Дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет.
Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.
(Псалтирь 102:15-16)
Октябрь, 1937 год Пусть Великобритания всегда считалась светским государством, никто и никогда не мог оспорить тот факт, что влияние христианской католической церкви в этой стране на жизнь граждан столь же велико, как и влияние самой королевской семьи и парламента. С 1850 года, когда на территории всего Объединенного Королевства была восстановлена католическая церковь, власть ее над умами людей росла с каждым годом. Не было секретом, что недавно взошедший на престол король Англии Георг Шестой был христианином, так же, как и не было секретом и то, что большая часть парламента веровала в спасителя нашего Иисуса Христа. Религия просачивалась в людскую жизнь словно яд, или, если посмотреть с другой стороны, словно прекрасное благовоние, словно волшебное лекарство, способное излечить как страдающее тело, так и израненную душу. Людям всегда нужна была эта незримая соломинка, за которую можно было бы ухватиться в случае беды. Такова уж она, человеческая природа. А потому сейчас церкви полнились людьми куда сильнее, чем когда-либо за последнее столетие. Не успев отойти от горестей и потерь Первой мировой войны, мир сейчас стоял на пороге нового конфликта, что приводило общественность в ужас. Кто бы мог подумать, что учеба в церковной школе будет настолько нестерпимо скучной? Азирафаэль точно не мог. Он с самого детства до глупых юношеских годов лелеял в своей душе надежду, что обучение на «охотника на вампиров» будет представлять из себя нечто гораздо большее, чем сидение за партой с рассвета до захода солнца. Но реальность ударила обухом по затылку, заставляя прийти в себя и развеять детские мечты. В конце концов, не то, чтобы он и вправду когда-либо мечтал связывать свою жизнь с церковью. Нет, это можно было назвать чем угодно, но точно не мечтой. Мечта – это всегда что-то возвышенное, что-то магическое, а потому очевидно недоступное, но столь желаемое, что на достижение цели не жалко потратить и всю жизнь. И Азирафаэль любил помечтать, он любил налить себе в кружку крепкого черного чая и расслабиться в кресле дождливым, характерным для Лондона, вечером с книгой в обнимку. Любил отпустить фантазию в полет, любил представлять у себя в голове миры, неподвластные человеческому сознанию. Миры, где люди могут жить без постоянного страха за свою жизнь, миры, в которых никто не диктует как жить правильно. Утопичные миры, в общем-то, не имеющие ничего общего с реальностью. Довольно бледные и серые мечты обычного жителя Лондона, рожденного в начале двадцатого века, обладающего такой глупостью, как воображение. Каковы времена, таковы и мечты. На скамью церковной школы Азирафаэля привела отнюдь не фанатичная вера в Бога, но его мечтательность и желание создать мир, полный счастья. Вполне нормальное желание для шестнадцатилетнего парня-идеалиста, выросшего на литературе классицизма. Мнение родителей, конечно, тоже сыграло свою роль. Нет, они тоже не были особо религиозны, но были невероятно любящими. А потому, наблюдая за ситуацией в мире, были уверены, что церковная школа – лучшее место на свете для их мальчика. Священников на фронт не призывают. Но это никогда не значило, что жизнь священников была хоть сколько-нибудь безопасной или хотя бы спокойной. Не просто так в церковных школах учили обращаться со всеми видами оружия. В технике ведения боя духовники зачастую могли посоревноваться с теми же военными. Долг службы обязывал. Выбирая между профессией архитектора и физика, которые, безусловно, были невероятно важны в современном мире и точно несли пользу обществу, а еще освобождались от военной службы, что чрезвычайно радовало родителей, Азирафаэль все-таки остановился на служении Господу. В конце концов, он не думал, что сгодился бы на что-нибудь еще. С математикой Азирафаэль не дружил, творческими задатками не обладал, а литератор бы из него вышел никудышный: пробовал он как-то написать роман, будучи еще совсем несмышленым четырнадцатилетним мальчишкой. Очевидно, результатом он остался крайне опечален, а