***
Сириус любил спать до обеда. Все эти утренние ритуалы – пробежка в парке, пение птиц, йога и подобная чушь – были для него чужды. Поэтому, когда он проснулся с первыми лучами розового солнца, то сразу же заподозрил неладное. — Римус? — попытался он разжать слипшиеся веки. Парень, кажется, что-то уронил, и этот самый грохот и стал виновником раннего пробуждения. — Спи-спи-спи… — шептал Люпин, перемещаясь на цыпочках по комнате. — Ты чего так рано? — пробубнил Сириус, зарываясь обратно в подушку, где приятно пахло мятным порошком и его сладкими снами. — Ты же… — протяжно зевнул. — Ты же на ночевке у Мэри. — Я уже вернулся. Судя по голосу, парень улыбался. И это заставило Сириуса заинтересованно развернуть голову, укутывая себя в одеяло покрепче. — Что-то было? — приподнял он бровь, хотя один глаз все ещё тянул его обратно в сон. Голос звучал совсем хрипло. Римус уселся осторожно на кровать, снимая кроссовки. И этот блеск в ореховых радужках, эта ухмылка и… засос на шее… Он выглядел чересчур довольным для вечно угрюмого парня. — Спи, Сириус, — усмехнулся Рем. — И как тебе оно? — улыбка начала спадать с лица темноволосого, потому что где-то на подкорках сознания он недолюбливал Мэри. Не потому, что ревновал. Он знал, что у него не было шансов с Римусом. А потому что, возможно, возможно, немного… завидовал. — Я же вижу по твоей ухмылке долбанной. — Что ты видишь? — возмутился Римус, но его распирало от восторга. Слепой бы заметил. — Все вижу, — закатил глаза Сириус. — Если ты реально лишился девственности, дай хоть порадуюсь за тебя. Римус наклонил голову, язвительно рассматривая друга. — Можешь радоваться. Честно говоря, хлопать в ладоши совсем не хотелось. Но раз уж Блэк пообещал… — Поздравляю, ю-ху… — хлопнул он сонно, изображая радость. Но вышло без особого энтузиазма. — Сириус, спи, ты сейчас похож на умирающую улитку, — рассмеялся светловолосый. — Улитку? — сморщился Блэк, обнимая подушку. — Они разве не всегда умирающие? Ну, медленные, все такое… Последние слова вышли совсем шепотом, потому что Бродяга уже начинал впадать в полудрем. — Тебе идет быть сонным, — донесся смеющийся голос. И Блэк попытался улыбнуться. Но сердце почему-то болезненно колотилось, потому что вдруг стало так… одиноко. Так тоскливо от осознания, что в его романтичной жизни совсем ничего не происходило. Почему он… Почему он просто не родился девочкой? Почему он не мог быть причиной чьего-то довольного смеха и краснеющих щек? В пансионе все парни рассматривали его в качестве чертового фетиша, объекта для удовлетворения фантазий. И, из-за своей дурацкой доверчивой натуры, Блэк велся на это десятки раз. Казалось, вот сейчас этот парень точно захочет чего-то серьёзного. Вот сейчас этот парень точно позовёт на свидание и возьмет за руку со всей нежностью… Но никогда. Никогда. После истории со слитым видео эта глава жизни вообще закрылась для Сириуса. Потому что на телефон то и дело приходили дикпики от анонимов и сообщения по типу «я никогда ещё так не кончал». И любые предложения переспать начали восприниматься Сириусом, как потенциальная угроза. Почему? Просто почему он не родился девочкой?***
После произошедшего в коттедже Медоуз, Римус сильнее всего боялся навредить Мэри. Потому что раньше ему казалось, что секса без чувств не бывает, так или иначе ты привязываешься к человеку на телесном уровне… А подарить девушке безграничную заботу и чувство заинтересованности он просто не мог. Поток сообщений, который Рем получал от МакДональд, на протяжение всех последующих дней начинал его нервировать. Не хотелось проводить с ней каждую минуту свободного времени, как бы сильно ему ни нравились поцелуи. Даже сейчас, они были в скейт-парке, с друзьями, как и обычно, но темноволосая настойчиво утягивала его уединиться и требовала повышенного внимания. — Боком, Мэри, поворачивайся боком, — объяснял Люпин, удерживая ее руку в своей. — Да, вот так… МакДональд даже запищала от восторга, когда у нее получилось оттолкнуться и принять правильную стойку. Прохладный, вечерний воздух трепал ее кудрявые, пушистые локоны, прилипающие к блеску на губах. — Римус, у меня получается! — У тебя получается, — смеялся он, контролируя каждое телодвижение девушки для