шаст. — И не нужно, — он развернулся в таких долгожданных, тёплых объятиях, взял его правую ладонь и приложил к своей щеке. — Больше не нужно, Арс. Смотри на меня. Прикасайся ко мне. Отпусти себя и реагируй так, как чувствуешь. Делай то, что чувствуешь. — Даже если мои чувства диктуют мне сделать что-то… вопиющее? — Особенно, если вопиющее… Арсений дышал загнанно и бегал паническим взглядом по лицу напротив, будто ища то ли помощь, то ли подвох. Его рацио в кои-то веки подводило его, отходило на второй план и где-то за стенами этой квартиры умывало руки. Разум из последних сил ещё пытался ухватиться за что угодно, лишь бы не скатиться в чистые эмоции: расчёт, эгоизм, гордыня, сарказм. Хоть одну ниточку, всего одну! Но эта зелень… Такая глубокая, тёплая… Такая родная. Сухой бетонной крошкой последние оковы сомнений и страха осыпались с его плеч, уступая место ярким, солнечным цветам чувств и желаний. Арсений резко навалился на Шаста всем своим весом и впечатался в губы так, что глухой звук удара головы об оконное стекло достиг его ушей даже сквозь бьющийся в висках пульс. — Чёрт, прости-прости-прости, — шёпотом затараторил он и потянулся рукой к кудрявому затылку. — Похуй. Забей, — Шаст, вцепившись в края Арсовой-своей толстовки, втянул его обратно в поцелуй. Эти губы. Он помнил и не помнил их одновременно. Их мягкость и вкус. Его вкус. Столько лет прошло, столько людей. А теперь кажется, что и не было никого. Что в его вселенной существовали всегда только эти губы и этот вкус. Всегда только они. Конечно, логика где-то вдалеке повизгивала, мол, уважаемый, шестнадцать лет прошло, ты шо, ебобо? Но видит бог, щас так похуй. Эти губы он узнал бы и через сто. Потому что его. Теперь уже смелые руки обоих хаотично гуляли по спинам, лицам и волосам, давая максимум тактильных ощущений, изучая новое и вспоминая всё, что должно было быть забытым. Мозг сбоил под нереальностью происходящего, и в жар бросало снова и снова. — Погоди, — Арс слегка отклонился, — А как же очевидная шутка про мою головокружительность? — Считаешь, теряю хватку? — Возможно. — Я просто не настолько банален. Арсений хотел что-то проворчать, но его язвительность утонула во влажных звуках поцелуев, которые неминуемо становились всё более откровенными. Губы сминались всё сильнее, иногда ловя легкие укусы, рот приоткрывался всё шире, языки настойчиво ласкали друг друга, сталкиваясь и переплетаясь. Рукам уже становилось мало свободной от ткани кожи, и пальцы то и дело пробирались под край кофты или горловину футболки, запуская волны электрических мурашек. Становилось жарко, невыносимо жарко от этого внезапного эмоционального цунами, и жар этот заставлял сердце выбивать из лёгких последний воздух и ломать изнутри грудь. Он же начинал постепенно накапливаться внизу живота, заставляя соприкасаться как можно большей поверхностью тел. — Эй-эй, — прохрипел Шаст, когда Арсений плавно толкнулся пахом в его бедро, — Арс, если ты продолжишь быть таким вопиюще охуительным, у меня слетят к чертям последние предохранители, — он провёл большим пальцем по его раскрасневшимся влажным губам, проскользил по подбородку, шее и остановился в надключичной ямке. — Надеюсь, это обещание? — Арсова ладонь невесомо пробежала по нежной коже над самой кромкой штанов Шаста, и тот рефлекторно втянул живот. — Бляяять… Кажется, кто-то вошёл во вкус. — Когда вкус такой фантастический, сложно в него не войти, — он прижался теперь уже своим бедром к его паху и чуть царапнул ключицу. — Арссс… Ты вообще не помогаешь, — Шаст сжал ладони по бокам на его талии и уткнулся носом в плечо. — У меня ща кукуха нахуй слетит. Я до сих пор не уверен, что мы сейчас не в моих влажных снах, — он аккуратно прикусил