Глаза - похожи на папу

      — Ева, что тут происходит?       Голос отца Евы полон злости, нетерпения и негодования. По интонации голоса, с которой он задал свой вопрос задал, можно было понять, что девушку ждут не приятный разговор в стенах квартиры и, возможно, даже крики отца. Обычно так всегда происходило, когда Батов-старший не был доволен поведением или возникшими ситуациями с участием дочери.       — Папа? — Лишь смогла выдавить из себя Ева, буквально отшатнув от Вити и задрожав.       — Отец? — Тяжело дыша, выдохнул парень так, что лишь услышала она, и повернул голову в сторону Владислава Вадимовича, когда девушка чуть кивнула. — Добрый вечер!       — Ты мне еще поговори, щенок! — Обратился отец Евы к Пчёлкину, держа спину в офицерской выправке. — Ева, марш в дом! — Прокомандовав дочери, он вновь посмотрел с призрением на парня и прищурил глаза.       — Хорошо, папа, — буквально себе в нос произнесла Батова и, бросив короткое «Пока» парню, прошла в квартиру.       Как только девушка скрылась за Владиславом Вадимовичем, он моментально захлопнул входную дверь и закрыл громко замок сейфового типа. Что ответил Витя, она уже не смогла услышать из-за данного шума. Из гостиной вышла Маргарита Васильевна и удивленно посмотрела на членов своей семьи:       — Чего ты кричал, Влад?       — Твоя драгоценная дочь, которую ты защищала несколько часов назад, лобзалась с каким-то захухряем! — Прорычал отец и снял с крючка в коридоре свой кожаный офицерский ремень с тяжёлой металлической пряхой.       Увидев ремень, глаза Евы и её мамы округлились, а сама девушка спиной попятилась в сторону своей комнаты, располагавшаяся далее по коридору. Такие инциденты с ремнем от отца Батова-младшая знала с самого детства, ей часто таким ремнем прилетало за разное: за то, что забралась в 4 года на дерево и от туда упала; за то, что в первом классе принесла первую и единственную «двойку» по письму; за то, что случайно разбила мамину любимую вазу и так далее.       — Папа, не надо! — Вскрикнула Ева, когда отец занес руку с ремнем для первого удара. — Папочка, пожалуйста!       Первый удар пришелся по предплечью девушки, чудом не зацепив её лицо. Неистовой крик сорвался с губ Евы и жгучие горячие слезы хлынули потоком из глаз, затмевая глаза. Второй удар прилетел уже по спине, когда Батова-младшая, завернувшись и бросив на пол свою куртку и пиджак, попыталась скрыться в стенах своей комнаты. От рассечения тяжелой пряжкой кожи молодой девушки не спас даже джемпер из ангорской шерсти. Кровь тоненькой струйкой потекла из раны, окрашивая белую шерсть.       — Куда ты побежала, потаскуха малолетняя? — Прокричал отец, когда та уже была в дверях комнаты, и нанес следующий удар, догнав её в пару своих шагов. — Любви тебе захотелось? — Продолжал кричать он, избивая своим ремнем дочь, лежавшую на своей кровати и рыдающую в голос. — Я тебе покажу «любовь» так, чтоб это слово исчезло из твоей головы!       — Уйди, — прошипела та и получила новый удар уже ладонью по лицу, рассекший ей нижнюю губу.       — Влад, остановись! — Взмолилась Маргарита Васильевна и, отняв у мужа ремень с трудом, встала перед мужем. — Ты же её забьешь так!       — Рита, уйди! — Взвыл Владислав Вадимович, зло смотря на супругу.       — Не уйду! — Толкнув его руками в сторону дверной коробки, проговорила она. — Вспомни, мы начали встречаться, когда мне также было 17 лет.       — И? — Потихоньку успокаиваясь, поднял одну бровь мужчина. — Я даже думать не смел о поцелуе в первый год нашего знакомства! А уж о чём-то большем… — Произнеся последнюю фразу, он широко распахнул глаза.       