***
Торп наклонился и внимательно изучил грубые линии, почти скрытые в слизистой оболочке над глазными яблоками женщины. С такого близкого расстояния он почувствовал сильный аромат духов, но это был незнакомый, другой запах. Галпин не упомянул о затхлом запахе смерти, первом душном аромате надвигающегося разложения, работающего в кишечнике мертвой женщины. — Черт, она без век? — Уотсон перестал изображать крутого парня и наклонился рядом с Ксавье, в то время как Ласлоу, не особо интересуясь деталями, вытянул шею от изножья кровати. — Хирургическая работа, — сказал Торп. Он переключил свое внимание на вырезанные груди всего в нескольких дюймах от его лица. — Трудно сказать, посмертно ли это… по тому, как он ее обмыл, — Торп оттолкнул Уотсона в сторону и, наклонившись ближе, двинулся мимо израненных грудей к пятнистому животу мертвой женщины, к спутанной карамельной шерсти ее вульвы, к бедрам, двигая головой из стороны в сторону, взад и вперед, чтобы рассмотреть поверхность тела под углом, защищающим от плохого освещения. Он пытался найти отличительные пятна, чешуйчатые, крахмалистые пятна спермы. Но если бы он их не нашел, это не имело бы особого значения. Они также не нашли ничего на теле Бьянки Барклай. Однако было бы важно, если бы они могли определить, действительно ли убийца омыл мертвую женщину. Тайлер искал то же самое вокруг ран на груди и лице женщины. — Он вытер ей рот, прежде чем нанести помаду, — сказал он. — Может быть, на этот раз внутри что-то будет. Он проверил стороны ее тела рядом с простыней, а затем наблюдал за действиями Торпа. Тот тщательно осматривал тело женщины. — Я думаю, мы можем найти что-то на внутренней стороне ее бедер, — сказал он, поднимаясь. — Возможно, там остался след. Смотри, спускается вниз, прямо в пах слева, — Торп выпрямился. — Но он оставляет после себя не так уж много. — В прошлый раз он разрезал ей веки? — спросил Уотсон. Он все еще смотрел в открытые глаза Танака. — Нет, — сказал Торп. — Он этого не делал, но он отрезал один сосок. Вот и все. Но всё остальное кажется таким же: следы перевязки, положение тела, макияж, снятое постельное белье, сложенная одежда жертвы, синяки, следы укусов. Только на этот раз все более жестоко. — Другая женщина тоже была брюнеткой? — это было первое, что сказал Ласлоу. Торп кивнул: Но есть кое-что еще. — Да, но что он с ней делал? — Галпин все еще стоял у кровати, скрестив руки на груди, размышляя. — Он лизал ее, или мастурбировал на нее, или что-то… еще. Вот почему он их моет. — Фетишист? — трезво предположил Ласлоу. Он что-то записывал в блокноте. — Я бы почти купился на это, если бы это не было так чертовски удобно, — сказал Торп. — Так он сводит улики к нулю. Тайлер покачал головой. — Нет, этот парень — полный отстой. Он что-то с ней сделал, — Тайлер все еще смотрел на мертвую женщину. Все они стояли вокруг кровати и смотрели на нее. — Что насчет лигатур и связывания? — сказал Торп, снова обратив внимание на горло, запястья и лодыжки женщины. — Никаких следов борьбы. Возможно, добровольная жертва. До определенного момента. — Может быть, он быстро кончает? — сказал Уотсон. — Связывает их, шлепает здесь, и все. — Тем не менее, на ней должно было быть больше синяков, по крайней мере царапин и ссадин. Должно же что-то быть! — Торп посмотрел на туалетный столик с флаконами духов, шкатулкой для украшений, лаком для ногтей. Затем он повернулся и взглянул на распухшее лицо мертвой женщины. — Возможно, он знал ее, — сказал он. — Что, ты думаешь, он тоже знал Барклай? — Тайлер покачал головой. — Это объясняет отсутствие беспорядка, отсутствие ранений при защите и состояние ее лица, — сказал Торп. Аксиомой детектива было то, что, когда лицо жертвы убийства подвергалось жестокому нападению, велика была вероятность того, что убийца хорошо знал жертву, возможно, даже состоял в родстве. Никто из детективов не притворялся, что понимает причину этого, но слишком часто именно так все и происходило. — Я не знаю, — пожал плечами Галпин. — Может быть, обеим женщинам это нравилось? — он поднял подбородок, указывая на кровать. — Но я сомневаюсь, что они хотели этого так сильно, — покачал головой Торп. — Он действительно выбил из нее все дерьмо, не так ли? — кашлянул Уотсон, снова позвякивая мелочью. — Господи, парень, должно быть, действительно взбесился. Торп заметил, что более чем в половине следов укуса зубы действительно проникали сквозь кожу, оставляя зазубренные проколы. — Прекрасно! — зло ухмыльнулся он. — Этот ублюдок совершил большую ошибку. Мы получим четкие улики, — он почувствовал, что Уотсон смотрит на него, и краем глаза заметил, как Ласлоу и Галпин обменялись взглядами. Торп не сожалел о злобе в своем голосе, и ему было все равно, что они подумают. Хотя он был уверен, что упускает гораздо больше, чем понимает, то, что он смог увидеть в том, как этот человек обращался со своими жертвами, сказало ему об убийце больше, чем если бы он прочитал лекцию на эту тему. Интеллект и отвращение убийцы к этим женщинам проявлялись в каждом его движении. Для Торпа он начинал становиться чем-то большим, чем просто еще одним сумасшедшим. Некоторое время никто не произносил ни слова, а затем Торп спросил: Где они? — Что? О чем ты? — Уотсон нахмурился, глядя на Торпа. — Соски, веки, — кивнул в сторону жертвы Торп. — Черт возьми! — Галпин положил руки на поясницу и наклонился в одну сторону, а затем в другую, чтобы размять