того, чтобы поймать в нужный момент. — Теперь постарайся надавить на левый край пятками, так ты сможешь повернуться и… Краем уха Люпин уловил веселый смех друзей. Кажется, Джеймс в очередной раз пытался удержаться руками на доске, ногами кверху, и с грохотом повалился. Развернувшись в сторону ребят, что-то грустное заскреблось в грудной клетке. Римусу страшно хотелось поскорее присоединиться к веселой компании, но уединения, к которым стремилась Мэри, начинали выбивать парня из коллектива. — Это слишком сложно, — мучалась девушка в попытках надавить на край доски, сохраняя баланс. — Как это… — Удерживай ноги согнутыми, — подбежал к ней Римус, значительно запыхавшись, даже в футболке и спортивных брюках. — Нет, не так сильно… Римус провел рукой по чужой коленке, намереваясь согнуть, но кожа была такая мягкая и нежная… Мэри опустила на друга многозначительный взгляд, подмигнув. И вдруг стало вновь чересчур жарко во всем теле. Какой же красивой она была. — Я… я пока схожу за водой, — опустил Люпин смущенный взгляд. Потому что, по всей видимости, МакДональд пробудила в нем внутреннего зверя. Именно поэтому Римусу до последнего не нужно было узнавать, насколько хорош секс. Это все только усложняло. — Тебе принести? — Да, — хихикнула Мэри, наблюдая за тем, как Люпин едва не споткнулся. Он быстрым шагом направился к скамейке, и Сириус встретил его на половине пути с банками сока. В новом сером свитшоте, который делал цвет глаз выразительно-ярким, и с заколками в виде сердечек, которые Марлин нацепила на распущенные локоны друга. — Апельсиновый для тебя, яблочный для Мэри, — улыбался Блэк радостно, потому что, судя по всему, успел сходить в магазин за подарками для друзей. — Спасибо, Сириус. Жадными глотками Люпин опустошал эту химозную, но безумно вкусную жидкость. — Вы там ещё долго? — поинтересовался Сириус вкрадчиво. — Мы хотим переместиться на пляж скоро. — Мэри уже устала, — выдавил Римус улыбку. Боже, какого хрена эти заколки, были такими милыми? Собранные пряди с обеих сторон открывали идеально очерченное лицо. Невозможно было оторвать взгляда. — Можешь посмотреть, у нее уже неплохо получается. Бродяга двинулся следом за Римусом на площадку, весело подпрыгивая на ходу. — Мэри, ты уже профессионал! — серые глаза изучали девушку, заворачивающую в правый бок. — Я даже не представляю… И во мгновения ока раздался такой жуткий скрип колесиков, грохот и вопль, Римус не успел опомниться. Обернувшись, он увидел Клауса Бэрроу, повалившегося прямиком на Сириуса. Ручка самоката упиралась в глаза сжавшегося друга. — КЛАУС! — заорал Люпин в ужасе, потому что кретин не поднимался, заставляя Сириуса задыхаться от тяжести. Он подбежал к пострадавшим. — Какого хуя ты не смотришь по сторонам!? Встань с него! — Прости-прости-прости, — шептал блондин, слезая с Сириуса. — Боже, чувак, прости! Вы так неожиданно появились… Я не успел… Клаус потянул брюнета на себя, приподнимая с земли. И Римус сжал челюсть в оцепенении. Этот долбаеб относился к сообществу сраных самокатеров, которые делали наитупейшие трюки и мечтали быть частью скейтерской тусовки. Самокатинг гребаный – это даже не вид спорта. Это лишние люди на площадке, которые вечно врезались в кого-то. — Все нормально… Ой… — Сириус сжал свой глаз кулачком, пошатываясь. — Я попал по лицу? Черт… — Клаус испуганно осматривал друга. Ростом он был не особо выше Сириуса: худое телосложение, блондинистые, торчащие волосы и железное кольцо на нижней губе. — Чувак, я не специально, правда. Тут просто… Боже, ты красивый. О… Вау. Последнее прозвучало на одном шокированном вздохе, когда Сириус отвел руку от лица. — Что? — выдохнул Блэк в недоумении. — Господи, ахуеть не встать, ой, прости, — задыхался Бэрроу от потока слов. — Я хотел сказать, извини. Я просто сейчас в шоке. Вау. Римус глядел на этот диалог со стороны и чуть не закатил глаза. Разумеется, Сириус был красивым. Но это не было поводом подкатывать к нему с помощью падения на тяжеленном самокате. За долгие годы тусовок в скейт-парке, Клаус сменил уже минимум пятнадцать пассий. Ни капли не скрывая ориентации. — У тебя такие красивые глаза… — шептал Клаус зачарованно, заставляя Сириуса краснеть. — Прости, пожалуйста, если тебе некомфортно… Я