выступающие мышцы горячей шеи и тут же зацеловал места касания зубов, чем вызвал тихий прерывистый стон. — Вот это реализм. Брейндансы писать не пробова… — слова потонули в новом звучном выдохе. — А будь мы там, что бы происходило дальше? — Ты действительно хочешь это узнать? — Шаст, тяжело дыша, серьёзно посмотрел в голубые глаза. — До одури. Глаза Арсения, обычно бывшие ясным небом, сейчас горели молниями ураганных туч. В них бурей плескалось грозовое море, и штормовые волны накрывали Шаста с головой, не давая сделать и глотка воздуха. /Конечная. Проснусь — выйду в окно/ Держа его одной рукой за талию, другой за шею, он с силой притянул Арсения к себе и в настойчивом, почти кусающем поцелуе развернул его к окну. Даже через кофту почувствовав спиной оконную прохладу, Арс выгнулся навстречу и сладко, с шипением, простонал, когда почувствовал, как рука крепко сжимает его ягодицу, а по челюсти и шее мажут пухлые губы. — Как же крышесносно ты пахнешь, Арс, — шептал он, продолжая покрывать поцелуями его шею. — У меня башку от тебя ведёт, просто пиздец. Добравшись губами до яремной впадинки, Шаст схватился за бегунок молнии и, с большим трудом оторвавшись от разгорячённой кожи, вопросительно взглянул в туманную синеву полуприкрытых глаз. Синева ответила ему прямым горящим взглядом с легкой озорной ухмылкой. Кофта была отброшена на пол. Ладони Арсения хаотично гуляли по его спине, периодически царапая короткими ногтями через футболку при самых метких поцелуях. Пальцы то и дело зарывались в русые кудри, сильнее вжимая губы и язык во влажную кожу. — Хочу больше… — мысли, заслоняемые волнами ощущений, уже с трудом компоновались в слова в Арсовой голове, — Хочу больше тебя… Обе футболки улетели в неизвестном направлении. — Арс, ты невозможный, — Шаст немного отклонился назад, чтобы его рассмотреть. — Какие, нахуй, Пустоши. Звёздное небо — это ты. Ты прекрасен, Арс. — Иди сюда, — Арсений притянул его к себе, и их сухие от жаркого дыхания губы снова нашли друг друга. Холод от стекла и горячие прикосновения больших мягких ладоней на груди и животе невероятно ярко контрастировали, заставляя влажную кожу слегка подрагивать и ещё охотнее подставляться под касания. Арс выгибался в пояснице всё сильнее, ловя вновь спускающиеся поцелуи. Сантиметр за сантиметром, от родинки к родинке Шаст зацеловывал, зализывал всё пространство плеч и груди. Все эти созвездия, каждая из этих маленьких тёмных точек, которые не выходили у него из головы по меньшей мере последние несколько дней, каждая оказывалась под его губами. Каждую хотелось запечатлеть в памяти на случай, если они с Арсом словили групповое помешательство и через минуту отпрыгнут друг от друга как ошпаренные. Бред какой-то. Самым кончиком языка Шаст подцепил левый сосок и чуть поигрался с ним, осторожно зажав при этом второй между указательным и средним. Арсений с шипением вскинул голову, зажмурился и сильнее вцепился в ворох его волос, путаясь в желаниях оттянуть и притянуть. Широким мазком языка Шаст проехался по правому соску и тут же втянул его в рот, чем вызвал у Арсения сдавленный стон. — Шаааст… Ты невыносим… — Одно твоё слово, мой хороший, и я тут же прекращу, — горячее дыхание обожгло левое ухо Арсения. Шастова ладонь опустилась на низ его живота и пробежалась вдоль резинки штанов, ероша короткие волоски и намеренно цепляя ткань. — Только посмей. Пристрелю. Придушу. — Звучит опасно, — низко рассмеялся Шаст. — И что же мне сделать, чтоб избежать столь печальной участи? — он показательно медленно лизнул подушечку своего большого пальца и обвёл им левый сосок Арса, ещё и с нажимом его подразнив. — Чего ты хочешь? — Хочу больше… — прерываясь на мелкие вздохи, проговорил Арсений и рефлекторно