ноющие мышцы спины. — Мы не нашли части тела, которые он отрезал у Барклай. Здесь мы их тоже не найдем. — Он забирает их с собой, — поморщился Ксавье. — Вероятно. Внезапно почувствовав раздражение от холода, Торп посмотрел на Уотсона. — Ты знаешь, какая здесь температура? — Он провернул термостат до упора, — Уотсон разминал десну между передними зубами языком. — Я проверил. Уже почти пятьдесят . Галпин осторожно подошел к двери ванной, держась сбоку, и, наклонившись, кивнул. — Чисто, как в больнице, — он помолчал. — Ради всего святого, у нее здесь биде. Торп повернулся и вышел из спальни. Уотсон последовал за ним. Они прошли несколько шагов по коридору ко второй спальне, очевидно, неиспользуемой. Шкафы служили дополнительным хранилищем домашнего барахла, комоды для одежды были пусты, а во второй ванной комнате лежали неиспользованные мыло, полотенца и пустая аптечка. Гостевая комната без гостей. Они вернулись по коридору на кухню, где Галпин и Ласлоу осматривались. Галпин осторожно открыл холодильник. — Девушка не была гурманом, — сказал он. — Здесь в основном сэндвичи. Немного фруктов. Диетические напитки. Ласлоу копался в мусорном ведре. Торп, с Уотсоном, прилипшим к его боку, как рыба-лоцман, прошел через гостиную и поднялся по лестнице в кабинет, окна которого выходили в холл. Там был большой письменный стол, диван, телевизор и книжные полки. Снаружи кабинета был балкон, выходивший на один из центральных дворов комплекса и открывавший прекрасный вид на бассейн с мерцающей голубой водой. Но там было уединение — решетка из глицинии. Когда они возвращались в кабинет, Торп заметил, что стол был аккуратно убран, в одном углу лежали рекламные материалы от Computron. Хотя комнат было немного, все они были просторными и хорошо спланированными, отчего кондоминиум казался уютно большим. Они встретились в гостиной и несколько мгновений слонялись без дела, каждый размышлял или делал вид, что размышляет о том, что они только что видели. Наконец Торп решил выложить все начистоту. — Хорошо, — сказал он, поворачиваясь к Уотсону и скрещивая руки на груди. — Вот в чем вопрос. Вы собираетесь отдать это дело нам? — Ни за что, — Кент покачал головой. Одной рукой он прихорашивался, поправляя свой серый галстук, и быстро пожал плечами, как самодовольный уличный сутенер на углу. Тайлер и Ласлоу посмотрели друг на друга. — Я так не думаю, — сказал Торп. — Нам придется работать над этим вместе, — сжал зубы Уотсон. — Вместе? — Торп улыбнулся. Это признание, должно быть, стоило ему некоторого внутреннего спокойствия, несмотря на его уверенные манеры. Ксавье изучал стоящего рядом мужчину примерно с минуту, пытаясь угадать причину его преданности этому конкретному делу. Если бы жертва была страдающей наркоманией — даже при том, что она была очевидной серийной жертвой, — Уотсон великодушно быстро и эффективно передал бы дело Торпу и Галпину. Но в данном случае Торп подозревал, что мотивация Уотсона продолжать расследование была основана на другом наборе критериев. — Чего ты хочешь от этого, Кент? — Что, черт возьми, это должно означать? — Уотсон пытался возмутиться, но это было не то отношение, которое он хорошо переносил. — Ради Бога, это моя работа. — Вы знаете, что мы хотим, чтобы это не попало в СМИ, не так ли? — Средства массовой информации? — Кент на мгновение сохранил невозмутимое выражение, затем на его лице начала расползаться медленная, перекошенная улыбка, а десны, похожие на комок розовой замазки, сжались между блестящими передними зубами. — Ты уже думал о средствах массовой информации, Торп? Ксавье смотрел на него и проклинал невезение, из-за которого Уотсон и Ласлоу вышли первыми в то утро. Он чертовски хорошо знал, что ничего не может с этим поделать, и Уотсон тоже это знал. Лучшее, что Торп мог сделать, это перехватить инициативу и не дать Уотсону представить, что он собирается вести расследование. На него должен был произвести впечатление тот факт, что он поздно вступил в игру, что основные правила уже были установлены. Для Уотсона парень, убивший Барклай и Танака, был всего лишь пропуском в потенциально громкое дело, которое могло бы — если бы оно стало действительно безумным — стать хорошим материалом для книги или фильма. Для Торпа же убийца был кем-то другим, кем-то, чье безумие, он знал, он хотел разоблачить намного больше, чем Кент Уотсон, который мечтал оказаться на обложке журнала People. И Торп не собирался позволять Уотсону отнять это у него. — Хорошо, — сказал Торп, взглянув на Галпина, который стоял, облокотившись на кухонную стойку, наслаждаясь их противостоянием, как петушиным боем. — Поскольку мы с Таем с самого начала опасались, что это серийное убийство, — солгал он, — Нам лучше рассказать вам, как мы разработали подход к расследованию. Он снова взглянул на Галпина, который сохранял бесстрастное выражение лица, задаваясь вопросом, сможет ли Торп справиться с этим — убедить Уотсона и Ласлоу добровольно отказаться от нового дела. — Давайте позовем сюда и доктора Анвара. Анвар закончил свою одиночную видео-прогулку и повествование по остальной части квартиры и уже переносил свое оборудование обратно в гостиную, прежде чем продолжить свои обычные дела в спальне. Анвар был молод, возможно, двадцати шести лет, и очень серьезно относился к своему делу. Торп долгое время размышлял о его имени — тот явно был албанцем. Торп наскоро вспомнил дело Бьянки Барклай, возбужденное