просто… Одно только слово. Вау. — Все нормально, — улыбнулся Сириус, совершенно меняясь в лице. Будто никто его только что не ударял об бетон. — Как тебя зовут? — Сириус. — Сири… Вау, — он знал другие междометия? — Сириус? Господи, какое красивое имя. Я Клаус, очень приятно. Блондин вытянул ладонь для рукопожатия. Он буквально съедал темноволосого глазами, от чего что-то скользкое и неприятное начинало бурлить в крови. Римус не доверял Клаусу. А Сириусу никто не имел права делать больно. — У вас все хорошо? — подбежала к ним Мэри, приобнимая Лунатика за плечи. — Сириус, ты как? — Я в порядке, — щеки брюнета горели бордовым. — Клаус не нарочно. «Да конечно» — промелькнуло язвительно в мыслях. Это как надо было ехать с другого конца площадки и не затормозить ни разу в течение двадцати секунд? — Сириус, ты катаешься? — Клаус все ещё удерживал руку парня в своей. — Нет, — усмехнулся брюнет. — Я боюсь скейтов. — На самокатах намного проще, пойдем покажу, — чужая рука теперь тянула длинноволосого за собой. — Пойдем-пойдем. — Кажется, Сириус нашел парня, — улыбнулась Мэри, изучая отдаляющуюся пару. — Они бы мило смотрелись, правда? — Мх-м, — пробубнил Люпин, прожигая блондина взглядом. Наверное, Блэк действительно начинал восприниматься Римусом в качестве младшего брата, потому что иначе это чувство злости объяснить нельзя было. Хотелось защищать, заботиться, быть тем самым человеком, который прижимает к себе и удерживает на доске. Потому что, зная всю историю Сириуса, только больной ублюдок посмел бы причинить этому хрупкому созданию боль. Если друг однажды и начнёт с кем-то встречаться, Римус обязательно проведет заранее фейс-контроль. Чтобы такие легкомысленные кретины, как Гидеон и Клаус, к нему не прикасались. Чтобы никто не смел даже думать о Сириусе в озабоченном ключе. — Лунатик, мы идем или нет? — начинала злиться Мэри, со скейтом в руках. И пришлось оторвать взгляд от того, как двое парней встают на один самокат, и Клаус начинает катиться вместе со смеющимся Сириусом, у которого так искренне сияют глаза.***
Последующие два дня Блэк провел с Римусом, лежа на диване, поедая фаст-фуд и играя в приставку. Лунатик был не очень разговорчив. Его настроение прогрессивно ухудшалось в связи с приближающимися поминками, и выходить другу из дома почти не хотелось. Даже звонки Мэри не помогали, всячески старавшейся вытащить Луни на свидания. К счастью, у Сириуса было теперь, чем себя развлечь. Бесконечными переписками с Клаусом, свалившимся на него как гром среди белого дня (и в прямом, и в переносном смысле). — Доброе утро, Ремми! — поприветствовала сына за завтраком Хоуп. — Как спалось? — Нормально, — буркнул светловолосый: на голове хаос из кудрей и заспанное выражение лица. Он как-то озлобленно уселся за стол, и принялся изучать кашу в тарелке. — Самое доброе утро на свете… Сириус не мог винить друга за потерю аппетита и поникший взгляд. Должно быть, не было хуже в мире чувства, чем смерть близкого человека. Невозможно было делать вид, что 22-ое июля не ознаменовало для Римуса самый страшный день календаря. — Тебе положить клубники? — суетилась мама перед ним с тарелкой ягод. — Или шоколада? — Ничего не надо, — выдохнул Римус раздраженно, отодвигая кашу куда-то в сторону. — Я не хочу есть. — Римус… — Мам, только не надо делать этот сожалеющий тон… Сказанное прозвучало чересчур презрительно. Сириус напряженно уставился в чашку с кофе. — Прекрати так со мной разговаривать, — голос матери понизился до шепота. Затем она отобрала у сына тарелку и бросила куда-то в раковину с таким грохотом, что органы перевернулись. — Не один ты сегодня скорбишь, Римус. — Я просто хотел нормально провести день с тобой и Сириусом, какого хрена ты созвала родственников!? — вдруг вскипел Римус, заливаясь бордовой краской. — Я не хочу их видеть! Это явно было продолжение другого диалога, который Сириус не успел застать. И, кажется, сейчас ему тоже здесь не было места. — Не надо устраивать сцен, когда у нас… гости, — прошипела Хоуп Люпин, указывая в сторону притихшего брюнета. — Сириус может и в комнату уйти! — Римус наконец посмотрел на него, и было в глазах столько… боли. — Да, я, пожалуй… Длинноволосый осторожно поднялся со стула, направившись