потому быстро оставил эту идею. А вот роль священника могла подарить ему, помимо места в обществе, еще кое-что невероятно ценное: шаг по направлению к его сокровенной мечте. Так он и оказался здесь: на лекции по истории католической церкви, где, стараясь не умереть со скуки, просиживали штаны еще с полсотни таких же как он студентов. Воодушевленный Азирафаэль еще в первый день занял себе место в первых рядах. Он был готов впитывать знания как губка, считал важным быть ближе к учителю, чтобы иметь возможность установить с ним контакт. Азирафаэль пожалел об этом своем решении если не моментально, то точно довольно скоро. Занятия по латинскому языку были еще терпимы. После занятий по церковному пению Азирафаэлю, если быть честным, хотелось залезть в петлю – петь он никогда не умел. Занятия по рукопашному бою были отдельным видом унижения – нельзя было сказать, что Азирафаэль имел атлетичное телосложение или что вообще когда-либо дружил со спортом, а потому во многом уступал своим товарищам. Единственной отдушиной оставались церковные службы. В будущем их, конечно, будут учить проводить обряды богослужебного круга, обучат схемам литургий и евхаристий. Но сейчас каждые лауды и комплементории были единственным тихим часом, когда можно было предаться размышлениям. Да и сама церковная атмосфера манила, от нее веяло комфортом, успокаивал нервы запах ладана и теплого воска белоснежных свечей. Напрягало лишь то, что Азирафаэль, будучи выходцем из не самой религиозной семьи, не знал наизусть всех псалмов. Подпирая лицо ладонью, Азирафаэль отчаянно старался не заснуть: отрубаться сидя на втором ряду лектория было бы как минимум невежливо. Как будто разговаривая сам с собой, учитель расхаживал по кафедре, эмоционально размахивая руками. Ну, по крайней мере хоть кто-то здесь заинтересован в теме лекции. Азирафаэль мог поклясться, что слышал зевки откуда-то позади. - Секуляризацию общества связывают с распадом его культуры и кризисом христианского персонализма, - кажется, тема шла о снижении роли религии в жизни людей. Азирафаэль не помнил, как они пришли к этой теме, так как перестал понимать смысл еще на моменте обсуждения связи Великой французской революции с репрессией церкви в Европе, - Отдаляясь от Бога, люди становятся богоотступниками, что, несомненно, приводит к обмирщению культуры, из-за чего религия утрачивает связь с Высшим Бытьем. Конечно, секуляризация – процесс крайне негативный для общества в целом, влекущий за собой… - Извините, - звонкий голос разнесся эхом по аудитории. Словно гром среди ясного неба, он был настолько наглым и неожиданным, что практически оглушил. Лектор остановился, прекратив свое хождение туда-сюда и, медленно, как будто с угрозой, поднял взгляд, устремив его в дальние ряды. Тем временем звонкий голос, в котором, если постараться, можно было уловить толику веселья, продолжил, - Позвольте узнать: почему вы рассматриваете данное явление только с отрицательной стороны? Если я правильно помню, то еще на Втором Ватиканском Соборе католическая церковь переоценила свое отношение к секуляризации, назвав ее «определенной фазой культурного развития, которая является проявлением Воли Божьей». Разве не папа Иоанн XXIII назвал целью современного католичества «создание новой церкви, открытой миру и учитывающей реальность наступившего века»? - Мистер Энтони Джей Кроули, - Азирафаэль с удивлением смотрел на то, как лектор, по театральному закатив глаза, обреченно вздыхает – Вы не позволите мне завершить ни одну лекцию по теме автономности церкви, не так-ли? - Именно так, Отец Льюис, - со смехом произнес тот самый мистер Кроули, твердым шагом спускаясь с задних рядов по деревянным ступеням, - По крайней мере, так будет до тех пор, пока вы не дадите мне ответ. Азирафаэль обернулся на звук шагов. И как он раньше его не заметил? Он мог поклясться, что практически за месяц учебы не видел его ни разу в потоке студентов. Уж он бы запомнил. Пламенного оттенка длинные рыжие кудри совершенно без стеснения спадали на плечи высокого и стройного юноши, что будто освящал аудиторию своей широкой улыбкой. Эти волосы выделяли его на фоне