двумя неделями ранее, и обратил внимание на важные моменты их расследования, касающиеся биографии Барклай, ее семейного положения, ее бесед с друзьями и знакомыми, привычек, деятельности, всего. И он был честен — тут у него не было выбора — в отношении тупика, в который они зашли. Зацепки в деле Барклай быстро сошли на нет. Однако теперь у него появился шанс возобновить расследование. Начиная с самого начала. — Проблема, — сказал он, глядя на Ласлоу, — В том, что работа этого парня безупречна. Какими бы ни были его мотивы — фетишист ли он, или бывший заключенный, который знает, что нужно исправлять и почему, или какой-то псих — он не оставляет нам много возможностей для работы. Нам приходится прилагать невероятные усилия, чтобы собрать улики и сохранить место происшествия в чистоте. Больше, чем мы обычно делаем. На месте преступления Барклай не было спермы, а только кровь Бьянки, и ее было очень мало, поскольку ее раны были посмертными. Слюны нет. Мазки и смывы ничего не дали. Мы получили хорошие отпечатки следов от укусов, но здесь нам следует постараться получше, потому что они более серьезные. — Анвар, если мы окажемся на еще одном таком вызове с похожим трупом женщины, мы просим тебя лично осматривать все, чтобы ты мог поддерживать какую-то преемственность от одного места преступления к другому — ты сможешь узнать почерк нашего парня: что он может сделать, где он может оставить что-нибудь для нас. Надо подходить к этому сукиному сыну как можно более изощрённо и тщательно, потому что он намного впереди нас. Кроме того, когда вы относите свои образцы в криминалистическую лабораторию, обязательно отдавайте их Барбаре Соронно. Она получила материалы с места первого убийства, и нам нужно продолжать использовать ее для дальнейшей лабораторной работы с похожими происшествиями. Торп продолжал в том же духе еще несколько минут, его разум мчался вперед, надеясь, что он действительно представляет последовательный план подхода к такому расследованию, его зеленые глаза время от времени скользили мимо Уотсона, чтобы посмотреть, купился ли тот на эту тираду. — Это общая картина, — сказал Торп наконец. Ксавье блефовал, мысленно бросив все свои игральные кости, и они катились и вращались, замедляя свой ход и время вокруг. Торп ждал, пока кости выпадут правильными, нужными ему точками. — Я что-то пропустил? — вскинул подбородок Торп, глядя на Галпина. — Нет, я думаю, все всё поняли, — сказал Тайлер. На его широком лице мелькнула легкая тень ухмылки. Несколько мгновений никто не произносил ни слова, и единственные звуки в комнате исходили от Уотсона, который нервно позвякивал мелочью в кармане и щелкал жвачкой. — Итак? Договорились. И давайте покончим с этим, — выпалил Кент. Две шестёрки! Ксавье Торп только что стал любимцем Фортуны, обыграв всех конкурентов в невидимые кости… Они вчетвером стояли в прохладной спальне с обнаженной Йоко Танака, лежащей в похоронной позе, глядевшей в вечность испуганными глазами без век и ушедшей в могилу совершенно бодрствующей, неспособной принять тот последний символический жест, которым современные люди некогда изгоняли дьявола из своего архаичного прошлого — закрыть глаза перед пугающей неизвестностью потустороннего мира. Аналитическая сосредоточенность Торпа была испытана бледным, израненным телом этой одинокой женщины на холодной как лед простыне. Пока они стояли в кругу и разговаривали, Торп постоянно видел боковым зрением восковую, лежащую фигуру Йоко, как будто она терпеливо ждала, когда они избавят ее от страшного унижения. Ее смерть стоила ему больших усилий, и жалкий, кроткий жест ее вежливо сложенных рук, казалось, был всем, что ей позволили сохранить в своем достоинстве. За четыре года работы в отделе убийств Торп повидал достаточно, чтобы распознать различия между особо жестокими сексуальными убийствами по сравнению с убийствами других видов. Сначала все убийства казались ему одинаковыми, поскольку все они были проявлением насилия. Раны могли быть разными, но разрушительная энергия, которая их вызывала, имела общий знаменатель. Тем не менее, характеристики убийств на сексуальной почве быстро и явно выделялись. Хотя Ксавье мог забыть подробности сотен перестрелок, поножовщин и удушений, которые ему доводилось увидеть за свою карьеру, он никогда не забывал убийства на сексуальной почве, их даже самые незначительные мелочи. Он также всегда помнил жуткую интуицию, которая возникла у него, когда он впервые оказывался рядом с этими жертвами, как будто ужасающий чужой разум, породивший этот кошмар, задерживался рядом с трупом в ожидании своего последнего удовольствия: наблюдения за отвращением живых людей от преступления, совершенного идеальным мозгом. Вопрос расследования всегда заключался в трезвом и четком анализе и синтезе, а также разделении труда. Если случаи были связаны — а все они верили в это, — то Уотсон и Ласлоу в самом прямом смысле здорово отставали от уже проделанной Торпом и Галпином работы. Коллегиально было решено, что два детектива останутся с Тайлером, который проведет их по месту происшествия и сравнит его детали с теми, что были в случае Бьянки Барклай двумя неделями ранее. Когда придет время отправлять тело в морг, Уотсон и Ласлоу последуют за ним и будут присутствовать на вскрытии. Галпин продолжит осмотр места происшествия вместе с Анваром. Торп, помнивший большую часть информации с осмотра с места первого убийства, хотел