. . .
…Но желание покозлить и побесоебить никуда не девается. И откуда столько сил? Нет, бешенство определенно передается половым путем. Дима как будто специально провоцирует – сидит слишком близко для коллеги по съемкам, давит этой своей сексуальной энергией, ну мы же случились как пара, , и постоянно, блять, прикасается – то как бы случайно возьмет за кисть и держать будет непозволительно долго, то закинет руку на спинку дивана, собственнически приобнимая, – и Сереже до зудящего тремора хочется откинуть голову назад, чтобы упереться затылком ему в предплечье. Пиздец. То, что они творят – пиздец. Просто, блять, отдельный вид. Кажется, после этого видео ни у кого уже не останется никаких сомнений. Дима откровенно и беззастенчиво его лапает на весь интернет без регистрации и смс. Не то, чтобы Сережа был сильно против, но творить такое на камеру… Спасибо, что еще не поступало предложений сняться в порно. Но это только пока, да? Ну конечно все это спишется на шутку, типа, это задание такое, типа, это челлендж, да и что вы тут вообще увидели, ну камон… Да конечно увидят, кого он наебать пытается... Трудно тут что-то такое не увидеть. Особенно, наверное, в тот момент, когда они друг друга поднимают и Дима как бы случайно ладонью оглаживает его задницу. Не то, чтобы Сережа сильно против – похуй уже, пусть даже на камеру, это типа ведь задание от ведущего такое, – актеры они, в конце концов, или где? Просто что-то такое с Димой всегда кажется очень личным – этим ни с кем делиться не хочется, это только их. Он даже как будто немножко отключается от реальности, уже не слушая, что там опять придумал Вотерфорк. А Диме, похоже, нормально – ни тени смущения. Или просто так хорошо скрывает? Сережа все еще пытается изображать вовлеченность. Похоже, даже вполне успешно делает вид, что ему эта вакханалия и правда интересна – отвечая, даже почти не тупит. Ну, наверное. По крайней мере он на это надеется – что никто и не заметит, о чем он напряженно думает последние пол часа. О ком. Но конечно же не Дима. Дима замечает что-то странное, наивный, думает, я все еще из-за этого ебучего шоу парюсь, – украдкой стреляет глазами как бы спрашивая, типа, что случилось? Но Сережа вместо ответа только так же едва заметно отрицательно качает головой, щурится, раз за разом поправляя волосы, ебаный, блять, ветер, хули ты дуешь, и не может перестать снова и снова крутить в голове – а согласится ли Дима? Доверяет ли он ему настолько? Готов ли он на что-то такое с ним? Да и бывало, чтобы лиса волка ебала? Хорошо, что очередным порывом ему опять разметывает волосы по всему лицу и никто не видит кривую ухмылку. Ну, наверное.. . .
Хорошо, что этот ебаный кринж заканчивается. И заканчивается его странное оцепенение. Не то, чтобы ему на смену приходит какая-то там чрезмерная решимость, но когда они оба остаются почти окончательно отрезаны от внешнего мира квартирной коробкой – кажется, что в этом уютном и уже родном бетонном мешке без единого сквозняка дышится легче, чем там, на крыше московской высотки на сильном ветру и под выжигающим полуденным солнцем наливающегося лета. Кажется, что тут даже светлее чем там, снаружи. Дожили, думает Сережа, совсем шиза. Скоро такими темпами людей бояться начну. Главное, конечно, себя не бояться. Сережа как-то быстро смирился – свыкся, – с желанием Диму отодрать. Во всяком случае принял он это намного легче, чем кризис ориентации – хотя никогда и не думал, что… Вот уж точно, что все хуйня по сравнению с мировой революцией. Никогда не думал, что по другому человеку может так рвать изнутри – это ведь иногда напоминало самую настоящую ломку. Никогда не думал, что можно испытывать столько чувств разом, ничего не употребляя. Никогда не думал, что способен настолько сильно любить и хотеть другого человека, тем более – мужчину. Не думал до встречи с Димой. И ведь как-то слишком странно у них все началось – слишком быстро, слишком хорошо, - слишком не по-настоящему. Что-то внутри вздрагивало с самого начала, с самого их знакомства – он-то думал, что все это из-за Разумовского, из-за погружения в роль, что фанфиков слишком много читает, да и вообще, это уже не он, а какой-то другой человек – на самом деле не он все это великолепие чувствует, не он эту жизнь живет… Это было бы самым простым объяснением. Но кто такие эти ваши объяснения? Сережа ведь никогда не искал простых путей. И просто забить на все это уже бы никак не получилось – просто чувствовал, что или умрет без Димы, или машина переедет. Что это все – судьба. Все это – что-то слишком огромное, больше него самого, их обоих, поглощающее без остатка, что появилось так стремительно… Оно пугало. Оно казалось непонятым. Оно было новым и одновременно таким знакомым – будто спустя много лет снова встретил