наверх. В своей жизни он попадал в ссоры с матерью не раз и не два. Поэтому что-то инстинктивное заставило поскорее скрыться. — Как ты себя ведёшь? — послышался голос Хоуп, когда Блэк уже поднимался по лестнице. — Римус, я вообще тебя не узнаю! Ты с синяком под глазом заявляешься! Дерешься, скандалишь! Ты не понимаешь, что они семья Лайалла, или нет!? — Мам, ты знаешь, что сейчас начнётся, когда дядя Грэгор приедет… Сириус закрыл за собой дверь и погрузился в мрачную, тяжелую тишину… Только приглушенные голоса, доносящиеся с первого этажа, и тиканье настольных часов. Да… Когда Хоуп говорила о том, что это был самый трудный день для семьи, она не лукавила. И в задачи Сириуса, по всей видимости, входило не попадаться под руку, помогать с уборкой и тихо сидеть в уголке. И все равно лучше, чем в доме Блэков. Так, после нескольких минут скандала Римус захлопнул за собой дверь в комнату и заперся в душевой. Наверное, ему чертовски не хватало личного пространства. Поэтому Блэк натянул черную рубашку и спустился обратно в гостиную. До четырёх часов вечера он помогал хозяйке дома с приготовлениями. Они вдвоем накрывали стол, зажигали свечи и развешивали живые цветы… По большей части, это были фиолетовые люпины, сорванные из домашнего сада. — Очень красивая фотография, — улыбнулся мягко Сириус, когда увидел новую ленту снимков на стене. На самом потертом из них – молодая, влюбленная пара, прижимающая годовалого ребенка с ангельскими золотистыми локонами и глазами, чересчур огромными для головы. — Римус… очень похож на папу. Если раньше Блэк думал, что сын был копией матери, то ошибался. Из схожего были только волосы и взгляд. В остальном Люпин младший ничем не отличался от молодого отца. У них было абсолютно одинаковое строение фигуры, скулы, нос, веснушки и цвет глаз. Сириус смотрел на снимок и понимал, как чертовски быстротечна была жизнь. Молодой парень, почти такой же, как и Римус, просто-напросто ушел из жизни. Вспыхнул так же внезапно, как и пламя спички. Никто даже и не успел опомниться. — Хорошая фотография, — вздохнула Хоуп, наблюдая за взглядом парня. — Это первый день рождения Ремми, ему тут… Неожиданно раздался звонок в дверь, и женщина отставила вазу на подоконник. Одетая в длинное черное платье и сатиновую накидку. — Бегу-бегу! Хоуп отворила дверь, приветствуя первых гостей. Седого мужчину в черном фраке и полную женщину, волосы который горели ярко-бордовым. — Привет, мам, — поцеловала Хоуп родственников, судя по всему, приходившихся родителями. — Привет, папуль. Вдруг старенький мужчина обернулся в сторону притихшего парня и усмехнулся. — Римзли-пимзли, ты что-то похудел! — потрепал темноволосого за щеки. — Не узнать! Довольный собственной шуткой, дедушка весело захохотал. И Сириус не смог скрыть ответной улыбки. — Это Сириус, знакомьтесь, — объясняла Хоуп. — Я вам рассказывала, он ученик из пансиона. А это мои родители. Эстер и Бэзил. — Очень приятно… — Батюшки, какой хорошенький, — улыбалась старушка, изучая раскрасневшегося парня. — Всех девчонок у Римуса отобьет! — Это вы давно самого Римуса, наверное, не видели, — усмехнулся темноволосый, преисполненный душевным теплом. Боже, почему он не мог родиться в подобной семье? — А вот и Римус, — натянула улыбку мама, обратив внимание присутствующих на спускающегося по лестнице парня. И Сириус вдруг осознал, что никогда не видел друга в костюме. Одежда казалась неудобной: парень то и дело оттягивал воротник. Но в этом пиджаке, в лаковых ботинках, с расстегнутой рубашкой… Римус выглядел ещё старше своих лет. — Ну, жених! Ну, жених! — ахнула бабушка, подбегая к своему внуку, чтобы крепко заобнимать. — Привет, ба, — улыбнулся тот неловко. Все в его телодвижениях говорило о том, что он мечтал оказаться в другом месте. — Чудесно выглядишь. — Что у тебя с глазом? — ужаснулась Эстер, изучая чужое лицо в своих руках. Синяк после удара Гидеона почти сошел, но осталась легкая розовизна. — Ничего страшного, — отмахнулся Римус и подошел к дедушке для очередного объятия. — Буянишь, сынок? — рассмеялся седоволосый. — Надеюсь, красивую девчонку защищал? Сириус чуть не сгорел от стыда. — Красивую, — кивнул Римус, чересчур нахально глядя в сторону поморщившегося парня. — Можешь не