побеседовать с Уэнсдей Аддамс. Когда Уотсон и Ласлоу вернутся в участок в центре города, им нужно будет прочитать отчет и дополнения по делу Барклай. После этого они вчетвером соберутся вместе и сравнят свои наблюдения. Оставив коллег в спальне, Торп прошел мимо возвращающегося Анвара и зашел в гостиную, где двое патрульных держались на расстоянии от задней части дома. Он предположил, что они перестали пялиться на обнаженную женщину до того, как она туда попала, и сохраняли это не характерное для них отсутствие любопытства ради нее. Иногда он сталкивался со своеобразным рыцарством среди молодых мужчин, особенно среди патрульных, которые не часто видели обнаженных мертвых женщин. Если жертва была сексуально привлекательна, они были поражены, обнаружив, что смерть необязательно что-то меняет в этом отношении, и неуместность их неожиданного возбуждения могла привести их в замешательство. Некоторые из них становились серьезными, формальными или отчужденными, или просто держались подальше от тела, как будто они были сообщниками преступника в силу своего пола и собственной плохо контролируемой биологии. Им требовалось некоторое время, чтобы научиться игнорировать, отгораживаться от этого, а когда они не могли этого сделать, то как правило шутили по этому поводу. Было много способов справиться с этим, но они не могли позволить себе принимать подобное близко к сердцу. Не каждый раз. — Кто из вас Ванметер? — спросил Торп, подходя к ним и бросая взгляд на их бейджи с именами. — Его тут нет, сэр, — сказал один из них, коренастый. — Он снаружи… у него рыжие усы. После ледяной квартиры на улице стояла невыносимая утренняя жара, и пот выступил на коже Торпа, как будто он попал в сауну. Ванметера было легко найти — он стоял со своим сменным сержантом на ухоженном газоне в густой тени магнолии. Неподалеку при дневном солнце бесполезно горела газовая лампа. Все мужчины молчали, хотя было очевидно, что только что они о чем-то разговаривали. Когда Торп приблизился, он заметил полдюжины сигаретных окурков у тротуара. — Ванметер? — спросил он, подходя к молодому человеку и протягивая руку. — Детектив Торп. Один из парней кивнул. Он был невероятно молод — голубые глаза и светлая кожа ничуть не старили его. Его рукопожатие было напряженно-хрупким. Ксавье тоже пожал руку сержанту и вспомнил, что пару месяцев назад они вместе были на месте преступления. Он повернулся к Ванметеру, который закуривал сигарету. — Вы были тем офицером, который нашел девушку? — Да, сэр. Торп ждал, пока он объяснит. Но парень молчал. — Просто расскажите, как все произошло, — сказал Торп. Сержант Ванметер взглянул на Торпа, и тот понял, что парень только что окончил академию. — По сути, я просто ответил на звонок из социального обеспечения, — сказал Ванметер. Его усы были аккуратно подстрижены, и это ему шло. Он выпустил струйку дыма в сторону, подальше от Ксавье, и сигаретное облако на мгновение повисло в неподвижном тепле, а затем исчезло. Аддамс рассказала ему свою историю, и Ванметер спросил девушку, не знает ли она кого-нибудь, у кого есть запасной ключ от квартиры. Аддамс этого не знала, но она сказала, что Танака прятала запасной комплект ключей в своей машине, но машина была заперта, и Аддамс не могла залезть в нее, чтобы их найти. Затем Ванметер воспользовался устройством для открывания дверей из своего патрульного подразделения, чтобы попасть в Saab Танака, где после недолгих поисков он нашел запасной ключ и воспользовался им, чтобы войти в квартиру. — Ты вошел первым? — спросил Торп. — Да, сэр. Я зашел и попросил юную мисс подождать в гостиной, пока я осмотрюсь. Я пошел прямо в спальню, не знаю почему… Дверь была открыта, и я нашел ее, — у Ванметера бесконтрольно дернулось адамово яблоко, он сглотнул, а затем сделал еще одну длинную затяжку сигаретой. — Аддамс видела ее? — Да, ну, я, должно быть, что-то сказал, знаете, удивился, обнаружив мертвую женщину, а она услышала меня и прибежала. Я сделал пару шагов в спальню, а когда обернулся, она стояла в дверном проеме прямо у меня за спиной. — И тогда она увидела ее? — Да, сэр. — Ты помнишь ее реакцию? Парень кивнул. — Она потеряла сознание, упала замертво. Как будто ее ударили молотком. Мне пришлось поднять и нести ее… Я вынес ее из дома. Уложил вон там, в тени. Супружеская пара, которая живет через дорогу, — он мотнул головой в сторону кондоминиума прямо напротив них, — Должно быть, они смотрели в окно. Они подошли прямо к нам, у леди была влажная тряпка для мытья посуды или что-то в этом роде, и мы помогли девушке прийти в себя. Когда Аддамс поднялась на ноги, они отвели ее к себе. — Девушка и сейчас там? — Да, сэр. Я не расслышал их имен. Торп поблагодарил Ванметера, заметив капельки пота, выступившие у него на лбу. Он хотел успокоить парня, но знал, что этого будет недостаточно. Вместо этого Ксавье направился через улицу к кондоминиуму в средиземноморском стиле с коричневато-красными кирпичами и передним двориком, заполненным ветвистыми вечнозелеными кустами туи среди оранжевых зарослей львиного зева. Когда Торп позвонил в дверь, она немедленно открылась, и мужчина средних лет с копной длинноватых вьющихся волос, которые начинали редеть спереди, стоял и смотрел на него. На нем была мешковатая гавайская рубашка поверх выцветших синих джинсов. У мужчины был довольно широкий, но красивый нос и необычайно длинные ресницы. — Детектив Торп, — Ксавье показал свой значок. — Я