своего родного человека, с которым он как будто уже был глубоко знаком в какой-то другой (Прошлой? Параллельной? Просто ему приснившейся?) жизни, каким бы странным это не казалось даже ему самому. И когда все это оказалось взаимно, обоюдно, по-настоящему, до дрожи, до одной на двоих судороги по всему телу сразу, что Дима тоже… Тоже любит, хочет, дышать без него не может – вот так пошло и романтично хочет провести с ним столько времени, пока не погаснет солнце и еще чуть-чуть после. – Что, вот так просто?.. – А зачем что-то придумывать, Сереж? Если все действительно так, то не надо этого бояться. Э т о – только наше, и плевать, что там кто думает. Это касается только нас и кроме нас волновать никого не должно. Дима тогда тихо шептал ласковое «люблю» и целовал так, что дрожали коленки, что все перед глазами плыло, и мир сужался до него одного. И жить хотелось – никогда так сильно жить не хотелось. Сережа до сих пор моментами сам себе не верил, что они и правда есть друг у друга. Даже на расстоянии. Даже не смотря на обстоятельства. Что они и правда вместе. Это было странно, страшно, так по-новому – в том плане, что так ярко осознавать чувства. Это был просто пиздец. Феерия. Ни на что не похоже – и одновременно это давало столько сил, что и представить страшно: за все свои двадцать три года Сережа никогда не осознавал себя настолько живым – настолько реальным. Он почти физически чувствует его взгляд. Спиной. Всем телом, блять, понимает, что в комнате не один – вокруг как-то внезапно ощутимо становится чуть теплее. Дима подходит практически бесшумно, обнимает со спины, устраивая подбородок на плече Сережи. Они так и стоят какое-то время просто пялясь в окно, пока что-то незримое сочиняет очередную ночь, пока ветер по закатному московскому небу размазывает серые клубы́ облаков. Воя и шума мегаполиса не слышно за двойным стеклопакетом и, если закрыть глаза, то кажется, что они остались вообще одни – одни, вдвоем, где-то очень и очень далеко, что можно не думать о грядущем и неизбежном… Сережа кончиками пальцев скользит по обнимающим рукам и открывает глаза: в свете неоново-розовой ленты на потолке Москва за тяжелым термополированным стеклом стремительно темнеет, проваливаясь куда-то себе в подбрюшье, и уже кажется совсем черной, какой-то смазанной – ненастоящей. Дима переплетает их пальцы, прижимаясь всем телом, медленно горячо выдыхает в шею, и Сережа чувствует, как глубоко внутри в предвкушении что-то знакомо начинает дрожать. – Кстати, – шепот обжигающе щекочет голую кожу, – отлично работаешь ртом. Да еще и без рук… – Ты о чем? – Сережа изворачивается в объятии к Диме лицом, прислоняясь к высокому подоконнику поясницей. – Стаканчики. – А у тебя, – выдохом прямо в губы, – отличная задница. – Сережа через одежду вдавливает пальцы в упругую плоть, с силой вжимаясь бедрами в бедра, чтоб между их телами совсем не осталось воздуха, – так ты на этом стуле вертелся... Дима в ответ только усмехается, ладонями с нажимом оглаживает поясницу. Его откровенно ведет и таращит от такого Сережи. – Спасибо, конечно, но я сверху? Сережа чуть склоняет голову набок, глазами блестит совсем маслянисто, за поплывшими зрачками не видно радужку – Диме вдруг кажется, что он под чем-то. Оба они под чем-то – слишком все необычно ощущается, он с самого утра это чувствовал, ярко и одновременно как-то смазано, и еще эта ебучая неоновая хуйня под потолком додает – все тело как будто вибрирует. – Как хочешь, но, – Сережа губами едва ощутимо мажет по шее и шепчет-выдыхает прямо на ухо, – ебать буду я. От того, как охуенно пошло, каким охуенно низким и хриплым шепотом это сказано, Дима по всему телу чувствует что-то дрожащее и горячее. – Позволишь мне? Доверишься?.. Доверится ли он ему? Ну еще бы. Да конечно. Конечно да. Себе так не доверяет, как ему – и осознание это пришло уже давно. Ему странно это понимать, но за все свои тридцать четыре года Дима ни разу не был снизу. Не то, чтобы у него вообще никогда не было таких мыслей – просто никогда действительно и по-настоящему серьезно не думал. Не то, чтобы у него было много партнеров, но всегда это было что-то ни к чему не обязывающее, просто… Просто особо не хотелось ни с кем. До встречи с Сережей. Да и вообще до встречи с Сережей такой ебанутой смеси чувств не было никогда в жизни. Многого до встречи с ним не было. Дима и представить не мог, что такая химия может быть по-настоящему, не в книгах, кино и театре. Хоть иногда и задумывался: а как было у Разумовского с Волковым? Но со временем пришло осознание – нет, у них с Сережей, реальных и настоящих, все намного круче. …И это неожиданно приятно. Дима старается дышать ровно… Ровно до тех пор, пока Сережа не сгибает пальцы, чуть резче двинув в нем рукой. Дима захлебывается