Визг качелей

Месяц пролетел незаметно, и Джек не ощущал, что чего-то не хватает. Всё было стабильно паршиво, как было и до этого, накал страстей из-за пустующего места лейтенанта снизился. Новый босс был сносным, и тяготы работы немного поубавились. Во время второго месяца МакГаффин заметил, что у него кончилась бумага для растопки камина, ведь обычно он использовал длиннющие письма Вагнера. Никаких писем. Никаких птиц, долбящих его окна. Никакого Люциуса Вагнера, долбящего его мозг. Никаких подозрительных смертей. Не это ли счастье? Никакого Люциуса Вагнера в пределах видимости, да и вне её пределов тоже. На третьем месяце Джек смаковал каждый день без Люциуса, несмотря на растущие горы папок и дел в их отделе. На четвертый месяц Джек был занят, чтобы думать о Вагнере. Работы было чрезмерно. Работы было завались. Работой можно было закусывать и запивать. В работе можно было захлебнуться. Во время пятого месяца на Джека снизошло озарение. Он прозрел настолько, что поперхнулся пивом. Стоило Вагнеру, главному психу их округа, уйти в закат, как повылазила всякая шваль (которую, откровенно говоря, проще было перестрелять). Ведь, если так судить, Люциус убивал только сомнительных типов. Но не идти же к нему на поклон, если Джек заебался на работе? Не идти. Нужно работать усердно и не полагаться на психопатов. Но человек предполагает, а Бог располагает. В Данте-манор вторглись и украли какую-то дорогую дребедень, от чего сенатор был в бешенстве. Новый лейтенант был невероятным ссыклом, поэтому отправил в самое пекло лучшего, читай заебавшегося, детектива. Боялся ли Джек встретить Люциуса? Нет. Надеялся ли? Где-то в глубине души, возможно, наверное, да. Но он бы никогда в этом не признался. Хотел ли МакГаффин встретить его? Джек нервно оглядывался, идя за дворецким. Он, правда, ждал встречи. Прошло пять месяцев блаженного одиночества. Люциус действительно не тревожил его, не посещал, не искал встреч, но, что парадоксально, всегда был рядом. Пусть и невольно. Джек сам не мог не думать о Вагнере, от чего тот всегда присутствовал в мыслях детектива. Может, в этом был какой-то изощренный замысел? Часть плана Люциуса по завоеванию расположения Джека? Внедриться в жизнь, запутать, окружить собой, а потом исчезнуть, заставив чувствовать нужду? Джек вроде как не чувствовал нужды. По-хорошему МакГаффину и не стоило ничего испытывать к Вагнеру. Ни хорошего, ни плохого. Эмоции – всегда крючок, за который можно подцепить жертву. Джеку стоило бы радоваться, как пару месяцев назад, что Люциус исчез из его жизни. Радость давно сошла на нет. Из-за путаницы своих чувств, усталости, плохих предчувствий и ожидания этой желанно-нежеланной встречи Джеку было необходимо увидеться с Люциусом. МакГаффин хотел понять, что с ним происходит, и почему-то он точно знал, что одна встреча с Люциусом расставит всё по своим местам. Он увидит Вагнера, почувствует отвращение и ужас и утвердится в том, что сам он – хороший, справедливый человек. Ему внезапно понадобилось подтверждение этому, ну, разве он не смешон? Но Джек его не встретил. Сколько бы он не смотрел по сторонам, он так и не заметил ни знакомой фигуры, ни пронзительного, угольного взгляда. Джек верил, что Люциус не устоит перед ним. Что Люциус покажется, рано или поздно. На шестой месяц у Джека случился нервный срыв, и он впервые за полгода взял больничный. Только тогда он краем глаза, наконец-то, увидел, своего старого знакомого. Далеко-далеко, в подлеске около больницы, куда Джек сбегал курить, стояла темная фигура. МакГаффин никогда так быстро не бегал, но Люциус продолжал стоять на том же месте, где и был. Над холодным телом местного драгдилера. – Люциус, – тяжко выдавил из себя запыхавшийся детектив. – Я не хотел приходить, – сказал Вагнер, не оборачиваясь. – Но ты опять не оставляешь выбора. – Я? – Помнишь, я спросил, почему ты не арестовал меня? Ты всё ещё не знаешь ответа? Джек громко сглотнул, чувствуя головокружение. Слова Люциуса доносились до него урывками, словно издали, но Вагнер был настолько близко, что Джек мог спокойно схватить того за плечо и развернуть к себе. Это было единственным, о чём думал детектив. Джеку было необходимо увидеть лицо Вагнера, узнать настроение, чувства, что за мысли блуждали в его безумной голове. Раздражение