***
Ужасный день, просто кошмарный! Слетевший с катушек старик порушил все планы молодого министра обороны. Ло Бин-гэ, сидя за столом, сложил руки и, уткнувшись в них лицом, тяжело дышал. Он презирал Лао Гунчжу. Этот поехавший диктатор не мог удержать в ежовых рукавицах собственную дочь, что же говорить о целой стране! А тут, нежданно-негаданно, объявил о войне Цан Цюн. Не уведомив Бинхэ и не выяснив состояние войск! С трудом успокоившись, министр опустил взгляд и с нескрываемой болью посмотрел на стопку писем. Такие аккуратные, выглаженные конвертики найти было тяжело, а блестящая, осторожно снятая ножом печать на уголке, была сделана из зеленого сургуча с гербом в виде лисьей головы и хвоста. О, герб семьи Шэнь был так же изящен, как и единственный представитель этой фамилии. Ло Бин-гэ ощущал, что медленно сходил с ума только от одной мысли о после́ из другого королевства. Но кто бы только знал, как ему тяжело дается не спихнуть нынешнего правителя. Зачем же Ло это? А все просто. Встав на высший пост, Бин-гэ, с его знаниями стратега и ресурсами империи, без проблем смог бы взять под контроль Цан Цюн, а потребовать в качестве заложника Шэнь Цинцю не составило бы труда. Тот и так был послом, так что подобное условие никого бы не удивило. А учитывая слухи об отношениях Шэня и нынешнего правителя соседнего королевства… При мысли о последнем в голове невольно всплыл образ предыдущего дипломатического съезда. Та неделя была очень напряженной. Отношения Хуаньхуа с другими странами были накалены до предела, но никто не хотел рушить хрупкий мир. Ведь империя была крайне могущественна, и, по слухам, ее поддерживало несколько кланов севера. Последние считались страшной силой, против которой никто не мог и слова сказать. Просторный зал для переговоров был плотно набит различными чиновниками и послами с правителями одних из крупнейших королевств. В самом центре зала восседал Лао Гунчжу. Рядышком его дочь, которую по ошибке — во всяком случае, так думал Бин-гэ — назначили на роль посла Хуаньхуа. В отдалении стоял стол министров империи, за которым и сидел Ло. А напротив… Какая именно группа там сидела, мнимый главнокомандующий не запомнил. Он видел только двоих за тем столом. Короля Цан Цюн — Юэ Цинъюаня и его правую руку — Шэнь Цинцю. О, как же они «мило» смотрелись, по мнению Бин-гэ. Изящный, высокий, таинственный и до боли в глазах обворожительный посол и сидевший рядом отекший, слишком мягкий и склизкий по характеру диктатор. Да, Юэ, возможно, и не был плохим правителем, но Ло уже был слишком предвзят. Сидели за столом переговоров люди долго. Крайне долго. Лао всеми силами пытался выбить порой глупые, бесполезные, а порой абсурдно ненужные преимущества. Но что еще ждать от зазнавшегося маразматика? Пусть и дальше спорит с окружающими, лишь бы это не отвлекало Ло от созерцания прекрасного. Прекрасное существовало в хрупком мире главкома ровно до этого момента. Шэнь начал шептаться со своим королем, прикрыв лицо красивым, но таким раздражающим веером. На это Лао Гунчжу не мог не обратить внимание. Он вспыхнул, как свечка, и потребовал объяснений. На что доселе прекрасное, хоть и холодное лицо Цинцю помрачнело, он высказал какую-то колкость, по своей сути не столь обидную, сколько стоящую внимания и небольшого размышления над своим поведением. Но император не блистал умом, поэтому обиделся и с криками велел выгнать представителей Цан Цюн. Те же немедля покинули зал, заявив, что надеются на последующую встречу и возможный пересмотр ныне действующего мирного соглашения. Все это время Ло Бин-гэ закипал от ярости. Он, и так лишенный многих удовольствий и радостей в детстве, крайне остро реагировал на любые попытки забрать у него любимые вещи и занятия. И тут у него отняли самое ценное! Возможность созерцать присутствие Шэнь Цинцю! Главком был уверен: это их последняя мирная встреча. Такое унижение Лао не переживет и глаз на это не закроет. Он и раньше недолюбливал Цан Цюн, а тут еще и эта колкость от самого́ ненавистного представителя презираемого королевства… Учитывая все это, у Бин-гэ оставался только один вопрос: «Когда Лао Гунчжу окончательно слетит с катушек и решит напасть на соседнюю империю?» Вся эта ситуация раз за разом всплывала в воспоминаниях министра. Он уже не раз брался за разработку плана по свержению нынешнего императора, но каждый раз появлялись обстоятельства, из-за которых приходилось все откладывать или кардинально менять. Например один партизанчик. Шэнь Юань. Сама фамилия уже настораживала. Идентичное звучание и написание крайне тревожили Бин-гэ. Еще больше его подозрения подтвердились, когда он увидел письма, отправляемые под позывным Цинцю, кому бы вы могли подумать? Послу Шэню! Это уже не на шутку запутало Ло. Если раньше он мог все спихнуть на совпадение, то теперь у него появлялось