толкнулся в ладонь на животе. — Хочу тебя. Видеть и чувствовать. — Кажется, кто-то совсем не умеет растягивать удовольствие, — Шаст легонько куснул его за плечо и заигрывающе прошёлся пальцами по весьма напряжённому паху. Бедра Арсения дернулись навстречу. — Долгие годы ожи…дания не то чтобы этому спос…обствуют, — поймав удивленно-сомневающийся взгляд напротив, Арсений простонал, но теперь уже вымученно. — Шаст, прошу, мы обязательно всё обсудим, но дав… Его заткнули влажным, громким, совершенно развязным поцелуем, бесцеремонно врываясь в его рот, сжимая и переминая мягкие ягодицы и бессовестно отираясь пахом о его пах. Их языки сталкивались друг с другом будто в схватке и тут же сплетались вновь. Кожа чувствительно скользила по коже, распаляя рецепторы. Член уже невыносимо ныл и с каждым соприкосновением требовал к себе всё больше внимания. — Так, — Арсений из последних сил мягко отстранил от себя Шаста и судорожно вдохнул, — Я в душ. И минут через 5-10 мне понадобится помощь. — С чем же? — С поиском полотенца. На ватных ногах он с трудом выбрался из крепкой хватки и нетвёрдой походкой направился в сторону ванной. Заворожённо проследив за удаляющимся Арсением, Шаст на таких же непослушных ногах дошёл до барной стойки и плеснул себе в бокал остатки вина. Сел. /Пиздец. Просто пиздец. Может, это и правда всё у меня в башке. Может, мне размозжил башку очередной киберпсих, и я в коме валяюсь уже который год. Где-то же был такой сюжет. Как иначе объяснить этот сюр. Или скрытые камеры стоят и транслируют всё это действо на широкую аудиторию. Че, блять, происходит? Мозги не варят совершенно. Руки трясутся. Хуй колом стоит. Надо подуспокоиться. А как, блять?! Как с ним вот таким успокоишься?! Он же, блять… Это вообще что-то за гранью. Как он существует такой?! Это же только под рамочку и в музей. Чтоб любоваться этим искусством. И не то что не трогать — не дышать на него. Нет. Нихуя. Дышать. И трогать. И целовать. Мять. Кусать. Облизывать. Вылизывать. Отсасывать. Дрочить. Трахать. Бляяяяять… Мне пизда. Мне совершеннейшая пизда/ Шаст сфокусировался на четырёх маленьких циферках в углу зрительного поля. Он не засекал, но по внутренним ощущениям прошло минуты три-четыре. Ещё рано. /Так блять. Какого хрена меня начинает потряхивать. Алле, мозг, блять! Мы не подростки, угомонись. Твою мать, а я ведь даже ничё не знаю про его предпочтения. Чё он любит, как он любит. Сверху, снизу. Нежно, грубо. Долго, быстро. Что, блять, ему нравится?! Сука. Ладно. Нахуй панику. Вдох-выдох. Импровизация наше всё/ Шаст подошёл к кухонной раковине и побрызгал себе на лицо холодной водой, чтоб хоть как-то оживить свой затуманенный возбуждением мозг. Взглянув на часы, он подумал, что можно бы уже, наверное, двигаться в сторону ванной и, ухватив по дороге со стола парочку виноградин, направился «на помощь». Когда Шаст подошёл ближе, и герметичная дверь автоматически приоткрылась, его лицо тут же обдало густым тёплым паром, смешанным со сладким запахом тропических фруктов. Не то чтобы ему не нравился свой гель для душа, в конце концов, он сам его выбирал, но в этот момент он с толикой печали подумал о том, что эти фрукты наверняка заглушили тот самый аромат Арсения, от которого он кайфовал там у окна. Он обязательно заменит этот гель на какой-нибудь без отдушек. Потом. А сейчас он заворожённо наблюдает за мужской фигурой, стоящей спиной, под потоком шумных капель, и попутно стягивает с себя штаны и бельё, стараясь не упасть при этом. Мелкие капли стремительно пробегали по подтянутому, рельефному телу и в свете пурпурно-голубого неона переливались драгоценными камнями, подчёркивая изящные контуры. Казалось, он стоит в потоке идеально ограненных бриллиантов, ласкающих