Неполноценные.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Со знакомства Накахары и Дадзая прошло совсем немного времени: от силы всего каких-то ничтожных полчаса, но по ощущениям Осаму нудные минуты небольшой терапии с врачом текли нестерпимо медленно и долго.       Психиатр, прежде чем выйти из палаты, мельком бросил краткий взор на юного пациента и вмиг разглядел в его выражении лица тревожный, но в то же время изнемождённый вид. Вокруг Дадзая витало тихое умиротворение и мрачное спокойствие, несмотря на его психическое заболевание. Невинные глаза подростка не отражали ничего, кроме горячо пылающего огня печали и безграничной пустоты. В его карих очах лишь изредка мерцали искры неясных и, вероятно, не самых лучших намерений. Его щенячий взгляд благодаря большим глазам и кофейному оттенку на ряду с нездоровой худобой вызывали неумолимую жалость и сочувствие к подростку. Столь невинным казался этот миловидный и несчастный мальчик.       Как только врач безмолвно удалился из помещения, Дадзай мгновенно ринулся к окну, дабы вновь распахнуть его и едва слышно позвать своего нового приятеля:       — Хей, Накахара..? — шепнул он.       Чуя, что мирно расселся на своей койке в соседней палате и нервно перебирал в руке край белоснежной рубашки, почти сразу отозвался, услышав знакомый голос шатена:       — Дадзай? Что такое? — Накахара смело подошёл к окну, дабы лучше слышать собеседника.       — Извини, что пропал… У меня прошёл небольшой сеанс терапии и мне дали препараты, — поспешил оправдаться Дадзай.       Дабы не показаться Осаму бестактным и незаинтересованным в развитии их дружеских отношений, Накахара без раздумий поинтересовался:       — И как ты? — Чуя мог бы признать пугливо прячующуюся глубоко в его душе больную правду о том, что он действительно отчаянно нуждался в общении и понимании, однако страх Накахары нагло загонял его в угол и не позволял честно толковать о своих наивных мыслях и потребностях, что болезненно царапало ранимое сердце, впустую проливая море переживаний.       — Я в порядке, спасибо, — мягко произнёс Осаму, несколько облегчённый бесстрастным тоном Чуи, что ярко воспринимался на тонкий слух. Однако разговаривать с параноиком — все равно, что идти по минному полю, и Дадзай прекрасно это понимал. Каждое предложение должно быть тщательно обдуманно перед тем, как открыть рот в сторону бедолаги, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения на злой умысел, которого первоначально не имелось. Спустя мгновение мимолётных раздумий Дадзай плавно перешёл к вопросу, что интересовал его на данный момент больше всего, и задал он его крайне осторожно, нарочно смягчая и без того нежный тон, насколько это было ему под силу. — Извини, что так с ходу, но я вот что хотел тебя спросить: почему ты так на врачей повышал голос, когда тебе давали таблетки? Это связано с паранойей?       Услышав весьма неожиданный вопрос от Дадзая, Чуя несколько встревожился от осознания неловкости и своей глупости в данной ситуации. К слову, препараты, которые Накахара с горем пополам выпил некоторое время назад, ясно дали свои плоды в виде безмятежного поведения и спокойной, даже немного заторможенной реакции.       — А что, это звучало так ужасно..? — в растерянном голосе юноши слышна звонкая нотка вины и стыда.       По виноватой интонации собеседника шатен понял всё без лишних слов:       — Нет-нет, я могу понять твои эмоции! — спешно успокаивал его шатен. — Я ни в коем случае не осуждаю тебя за твой поступок, ты лишь был напуган. Я просто хочу узнать о тебе чуть больше.       — Знаешь, это довольно больная и тяжёлая тема… — Чуя ответил крайне тихо, едва ли не шёпотом, поскольку боялся привлечь чужое внимание к их незаконной беседе.       Непрямой отказ Чуи нисколько не обижал Осаму. Хоть и интерес к обратной стороне монеты нарастал в геометрической прогресси, нарушать личные границы Накахары он не собирался.       — Раз так, то молчу, — Дадзай безмолвно поразмыслил и спросил следующее, дабы не хранить угрюмую тишину. — Слушай, а как ты выглядишь, можешь описать? Мне интересно.       Чуя тихо усмехнулся и несмело начал, вопреки ноющим страхами и комплексам по поводу своей неординарной внешности. Как ему казалось, толковать о своей наружности гораздо проще, нежели о ядовитом прошлом:       — Почему бы и нет, — Накахара пожал плечами. Он прекрасно понимал намерения Осаму, пусть и доверял им не всецело.       