остальных, были словно горящим факелом. Он производил впечатление пижона, особенно с этой его расстегнутой верхней пуговицей накрахмаленной рубашки. Но эта чертова улыбка и озорство в тоне и в манерах придавали ему очков харизмы. Он выглядел так, как будто ему здесь не место, как будто бы он – кем-то забытая роза в заброшенном, заросшем сорными травами, саду. Азирафаэль не мог отвести от него глаз и осознал, что пялится лишь тогда, когда парень, поравнявшись с ним, бросил на него беглый взгляд. Смущенно, Азирафаэль отвернулся, уткнувшись носом в тетрадь, в которой, к слову, были лишь пустые листы – лекций Азирафаэль не писал. А мистер Огненно-Рыжие-Кудри-Как-Там-Его тем временем занял свое место на первом ряду аккурат перед Азирафаэлем. «Это просто совпадение», - подумал Азирафаэль, нерешительно поднимая взгляд на затылок напротив. И в этот момент он обернулся. В его карих, нет, в его янтарных глазах искрились звезды. Скорее всего, Азирафаэлю это лишь почудилось из-за солнечных лучей, проникающих в лекторий сквозь широкие окна. Скорее всего, это лишь любопытство и озорство переливались золотом в радужке глаз. Скорее всего, он сейчас смотрел не на него, Азирафаэля, а на оживившуюся толпу позади, чей шепот, словно ветерок, носился теперь по аудитории.Скорее всего, Азирафаэль сейчас покрылся ярко-красным румянцем, потому что не мог стерпеть этот сияющий и игривый взгляд искрящихся звездами янтарных глаз.
- Я задаю этот вопрос каждый год на протяжении уже трех лет, - отвернувшись, мистер Удивительно-Сияющие-Глаза-Как-Черт-Подери-Его-Звали вновь обратился к учителю, - Вы бы могли уже придумать, что отвечать, Отец. - Я просто каждый год надеюсь, что тебя наконец выпрут из этой богадельни, наглец, - по толпе прокатился смешок, но Азирафаэль улыбнулся лишь тогда, когда зал услышал ответ этого бессовестного рыжего нахала: «Не волнуйтесь, я найду способ, как вас достать, даже если окажусь на том свете». Лекция была самым наглым образом сорвана. Конечно, никто уже не вернулся к рассуждениям об автономности церкви. Да и разве это было возможно, когда на первом ряду восседал этот негодяй, заваливший лектора вопросами. Но при этом, на удивление, никто не собирался расходиться до тех самых пор, пока не прозвонил колокол, обозначающий окончание занятия. Все с интересом наблюдали за тем, во что все это выльется. Не каждый день увидишь паникующего священника. Но вот лектор ретировался в ту же секунду, как раздался колокольный звон. Студенты зашевелились, начали плавно вытекать из аудитории. А виновник торжества остался неподвижен. Он наблюдал за покидающей лекторий толпой с выражением явной скуки на лице. Удивительно было то, как быстро переменилось его настроение, как будто бы колокол каким-то образом снял с него чары. Азирафаэль подумал, всего на секунду он подумал о том, чтобы подсесть к нему сейчас и завести разговор. Представиться самому, спросить наконец его имя, чтобы выгравировать его на веки где-то в подкорке сознания. Спросить о том, зачем он приходит сюда уже три года подряд. Заговорить с ним о Великой французской революции и репрессии церкви в Европе. Заговорить о чем-нибудь. И может быть тогда в его глазах опять загорятся звезды. Азирафаэль бы не осмелился. Даже в своих мечтах, даже во снах, никогда бы не осмелился приблизиться к нему. Статный и совершенный, словно скульптура, высеченная руками талантливого мастера из мрамора, он казался недостижимым. Смелый и уверенный, он был гением, каких поискать. Потому, поджав губы, Азирафаэль прошел мимо, вливаясь в поток.***