подступило к нему неожиданно. Они не виделись чертовых полгода, и единственное, что узнает Джек так это то, что Люциус не хотел его видеть. Не хотел приходить. Не хотел с ним знаться. Люциус. Не хотел. Видеть. Его. Это Джек не хотел его видеть! Пусть бы и не приходил, раз не хотел! Джек сжал губы, стараясь сдержать свой горячий норов. Сейчас это могло быть опасно. Ему нужно увидеть лицо Люциуса, считать невербальные знаки, чтобы знать, как действовать. Люциус не поворачивался, а Джек не рисковал трогать его, но ему очень хотелось встряхнуть Люциуса. – Нет, – выдержав паузу, ответил Джек. – Я и не думал об этом. Сейчас это вообще не важно. Ты снова убил! – Разве? – дерзко спросил Люциус. – Ты решил, что я убийца только потому, что обнаружил меня рядом с телом? Джек опешил. – Ты видел, чтобы я убивал? – настаивал Люциус. – Против меня есть хоть какие-то улики, помимо того… Что ты видел меня рядом с телами? – Что..? – Подумай, Джек, хорошо подумай. Не срывайся больше по таким пустякам. Я больше не выйду, Джек. Ты знаешь, где меня искать. Люциус ушел, так и не обернувшись. Джеку тоже пришлось вернуться, вызвав заодно полицию и получив нагоняй от медсестры за курение. Джек долго крутил загадочные фразы Люциуса. Вагнер пытался намекнуть, что он невиновен? Что это за новые игры? МакГаффин поразмышлял и понял, что Люциус кое в чём прав. Улик действительно не было. Только показания самого Джека могли осудить Вагнера. Почему же Джек не сдал Люциуса? Хотя есть ещё более интересный вопрос. Почему Люциус позволял Джеку ловить его у мертвецов? Он хотел быть пойманным? Желал осуждения? Или признания? В любом случае это было весьма извращенное доверие со стороны Люциуса. Если бы Джек был убийцей он был никогда… Какая странная для него мысль, и он немедленно отогнал её от себя. Он не собирался сопоставлять себя с убийцей. Слова Люциуса пробуждали его. Джек пытался вспомнить, когда это началось у них. Они точно встретились в Данте-Маноре пару лет назад. Джек отчетливо помнил горящий взгляд и манящий голос, представляющийся Люциусом Вагнером. Джек помнил своё удивление из-за статного мужчины, тайного сына сенатора, и свою руку, пожимающую чужую, тонкую, но сильную ладонь. Он помнил странную улыбку Вагнера и горячее обещание, что они подружатся. Одновременно с этим Джек помнил, хоть и размыто, совершенно другое. Он помнил щуплого мальчишку в официальном костюме, слишком холодного и отчужденного от мира. Мальчишку, что был всегда рядом с ним. Мог ли он знаться с Люциусом в детстве? Тогда почему Джек забыл его? Если это правда, то помнил ли Люциус его? На это ли он намекал? И не это ли тогда причина его доверия к Джеку? Они… всё-таки были близки? И это Люциусовское: «Ты знаешь, где меня искать». Он уже был в Данте-Маноре, и Люциуса там не было. Было какое-то другое место? Место из их детства? Если это, конечно, правда… Джек не помнил ничего такого, кроме кратких, но ярких образов. Время в больнице он провел неспокойно, задаваясь совершенно неправильными вопросами и чувствуя нарастающую тревогу. Ему снились дурные сны, убийства и черные глаза. В конце концов, он пришел в парк аттракционов, где когда-то Люциус распрощался с ним. В его детстве парк был ещё рабочим. Могли ли они играть здесь с Люциусом? Почему-то мысль, что они дружили в детстве, никак не хотела покидать его голову. Скрип качелей привлек его внимание. Люциус сидел спиной к нему, и было в этом что-то невероятно знакомое. Качели протяжно взвыли. – Тебе не кажется это знакомым? – Что именно? – нахмурился Джек, всё ещё недовольный тем, что не мог увидеть лица Люциуса. – Этот звук, – он снова качнулся, выдавливая максимум из качелей и старых звеньев. – Этот визг. Не услышав ответа от МакГаффина, Люциус тяжко вздохнул. – Извини, Джек, это уже выше даже моих сил, – проронил Люциус. – Я могу всё, что угодно, знаешь, но противостоять тебе… – О чем ты? – совершенно не понимая, о чём шла речь, спросил Джек. Люциус на его недоумение лишь поднял руку и указал на старую карусель. Джек, словно зачарованный, подошел ближе к деревянному табуну. Дурнота стала подкатывать, но он дошел до обитой деревянными панелями центральной стойки, за которой располагался двигатель. Часть панелей отвалилась, поэтому МакГаффин легко отодрал парочку из них, чтобы