множество вопросов. И он мог получить на них ответы, но… Рука невольно потянулась к животу, оглаживая ткань, под которой находился крохотный шрам. Смрад от стен, давно покрывшихся плесенью. Люди, стоявшие уж слишком плотно. И этот крик. Такой тихий, мягкий голосок срывался в истошном вопле боли. Но стоило Ло Бин-гэ зайти, как пленник тут же стих. Как по команде, солдаты отставили в сторону раскаленное масло, которым, не щадя, поливали ноги парня. Такого молодого, такого щуплого. Он казался почти фарфоровым и до боли похожим на своего однофамильца. Юань… Такие взъерошенные, коротко стриженые черные волосы обрамляли несколько округлое, но все еще красивое и весьма изящное личико, а глаза и вовсе были идентичны раскосым очам Цинцю. Бин-гэ, не чувствуя ног, подошел к измученному парню и присел перед ним на корточки. Как же хотелось прикоснуться к этой, хоть и несколько подпорченной пытками, грязной, но все еще нежной и невероятно красивой коже. Мысли заполнил облик боготворимого посла. Само сходство с почитаемой фигурой было греховно, но столь желанным, сводящим Ло с ума. Он чаял. Он жаждал! И он исполнит свои желания. Вцепившись в мягкое бедро сдавшегося Юаня, Бин-гэ хищно улыбался. Он говорил много, а что именно уже и не вспомнить. Он предлагал увидеться в другом месте, предлагал предать свои принципы и отдаться в руки будущему правителю империи. Но пленник посмел отказаться, да еще как запоминающейся! Совсем забывший об осторожности министр не заметил, как партизан ловко вывернулся из пут и, выхватив пистолет из кобуры самого же Бин-гэ, выстрелил ему в живот! Эта боль подействовала отрезвляюще, но не сразу. Когда Ло пришел в себя, Юань уже сбежал, успев покалечить еще нескольких работников по дороге и смешаться с толпой. Отчаянный поступок. На истерзанных пытками ногах сбежать прямо в центр военного лагеря, перед этим напролом рванув в толпу только с одним пистолетом… Абсурд, но это сработало. Впрочем, Цинцю, именно как партизан, славился своей отчаянностью и везением, хотя последнее не спасало от увечий. Воспоминания о такой далекой, мимолетной, но запоминающейся встрече вновь и вновь всплывали в памяти. И каждый раз оставалось горькое послевкусие обиды и один вопрос: как связаны Юань и Цинцю? И ответ был найден, хоть и с трудом. В одной из провинций откликнулась мелкая чиновница — Цю Хайтан, сестра давно погибшего купца. Она и рассказала министру все, что знала.Давно, когда сама Хайтан только доросла до того, чтобы таскать со стола конфеты, но до серванта с самыми любимыми сладостями она еще не дотягивалась, старший брат привел в дом двух мальчишек — рабов. Цзю и Юаня. Братья были практически неразлучны. Всегда сдержанный, ворчливый Цзю смотрел на старшего брата Хайтан таким гневным взглядом, что становилось жутко. В это же время плаксивый, но очень добрый Юань ей понравился куда больше. Так они и росли, пока всем троим не пришло время для того, чтобы обручиться. За это время отношения у троицы изменились в лучшую сторону. Девушка еле упросила Цю Цзяньло обвенчать ее с одним из братьев, но стоило только прозвучать дате свадьбы между Хайтан и Цзю, как девица нашла своего брата мертвым, со шпагой одного из братьев в груди. А чуть позднее дом вспыхнул. Спастись смогла только невеста. Она надеялась, что этот пожар унес жизни обоих братьев, но была крайне разочарована, узнав, что старший из них выжил. Так еще и имечко сменил!
Услышав все это, Ло был ни то в восторге, ни то в негодовании. Обожаемый Цинцю был не один. Одно только осознание, что нынешней посол является земляком самого Бин-гэ, вызывало нервную усмешку. Вот так ирония. А ведь все думали, что Цинцю являлся потомком рода, который считали давно угасшим. А тут такое! Вся эта информация была крайне ценна, и оставлять Цю Хайтан без достойной платы было бы несправедливо. Оплата за информацию и правда была высокой, но только для самой девушки. Она рассчиталась своей же жизнью. Только Цю знала о прошлом братьев Шэнь, и поэтому ее нельзя было оставлять в живых. Ведь она, как невеста Цзю, может припомнить это и выскочить за него. Этого Ло допустить не мог. Опустив взгляд снова на стопку писем, Бин-гэ невольно потянулся к самому потрепанному. Вытащив из конверта пожелтевший листок, Ло вчитывался в давно полюбившиеся строки. Строки о том, как Шэнь надеется на мир, на искренность и понимание министра, на его благоразумие и честь. На то, что он не допустит войны. Этот заученный до последнего завитка почерк был невероятно красив и выверен. И оттого было невероятно болезненно отрываться от прочтения старого письма. В кабинет вошел помощник и с привычной холодной интонацией сообщил о том, что в лагерь сильнейшего северного клана попал человек, невероятно похожий на одного из братьев. Навряд ли Мобэй врал, так что Ло Бин-гэ, не медля, отправился на север…