Только сейчас до его разума, затуманенного злобой и контуженного во время боевых действий в Афганистане, начало доходить, что Владислав Батов натворил. Боевой офицер, прошедший не одну горячую точку в рядах СА СССР, стал настоящим тираном и деспотом для своего единственного ребёнка, в глазах которого сейчас читались только призрение и ненависть. Зная слишком «колючий» характер дочери, он все же попытался хотя б немного загладить ситуацию.       — Ева, нет мне прощения…– Начал было Батов-старший, но супруга ему не дала продолжить, видя состояние Евы.       — Пошли, Влад, — прошептала та и украдкой взглянула на дочь, — Ты и так уже дел натворил…       Девушке в этот момент, свернувшейся калачиком на кровати и рыдающей в голос, казалось, что никто в этом мире, даже в стенах данного многоэтажного дома, не мог её любить. Но как же она сильно в этом ошибалась.       Под входной дверью в ее квартиру всё также стоял Витя Пчёлкин, который сначала ломился в дверь, когда услышал первый крик Евы, затем начал сходить с ума от безысходности, не понимая как ей помочь. Он вспомнил, что на балконах этого типа дома советской застройки присутствовали пожарные лестницы для эвакуации населения. Быстро поднявшись прыжками по лестнице в общем лестничном коридоре до своей квартиры и ничего не объяснив своей ошарашенной маме, Виктор пронесся в свою комнату и со всей силы распахнул балконную дверь. Под пожарной лестницей, занимавшую почти четверть балкона, красовался металлический люк с такой же ручкой, ведущий к соседям вниз. Не думая о последствиях, Пчёлкин спустился вниз к соседям на балкон. На его везением в комнате с балконом соседей не было, и он спустился на пролет ниже, как раз на балкон Евы. Подойдя к оконному стеклу, Витя приложил руки к стеклу и увидел рыдающую девушку в своей постели. Тихонько постучав по оконной раме и давая хозяйке понять, что к ней стучится незваный гость, он тихо прошептал:       — Ева!       Услышав стук в окно и голос Пчёлкина, Ева Батова с огромным трудом приподняла голову, чтобы убедиться, что ей это не померещилось. Когда сквозь пелену слез в глазах и отёкшие веки, она увидела, находящегося в ужасе от состояния, Витю и резко дернула голову в сторону двери, чтобы убедиться, что та закрыта. Все тело отозвалось дикой болью от нанесённых ран и заставило ойкнуть девушку.       — Ева, — произнесла Маргарита Васильевна, зайдя в комнату к дочери с пузырьками перекиси и спирта и марлевыми тампонами, — О-о-о, — протянула она и быстро закрыла дверь в комнату за собой, — Как понимаю, сам Виктор Пчёлкин?       — Мам, — прошептала было Ева и закусила поврежденную губу, — Это не то, о чём возможно думаешь ты!       — А, о чём я могу подумать, Ева? — Произнесла мать и, освободив руки, открыла, не шумя, молодому человеку дверь.       — Добрый вечер! — Произнес почти одними губами Витя, стараясь не шуметь.       — Добрый! — Ухмыльнулась женщина и окинула парня оценивающим взглядом.       — Да, я и есть Виктор Пчёлкин. — Прохрипел он и зашел в комнату.       — Ну, я так и поняла. — Закрыв за вечерним гостем балконную дверь, мама Евы вернулась к первоначальной цели своего визита к дочери — к обработке свежих ран. — Вообще, для нормального прихода придумали входную дверь.       — Да, я это… — Перемявшись с ноги на ногу, начал Пчёлкин. — Стучался в дверь, когда Ева кричать начала.       — А, так ты все же был невольным свидетелем этого ужаса. — Задумчиво ответила Маргарита Васильевна и помогла дочери приподнять свитер.       — Витя, отвернись! — Послышался хриплый голос Евы из свитера.       — Я прошу извинить нас за этот бардак! — Продолжила женщина и принялась обрабатывать раны на теле девушки. — Мой супруг, Владислав Вадимович, пережил на себе ужасы Великой Отечественной Войны и ужасы Афганистанской войны. Это, конечно, не оправдывает его. — Произнесла она и тяжело вздохнула. — И меня, как мать, не красит помыканием таким приступам и продолжение жизни с ним, но я стараюсь его спасти от это!       — Так это с тобой сделал отец? — Резко развернулся в шоке парень, с широко распахнутыми глазами. — У меня отец дошел до Берлина, и тоже видел ужасы войны, был ранен и контужен, но никогда не бил меня. — Задумчиво произнес он, даже не замечая того, что Ева находилась перед ним в одном нижнем белье.       — Витя! — Прошипела девушка, и на лице молодого человека оказался окровавленный свитер.       — Извини! — Тихо рассмеялся тот и отвернулся обратно, снимая с лица вещь девушки. — Я, правда, ничего не видел. Клянусь!       — Я тебя когда-нибудь покусаю, Пчёлкин!       — Давай, только не при мне, Евушка! — Рассмеялась Маргарита Васильевна и встала с кровати, забирая использованные тампоны и пузырьки.       — Мама! — Ужаснулась Ева и натянула на себя домашний костюм, решив не снимать бюстгальтер.        —Ева, ну, что ты так удивляешься? — Рассмеялась женщина больше и подмигнула парню. — То, что тебе тут лил отец в уши, как правильный папа, отчасти не правда. — Хмыкнула она и, выходя из комнаты, обратилась снова к парню. — Витя, кофе или чай будешь?       — Мама, там же папа! — В больший ужас пришла девушка.       — Ну и что? — Подняла мама одну бровь и перевела снова взгляд на молодого человека. — Ему тоже пора бы понять своей туго соображающей офицерского головой, что у тебя может появится защитник.       — Спасибо... — Замялся Витя, не зная, как обращаться к маме Евы.       — Маргарита Васильевна, — протянула она и снова подмигнула ему, — Так, что насчёт чая или кофе?       — Спасибо еще раз, Маргарита Васильевна, но как-нибудь в другой раз! — Произнес он и присел на кровать Еву рядом с девушкой.       — Сильно не шумите! — Пропела Батова-старшая. — Ева, стонать лучше в подушку!       — Мама! — Закрыв лицо руками от стыда, воскликнула дочь.       — Классная у тебя мама! — Подал голос Пчёлкин, когда за Маргаритой Васильевной закрылась дверь. — Как я уже говорил, понимающая.       — Я в глубоком шоке от нее сейчас. — Промычала девушка и посмотрела на него сквозь свои ладони.       — Да ладно тебе! — Улыбнулся он и погрустнел, когда она убрала руки от лица. — Больно?       — Бывало и хуже, — криво улыбнулась Ева.       — Бывало и хуже? — Подняв брови, повторил Витя.       — Ага, — оторвалась она и показала, что не хочет об этом говорить, — Так, значит, ты живешь над мной?       — Не совсем. — Замялся парень и виновато улыбнулся. — Я живу над твоими соседями сверху.       — И как тебя они не заметили? — Удивилась Ева и встала с кровати, чтобы убрать свои вещи.       — Повезло! — Пожал плечами Пчёлкин и невольно уставился на ягодицы девушки, когда та наклонилась за сумкой. — Но мне предстоит путь обратно! Так, что у меня будет возможность быть взятым с поличным.       — Ты безбашенный! — Прошептала она и повернулась к парню, почувствовав его взгляд на себе. — Это в тебе и пугает меня.       — Я не твой отец! — Поняв ход мыслей девушки, Витя поднял свои голубые глаза и посмотрел прямо в её глаза. — Я никогда не смел и не смею поднимать руку на женщину! Во мне это привито отцом.       — Возможно! — Попыталась увильнуть Ева и невольно прикусила больную губу. — Ай!       Остаток вечера девушка и молодой человек провели за обсуждением различных книг и фильмов. Для себя Батова отметила, что Витя достаточно начитан, хоть и имеет славу хулигана и бабника, хорошо разбирается в экономике и мечтает попробовать нырнуть на глубину с аквалангом, так сказать, закрыть клише детства в голове — «стать водолазом». Девушка поделилась, на удивление для себя, своей мечтой с ним — стать потомственным медиком, как её мама и бабушка. За разговорами она не поняла, да и не помнила, как уложила голову на колени Вити, погружаясь в сладкие объятья Морфея. Заметив, что Батова заснула, он не стал её тревожить, понимая, что день у девушки выдался очень тяжелый, и откинулся на спинку кровати, засыпая.              