- Ты видел этого парня? Он просто хамло: вот так врываться в аудиторию и срывать лекцию, - сказал кто-то из толпы своему другу, когда толпа уже вытекла в коридор и двинулась в направлении места проведения следующего занятия. Ох, кажется следующим в расписании было церковное пение. - Его отец, вроде бы, владеет несколькими заводами, которые поставляют авиатехнику для армии, - ответил кто-то из толпы, - Кроули – довольно известная фамилия, я видел ее в газетах. Его семья, должно быть, неплохо спонсирует церковь, так что неудивительно, что его тут терпят. - Один только вопрос: что он тут забыл? – под хохот толпы вкинул кто-то из самых задиристых. - Видимо, не хватило ума поступить куда-то еще, вот отец его и закинул сюда, чтоб без дела не сидел, - Азирафаэль не понимал, как они не видят очевидного: сорвавший лекцию пусть и был наглецом, но был так же умен, сколько дерзок. - А вы видели его волосы? – вдруг прошептал кто-то заговорчески совсем рядом, - Кто вообще так ходит…Может он из этих…И его сюда упрятали, подальше от общества… - И на съедение вампирам! – заржал кто-то и толпа подтянулась, подхватывая хохот. Азирафаэлю было противно слушать это. Как могут они вот так судить о человеке, увидев его один раз в жизни? Кем они себя возомнили? В его сердце закипала злоба. Им всем до него расти и расти! Разве они не слышали, с какой уверенностью он говорил, разве они не видели, как сверкали его глаза, когда он говорил? Разве они не… - Ну что, птичка певчая, - кто-то с размаху шибанул Азирафаэля ладонью по спине, из-за чего тот вздрогнул и дернулся, сбившись с мысли, - настал твой звездный час! О чем он только что думал? Неважно. В горле стоял противный ком. Неважно, неважно, неважно. Это все просто неважно. Все, что произошло, нужно просто забыть. Это была капля меда в бочке дегтя, не больше. Просочившийся в реальность сон, но сейчас все снова встанет на свои места. Он снова станет объектом насмешек, снова станет позором своей семьи. Никудышный во всем Азирафаэль Фелл. Даже имя никудышное – дурацкое и странное. Как говорится, как лодку назовешь, так она и поплывет. Родители его всегда любили, никто в семье никогда не говорил ему обидных слов, никто не называл его позором, никто не тыкал носом в несовершенство. Он сам все прекрасно понимал. Понимал смешки одноклассников, понимал шепотки за спиной. Понимал, почему оказался здесь. Это он был одним из тех, кому просто не хватило ума поступить куда-то еще. Он даже никогда не был верующим. Занятия по пению Азирафаэль покинул со слезами на глазах. Он снова ужасно фальшивил, и учитель обругал его на глазах всей группы. Говорил, что Азирафаэль даже не старается. Говорил, что Азирафаэль худший со всего потока. Говорил, что с таким голосом Азирафаэлю лучше и вовсе никогда не открывать рот. А Азирафаэль лишь молча внимал, наблюдая за перешептывающейся и хихикиющей толпой. Никому из них не было бы смешно, окажись они на его месте. Азирафаэль никогда бы не засмеялся, будь он одним из толпы. Но он не был в толпе, а никто из толпы никогда в своей жизни не будет объектом насмешек. Он вышел из кабинета последним, даже позже учителя. Не хотелось попадаться кому-либо на глаза. Поэтому Азирафаэль направился в парк с небольшим прудом, что прилегал к школе вместо того, чтобы идти в общежитие. В общежитии будет толпа, в общежитии будет домашняя работа, в общежитии нужно будет отвечать на письма матери, нужно будет лгать, чтобы она не волновалась. А в парке росла чудесная яблоня. Медленно шагая по уже успевшим опустеть сумрачным школьным коридорам, Азирафаэль смотрел себе под ноги, шаркая носками ботинок по каменному полу. Несмотря на все усилия, сдерживать слезы у него не получалось, и соленная влага упрямо скапливалась в уголках глаз. Обидно было до ужаса. Вот за что ему все это? Вот почему у него всегда, всю его жизнь, все валится из рук? Кто и за что проклял его, за что вселенная с ним столь не справедлива? Резко и с грохотом открылась дверь кабинета на противоположном от того, где шел Азирафаэль, конце коридора. От неожиданности тот остановился и удивленно уставился на полосу желтого света, вытекающую из дверного проема. Из кабинета высунулась чья-то голова, огляделась вокруг и, заметив Азирафаэля, застыла на пару секунд. - Эй ты, подойди сюда! – прокричал рыжий нахал, выходя в коридор с грудой каких-то свитков и книг в руках. Он его теперь преследует что ли? Еще и зовет зачем-то. Может он и не его зовет вовсе, а какого-то своего знакомого, которого Азирафаэль не заметил, так как был слишком погружен в свои мысли. Он осмотрелся вокруг. Пусто. Больше никого нет, только они вдвоем да теплый электрический свет ламп, - Да, я к тебе обращаюсь. Давай быстрее, эти