переживать. К пяти часам вечера в гостиной толпилось уже больше девяти человек. Если Сириус все правильно понял, то со стороны Хоуп приехали Эстер и Бэзил, сестра и ее четырехлетняя дочь. Все они были довольно безобидными: говорили душевные тосты, потягивали шампанское из бокалов и нянчились с ребенком. Со стороны отца же родителей в живых не было. Только двое друзей по работе, кузина и младший брат Грэгор. Уже при первой встрече с последним из перечисленных Сириус понял, о чем говорил Луни. Мужчина явился на торжество в невменяемом состоянии. Опрокинул вазу с цветами, выпил залпом водку и чересчур заигрывающе попытался выведать у Хоуп, откуда она взяла такое «сексуальное платье». Бедная женщина стояла у фуршетного стола, уворачиваясь от приставаний. Римус почти ни с кем не разговаривал. Только прожигал Грэгора уничижительным взглядом. Все тело сгорбившееся, поникшее. Сириусу жутко хотелось подойти: обнять или утешить. Но он не знал, было ли это уместно, и что вообще полагалось говорить в подобных ситуациях. После разрыва связей со всеми родственниками, Блэк не был на похоронах даже своей бабушки. — Ну, не может быть такого, Хоуп… — донесся ядовитый голос Грэгора. — Даже тысячи баксов? — Нет, — выдохнула раздраженно хозяйка. Она нарезала у буфета вишневый пирог. — Ты прекрасно знаешь нашу ситуацию… Лайалл оставил только кредит. — А телек ваш Лайалл покупал? — не унимался слизняк. — Он его кому в наследство оставил? — Никому. Это наше семейное имущество, Грэгор. До Сириуса только тогда дошло, что брат Лайалла вымогал деньги. — Жадная ты женщина, Хоуп, — язвительная усмешка. — Братцу повезло, что он быстро от тебя избавился. Последующее было вполне ожидаемо. И Блэк ни капли не винил Римуса. — Убирайся отсюда! — сорвался сын на ноги, руки сжались в кулаки. — Не смей так разговаривать с моей мамой, Грэгор. Все в гостиной притихли, потому что голос Римуса, действительно, пугал. — Ремми, прошу… — руки матери сжались в мольбе. — Только не сегодня. — Я смотрю… — медленно, как при нападении, обернулся Грэгор. — Сосунок вырос и страх потерял? — Не смей приближаться к моей матери, — стиснул челюсть Лунатик. — Это не твой дом, не твоя жена и не твои деньги! Если хочешь телевизор, устраивайся, сука, на работу и покупай свой. Ублюдок! — Римус, я тебя попросила, — в глазах Хоуп стояли слезы бессилия. — Да, что с тобой происходит!? Лунатик отошел в сторону, тяжело дыша. Звенящая тишина гостиной, шокированные лица и тихая мелодия, доносящаяся из музыкального проигрывателя. “Let It be” группы The Beatles – любимая пластинка покойного отца. — Извините… — прошептал он хриплым голосом. А затем ринулся вперед к двери, прямо на выход. Горящее лицо, пронизанное неистовым сожалением. — Луни… — встретил его у прохода длинноволосый, хватаясь за локоть. — Не сейчас, Сириус. Грубый рывок из чужой хватки, и дверь громко захлопнулась. Отдавая вибрациями в самое сердце. Бродяга не знал, куда себя деть. Побежать за другом или оставить одного? Подойти к Хоуп поговорить или скрыться за дверью комнаты? Ему казалось, будто он ворвался в чужой укромный уголок и стал свидетелем чего-то до боли интимного. Голова закружилась от духоты, и Сириус облокотился о стену, закрывая глаза. Гребаное дерьмо.***
— Он не берет трубку? Сириус подошел к кухонному столу, уже переодетый в клетчатую пижаму, после душа. — Нет, — покачала головой Хоуп, закусывая дрожащие губы. За пару часов женщина успела визуально постареть на несколько лет: мрачные черты лица и скорбь в измученных от слез глазах. — Уже час ночи, где его н-носит? Гости разъехались ещё до заката, вдоволь напившись шампанским. Но ничего не могло уже помочь горю. Самое тоскливое во всем торжестве было то, сколько стараний вложила хозяйка дома… Проглаживая каждую салфеточку, каждый уголок, что прежде напоминал о муже. Ее руки судорожно тряслись, сжимая мобильный телефон. — Он обязательно вернётся, — прошептал успокаивающе Сириус, а затем сделал то, что не решался все три недели. Подошел со спины к женщине и крепко обнял, обнажая собственные ранения. Передавая все остатки любви и солнечного света, которые в нем могли остаться после долгих лет одиночества и страхов. — Спасибо, мой мальчик, — слезливый голос женщины