собственным стоном, выгибаясь. Охуеть. Такое вообще может быть? Дима тянет его к себе ближе, чтоб склонился, на ощупь мажет губами по губам, скулит совсем жалобно, когда чувствует, как Сережа разводит пальцы и одновременно смыкает на шее зубы. – Сереж, – Дима мягко цепляет его за волосы, – давай дальше. – Уверен?.. – Он еще раз аккуратно оглаживает горячие гладкие стенки, и Дима больно кусает его за губу. – Все-все, понял. Так ты сверху, значит? Дима упирается ладоням ему в грудь, плавно выпрямляет спину и, стараясь контролировать дыхание, пытаясь расправить обожженные легкие, медленно насаживается – сразу, полностью, на всю длину. Вскрикивает от смеси боли и наслаждения. Нет, это на самом деле не настолько больно, просто… Непривычно. Кажется, что горячий член внутри растягивает его до предела. Это… Это просто вау. Охуеть. До звезд перед глазами. Лучше, чем он себе представлял. Так вот, что он каждый раз чувствует… Пиздец. Сережа чувствует, как медленно сходит с ума – Дима на нем громко стонет, выгибаясь в пояснице до хруста, одновременно стискивая сведенными судорогой пальцами его плечи. Вдруг замирает, мелко вздрагивая раз за разом и судорожно выдыхая, сжимается. – Димааа, твою мать, – Сережа и сам скулит на выдохе, жмурится до пятен перед глазами – слишком ярко. Подрагивающими пальцами тянет его ближе и одновременно сам приподнимается, сталкиваясь губами, целуя колко, сладко, глубоко… Так хорошо, так правильно. Дима надавливает ладонями ему на плечи, заставляя лечь ровнее. Закусывая губу, смотрит прямо в зрачки, двигается все быстрее. Сережа подчиняется, чувствуя, как его самого изнутри обжигает: так что – кто тут кого еще трахает. Вдавливает пальцы в крепкие ягодицы, чуть оттягивая в стороны, одновременно вскидывая бедра вверх, давая почувствовать, насколько глубоко, насколько хорошо он его берет… Выходит почти полностью и резко вставляет опять, пытается не стонать слишком громко от ощущения шершавых ладоней – Дима ему по плечам, по груди, за соски, цепляет, царапает, – наверняка от ногтей останутся красные полосы. Провокатор. Знает, как нравится – нравится им обоим, – как себя Сережу выучил… А если так? Дима вздрагивает, дергается от неожиданности и давится собственным стоном – кожа горит от шлепка, но это только сильнее заводит. – Сделай так еще раз. И Сережа делает. Только раза в два сильнее. Охуеть. Что-то новое. Дима глушит собственные стоны о Сережины губы, забывая, как дышать. Уже не сдерживается, двигаясь резко, неритмично, порывисто, внутри все сводит – целует его раз за разом грубо, глубоко, кусаясь, дуреет от ощущения крепких пальцев на бедрах и горячего члена внутри. Это и правда что-то новое. Теперь они действительно сливаются в единое – в единое на двоих саднящее от возбуждения тело, мешают одни на двоих стоны-вздохи, сцепившись в один тесный комок, сливаются в одном на двоих удовольствии, мелко вздрагивая, чувствуя друг друга так ярко, так остро, просто потрясающе – так, как никогда раньше. Становятся одним целым – и дело не только в сексе, – тут что-то большее. И кончают тоже почти синхронно, до последнего не отрываясь губами друг от друга – и еще чуть-чуть после, уже совсем задыхаясь от останавливающегося – одного на двоих, – сердца. Сережа вдруг дернулся, приподнимаясь, и под розовым светом Диме показалось, что глаза у него совсем черные, бездонные. – Ты как вообще? – Даже не знаю… – Настолько плохо? – Настолько хорошо, что аж плохо, – Дима аккуратно кончиками пальцев ему – по лицу, по скулам, целует медленно, – так, что сам задыхается. – Охуенно все, Сереж. Я и не думал, что это так… Что ты каждый раз такое чувствуешь. И почему мы раньше к этому не пришли? – Не знаю даже… Всему свое время?.. И, кстати… – Что? – Когда у тебя… Ну… В первый раз было? – Сережа ему головой на грудь, в ненужном смущении эту свою бездонную черноту скрывая под веками. – Ты б что попроще спросил… В семнадцать? Да, вроде в семнадцать. – Такое обычно не забывается. – Доживи до моих лет, Лисенок… – Дим… – А? – Покусаю… И помнишь, кто это был? – Разве это имеет значение? – Абсолютно никакого. Просто интересно. – Намного важнее, Сереж, то, что есть у нас с тобой сейчас. И раз ты сам начал… Когда у тебя первый раз был? – Вот чтоб прям вообще серьезно? – Абсолютно. – В двадцать три. – То есть я прям первый? – А я у тебя? Смех в унисон мягко скатывается по горлу. – База. – Ну типа. – Значит, можем, так сказать, обновит цифры?.. Двадцать три – тридцать четыре? – Вроде того. – А почему так? – В каком смысле? – Ну, обычно же в силу возраста хочется экспериментов, гормоны и вообще… Почему все сразу не попробовать, тем более, если ты довольно рано про себя все понял? – Не хотелось особо? Не знаю. До тебя ни с кем так особо не хотелось. – Дим… – А? – Я люблю тебя.