понимаю, что Уэнсдей Аддамс здесь. — Да, конечно, заходите, — пожилой мужчина жестом указал Торпу входить. — Меня зовут Натан Айзенберг, — мужчина чуть отступил, чтобы впустить Торпа. — Она здесь, — он закрыл за Ксавье дверь и поднялся впереди него по ступенькам залитого солнцем вестибюля, разговаривая и жестикулируя руками. — Бедная девочка, ей пришлось нелегко. Господи, Вы можете себе такое представить? — мужчина остановился, повернулся к Торпу и обеспокоенно положил руку ему на плечо. — Там все очень плохо? — его лицо исказилось в болезненной гримасе, мужчина явно ждал ответа Ксавье. — Довольно плохо, — поморщившись, ответил Торп. — О, Боже! — просипел хозяин, держась двумя руками за грудь. — Бедная малышка! — старик прикусил нижнюю губу и покачал головой, его вьющиеся волосы разметались по плечам, а затем повернулся и повел Торпа вверх по ступенькам в гостиную, отделенную от входа огромным террасным кашпо с филодендронами и монстерами. Пожилая женщина в пестром саронге и тонкой майке-топе сидела рядом с красивой, миниатюрной брюнеткой на диване и встала, когда вошел Торп. Мужчина назвал ее как Хелену, а затем представил брюнетку, которая осталась сидеть с красными глазами и сжимала в руке горсть скомканных розовых салфеток. Наступил неловкий момент, а затем хозяйка дома, проведя красивой рукой по своим волосам, подбитым проседью, спросила, может ли она что-нибудь предложить для Торпа. Тот отрицательно покачал головой, внимательно рассматривая сидящую на диване худенькую хрупкую Аддамс. Мужчина и женщина извинились, и, когда они выходили из гостиной, Торп заметил, как мужчина аккуратно приобнял жену и покачал головой. Уэнсдей Аддамс была очень элегантно одета в деловой блейзер серебристо-серого цвета из вискозы и льна, плиссированные брюки и черные туфли с тонкими каблуками. Блузка цвета фуксии без воротника из полупрозрачного крепдешина была заправлена в брюки. Девушка сидела на диване за кофейным столиком из глазурованной золотой керамической плитки, мяла комок салфеток и смотрела на Торпа опухшими глазами со слипшимися от слез ресницами. — Вы не против поговорить со мной несколько минут? Уэнсдей с готовностью кивнула. — Конечно, — сказала она и быстро вытерла нос. Ее голос был мелодичный, с легкими нотками разбитого хрусталя и томной хрипотцой курящей женщины. — Мне жаль Вашу подругу, — сказал Торп, усаживаясь в обитое гобеленом кресло напротив кофейного столика. Уэнсдей кивнула. У нее были длинные черные волосы с темно-медными прядями и бледный, почти прозрачный цвет лица. Она так много плакала сегодня и так часто вытирала лицо влажными салфетками, что ее макияж исчез, и теперь была видна легкая россыпь веснушек, пересекающая кончик аккуратного носа, придавая ей юный вид, который казался несовместимым со взрослой одеждой, которую она выбрала явно для офиса. Она начала тревожно теребить комок салфеток, ее блестящие карие глаза были прикованы к Торпу. — У тебя есть семья или друзья, которые могут приехать за тобой, может быть, остаться с тобой? — У меня есть коллеги из офиса. Я уже позвонила им, — Торп был немного удивлен ее резким тоном. — Мисс Танака была твоей подругой? — Да. — Как давно ты ее знаешь? — Долгое время, — ее голос дрогнул, но она взяла себя в руки. — Четыре года, может быть, три… или четыре. Мы вместе работали. — Была ли она замужем? — Йоко разведена. — Как давно? — Ну… может быть… Я не знаю… пять, шесть лет. — Ее бывший муж живет в городе? — Да. — Ты знаешь его имя? Ей потребовалась дополнительная секунда, Аддамс опустила вниз темные густые ресницы. — Гарретт… Гейтс. — Она часто с ним виделась? Девушка грустно ссутулила хрупкие плечи. — Это был не такой развод. Их расставание не было дружеским. — Ты знаешь, где он работает или где живет? — Он работает… Я думаю… Где-то в магазине красок. — Ты его знала? Аддамс покачала головой. — Я помню только, что она сказала, что именно это он делал сейчас. — Ты случайно не знаешь, служил ли он когда-нибудь в армии? Уэнсдей устало закрыла глаза и снова отрицательно покачала головой. — А как насчет ее родственников? Офис коронера должен кого-то уведомить. — В городе у нее никого нет. Я бы не стала связываться с Гейтс. Он из Южной Каролины. Она уехала далеко от дома, — огромные как черные угли глаза Уэнсдей все еще были закрыты, ее руки подрагивали, комкая розовую салфетку. Это последнее замечание девушки показалось Торпу странным выбором слов в свете того факта, что Танака явно было к тридцати, она была замужем несколько лет, несколько лет разводилась и, безусловно, прожила в Милтоне достаточно долго, чтобы город можно было считать ее домом. Фраза показалась бы более уместной по отношению к студентке колледжа. — Но… ну… — Аддамс резко подняла на Ксавье глаза и добавила, — Я бы хотела рассказать им сама. Она выпрямила спину и резко глотнула. — Ты их знаешь? — Я встречала их раньше. Они помнят меня, — и словно от внезапно навалившейся усталости, Аддамс еще сильней побледнела и закрыла глаза. — Я уверен, что офис коронера был бы признателен тебе за это. Тебе следует проконсультироваться с ними. Торп сделал паузу, сигнализируя о смене тона в своих расспросах. — А как насчет парней? Был ли у нее кто-нибудь особенный? — Нет, — Уэнсдей резко открыла глаза. Она с уверенностью приподняла острый подбородок. — Был ли кто-нибудь запоминающийся в недавнем прошлом Танака? — Нет, я так не думаю. — С какими мужчинами она встречалась