был впервые за долгий вечер преисполнен благодарностью. — Спасибо, мой хороший… — Вы не одиноки, — проговорил он со всей нежностью в голосе, покачивая женщину в своих руках. — Он всегда будет с вами. Где бы вы не находились… Лайалл – часть вас. Хоуп поцеловала парня в макушку, притягивая к себе. И в этот момент входная дверь приоткрылась. С тихим, скрипучим звуком Римус вошел в коридор, пошатываясь на собственных ногах. Сириус выдохнул с таким облегчением, что захотелось ринуться прямиком в чужие объятия. Но пиджак друга был одет наперекосяк, в руках букет полевых цветов и взгляд такой потерянный… Не оставалось сомнений в том, что Люпин был пьян. В хлам. — Где… тебя… НОСИЛО!? Хоуп сорвалась со стула, чтобы подбежать к сыну и ударить кухонным полотенцем. — Я… — начал Римус, взгляд был устремлен в пол, лицо раскраснелось. — Носил папе… цветы… Вот… Это тебе. Он вручил матери букет, едва удерживаясь на месте. И Сириус захотел провалиться под землю, вместе с пьяным долбоебом. «Господи, Луни, зачем?» — А ну посмотри на меня, — мать схватила чужое лицо в свои руки и сжала щеки. Сириус мог чувствовать перегар с кухни. — Ты что… пил? Шестнадцатилетний подросток, набуханный в щи, это и так себе картина… Но, когда это шестнадцатилетний подросток, сбежавший в одиночку с похорон, это ещё более… жутко. — Мам… Я не… Хоуп только развернулась к нему спиной, все лицо сморщилось в приступе слез. И рука легла на сердце. — Мам, прости, я… — Я не хочу сейчас даже видеть тебя! Она вырвала букет из чужих рук и швырнула прямо в лицо. А Сириус наблюдал за этим и хотелось одного – разрыдаться вместе с Хоуп. — Ты вообще не думаешь о матери! — завывала миссис Люпин в таком ужасе, кажется, у нее начиналась истерика. — Я тебе звонила! Писала! Уходи отсюда, просто… Просто уходи! Мне тошно! Римус поднял на нее продрогший, жалостливый взгляд и начал пошатывающимися движениями направляться обратно к выходу. — Господи, не на улицу, а в свою комнату, Римус! — задыхалась мать, отворачиваясь от сына в отвращении. И Сириус больше не мог этого выносить. Он подбежал к поникшему парню, обхватывая за талию рукой. — Луни, пойдем… Пойдем наверх, тебе надо принять душ. Блэк и так понимал, что весил в два раза меньше друга, но неконтролируемые телодвижения ещё сильнее усложняли ситуацию. Римус не поспевал за ним, спотыкаясь о собственные ноги. Шатался из стороны в сторону. — Садись… — как можно более спокойно приказал Сириус, но трясущийся голос выдавал переживания. — Садись, Римус. Бродяга приложил все усилия, чтобы поместить парня на кровать и прикрыл дверь в комнату. Они остались в пугающей тишине, во время которой Римус несчастно стягивал с себя пиджак, глядя куда-то в окно. Руки запутывались в одежде. — Давай помогу, — Бродяга опустился к нему на коленки, в жалких усилиях освободить парня от обуви. Сириус отставил ботинки в сторону и собирался приподняться. Но в этот момент Римус скатился вниз по матрасу и оказался на полу в одной расстегнутой рубашке. Разгоряченный и полувменяемый. — Что такое? — брови Сириуса поползли на переносицу. Повсюду этот запах перегара и рваное дыхание. — Римус? Светловолосый отрицательно покачал головой, а затем поднял робкий, забитый взгляд, полный слез. Глаза красные, тоскливые, вздёрнутый носик делал его похожим на дитя. И темноволосый потерял дар речи. — Римус, все хорошо, — только и смог прошептать он, поглаживая парня по плечу. — Все хорошо, ты чего? — Ничего не хорошо, — лицо Луни покрылось морщинами слез, так по-детски и душераздирающе. — Н-ничего не… Парень издал протяжный всхлип, а затем, кажется, сломался. Потому что спрятал в руках лицо и издал младенческие, протяжные звуки, задыхаясь в потоке слез и слюней. — Вы помиритесь, — сердце Сириуса крошилось на части. Он никогда не видел слез соседа. И хотел бы забыть их, как страшный сон. — Римус, все будет хорошо, она тебя любит. Она тебя любит… Лунатик, словно в припадке, качал отрицательно головой. — Почему ты… — Сириус гладил его везде, где только хватало смелости. По лохматым волосам, по спине, рукам. — Почему ты выпил? — Я не могу… — парень отвел руки, открывая свое сморщенное, зареванное лицо. Алые губы вспухли, дыхание превратилось в отчаянные, короткие вздохи. — Я