Накахара несколько поколебался, взглянул на едва заметное отражение в зеркально чистом стекле окна и, на мгновение рассматривая самого себя, начал: — У меня голубые глаза.       Голубые. С этим словом всегда возникают самые светлые и нежные ассоциации. Его глаза, наверняка, сверкали жизнью летнего неба и бушевали шумными волнами глубокого океана, желая утопить в себе тех, кто осмелится взглянуть в эти завораживающие сапфиры. Однако Осаму мог лишь ярко представлять неотразимую красоту и великолепие его светлых очей. Но бесконечный поток славных фантазий Дадзая вскоре перебил Накахара новыми описаниями.       — У меня рыжие волосы.       — Рыжие? — изумлённо вопросил Дадзай. По мягкому голосу шатена не трудно было догадаться, что парень расплылся в дивной улыбке. — Весьма нестандартная внешность для японца… Но, думаю, у тебя замечательный облик, — столь краткое описание славной внешности Накахары в сей же час побудило у Дадзая желание лицезреть его облик наяву, а не в своих ванильных мыслях, дабы случайно не напугать этим рыжего.       Из уст Чуи вырвался слабый смешок. На краткий комплимент Дадзая он ответил:       — Спасибо, — про свой комплекс по поводу низкого роста он предпочёл молчать.       Дадзай мечтательно вздохнул и взглянул на ясное небо за белой решёткой, что теперь невольно напоминало глубокие очи Накахары:       — А вот я в этом плане полная противоположность тебя, — он слегка улыбался. — Я брюнет, у меня карие глаза и, дабы тебе проще было меня представить, в свои пятнадцать мой рост составляет около ста шестидесяти пяти сантиметров.       Рыжий ненароком улыбнулся, отвечая с очевидной насмешкой:       — Весьма нестандартный рост для японца.       Осаму расплылся в лучезарной ухмылке, тихо рассмеявшись:       — Да, ты прав, — про множество шрамов, разбросанных по юному, худощавому телу, он ни слова не вымолвил.       — Что-нибудь ещё расскажешь о себе?       Раз уж так хотел собеседник, а в планах Дадзая было расположить его к себе, то он покорно ответит на столь простой вопрос, подняв тему, что первой посетила его слегка помутнёный разум:       — Могу, наверное, рассказать о том, почему я сюда попал, раз ты хочешь, — Дадзай сделал паузу и непринуждённо выложил, казалось, все свои душевные недуги. — Если ты ещё не забыл, у меня шизофрения. Не скажу точно, с рождения она у меня или со временем преобретённая, но виной тому мой отец, который тоже является психически нестабильным. А также на мне отразились и иные обстоятельства: социальные и семейные, — Осаму нервно усмехнулся.       — Что за обстоятельства в семье? — в юном голосе была слышна неуверенность и крайняя осторожность. Интерес всё же взял над рыжеволосым верх.       — Отец, — послышался краткий, чёткий и болезненный ответ после нескольких мгновений тяжёлого молчания.       Сердце рыжего на миг кольнуло, оставив после себя мерзкий осадок в виде ощущения кома в горле:       — Ладно, я понял, — Чуя поразмыслил над тем, а стоит ли ему вообще продолжать задавать вопросы, касающиеся данной темы, ибо парень почувствовал ужасную вину за свой безудержный интерес, но всё равно не остановился. — А с матерью у тебя какие отношения?       — Она относится ко мне мягче, чем отец. Любит, вроде, — он нервно усмехнулся. Голос Дадзая был пронзительно холодным и даже безразличным.       — А ты её..?       — Наверное. Скорее да. Не знаю, — три кратких и небрежных предложения последовало за его вопросом.       Извини, я понял, — не столь громко вымолвил он и спешно закрыл тему. — А чем ты увлекаешься?       Дадзай был рад, что Накахара быстро направил разговор в иное русло:       — Хм… Рисованием по большей части. А ты? — он заметно расслабился.       — На самом деле, очень многим, — Чуя дал совсем неясный ответ, боясь получить осуждение со стороны юноши, поскольку стереотипы среди общественности всегда больно били по его ранимой душе, — но не скажу, что я в этом хорош… Занимаюсь лишь в своё удовольствие.       Дадзай слегка улыбнулся, положил локоть на подоконник, дабы опереться щекой на шершавую ладонь, и состредоточенно глядел в сторону, откуда исходил голос Накахары, невольно перебирая попытки представить перед глазами облик рыжего:       — Я уверен, у тебя отлично получается.       — Ты так думаешь?       — Конечно. Мне очень интересно увидеть твои навыки в деле! — воскликнул шатен негромко.       — Спасибо… Но, знаешь, я думал о людях, страдающих шизофренией, совершенно иначе. Мне казалось, они абсолютно лишены здравого смысла… — осторожно произносит Накахара, слово опасается негативной реакции Осаму на его откровенное высказывание.       — Ох, нет, — тихо рассмеялся Дадзай. — Да, у меня шизофрения, однако это не означает, что я абсолютно ненормальный. Я, фактически, такой же парень, как ты, — он задумался и добавил с лёгкой усмешкой, — когда спокоен, разумеется.       Чуя негромко, но звонко рассмеялся. Шуточка в адрес Накахары не показалась ему обидной и оскорбительной, ведь отчасти Осаму был прав.       — Слушай, а у тебя ведь есть друзья? — Интересуется Дадзай, заранее догадываясь, что именно он может услышать в ответ от тревожного человека. Однако на его вопрос последовало звенящее и несколько растерянное безмолвие.       Чуя вдруг замолчал. Похоже, теперь Осаму ненарочно затронул деликатную тему для собеседника.       — Я что-то не то спросил?       Рыжий вновь хранил непоколебимое молчание, несколько заикаясь, что свидетельствовало о безуспешных попытках вымолвить любой, пусть даже не шибко информативный ответ.       Дадзай стыдливо почесал затылок, осознав, что вновь затронул категорически запретную для рыжего тему, и мягко вымолвил:       — Не важно. Расскажешь по своему желанию позже. Я бы мог тебя поддержать. Мне кажется, тебе это нужно.       Если говорить откровенно, неблаговидные Чуе эмпатичность и мягкость со стороны Дадзая поистине напрягали первого, вызывая непоколебимое недоверие. Каждое слово шатена вплоть до малейшего изменения в его безмятежной интонации подверглось тщательному анализу на наличие недобрых намерений. А понимание факта, что наблюдать перед собой облик Дадзая возможности пока не имеется, опасения Накахары в возможном предательстве только росли.       — Да, спасибо тебе. Это очень мило… — скромно ответил Накахара.       Осаму с теплотой улыбнулся:       — Пока не за что, — в душе Дадзая трепетала буря смешанных чувств и впечатлений. Безусловно, в первую очередь это была неистовая жалость, а потом уже обескураженность, смятение и лёгкое непонимание того, как обращаться с таким травмированым человеком, как Накахара. Потому Осаму быстро сменил тему на более непринуждённую, что могла бы заметно развеять очевидное напряжение между ними. — Мне вот интересно, кто твой врач?       — Я не помню его имени, но могу описать внешность: он… — вспоминал голубоглазый, — Знаешь, он не внушает доверия. Толстый, старый и вечно улыбается как-то неприятно… — такие откровения о своём терапевте говорил он негромко, словно остерегался посторонних, которых, к слову рядом то вовсе не было.       Дадзай невольно улыбнулся и уточнил:       — У него ещё очки вечно на шее висят, на голове небольшая залысина, а на носу жирная такая, неприятная на вид бородавка?       — Да-да-да! — энергично отозвался рыжий.       Осаму звонко рассмеялся:       — Он ко мне тоже сегодня заглянул.       — Такой неприятный мужчина…       Дадзай вновь расплылся в нежной улыбке, игриво добавляя:       — Ну, может, он снаружи слон, но внутри Аполлон. Кто его знает.       Чуя звонко рассмеялся:       — Хочется верить…       — Но он больше походит на старого педофила, что устал от бессмысленного бытия и спился в отчаянии.       — Спасибо, успокоил, — данная цитата прозвучала исключительно саркастически, с долей подыгрывания шутке Осаму, которая ненароком посадила в почву больной души Чуи новое семя навязчивых мыслей.       — Да я же шучу. Но если тебе не нравится, то больше так делать не буду, — после короткой паузы Дадзай слегка потянулся, сонно потирая усталые очи, и тихо вымолвил. — Ну-с, Накахара, я пойду, наверное. На меня таблетки эти действуют, сонливости нагоняют… Хочу немного вздремнуть.       — Да, конечно, иди, — ответил Чуя, а после недолгих колебаний неуверенно добавил ещё пару слов. — Поговорим вновь позже? Скажем, вечером?       Дадзай был крайне рад такой приятной неожиданности, что ощутимо по его нежной интонации:       — Да, было бы неплохо. Часов у меня в палате нет, поэтому ближе к закату я буду вновь здесь, у окна.       — Договорились.       — Тогда всё, давай, услышимся позже, — напоследок вымолвил шатен и с тяжёлым вздохом улёгся на свою койку.       Юноша закрыл глаза, с каждой минутой всё глубже проваливаясь в спокойный сон, не прекращая многочисленные попытки представить перед глазами Накахару под успокаивающее щебетание птиц за распахнутым окном, что напевали дивные и родные мелодии; мирно на душе…