его нежную кожу. /Что за человек. Даже обычный душ превращает в искусство/ — Арс, ты такой блестящий. Шаст неожиданно поймал себя на мысли, что какая-то его часть противится вторжению в эту гармонию воды и кожи. Будто он войдёт и магический танец бликов прекратится, исчезнет. Голова Арсения немного двинулась влево, но оборачиваться он не стал, лишь чуть вышел из потока воды. — Прикоснись ко мне. Хочу ощутить твоё присутствие. Я так соскучился по твоим рукам. — Только лишь по рукам? Нос Шаста не спеша проехался по его загривку, а длинные руки упругой лозой обвили талию и грудь. Шаст вдохнул глубоко, насколько хватило его прокуренных лёгких, и улыбнулся. Нет. Никакие химозные фрукты не перебьют этот аромат. Аромат кожи Арсения. Пухлые губы аккуратно смазали крупные капли с его правого плеча. — По тебе, — Арс запрокинул голову назад, давая больше пространства поцелуям. — Всему тебе. Пока губы Шаста кропотливо уделяли внимание каждому крохотному пятнышку на его плечах и шее, Арсений завёл руки за широкую спину и сильнее прижал Шаста к себе. Горячее влажное и прохладное сухое полностью соприкоснулись, и обоих пробило мелкой дрожью. — У меня от тебя мурашки по коже. Шаст обжёг низким шёпотом его правое ухо и легонько царапнул зубами хрящик. Изучая тонкими пальцами лихорадочно вздымающуюся грудь, он пробежался по возбуждённым соскам, аккуратно сжал их и чуть оттянул, чем спровоцировал ещё больший изгиб Арсовой спины и прерывистый полувдох-полустон. Ягодицы Арсения в ответ мягко проехались по его напряжённому члену. — Только лишь мурашки? — запинаясь, ухмыльнулся Арс. — Верно. Не только. Широкие ладони постепенно перебирались всё ниже, лаская нежную кожу живота, очерчивая подвздошные косточки, путая короткие лобковые волоски. Наконец, рука Шаста, невесомо подразнив мягкими подушечками внутреннюю сторону бедра, неплотным кольцом обхватила твёрдый горячий член. Арс в это же мгновение на автомате толкнулся в его ладонь, и из горла вырвался глубокий короткий стон. — Шаст… — Дааа? — протянул он и, разомкнув пальцы, синхронно с этим проскользил ладонью снизу от основания до головки. Задержавшись, он большим пальцем кругами огладил головку, размазывая выступившую смазку и чуть потирая уздечку указательным. Короткие ногти остро полоснули его левое бедро. Арс, всё также лежащий головой на его плече, с шипением сжал кудрявую шевелюру, почти грубо притянул к себе и врезался в его губы мокрым кусающим поцелуем. Этот неожиданный контраст прошиб Шаста разрядом нейростимулятора. И так немногочисленные сторонние мысли, блуждающие до этого где-то на задворках его разума, в миг растворились во всепоглощающем желании слышать, видеть, ощущать удовольствие Арсения, в желании это удовольствие ему подарить. Левая рука хаотично заскользила по влажной разгорячённой коже то сжимая, то гладя, то царапая везде, где дотягивалась; правая же, плотно обхватив возбуждённый член, ритмично задвигалась в неторопливом, но уверенном темпе. Арс звучно простонал в поцелуй, прикусив Шаста за нижнюю губу. И от этого его голову вело всё больше. Арсовы стоны, рефлекторные толчки в его руку, изгибы и подрагивания, царапания и укусы, мелкая дрожь длинных ресниц, которую он чувствовал своей щекой — всё это выводило его на какой-то новый уровень собственного возбуждения. Ему казалось, что сейчас он может кончить лишь от вот такого Арсения. — Ш… Шаст… Шас… Ш… — громким задыхающимся шёпотом позвал он его, когда темп начал безжалостно нарастать. — Стой. Ша… Стой. Подо… жди. — Что такое, мой хороший, — он как будто даже физически не мог сделать голос менее низким, — Что не так? — Нет, всё… Я… Я просто уже… уже близко. — Ну так в этом же и смысл весь, — промурчал он ему на