так по нему скуча-а-аю. Парень не говорил, он… завывал. Так надрывисто, что Сириусу хотелось выдрать собственное сердце из груди, если только это могло остановить боль. — Конечно, ты скучаешь, Луни… Конечно… — Это я виноват, — проскулил светловолосый, опуская взгляд. Дорожки слез стекали ручьями по щекам, подбородку, капали на рубашку. — Я в… во всем виноват. — Это не так, — мотал головой Сириус, собирая влагу пальцами. Поглаживая по скулам, вискам. — Это не так, Римус. Ты ни в чем не виноват. — Дурацкое выступление, — задыхался Луни, извиваясь от нескончаемого потока боли. — Если бы не эти сранные стихи… Если бы не этот сранный конкурс. Если бы он никуда не поехал меня з-забирать! До Сириуса начало доходить, почему Люпин винил себя. Вспомнилась история матери, ее слова о том, как Лайалл погиб… — Римус, ты был ребенком, — пытался успокоить его Блэк, пульс убыстрился до бешеной частоты. — Он заботился о тебе, как и полагалось отцу. Ты не устраивал аварии, ты не заставлял его воспитывать тебя… Ты. Ни. В. Чем. Не. Виноват. Последние слова темноволосый произнёс серьезным голосом, как можно медленнее. Он хотел, чтобы они навсегда отпечатались в сознании. — Я должен был умереть… — Луни терялся в собственных мыслях, зажмурившись. — Я должен был… Почему не я? Почему меня вытащили первым!? Почему оставили… его? И это стало для Сириуса катализатором. Он прижал рыдающего к себе в объятия, поджав губы в приступе собственных слез. Уложил чужую голову на плечо и так крепко обнял, что двое срослись в единый организм. — Твой отец не позволил бы тебе говорить подобного, слышишь? — Сириус гладил трясущуюся спину, прижимаясь носом к горячему уху. — Никогда не говори подобного. Никогда. Луни икал и задыхался. Стискивал спину Бродяги слабыми руками, будто убитое горем дитя. — Я не хотел обидеть маму, — прошептал он через долгое время мокрыми губами. — Она тебя простит. — Я не понимаю… — Римус отодвинулся, переводя дыхание. — Я не понимаю, что со мной… Что происходит… Сначала Г-Гидеон, потом чертов Грэгор! Даже на звонки Мэри я весь день не отвечаю… Я не должен был даже начинать общение с ней, потому что изначально понимал, что не могу дать любви… Настоящей любви! Я все ломаю… Все, к чему я прикасаюсь. Во мне так много з-злости… Мама права… Мама меня ненавидит. — Это не так… — Это так. — Твоя мама тебя не ненавидит. — Ты сам видел… — проскулил Люпин, разводя руками. — Знаешь, что такое, когда мама ненавидит? — Сириус проглотил комок слез, застревающий в горле. — Это вот это… — он резко приподнял брючину, чтобы было видно оголенную лодыжку. Красный ожог от кипятка. — Или вот это… — закатил рукав рубашки. След от хлыста. — Или, может, вот это!? Сириус поднял прядь волос над виском, где виднелся шрам от удара головой о дверной косяк. И вдруг во всем теле загорелась страшная обида. Он застыл со слезами на глазах, глядя на Римуса. — Сириус… — Я не сравниваю, Луни, я лишь хочу, чтобы ты понимал, — проговорил Блэк с замиранием сердца. — Твоя мама тебя любит, очень, сука, сильно. Так сильно, что трясется за тебя и иногда говорит не те вещи… Но ты весь ее мир, Луни. — Сириус… Огромные, сожалеющие глаза Римуса изучали его чересчур… мягко. Светловолосый потянулся рукой к чужому затылку и притянул слишком близко к себе, чтобы… оставить поцелуй на виске. Влажными от слез губами. И Сириус чуть не задохнулся от такой близости. Онемел всем телом, затаив дыхание рядом с чужой горячей шеей. Пахло травянистым, пряным ароматом, вызывающим мурашки по всей коже. — Мне так жаль… — отодвинулся Римус, все ещё удерживая лицо парня в ладони. Уткнулся носом в чужой лоб, прикрыв веки. — Ты такой хороший, Сириус. Такой хороший… — большой палец помассировал висок. — Никто не должен… Блэк сжался от смущения, не способный выговорить ни слова. Этот пьяный, сексуальный взгляд опустился на чужие глаза, нос… рот. — Спасибо, Луни… Т-ты тоже. Римус притянул его лицо вновь к себе и оставил мягкий поцелуй на щеке, вдыхая запах кожи. Так возбуждающе, что Сириусу захотелось повернуть голову к чужим губам и провалиться в нежность незнакомых ласк. — Римус, давай отведем тебя в душ, — отодвинулся Блэк, всеми силами стараясь сохранить рациональность. — Пойдем… Блэк обхватил его