протиснуться внутрь. Затхлый запах ударил в нос, пробуждая в нём странные ассоциации. Руки задрожали, а во рту стало сухо. В его детстве парк работал, но он не помнил, почему его закрыли. Почему же парк закрыли? Место сдавливало его, хотя он не страдал клаустрофобией. Джек огляделся, чувствуя головокружение и видя ярмарочные огоньки. Люциус указал на это место, и Джек знал, где искать. Тело само двигалось, желая явить ему правду. Это приводило его в ужас. Джек припал к хлипким доскам на полу, отдирая их. Звук качелей, на которых раскачивался Люциус, сводил его с ума. – Люциус, прекрати качаться! Люциуса не было на качелях. Его вообще нигде не было. И не могло быть. Строгий, совершенно не подходящий ребенку, костюм был на старом трупе. Очень знакомый костюм. Люциус Вагнер покоился под старыми досками, спрятанный в старую карусель. Вопль застрял в горле у Джека, и он потерял связь с реальностью. Во снах его преследовали трупы людей, которых он убил, а также за ним повсюду следовали печальные, черные глаза. Очнулся Джек на диване в своей гостиной, ощущая под головой жесткие ноги, а в волосах прохладные пальцы. Люциус Вагнер, живее всех живых, гладил его по голове, перебирая волосы. Джека затрясло. – Ты живой, – жалко выдавил из себя Джек. – Конечно же, ты живой… МакГаффин неловко развернулся, наконец, видя осунувшееся лицо Вагнера. Тот выглядел сносно и опрятно, но всё равно было в его чертах что-то растерянное. Джек так желал увидеть его, понять для себя что-то. Понять, что он хороший человек. Поверить, что он не плохой. – Джек, – устало вздохнул Люциус, смотря на него печально. – Мне жаль. – Я же не мог, – прошептал МакГаффин, зажмурившись. – Не мог. Я не мог. Все эти люди. – Ублюдки по сути, – равнодушно высказался Люциус. – Я бы не стал переживать по этому поводу. – И ты. Люциус замолчал, но продолжал успокаивающе гладить Джека по голове. Джека тошнило. Всё его нутро крутило от отвращения к себе. – И я, – сдавлено выдавил из себя МакГаффин. – Ты и я, – согласился Люциус. – Что ты такое? – спросил МакГаффин, стараясь отвлечься от своих раздирающих чувств. – Галлюцинация? Другая личность? Призрак? – Хотел бы я знать, Джек. Я – Люциус Вагнер, ну или то, что от него осталось. Твоими глазами. – Почему именно ты? Люциус рассеяно улыбнулся, зачесывая ему волосы назад. – Может, потому что ты уже тогда знал, что я вырасту чудовищем и убил меня? И именно поэтому твой мозг выбрал Люциуса Вагнера, чтобы спихнуть на него все ужасные вещи, что творил сам. Может, я демон, что пришел использовать твоё тело для злодеяний? Или же я твой щит, чтобы ты не сошел с ума? Джек хрипло рассмеялся, чувствуя жгучие слёзы на лице. Они падали на идеально выглаженную ткань брюк его то ли демона, то ли хранителя, то ли персонального безумия. – Не бойся, Джек, – нежно сказал Люциус, – я буду рядом, пока нужен тебе. Я не из тех эгоистичных воспалений разума, что оставят тебя, когда ты понимаешь, кто ты есть. Да, ты теперь помнишь, что сделал, и на меня уже не спихнуть вину, не закрыться мною, но я всё ещё могу быть полезен тебе. – Неужели? – горько спросил Джек, но на душе стало легче. Если Люциус часть него, то он отлично справлялся с работой. – Конечно, – Люциус улыбнулся ему, как не улыбался никогда. – Ведь только я могу понять тебя, дорогой Джек. Я никогда не осужу тебя, я понимаю тебя. У тебя великая миссия, Джек. Очистить мир от неверных. Джек замер, задышал ровнее, ощущая себя странно умиротворенно его словами. Убаюканным. – К тому же я бы и дальше с радостью брал на себя роль убийцы, лишь бы тебе было проще, но ты… Ты отталкивал меня. Грубо. У меня не оставалось сил, чтобы закрывать от тебя обзор твоих же действий. – Прости меня, – невольно вырвалось у Джека. Люциус коснулся ледяными губами его лба. – Глупый, глупый Джек, – пропел Джек. – Как я могу на тебя злиться? Я же так люблю тебя. Я всё, что угодно сделаю. – Всё-всё? – спросил он, облизывая пересохшие губы. Люциус кивнул, сверкая огнем в угольных глазах. Джека охватила пьянящая свобода. Вседозволенность. Сила, которую он ранее не чувствовал. – Мне надо очистить Уинтер-Хилл, – сказал Джек, чувствуя, как сердце глухо стучит от томления. – Слишком много работы накопилось за полгода. Люциус понимающе улыбнулся. – Конечно, детектив МакГаффин.