ухо, но ладонь всё-таки ослабил и теперь медленно поглаживал ей всю длину от головки до основания, периодически пробегаясь по мошонке, давая Арсу отдышаться. — Нет. Я так не играю. Хочу тебя видеть и… — туман возбуждения путал и растворял мысли Арсения, не давая ему толком даже выцепить их для формулировки. Взгляд потерянно носился по мокрой стене в поисках осмысленности. — И? — ведя ладонью по его руке, Шаст вышел из-за спины, встал перед ним и, приобняв за талию, прикоснулся кончиками пальцев к щеке. — Хочешь меня видеть — я здесь, просто подними на меня взгляд. Хочешь что-то ещё, что угодно, — просто скажи. — Я… Нет, — качнул головой Арсений, но, увидев ступор в лице напротив, мягко улыбнулся. Его глаза, поймав точку опоры, становились всё яснее. — Не хочу говорить, — пристальный взгляд почти осязаемо разглядывал, оглаживал Шаста, постепенно спускаясь ниже. Ко взгляду наконец добавились руки, и Шаст шумно вдохнул полной грудью. — Хочу делать. Сам. Арсений слегка подтолкнул его в широкую грудь, вынуждая прислониться спиной к стенке, и сам подошёл к нему вплотную. Мокрый острый язык обвёл пухлые губы и нахально вторгся в Шастов рот, утягивая в пошлый, тягучий поцелуй. Слюна обоих размазывалась по щекам, языки цеплялись и удавами обвивали друг друга, каждое движение сопровождалось звонкими влажными звуками, заставляя быть ещё развязнее и смелее. Шаст, неожиданно даже для самого себя, со стоном выдохнул в поцелуй. Это произошло само собой, так естественно, но он не помнил, чтобы подобное с ним случалось ранее. До Арсения. До Арсения? Разве что-то было до Арсения? Разве был кто-то? Молоко. Чистый лист. Тишина. Арс, цепанув напоследок кончиком языка его верхнюю губу, прервал долгий поцелуй и облизнулся. Его взгляд сосредоточился на тёмной зелени напротив, и голова изучающе чуть наклонилась вправо. Казалось, он почти не моргал. Крохотное пространство между ними стремительно наполнялось свинцом и электричеством. Не разрывая визуальный контакт, он обеими ладонями провёл по Шастовой шее, перешёл на плечи, ключицы, огладил грудь, легкими касаниями пробежался по животу. И всё это Шаст выдержал стоически. Но когда, мягко полоснув бедра, Арс сомкнул пальцы одной руки вокруг его ноющей головки и двинулся к основанию, а другой начал аккуратно массировать яйца, он с громким стоном запрокинул голову и прикрыл закатывающиеся глаза. В голове зашипело белым шумом, а под веками запрыгали мелкие искры. Все действия были моментально остановлены. С глухим выдохом Шаст приоткрыл один глаз и, увидев осуждающий взгляд с приподнятой бровью, по-котячьи фыркнул, но просьбу уловил и выполнил, снова погрузившись в синеву напротив. Движения возобновились. С широко раскрытыми глазами и ртом, почти высохшим от частого дыхания, он безотрывно наблюдал за Арсом, но даже так не смог отследить, когда тот начал скользить вниз, и опомнился только, когда он уже опустился на колени. — Блять, Арс, ты издеваешься? — хрипло простонал он. — Я же и двух минут не выдержу. — Возможно. Но не ты ли говорил мне делать то, что я хочу? — хитро хмыкнул Арсений и чмокнул его в подвздошную косточку. — Не всё же тебе издеваться. За кого ты меня принимаешь? За эгоиста? — О, так ты собираешься отсосать мне из вежливости? — широко улыбнулся он, и тут же пожалел об этом. Глаза Арса как-то нехорошо сверкнули и угрожающе прищурились. — Нет, — почти шёпотом ответил он, сверля Шаста колючим взглядом и вызывающе оглаживая его раскрытой ладонью от промежности вверх. — Я собираюсь тебе отсосать, потому что хочу тебе отсосать. Потому что хочу почувствовать вкус твоей смазки на своём языке. Почувствовать, как твой горячий член растягивает мои губы. Как твоя упругая головка скользит у меня во рту