за последний год или около того? — О, я не знаю. Через некоторое время они все кажутся одинаковыми… Просто парнями, — горько усмехнулась Аддамс. В ее голосе явно послышались нотки сарказма и странной горечи. Так обычно говорят женщины вдвое старше Уэнсдей, которой на вид было не больше двадцати трех лет. — Можешь ли ты дать мне имена некоторых мужчин, с которыми Йоко встречалась, чтобы мы могли уточнить у них, когда они видели Танака в последний раз? — Торп внимательно посмотрел на сидящую девушку. Она странным образом волновала его, словно своим заплаканными лицом и звенящим от горя голосом будила в нем давно забытое желание оберегать и заботиться о ком-то, кроме себя самого. — Я знаю, что она встречалась с парнем из Computron, Уэйном Кэнфилдом. Он занимался маркетингом. Был еще один парень, Джил — кажется, потом был Рейнольдс, я встречалась с ним у нее несколько раз. Но, подробностей о них я не знаю. — Аддамс глубоко выдохнула и до Торпа донесся тонкий аромат ее дыхания. Приятные нотки карамели, смешанные с волной ванили. — Это все? — Торп чуть подался вперед. Аддамс снова вздохнула и подняла глаза к потолку. — Э-э, давай посмотрим. Там был Дирк, которого она знала по вечерним занятиям; она изучала бухгалтерский учет в Университете Милтона. — Когда это было? — О, в прошлом году, в весеннем семестре. Некоторое время она встречалась с вице-президентом банка… — девушка нахмурилась. — Банк… Я не знаю этот банк, но, по-моему, его фамилия была Брис… Бристоль. Да, Бристоль, — Аддамс раздраженно посмотрела на Торпа. — Я не знаю. Это все, что я могу вспомнить. — Она живет одна? Уэнсдей кивнула, ее руки снова принялись за скомканные салфетки. — Я понимаю, что в четверг вечером, когда ты видела ее в последний раз, вы с коллегами из вашего офиса зашли выпить? — Правильно, у Кристофа. Это недалеко от Гринуэй Плаза. Мы часто так делаем, чтобы переждать пробки. — Кто был с вами? — Нас двое, Марджори Уиллкс, Нэнси Коган, Дивина Саймон. — Вы все поехали в разных машинах? — Да… но Мардж и Дивина были вместе. — Как часто вы это делаете? Несколько раз в неделю? — Конечно, два или три раза в неделю. — В том же месте? — Примерно половину времени у Кристофа. Это по дороге домой. — Вы когда-нибудь встречались там с мужчинами? — Не совсем. — Ты не уверенна? — Нет, без мужчин точно, — Уэнсдей проделала отверстие в своей салфетке блестящим ногтем чёрного цвета, сложила салфетку вдвое и проделала еще одну дырочку, грубо разминая тонкую бумагу. — Йоко казалась чем-то обеспокоенной в тот четверг? Не в духе? Ее что-нибудь волновало? — Нет, ничего, ничего подобного. И я тоже думала об этом. Спросила себя, не заметила ли я чего-нибудь необычного, — Уэнсдей опустила голову и покачала ею. — Но это появилось из ниоткуда… Я не могу представить, что это как-то связано с ней. Я имею в виду, что это было бы связано с чем угодно. Я просто не могу представить, что это могло бы быть. — Планировала ли она вернуться домой после того, как оставила всех вас в клубе? — Мы все время были вместе. — Она не собиралась где-нибудь заскочить в прачечную, за продуктами? Делала ли она какие-либо небрежные намеки на что-то подобное? Уэнсдей покачала головой, проведя рукой по своим длинным черным волосам. Она оттянула тёмный волнистый локон и в задумчивости начала накручивать шелковистую прядь на тонкий палец. Торп внимательно смотрел на ее плавные движения. Он подумал о Бьянке Барклай. В последний раз ее видела няня и дети, когда она вечером выходила из дома, чтобы пойти на занятия спортом. Ни в клуб, ни домой она так и не приехала. А потом ее увидели, когда горничная отеля Heron's Way на Дорчестер-Милтон Лоуэр Миллс вошла в номер на следующее утро и обнаружила Барклай обнаженной на кровати в той же похоронной позе, что и Танака. — У тебя была тренировка с мисс Йоко в субботу утром. В каком клубе вы занимались? — Милтонский ракетный клуб, — сказала Аддамс, а затем достала еще несколько салфеток из коробки, стоявшей на кофейном столике, и снова промокнула нос. Бьянка Барклай направлялась в «Каролину», оздоровительный клуб неподалеку от Уэст Милтон в районе улицы Адамса, недалеко от дома Барклай. Что бы еще Торп ни узнал о человеке, убившем этих двух женщин, уже было очевидно, что у него были весьма утонченные вкусы. Он работал на территории, которая находилась прямо посреди двух пригородов, демография которых делала их одними из самых богатых в стране. Торп некоторое время внимательно изучал Уэнсдей. От его вопросов бледные щеки девушки зарделись коралловым румянцем. Ее темные глаза блестели от непролитых слез, хотя Аддамс явно много плакала все время, которое находилась в этом гостеприимном, но незнакомом доме. — У тебя есть какие-нибудь идеи по этому поводу, которые могут объяснить смысл произошедшего? Пухлые губы Уэнсдей дрогнули. — А разве в том, что произошло, есть смысл? — ее удивление было таким беззащитным, рефлекторным, неподдельным, одной из тех спонтанных реакций на красивом женском лице, которые возникли в неосторожный момент и рассказали Торпу об отношении Аддамс к жертве больше, чем могли бы выявить две недели предварительного расследования. Уэнсдей с такой тоскливой болью взглянула заплаканными глазами в лицо Торпа и тут же снова наклонила голову, перебирая пальцами салфетки. У Ксавье от ее взгляда ощутимо кольнуло в районе солнечного сплетения, но он усилием воли подавил возникшее к сидящей напротив девушке