штуки, зараза, тяжелые! Азирафаэль засомневался, стоит ли подходить. С одной стороны его, конечно, позвали, а просто развернуться и уйти или, чего хуже, проигнорировать и пройти мимо, было бы, мягко говоря, невежливо. С другой – Азирафаэль не хотел выставлять себя идиотом. Ни перед кем не хотел, а уж перед ним – тем более. Это казалось в 10, нет, в 100 раз страшнее, чем стать посмешищем для толпы. А он точно, абсолютно точно выставит себя идиотом, потому что день сегодня такой, потому что звезды так сложились, что Азирафаэль только и умеет, что позориться. Но эти штуки и вправду выглядят тяжелыми… - Ты меня звал? – это самое тупое начало диалога, которое только могло бы быть. Азирафаэлю моментально захотелось пробить себе лицо рукой насквозь. - Тебя, кого же еще? Мне очень нужна твоя помощь, - откликнулся парень, шатаясь и лавируя по коридору в попытках не уронить очень уж неаккуратно сваленные в кучу поверх книг свитки, - Если ты возьмешь их я буду просто безмерно благодарен! Азирафаэль забрал у «танцора» с дюжину бумаг, и парень облегченно вздохнул. Перехватив поудобнее оставшиеся у него в руках талмуды, он направился в сторону лестницы. - Мне нужно перенести все это на второй этаж, - пояснил он, - Половину из этого нужно занести в библиотеку, а вторую половину – в кабинет Отца Мориса, и желательно сделать это до того, как он обнаружит пропажу своих драгоценных звездных карт. Хихикнув, но не понимая до конца, серьезен ли он или просто шутит, Азирафаэль направился следом. - Изучаешь астрономию значит, - постарался поддержать диалог Азирафаэль, когда они уже поднимались по ступеням. - Ага. На втором курсе у нас была астрономия, но мне этого не хватило, - он с сожалением вздохнул, и Азирафаэль учтиво и понимающе кивнул, но слишком поздно понял, что у его собеседника глаз на затылке нет, - Разве можно позаниматься астрономией 4 месяца и бросить это дело? - Ну, много какие науки изучаются ограниченное количество часов здесь, - протянул Азирафаэль и тут же чуть не влетел в парня, что остановился и развернулся к нему. - Нет, нельзя! – с искренним возмущением воскликнул он, смиряя Азирафаэля суровым взглядом, - Ни черта ты не понимаешь, ты же их не видел. - Кого не видел? – Азирафаэль замер, шокированный такой резкой сменой настроения собеседника. - Звезд, конечно же! – вскричал парень, как будто бы это было настолько очевидно, что он сам удивился заданному вопросу, - Звезд, планет, комет и астероидов. Ты хоть знаешь, что такое туманности? - Я…, - Азирафаэль замялся. Он не знал. - Это такие большие скопления звезд и звездной пыли, - пояснил парень, не дав Азирафаэлю выдавить ни слова и вновь начав подниматься, - Они такие чертовски красивые! И звезды тоже невероятно красивые. Они такие…такие звездные. И сияющие. Ах, я так люблю смотреть на звезды. Его голос сменился с рассерженного на мечтательный. Азирафаэль мог лишь позавидовать тому, с какими эмоциями, с какой вовлеченностью говорил его собеседник. Он никогда не думал так о звездах. Если быть честным, он вообще не думал о звездах. Подумаешь, висят в небе какие-то горящие точки, мерцают что-то там сами по себе. И смотреть на них совершенно нечего, так считал Азирафаэль. Что можно там увидеть? Свое будущее? Или летающего розового слона? Наконец они добрались до библиотеки, где скинули ровно половину своей ноши. Библиотекарь казался очень рассерженным, когда увидел горящие рыжие кудри в дверях, а когда вслед за ними показались еще и пара-тройка фолиантов, его лицо и вовсе перекосилось. Но он ничего не сказал. Видимо, привык. В кабинете Отца Мориса было пусто, поэтому парень открыл его своим ключом. Азирафаэль хотел было поинтересоваться у своего спутника откуда у него свои ключи от учебных кабинетов, но решил учтиво промолчать, чтобы не ставить его в неудобное положение, когда тому пришлось бы объясняться. Азирафаэль свалил свитки на преподавательский стол, а его спутник тем временем подошел к книжной полке и стоял возле нее, внимательно что-то выискивая. - Будь другом, отыщи свиток с картой небесных тел на северном полушарии в осенний период, - только Азирафаэль хотел присоединиться к