и врезается в горло. Хочу давиться твоим членом при особенно глубоких толчках и ощущать твои пальцы на своём затылке. Такая мотивация тебя устроит? — Максимум моей выдержки только что сократился до пары секунд. Победно улыбнувшись одним уголком губ, Арсений широко провёл языком с большим количеством слюны от мошонки до головки и, смотря исподлобья на Шаста, вакуумно втянул её внутрь. — Бляяяя… — сдавленно протянул Шаст. Нет. Он не запрокинет голову. И не закроет глаза. Он больше не упустит ни одной гребаной детали этого фантастического действа. Он хочет это видеть. Хочет видеть всё. Видеть, как Арс дразнит длинным языком его уздечку, подёргивает и вылизывает, обводя кругом нежную головку. Как он с каждым разом вбирает в себя всё больше. Как втягиваются его щёки, ярче очерчивая скулы. Как блестит член от его слюны. Как его мокрые губы прокатываются по нему. Как скользит по внутренней стороне Арсовой щеки головка, показывая свои контуры. Как он широко лижет снизу вверх и одним движением насаживается почти до конца. И этот взгляд. Взгляд, выжигающий душу, который Шаст с удовольствием бы отпечатал на своей сетчатке. Но он чувствует, как ноги начинают подводить его. Не сейчас. Ещё чуть-чуть. Пожалуйста. Чуть-чуть продлить всё это. Ухватить ещё кусочек. Не получается. Он запускает тонкие пальцы левой руки в спутанные тёмные волосы, сжимает их и резко оттягивает Арсения назад. — Иди… ко мне, — задыхается Шаст, побуждая его встать, и плотно обхватывает свой член, пережимая у основания. Не дотерпев, пока Арс поднимется полностью, он наклоняется и врезается в его губы агрессивным поцелуем. Слюна вперемешку со смазкой растекается по их подбородкам и щекам, чуть стягивая кожу и делая её ещё чувствительнее. Щетина обоих колется сильней, но это почему-то только распаляет. — Так не честно, — с мокрым звуком отстранился Арсений. — Я хотел довести тебя до конца. — Чтобы эгоистом стал я? — О, вы смеете использовать мои заклинания против меня, Шастун? — Я смею довести до конца нас обоих, причём в ближайшее время, так что заткнись. Шаст, нетерпеливо сжав Арсову ягодицу, притянул его к себе почти вплотную, и тот свистяще прошипел, когда два члена мягко соприкоснулись. — Поможешь? — игриво дёрнул бровью Шаст и поднял вертикально вперёд ладонь. Арс лишь улыбнулся по-лисьи одним уголком, сконцентрировал на языке слюну и медленно, широко мазнул по его ладони. И ещё раз. И ещё. Кончики Шастовых пальцев закололо. — Какой же ты пиздец, Арс. Просто пиздец. — Приму за ко… Его голос сорвался на звонкий стон и не дал закончить с ответом. Но и стон в следующую же секунду был обеззвучен обжигающим, глубоким поцелуем. Шаст, обхватив широкой мокрой ладонью оба их члена одновременно, ритмично заскользил вниз-вверх, иногда рефлекторно чуть подмахивая бёдрами. Арсовы ногти впились в его шею и плечо, явно намереваясь оставить там следы своего пребывания. Пусть. Да. Он хочет, чтобы там остались отметины. Небольшие тонкие полукружья, напоминающие изяществом своего обладателя. Они ему нужны. Поцелуй становился вязким и тягучим, как смола. Их губы и языки то замедлялись, почти останавливаясь, то снова сталкивались и покусывали, обсасывали, ласкали, но не отрывались друг от друга ни на секунду. Ни для того, чтоб отдышаться, ни для того, чтоб сбить эмоциональную лихорадку громким стоном. Только хаотичное прерывистое носовое дыхание, влажные чавкающие звуки сверху и до невозможности пошлые хлюпающие снизу. И шум воды сквозь вакуум на фоне. Где-то в шальной кудрявой голове пронеслась мысль, что он свёл бы из этого охуенный трек, если б умел. Может быть, где-нибудь в другой вселенной… Движения руки, казалось, ускорялись автоматически, сами собой. И сама рука уже будто ему