чувство и решил перейти к сути разговора. — Что ты можешь рассказать о сексуальной жизни мисс Танака? Уэнсдей резко вскинула голову и посмотрела на парня со смесью негодования и тревоги. — Тебе обязательно об этом спрашивать? — она снова начала плакать, вытирая прозрачные слезы со щек, с которых уже давно смылась вся косметика, делая ее лицо бледнее, беззащитнее и необыкновенно трогательным, что Торпу захотелось встать со своего кресла и нервно закурить. Ее не накрашенное, по-детски открытое лицо теперь, казалось, не соответствовало ее изысканной прическе и элегантной одежде. Ее уязвимость теперь была так же заметна, как и ее не напудренные веснушки. — Чем больше я знаю о ней, тем больше у меня шансов понять, что произошло, — мягко настаивал Торп. — Мисс Танака могла быть случайной жертвой, но возможно и нет. Мне нужно знать о ее личной жизни в перспективе. — Я ничего об этом не знаю, — выпалила Уэнсдей. — Я не знаю, кто… Или… Что угодно. Господи! — и девушка начала безудержно рыдать и не могла больше сказать ни слова. Она закрыла лицо руками, и ее плечи ритмично вздрагивали. Торп наблюдал за девушкой со смешанными чувствами. Он ей не поверил. Она была слишком откровенна до этого вопроса, и ее взволнованные опровержения казались несоразмерными вопросу. Она просто могла сказать, что не знала ничего. Но Торп не сомневался в искренности ее горя. Он сглотнул подкатывающий к горлу солоноватый комок волнения, и, понимая, что почти готов перейти четкую и строгую границу в отношении с клиентами, ощущая жгучее сопереживание, резко встал с кресла. Сейчас не было причин пытаться говорить с ней дальше. Торп огляделся в поисках той семейной пары, но их нигде не было видно. По крайней мере, так он думал, пока не заметил ярко-малиновое пятно в дверном проеме по другую сторону круглого венецианского стола, стоявшего в центре комнаты. Он вспомнил саронг с темно-серым и золотым узором и малиновым подолом. Торп торопливо вышел из гостиной, быстрым жестом указав подошедшей паре на рыдающую на диване Уэнсдей Аддамс, задаваясь вопросом, существуют ли на самом деле «друзья» девушки, которые еще не прибыли. Пожилая женщина вернулась в комнату, когда услышала, что Торп заканчивает интервью, и проводила его в темный вестибюль, где они на минуту задержались у входной двери. Торп узнал, что хозяйка не видела ничего необычного, никто не входил и не выходил из дома Йоко Танака в течение последних нескольких дней. Женщине на вид было за пятьдесят, но ее темные, добрые глаза и подтянутая фигура делали ее вдвое моложе. Она сказала, что проследит, чтобы Аддамс благополучно добралась домой. В глубине души Торп был благодарен этим людям, с их искренней готовностью помочь Уэнсдей. Был почти полдень, когда Торп снова вышел на жару и яркий солнечный свет и увидел заднюю часть фургона морга, удаляющуюся от него под нависающими деревьями в дальнем конце улицы. Машина Уотсона и Ласлоу уже исчезла, как и одна из патрульных машин. Торп перешел улицу и кивнул Ванметеру и другому патрульному, все еще стоявшим в тени магнолии. Они оставались там до тех пор, пока не было решено, что место преступления можно оставить в покое. Торп вошел в квартиру Танака через парадную дверь, которая была оставлена открытой. Кто-то включил термостат. Он вернулся в спальню, где Галпин стоял в большом шкафу для одежды Танака и делал заметки. — Как все прошло? — спросил он, не отрываясь от своего блокнота. — Девушка была очень расстроена, — при воспоминании об истерике Аддамс Торп сразу ощутил стеснение в груди и поспешил сменить тему разговора. — Где Анвар? Его фургон все еще стоит снаружи. — Он в одной из задних ванных комнат, достает ловушки для раковины. — Смог ли он что-нибудь взять с пола в ванной? — Думаю, да, — Галпин внимательно посмотрел на Торпа, и его глаза прищурились от хитрой улыбки. — Это было довольно необычно, то, что ты сделал раньше. — Ты имеешь в виду того умника, — сказал Торп, подходя к нему. — Да, и это тоже. — Извини, но я не собирался позволять Уотсону отнять это дело у нас. — Я не против. Ты молодец. Вот! — улыбнулся Галпин, высовываясь из шкафа и протягивая Торпу адресную книжку в коричневой коже, прозрачный рукав персикового пеньюара зацепился за его левое плечо. — Я подумал, что тебе, возможно, захочется сначала посмотреть на это. Именно это Торп и сделал. Там было имя Гарретта Гейтса, его адрес и два телефонных номера. Книга, очевидно, не использовалась для ее бизнес-аккаунтов, потому что, за исключением винного магазина, химчистки, обувного магазина, аптеки, парикмахерской и нескольких других подобных коммерческих предприятий личного пользования, все остальные имена принадлежали частным лицам. И в большинстве случаев вводились только имена и не указывались адреса. — Аддамс рассказала мне о бывшем муже Танака, — сказал Торп. — У Танака был неудачный развод. Ее бывший здесь, его адрес и номер телефона. Я собираюсь послать патрульный отряд посмотреть, дома ли он. — Прекрасно, — буркнул Галпин из шкафа. Воспользовавшись телефоном, стоявшим на прикроватном столике, Торп позвонил диспетчеру и сделал запрос, а затем набрал второй номер под именем Гейтс, думая, что может быть получит ответы на вопросы. Через несколько гудков ответа не последовало. Торп набрал первый попавшийся номер из записной книжки, но снова никто не ответил. Он еще раз набрал диспетчерскую, зафиксировав оба своих вызова из дома Танака. А после