парню, перебирающему книги, как тот подал голос сам. Азирафаэль обреченно взглянул на карты на столе. Конечно, каждая из них была подписана, вот только Азирафаэль не мог прочитать не слова. Кажется, это была латынь. - Я совершенно ничего в них не понимаю, - промямлил Азирафаэль, судорожно перебирая свитки, в надежде обнаружить надписи на родном английском. Иногда он замечал знакомые слова, например его очень привлекло слово «Autumnale», невероятно похожее на то, что он искал. Вот только написано оно было на по крайней мере 3 картах. - Там должно быть написано Hemisphaerium Septentrionalis Autumnale, - произнес рыжеволосый таким тоном, как будто бы это точно должно было помочь и облегчить поиски. Азирафаэль был готов взвыть от отчаяния. - Я не понимаю, - пролепетал Азирафаэль, желающий провалиться сквозь землю от стыда. Ну конечно он ничего не понимает, конечно, сейчас он опозорится, и он больше никогда с ним не заговорит и… - Ой, извини, - парень подбежал к столу и, виновато улыбаясь, взглянул на Азирафаэля, - Я забыл, что ты только первокурсник. Я ведь видел тебя на лекции сегодня днем. Я не должен был тебя об этом просить, конечно, ты ведь не знаешь латинского. Наверное, Азирафаэль посмотрел на него невероятно опечаленным взглядом, так как после он аккуратно добавил: «Не знать чего-то нормально, у тебя еще все впереди». Азирафаэлю показалось на секунду, что в этот момент между ними будто промелькнула искра. Возможно, так ему почудилось, потому что он вспомнил тот взгляд, с которым этот парень смотрел на него тогда, в лектории, и, наверное, потому, что он его запомнил. Это удивило Азирафаэля больше всего. Но, скорее всего, ему лишь показалось, так как спустя мгновение рыжеволосый с победоносным возгласом: «Ага, нашел!» выхватил из груды свитков какой-то определенный, видимо, именно тот, который попросил найти Азирафаэля. Спустя еще секунду он уже всучил свиток Азирафаэлю в руки, а сам вновь отошел к книгам. Но вернулся довольно быстро с какими-то инструментами в руках. - Можешь развернуть его пожалуйста и поднять перед собой, - сказал он и Азирафаэль отметил про себя, что в его глазах вновь стал виден золотой блеск. Азирафаэль выполнил просьбу и его спутник склонился над свитком, что-то измеряя, - Поддержи вот так пару минут. Недолго провозившись, парень поднялся. Выглядел он озадаченно и растерянно. - Что-то не так? – обеспокоенно поинтересовался Азирафаэль, но собеседник его как будто не услышал. - Ничего не понимаю, - бормотал он себе под нос, отойдя на пару шагов назад и внимательно рассматривая карту так, как будто видел ее впервые, - Это точно та карта, но я не могу найти… Не успел Азирафаэль до конца осмыслить, что происходит, как рыжеволосый вновь подскочил к нему: «Переверни ее! Разверни на 180 градусов!». Азирафаэль даже оторопел от такого напора и резкости. Медленно Азирафаэль повернул развернутый в его руках свиток по часовой стрелке так, что верх теперь находился снизу. - Вот теперь все правильно, - пробормотал парень, вновь принимаясь за измерения. «Оказывается, верх находился снизу раньше, а теперь он был на своем месте», - рассудил Азирафаэль про себя. Закончив с измерениями, парень выхватил блокнот, что все это время смиренно покоился в кармане его жилета и начал с чрезвычайно сосредоточенным видом что-то в нем строчить, - Спасибо большое, можешь убрать ее. Азирафаэль послушно вернул карту к остальным свиткам, разбросанным по столу позади него. Тем временем его спутник приземлился за одну из парт, все так же увлеченно что-то записывая и вырисовывая на бумаге. Азирафаэль подсел рядом, но тот этого как будто даже и не заметил. - Я Азирафаэль кстати, - спустя пару минут тишины, нарушаемой лишь шуршанием грифеля карандаша по листам блокнота, произнес он, - Азирафаэль Фелл. - Приятно познакомится, - не отвлекаясь от своего занятия бросил парень рядом. - А можно узнать, что ты пишешь? – поинтересовался Азирафаэль, стараясь рассмотреть хоть что-то отдаленно знакомое или напоминающее слова в закорючках на бумаге. - Ты знал, что в восточном крыле школы на четвертом этаже есть телескоп? – ответил вопросом на вопрос