не принадлежала. Все ощущения, все рецепторы сконцентрировались всего в двух точках: рот и низ живота. Всё удовольствие там. Вот-вот оно затопит, сожмёт своими цепкими щупальцами каждую клетку тела и точку пространства, а потом милосердно отпустит, оставит растекаться бесформенной лужицей по каменной плитке душевой, выводя из подчинения все мышцы. Ещё немного. Всего несколько движений. Чуть-чуть. Плотное сжатие. Вверх-вниз… Быстрое скольжение. Вверх-вниз… Горячее трение. Вверх-вниз… Тесный контакт. Вверх-вниз… Как же хочется вместе… Арсения прошибает крупной дрожью, и он громко стонет в поцелуй, крепко сцепив языки и притянув к себе Шаста так близко, что места для движений рукой почти не остаётся. Да и чёрт с ним. Звучный протяжный стон заполняет собой всё пространство душевой и глушит сторонние раздражители, вибрацией пробегаясь по губам. Когда Шаст улавливает его дрожь, слышит голос, ощущает как горячая сперма Арса растекается по его ладони и члену, этого хватает с лихвой. Он окунается в эту бездну психической стимуляции, осознания с кем он и как, и его с головой накрывает оргазмом следом. Он захлёбывается, с низким хриплым стоном, с дрожащими коленями и безнадёжно уплывающей головой, с зажмуренными до белых мушек глазами и со сковывающими их обоих объятиями. Горячо. Густо. Влажно. Упруго. Скользко. Жарко. Охуенно. Тягучее марево окутывает их тяжелым ватным одеялом, они, наконец, разлепляют замершие губы и утыкаются друг другу в бешено пульсирующие шеи, пытаясь восстановить сбитое дыхание и компенсировать нехватку кислорода. Шумные выдохи врезаются в нежную кожу, но уже не кажутся обжигающими, только облегчённо-доверительными, успокаивающими и успокаивающимися. Арсений, надёжно обхватив широкие плечи, расслабленно почти повисает у Шаста на груди, и от крохотной щекотки Арсовых ресниц, тот расплывается довольным чеширским котом. В таком удовлетворённом единении они проводят какое-то время: просто дышат друг другом, слушают пульс, чувствуют тепло тел и невесомые подрагивания самых кончиков пальцев. Окружающий их мир снова понемногу начинает обретать свои свойства и очертания. Арсений, в попытке облегчить положение Шаста, аккуратно забирает вес своего тела обратно, но ноги, ещё к этому неготовые, предательски подводят его, и он, не успев сориентироваться, приваливается к соседней стене под падающие струи воды, утягивая Шаста за собой. В следующее же мгновение их обоих обжигает ледяным дождём сверху. Громко матерясь и шипя, Шаст вытаскивает его из потока и яростно шлёпает по стене рядом с тем местом, где Арс стоял до этого. — Чёрт, сенсор, да? — словно вымокший пёс, отряхивает тот холодные капли с волос, мотая головой из стороны в сторону. — Сенсор, да. — Бодрит. — Ещё бы. Выжал холодную до предела. — Кстати, о пользе контрастного душа… Их яркие взгляды встретились, переплелись, и звонкий ребяческий смех заполнил душную, запотевшую ванную комнату.

***

— Шаст. — Ау? Они лежали в широкой мягкой кровати, под большим толстым пледом, согревшиеся и разнеженные, потихоньку уплывая в сладкую дрёму. — Мы ведь так и не обсудили план наших действий, — Арс, лежа у него на плече, осторожно касался почти прозрачной кожи на грудине и медленно, тяжело моргал. — Не сейчас. В постели о работе — херня идея. Всё завтра. Он повернулся на бок и обнял развернувшегося к нему спиной Арсения сзади большой ложкой. Уткнулся ему в затылок, сонно закрыв глаза, сделал глубокий вдох и прижал крепче. — Не переживай. Всё будет хорошо. У нас ещё есть время всё обсудить, — он чмокнул его в макушку и ухмыльнулся. — Если ты, конечно, не планируешь по классике свинтить отсюда с утра пораньше. — Я подумаю над вашим предложением, — зевая, пробормотал Арс. — Укушу.