положил блокнот в сумку. — Аддамс утверждает, что не имеет ни малейшего представления о том, что здесь могло произойти, — сказал Торп оглядываясь по сторонам. Он увидел пятна оксида железа по всей комнате, похожие на пятна плесени, которые, казалось, были повсюду, как только на них обращалось внимание. Анвар уже снял простыню с кровати и запечатал ее в бумажный пакет, который положил возле двери вместе с несколькими другими бумажными пакетами различных размеров, запечатанными и помеченными. — И она действительно расстроилась, когда я спросил ее, знает ли она что-нибудь о «личной жизни» Танака, — к счастью, голос Торпа оставался достаточно твердым, когда он заговорил об Уэнсдей. Галпин поднял глаза от своего блокнота. — О? Она, кажется, особенно расстроена этим? Ты имеешь в виду ее сексуальную жизнь? Торп кивнул. — Это интересно! — ухмыльнулся Галпин, опуская уголки рта. — Взгляни вон туда, в нижний ящик ее бюро. Торп обошел кровать, чувствуя ноющую под ребрами тоску при виде голого матраца и нескольких желтоватых пятен на нем. Ни в одном месте, каким бы дорогим или эксклюзивным, какими бы чистыми или важными ни были его обитатели, не было пятен — того или иного рода. Разбросанные флаконы с косметикой и духами на крышке комода были потревожены и потемнели от большего количества пятен оксида железа. Анвар действовал тщательно. Сначала Торп заглянул в маленький верхний ящик и увидел, что Анвар взял образцы губной помады, теней для век, всего, что могло попасть на лицо Танака. Затем он наклонился к нижнему ящику и выдвинул его. Там он увидел несколько черных кожаных лоскутов. Торп приподнял один из них. И обомлел. Принадлежности были разнообразными, часть самодельными, часть коммерческими: мягкие кожаные наручники для бондажа и ключи к ним, пуговицы, хлыст для верховой езды, зажимы для сосков, коробка белых свечей, тигровый бальзам, шипастые щетки и грабли для ухода за собаками, ручной фаллоимитатор и электрический низкоамперный фаллоимитатор с пониженным сопротивлением, клизма и резиновый шланг, опасная бритва, разнообразные утяжеленные кольца для сосков, желе K-Y, хирургические перчатки. Загроможденный ящик, полный наборами инструментов и аксессуаров для жёсткого секса. Он был знаком со всем этим по работе в полиции нравов, но сейчас, как и тогда, устройства казались ему странно научными и клиническими, а также незаконными и порочными, как если бы они были инструментами гинекологов из лагерей смерти. Опустившись на одно колено перед ящиком, Торп заглянул в глубину. — Секретное дно! — Торп мог бы поспорить, что Танака и в голову не приходило, что незнакомцы — по крайней мере, пятеро или шестеро из них — этим утром случайно будут рыться в ее тайнике с эротикой. Внезапная, неожиданная смерть, как понимал Торп, имела свои собственные причуды. Она приходила не к каждому человеку, а только к таинственно избранным, и являлась с большой долей иронии. Она раскрывала секреты, arcanum arcanorum, как сказала бы сестра Селеста. В одно неожиданное мгновение внезапная смерть извращенным образом обнажила все, что должно было быть скрыто, все потайные вещи, которые люди ревниво охраняли с постоянной бдительностью и всем двуличием, какое только могли придумать. Из этого можно было сделать один вывод: никто ничего не контролирует, даже свои собственные секреты, которые в любой момент могут быть выхвачены из темноты и выброшены на свет, как черный блеск на солнце. Торп подумал о Галпине позади него, вероятно, склонившем голову над блокнотом, но с глазами, устремленными в бок, наблюдающем за ним. — С Бьянкой Барклай ничего подобного не нашли, — сказал Торп без всякой необходимости. — Откуда мы об этом знаем? Вопрос Галпина ошеломил Ксавье. Тайлер понял это мгновенно. Естественно, они не осматривали дом Барклай, как осматривали дом Танака. Бьянка была убита в гостиничном номере, а её муж и дети все еще жили в доме. Её супруг, Лукас Уокер, действительно не упоминал ничего подобного во всех длинных интервью, которые у них были с ним, но тогда он, вероятно, не стал бы этого делать. Конечно, если только он сам был вовлечен в это дело. И, вероятно, даже если бы он не был вовлечен или даже не знал, но обнаружил нечто подобное, разбирая личные вещи своей жены после ее смерти. Он был в значительной степени честен, и при этом, он бы им точно ничего не сказал. Он бы повсюду носил это с собой как свой личный позорный крест, рассматривая увлечение жены как постыдное свидетельство его собственной реальной или воображаемой сексуальной неадекватности, доказательство того, что ей пришлось пойти куда-то еще, пришлось искать чего-то другого, кроме того, что он мог ей дать. Ее секрет, а теперь ставший и его секретом тоже. Торп кое-что понимал в хрупком Эго сильных мужчин, в том, что иногда они выглядят как камень, а субстанция внутри — как тонкое расплавленное стекло. — Нам нужно сфотографировать и собрать отпечатки с этих вещей, — сказал он, а затем заметил уголок конверта из манильской бумаги на дне ящика. Он осторожно ущипнул его за уголок и вытащил из-под шестеренки, стараясь не разорвать. Ксавье открыл конверт и вывалил на пол несколько фотографий, черно-белых и цветных, некоторые из которых были почти новыми, сделанными недавно, другие потрепанными, что свидетельствовало о частом обращении с ними. Там было семь фотографий, которые Торп ошарашенно разложил перед собой. Подобного он точно никак не ожидал увидеть.***