тот, отрываясь наконец от своих записей. - Нет, я не знал, - честно сказал Азирафаэль. - А он есть. Я часто им пользуюсь и недавно я увидел кое-что, чего не видел раньше на звездных картах, - по-заговорчески понизив голос и наклонившись поближе сказал парень так, как будто бы сейчас рассказывал какой-то секрет, страшную тайну, о которой ни одна живая душа не должна узнать. - Это что-то необычное? – Азирафаэль судорожно сглотнул, переняв от своего собеседника взволнованность и восторг. - Это туманность, - уже совсем шепотом произнес тот, - Далекая-далекая, но такая яркая, что я не могу поверить, что никто не заметил ее раньше. Но, если верить звездным картам, то ее и вправду не видели до этого. - И ты вместе с Отцом Морисом изучаешь ее? – теперь и Азирафаэль был по-настоящему взволнован услышанным. Даже он – человек, совершенно далекий от науки, понимал, что обнаружить новый космический объект – это редкая и удивительная возможность прославиться на весь мир, вписать свое имя в список великих ученых, оставить свой след в истории. - Отец Морис считает, что это все – полнейшая ерунда! – воскликнул рыжеволосый так громко, что Азирафаэль чуть не свалился со скамьи, - Отец Морис говорит, что я не должен забивать свою голову чем-то подобным, что я должен только и делать, что зубрить Закон Божий. Но я не помню, чтобы Закон Божий запрещал изучать вселенную, созданную Господом. - Даже Галилео Галилея судила инквизиция за его взыскания, - безрадостно протянул Азирафаэль. - Да это было 300 лет назад! Времена меняются, мир меняется. - Иногда мир меняется куда быстрее, чем мировоззрение людей в нем живущих, - в ответ парень лишь вздохнул и откинулся на спинку скамьи. - Ты тоже считаешь, что это – полная ерунда? – спросил рыжеволосый голосом, растерявшим какие-либо эмоции. Ни восторга, ни бешенства. Смирение. - Нет, конечно, не считаю! – тут уже настала очередь Азирафаэля возмущенно вскричать, привлекая тем самым внимание в секунду поникшего собеседника, - Я думаю, что это поразительно! Звезды, небо, планеты и…, - он взмахнул руками, как будто бы пытаясь показать, что он имеет в виду нечто необъятное, - …и вот это все. И новая туманность! Это ведь просто восхитительно! - Тогда, получается, Святым Отцам следует подвинуться со своим противоположным мнением, - хмыкнул парень, вновь приобретая оживленный вид. - Не думаю, что тебе стоит говорить им что-то такое, - потупился Азирафаэль, - В смысле… Я правда считаю, что это все – это удивительно, но понимаешь…, - Азирафаэль судорожно старался подобрать слова, - Тебя и так здесь недолюбливают. Многие считают тебя выскочкой и то, какие вопросы ты задаешь на занятиях…Это ведь может быть опасно для тебя! В смысле, что если тебя отлучат от церкви за такое или еще чего похуже… - Сомневаюсь, что со мной что-то сделают за невинные вопросы, - остановил его парень, - Но спасибо за беспокойство. И за помощь тоже спасибо, Ази… Азир…, - бедняжка пытался вспомнить названное в суете десяток минут назад имя своего компаньона. - Азирафаэль, - хихикнул тот, - Да, я знаю сложное для запоминания имя. Еще и звучит странно. - Да уж, - рассмеялся рыжеволосый, - И за что это тебя так родители наградили? Возможно, если бы это был кто-то другой, то Азирафаэль бы расстроился или даже обиделся на собеседника за этот смех. Но от него это звучало почему-то совершенно беззлобно. А потому Азирафаэль и сам рассмеялся: вот правда ведь, надо же было еще такое имя выдумать! - Энтони Джей Кроули, - перестав смеяться, парень наконец представился и протянул руку для рукопожатия. - Могу я спросить, что значит «Джей»? – застав Энтони врасплох, Азирафаэль задал вопрос, который промелькнул в его голове еще утром, когда он впервые услышал это имя от учителя. Энтони замер на секунду, застыв с протянутой рукой, а после со смешком выдал: «Это просто «Джей», правда» И вот теперь, наконец, они пожали руки. - Как тебе здесь? – вдруг спросил Энтони, окидывая Азирафаэля взглядом, - Уже освоился? - Я… Да, все прекрасно… Т-тут довольно интересно, да…, - сердце Азирафаэля плюхнулось в пятки. А он ведь даже уже успел забыть, каким ужасным был сегодняшний