Объятья Морфея были сладкими для Евы, Бог сна и сновидений перевоплотился во сне девушки в Виктора Пчёлкина, сидящего на подоконнике во всем черном, лишь золотая массивная цепь на шее парня блестела от света, исходящего из окна. Длинные непослушные волосы Пчёлкина были укорочены и зачесаны назад. Глаза цвета морской воды в голубой лагуне плотоядно блестели в тусклом свете огонька сигареты. Черная классическая рубашка была широко распахнута, оголяя шею и грудь парня. Даже не парня, а уже статного красавца — мужчину. Табачный дым, выдыхаемый им, окутывал пеленой помещение. Широкая мужская грудь каждый раз вздымалась, при каждом затяге сигареты.       — Ева-а-а, — томно протянул образ Виктора и, спрыгнув словно хищная пума с подоконника и потушив сигарету в пепельницу, двинулся сквозь табачное облако к девушке, — Что же ты стоишь в стороне?       Подойдя к ней вплотную, этот хищный самец провел своим языком по губам, увлажняя их, и правой рукой обхватил сбоку шею девушки, поднимая своим тонким и длинным большим пальцем её подбородок ровно к своим губам. Гортанно прорычав Еве в самые губы, он провел верхними зубами по нижней губе девушки, те самым заставляя её застонать, а после нежно вонзает в губу свой клык.       — Как же я соскучился по тебе! — Прохрипел Пчёлкин и притянул левой рукой тело девушки к себе, впившись сладким поцелуем в ее пухлые губы.       Из такого прекрасного сна, Батову начал выдергивать голос матери. Ей так не хотелось реагировать на него, ибо тут был Витя. Нет, Виктор. Статный. Сильный. Дающий понять, что его слово здесь закон.       — Ева, просыпайся! — Уже над ухом прозвучал голос самого Пчёлкина. Это и заставило подскочить девушку.       — Витя? — Сонно пробормотала она и протерла глаза.       — Ага, он самый! — Хрипло рассмеялся парень, который явно затек лежать на спинке ее кровати в одной позе.       — Доча, — обратилась к ней мама, которая, оказывается, все это время стояла в двери комнаты, — Проснулась?       — Ага! — Еще не понимая, что тут происходит, Ева начала моргать. — Мы уснули?       — Какое остроумное умозаключение с утра! — Цокнула языком Маргарита Васильевна и закатила глаза.       — Ты знала об этом и не стала нас будить! — Хмуро прищурилась дочь на мать. — Мам!       — Так, не надо на меня вот этим своим взглядом смотреть! — Вновь цокнула мать и хохотнула. — Во-первых, ты как пожарник, хрен разбудишь! Во-вторых, когда я зашла, вы уже оба спали. Я и не стала будить Витю, ибо ты его придавила как бегемот. — После этой фразы в женщину полетела подушка. — Так, а это уже покушение на убийство! Идите лучше завтракать!       — А, отец? — Вымолвила Ева и невольно посмотрела на Витю.       — С самого утра в штаб уехал. За ним приехала машина. — Успокоила Маргарита Васильевна своего ребёнка.       — Хорошо, — проведя руками по лицу, Батова младшая застыла и стала смотреть, как играют мышцы Вити, когда тот встал с её кровати и потянулся.       Верхней одежды на нем не было, ибо Пчёлкин её скинул ещё вчера вечером, когда они общались за жизнь и увлечения. А футболка темно-синего цвета предательски задралась, оголяя дорожку волос, идущих от пупка вниз прямо к ширинке джинс. Этот вид и воспоминания о сне заставили Еву залиться красной краской в лице. По её телу пробежали легкие мурашки, пробуждая пышную грудь налиться и приподнять небольшие соски, а внизу живота образовался огненный шар, который медленно спускался вниз к половому органу девушки. Реакция тела и ее потемневшие глаза не остались незамеченными для Вити, он ровно такую же реакцию своего тела пытался унять полчаса назад, до прихода мамы Евы.       — Ева, — лишь смог прохрипеть Пчёлкин, чем заставил девушку заглянуть в его глаза.       — А? — Выдохнула Ева, все еще находясь под влиянием возбуждения.       Не сумев сдержать себя, Витя в пару шагов оказался у неё и прильнул горячим поцелуем к её губам. Им обоим казалось, что еще чуть-чуть и они начнут с себя сбрасывать одежду под гнетом взаимного влечения. Но первым прервал их поцелуй сам Витя, тяжело дыша и с хрипом выпуская воздух из легких. Опустив невольно взгляд ниже, Ева увидела внушительную «причину», которой явно мешалась ширинка брюк парня и которая начала разжигать больший огонь между ног девушки, и свела ноги вместе, успокаивая дыхания. Она знала из углубленного изучения анатомии, что её реакция и реакции Пчёлкина были нормальны для их пубертатного периода, как один из инстинктивных способов размножения. Но, что настолько сильно её тело готово распластаться и предаться плотским утехам с противоположным полом, узнала только вблизи рядом находящегося Виктора.       — Дети, вы идёте? — Разорвала их обоюдный накал заглянувшая Маргарита Васильевна.       — Да, Маргарита Васильевна, пять минут, и мы придем к вам! — Обратился к ней Пчёлкин, стоя к ней спиной и повернув голову в её сторону. Когда мама Евы кивнула и скрылась вновь за дверь, он обратился уже к самой Еве. — Ева, я, правда, не хочу спешить! — Проведя руками по лицу, парень продолжил. — Не хочу, чтоб ты убежала с ошалелыми глазами от меня из-за моего влечения к тебе.       — Ты прав. — С трудом произнесла девушка и прокашлялась. — Но, похоже, это влечение взаимно. Или я схожу с ума!       Проведя руками по волосам, она попыталась собраться с мыслями и встала с кровати. Взглянув на парня, Батова младшая поправила покрывало на кровати и вновь обратилась к нему:       — Идём?       — Да, пять минут, и я присоединюсь! — Кивнул Витя и показал на балкон девушки. — Я покурю?       — Конечно! — Отозвалась она и, прихватив верхнюю одежду парня и уличную обувь, пошла к матери на кухню.       Маргарита Батова в Центральной Клинической Больнице 4-го главного управления при Минздраве СССР работала по графику сутки через двое, и сейчас был её второй законный выходной. Но не редко Главный врач больницы выдергивал маму Евы даже в эти дни, ибо Маргарита Васильевна являлась врачом — хирургом первой категории, оперировавшая даже в «горячих» точках Афганистана и бравшаяся за самые сложные случаи.       Сейчас же мать девушки стояла на своей новой кухне у плиты и готовила тоненькие ажурные блинчики, подпевая себе под нос песню «Все, что в жизни есть у меня» вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», которая играла по радио на кухне. За легким покачиванием бедер, пением и готовкой ее застала дочь, вошедшая в кухню. Ева внешне имела общие черты Маргариты Васильевны: карие глаза, наливные щеки и, как не странно, упругие ягодицы. Все остальное девушка унаследовала либо от Владислава Вадимовича, либо от кого-то из дальних родственников.       — А где Витя? — Посмотрела на девушку из-за плеча мать и улыбнулась.       — Курит на балконе, — сев за стол и подперев руками голову, сказала Батова младшая.       — Курит? — Цокнула женщина языком и улыбнулась.       — Будешь ему, как истинный врач, разум на место вставлять? — Поинтересовалась Ева у матери и помешала в стоявшей перед ней кружке кофе сахар. — Сама-то ведь куришь, как и отец.       — Не изображай из себя старую бабку, Ева! — Поставив стопку блинов, блестящих от расплавленного сливочного масла, на стол, произнесла Маргарита Васильевна и обратилась к зашедшему Пчёлкину. — Чай или кофе, Вить?       — Чай, Маргарита Васильевна. — Произнес тот и сел за стол совсем близко к Еве. — Спасибо большое. — Произнес он, когда мама девушки поставила ему кружку с чёрным чаем на стол.       — Завтракайте, дети. — Заявила она, снимая с себя фартук, и указала на детей им. — Блины все съесть! И отказы не принимаю.       — А ты, мам? — Произнесла Ева, потягивая кофе и потянувшись за горячем блином.       — А я пойду в комнату! — Бросив на Еву многозначный взгляд «будь женщиной», повесила фартук у раковины на крючок. — Не буду вам мешать!       — Маргарита Васильевна, вы нам не будете мешать. Что вы! — Прохрипел Витя и, подняв от кружки голову, посмотрел на женщину. — Оставайтесь с нами.       — Э-нет, дети! Я пошла смотреть фильм хороший по Центральному телевиденью. — С этими словами мама Евы скрылась за углом в коридоре.       Парочка осталась сидеть ближайшие минут пять в гробовой тишине, поглощая свои напитки и уплетая вкусные блины. Первым снова решил прервать все Пчёлкин и обратился к Еве, держа свою кружку одной рукой:       — Что тебе снилось, чертовка?       — В смысле? — Переведя на него взгляд от окна, подняла одну бровь она и невольно залилась краской.       — В прямом. — Произнес парень и загадочно улыбнулся, отглотнув свой чай. — Ты шептала мое имя и стонала.       — Какой позор! — Залившись большей краской, промычала девушка.       — Никакого позора нет. — Промурлыкал он и прикусил свою нижнюю губу. — Просто подтверждает то, что не у меня одного такая тяга.       Их милую беседу прервал звук открывающейся входной двери. Оба они поняли, что в квартиру начал заходить отец девушки. Глаза Евы широко распахнулись, а руки предательски затряслись, чуть ли не роняя кружку. Девушка сильно боялась продолжения вчерашнего ужаса, а мысль, что отец еще и на Виктора сорвется, только все усугубляла.       Вошедший в квартиру, Владислав Вадимович сразу обратил на парочку свой взгляд и нахмурил брови. Вид испуганного и трясущейся дочери его угнетал, в его голове были очень свежи воспоминания о сотворенном вчера ужасе с ней. Такие приступы агрессии всегда наступали после принятого им на грудь «горячительного» в объеме больше, чем литр. Батов старший знал, что в эти моменты из него «вылезал» бес, калечивший дочь. И после вчерашних событий, он все же принял решение послушать свою супругу и обратиться за специализированной помощью, не смотря даже на то, что эта помощь может пойти в ущерб его военной карьере.       Тяжело и громко вздохнув, мужчина повесил свою офицерскую шинель на вешалку и убрал в прихожей в шкаф. Парень, сидевший совсем близко к его дочери, на удивление для Владислава Вадимовича, был спокоен и решителен, а в его взгляде не было страха перед отцом девушки. В какоё-то момент в голове боевого офицера промелькнула мысль о том, что это персонаж даже сможет дать отпор и словесно, и физически, встав на защиту его Евы. Пройдя на кухню, он услышал топот за своей спиной и понял, что за ним пришла его Рита. Его спасительница. Прокашлявшись от кома в горле, мужчина протянул парню руку для пожатия и обратился к нему:       — Генерал — майор Батов, Владислав Вадимович, по совместительству, отец этой барышни.       — Виктор Пчёлкин, друг этой барышни. — Приняв его рукопожатие, встал Витя и произнес.       — Друг? — Удивленно произнес отец и приподнял одну густую бровь. — С друзьями, вроде, не целуются. — Обратился он уже к Еве.       — С дружбы все и начинается! — Решил за неё ответить Пчёлкин и решительно посмотрел в глаза Владислава Вадимовича.       — Завтракайте. Я пойду с Маргаритой Васильевной. — Произнес тот и, снова тяжело вздохнув, направился в гостиную, а за ним посеменила мама Евы.       — Умница, — донеслось до Вити и Евы фраза женщины.       — Это тяжело, Рита, — произнес Батов старший, когда он с женой пришел в гостиную, в которой был включён телевизор с какой-то советской комедией режиссера Леонида Гайдая.       — Ты — молодец! — Прошептала та и поцеловала в губы мужа. — Ты слишком строг с ней. Еще эти случаи… Ох! — Покачав головой, Маргарита Васильевна развязала галстук на шеи у супруга и расстегнула заботливо верхнюю пуговку рубашки. — Ты звонил в поликлинику к нам?       — Да, Рита, я звонил. — Произнес Владислав Вадимович, взяв пачку сигарет из портсигара, и вышел на второй балкон квартиры. — Я записался на недели на консультацию к Василию Михайловичу Банщикову.       — Это очень хорошо! — Пропела женщина и хлопнула легко в ладоши, а на заднем фоне прозвучала фраза героини фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «И тебя вылечат, и меня вылечат».       Ева, сидевшая на кухне, прибывала в глубочайшем шоке от произошедшего, а Виктор, когда родители девушки скрылись в коридоре с поля его зрения, вернулся за стол и слегка коснулся своими пальцами локтя Батовой.              — Ева, — тихо произнес он, чтобы девушка не дернулась резко, — Ты как?       — Витя, — прошептала Ева и перевела в его глубокие голубые глаза свой взгляд, — Что это сейчас было?       — Ну, это уместнее мне тебе задать, — хмыкнул он и продолжил, — Наверное.       — Ага, — лишь ответила Батова и допила свой кофе.       — Я предлагаю сходить в кино! — Произнес Витя и потянулся за новым блином к тарелке. — Там сейчас крутят «Прости» Эрнеста Ясена и «Чужая белая и рябой», кажется, Сергея Соловьева.       — Можно. — Отозвалась Ева и поняла, что ни один блин больше не съест.       — Отлично! — Жуя, сказал Пчёлкин и продолжил. — Я тогда сейчас домой переодеться, и к тебе.       — Давай! — Отозвалась она и начала убрать посуду со стола. В голове у неё не выходила относительно спокойная реакция отца.       Витя Пчёлкин, дожевав блин, собрался и ушел к себе, оставляя девушку одну со своими мыслями один на один. Она прошла в свою комнату, стараясь не тревожить в гостиной родителей, и начала выбирать наряд, в котором бы можно было пойти с Витей в кино. Она долго стояла у шифоньера, обдумывая свой образ, и даже не заметила, что в дверь уже звонил Виктор, чтобы забрать её в кино. Батова, схватив первые же джинсы — «варёнки» и полосатый свитер, натянула все на себя и подвела глаза черным карандашом. Крикнув короткое «пока» родителям, она выскочила из дома и чуть не сбила парня.       — Тихо, Ева, — прохрипел тот, ловя руками её и не давая им обоим упасть.       — Извини. — Лишь прошептала она и подняла свои глаза к нему вверх.       — Пошли, красавица. — Улыбнулся он ей.       Пара молодых людей, дойдя до кинотеатра «Керчь», построенного в посёлке в 1979 году, расположенного на улице Бирюлёвской и имевший аж 4 кинозала, решили остановится кинодраме Сергея Соловьева «Чужая белая и рябой». Прёмьера данного фильма в Советском Союзе была совсем недавно. Действие фильма происходили осенью 1946 года в провинциальном городке Казахстана. Главный герой — подросток Иван «Седой», страстный голубятник. Однажды он поймал белую голубку, которая стала объектом охоты других голубятников. «Седой» отправился на поиски голубки и узнал, что она была у местного «голубиного авторитета» Коли и старика Мартына. «Седой» вернул себе голубку и выпустил ее на волю. Второй сюжетной линией повествовала о любви отца «Седого», военрука — вдовца и художника, к бывшей актрисе Ксении Старцевой. Женщина была разведена с композитором и бедствовала, ей грозила выселение из жилья.       Фильм построен на контрасте добра и зла, дружбы и вражды, любви и ненависти, чести и предательства, богатого внутреннего духовного мира героев и бедного, неустроенного быта. Для усиления драматизма режиссёр использовал в фильме сочетание цветной и высветленной чёрно-белой съёмки. Цветной съёмкой отражена основная сюжетная линия фильма. Чёрно-белыми кадрами режиссёр отметил ряд второстепенных сюжетных линий, в которых показаны эпизоды, вызывающие у зрителя сострадание и сочувствие к героям, оказавшимся по цепочке нелепых случайностей в трагическом положении.       После просмотра «Чужая белая и рябой» Ева и Витя решились на прогулку по лесопарковой местности своего района, параллельно обсуждая просмотренный ими фильм.