день. И какими отвратительными были дни до этого. - Не лги, - необычно грубо откликнулся Энтони со своего места, перебивая его. - Я… Что прости? – поперхнулся Азирафаэль. - Не лгите и не обманывайте друг друга, Левит 19, стих 11, - Энтони поднялся со спинки скамьи и, уперевшись локтями на парту, внимательно посмотрел на Азирафаэля, - Не лги. - Я и не лгал! Просто…, - это было так глупо: судорожно искать оправдания, стараясь не упасть в грязь лицом перед новым знакомым. - Я видел тебя раньше в коридорах, - вновь перебил его Энтони, - Ты постоянно ходишь в одиночестве и понурый. Даже сегодня на лекции ты сидел один. А сегодня вечером, когда я тебя выцепил, ты чуть ли не плакал. Я ведь не слепой. - Я не…, - неужели он и вправду выглядит так со стороны? Осознавать это было позорно, еще более позорным, чем выслушивать ругань учителя на глазах у всей группы. Признаваться в этом было еще более позорным, - Ладно, возможно, ты прав. Возможно, у меня и вправду не все прекрасно. Но я не лгал, говоря о том, что тут, по крайней мере, интересно. Проблемы с пением? – вдруг спросил Энтони, из-за чего Азирафаэль слишком уж сильно подскочил на месте, так что смысла врать уже не было. - И не только, - промямлил Азирафаэль, - Как ты догадался? - Отец Робинсон, - сказал Энтони, будто бы просто имя учителя, ведущего хоровое пение, уже было аргументом, - Он слишком придирчив, а у тебя еще и такой тип голоса, который он ненавидит больше всего. Без обид, - сказав это, Энтони тут же поднял руки будто в примирительном жесте. - Он говорит, что с таким голосом, как у меня, лучше вообще никогда в жизни рот не открывать, - Азирафаэль грустно улыбнулся, стараясь не показывать, насколько сильно на самом деле его задевают эти слова. - Так, послушай сюда, - голос Энтони посерьезнел, - Этот Отец Робинсон просто старый пустоголовый баран, ясно? – Азирафаэль удивленно покосился на него, - Видимо разочаровался в своей жизни на старости лет, вот и портит всем вокруг бытье. Слушать его – гиблое дело. Игнорируй. Не ты первый, не ты последний. - Нельзя ведь так говорить, Энтони! – воскликнул Азирафаэль. - А ему значит про тебя так и даже хуже говорить можно? – возмутился Энтони, - Я почему-то уверен, что за этот месяц он уже успел тебе в лицо и не такого наговорить. - Но он ведь священник, - пробормотал Азирафаэль, пытаясь найти оправдания, почему же Отцу Робинсону так говорить можно, а об Отце Робинсоне так говорить нельзя. - Хочешь мой совет? Забей на него, - Энтони опять расслабленно откинулся на спинку скамьи, - А еще пей больше воды, из-за обезвоживания голосовые складки сжимаются. И, когда поешь, используй диафрагму, а не реберные мышцы. Возможно, так он будет меньше тебя доставать. - Хорошо, спасибо, - улыбнулся ему Азирафаэль. Он вправду постарается воспользоваться этими советами. Особенно первым. - Люди здесь, зачастую, не сахар, поверь, - продолжил нравоучения Энтони, - Тебе придется стать жестче, если ты хочешь здесь остаться. Азирафаэль понимающе кивнул. На этом, казалось, тема себя исчерпала и каждый, незаметно для друг друга, погрузился в свои мысли. - Ой, неужели уже так поздно! – взгляд Азирафаэля случайно попал на окно кабинета, где уже виднелось ночное, затянутое тучами, небо. Взглянув на часы, он запаниковал, - Совсем скоро начнется комплементорий! Мне нельзя его пропускать, мне же потом голову открутят! - Тогда тебе нужно поспешить, - хмыкнул Энтони, - Ты прав, младшим лучше не пропускать ежедневные службы. - А ты? – вдруг опомнился Азирафаэль, уже перекидывая через плечо сумку, - Ты разве не собираешься идти? - Я думаю, что я сначала закончу здесь, - протянул Энтони, окидывая взглядом кабинет, - Нельзя ведь оставлять такой бардак, а не то наказание от Отца Мориса меня ждет куда более суровое, чем откручивание головы за пропущенную службу, - Азирафаэль хихикнул, - Так что, я думаю, я подойду позже. - Хорошо, - Азирафаэль нервно дергал за ремень сумки, - Тогда до встречи, наверное… - Угу, - отозвался со скамьи Энтони. Чуть помедлив, он развернулся корпусом к Азирафаэлю и добавил, расплываясь в улыбке и подмигивая ему, - Буду ждать встречи, мистер Фелл.