за руку и потянул за собой на ноги. Помог стянуть рубашку, как только они оказались в ванной комнате и облокотил шатающегося об стену. — Римус, с-снимай брюки… — попросил Сириус, указывая на ремень. Но, видимо, у парня были другие планы, потому что он моментально опустился на колени перед унитазом и издал рвотный позыв. Господибоже. — Луни, только не руками! — поморщился Сириус, в панике хватая салфетки. Уселся на колени рядом с другом и помог принять удобное положение. Все страдания выходили из Римуса тошнотворными позывами. — Очень п-плохо… — он сплевывал остатки, прикрыв глаза. И Сириус погладил его по волосам, убирая рвущиеся пряди кудрей от лица. Помог вытереть лицо салфетками, смывая их со всем остальным в унитаз. — Где ты столько выжрал? — не понимал Сириус, изучая этого побитого, несчастного ребенка. — Пока шел до могилы, пока шел оттуда, пока… — Я понял, — кивнул Сириус, не заинтересованный во всех подробностях. — Господи, пойдем уже в душ. Он потянул на себя парня, затаскивая в кабинку. К счастью, со всем остальным Люпин управился самостоятельно. И когда Сириус встретил друга на выходе, уже переодетого в футболку и домашние штаны, он помог расстелить кровать и уложил под одеяло. — Побудь со мной немного, — попросил Римус так трогательно, что нельзя было отказать. Блэк устроился поудобнее рядом с ним, в сидячем положении, и взял чужую руку в свою. В комнате воцарилась уютная тишина, во время которой Римус размеренно дышал в подушку, закрыв глаза, а Сириус изучал чужие пальцы в своих. Длинные, смуглые, покрытые ярко-выраженными венами. На безымянном была россыпь веснушек в виде сердца, а на большом – тонкий шрам, тянущийся к самому запястью. Так красиво, будто на этих мягких руках была прописана целая жизнь, вселенная. Сириус пристроил свою ладонь под чужую и осознал, что она была меньше, чуть ли не в два раза. И от этого захотелось глупо хихикнуть, залившись бордовой краской. Было удивительно то, что все произошедшее ни капли не оттолкнуло Бродягу. Не заставило сердиться или думать о сожителе хуже. Наоборот. Железные баррикады сломались, и Римус стал больше похож на живого, уязвимого человека. Такого… Такого… Блэк прилег мечтательно на подушку рядом и вгляделся в чужое лицо. Длинные светлые ресницы, приоткрытые губы и сладкое посапывание в подушку. Сириус крепче сжал чужую руку и поднёс к самому сердцу. Вдруг он осознал, что имели ввиду девочки, тогда на скамейке. Любая хотела бы такого парня: чуткого, умного, дерзкого, невероятно красивого. Рядом с Римусом ты, должно быть, ощущал себя так, словно выиграл в джекпот, и теперь ничего в этой жизни не будет страшно. Казалось, если Луни однажды и влюбится, то за этим будет просто невероятно наблюдать… Как серьезный, безэмоциональный взгляд меняется на любящее тепло и обожание. Как эти крепкие руки прижимают к своей груди и прячут от внешнего мира. Как он признается тебе в чувствах и шепчет на ухо тихое «люблю»… Наверное, увидеть подобное в свою сторону, действительно, мечтала каждая. Но Сириус не думал, что это произойдет и с ним. Внезапно он представил, что ощутил бы, если бы Римус признался в чувствах. Так искреннее и всепоглощающе… Как он прижал бы Сириуса к себе в поцелуй, задыхаясь от желания. Вдруг все стало очевидно: неконтролируемый смех, вечное смущение, желание быть рядом и ощущать прикосновения. Конечно, Римус был мечтой. Конечно, Сириус, чертов идиот, начинал проваливаться в эту бездну. Стало от чего-то так невыносимо больно. Брюнет отложил чужую руку в сторону и повернулся головой, устремив взгляд в потолок. Нет, об этом просто нельзя было думать. Нельзя. Просто нельзя. Для Хоуп они были почти что братья, а Римус теперь тусовался с Мэри. А если бы не с Мэри, то с Лили или ещё какой-нибудь Кейти. А если не с ними, то с Элис, Рейчел или Мэделин. Нигде в этом списке не было имени, которое принадлежало бы парню. Сириус сморгнул слезы, стоящие в глазах, вытирая лицо ладонью. Наверное, он просто чертовски устал за этот день. Спустился к себе обратно на матрас и укутался в одеяло. Но почему-то все равно не получилось остановиться от этого потока жалости к самому себе. Римус был его первым, настоящим другом. Как Бродяга мог даже думать о подобном? Это была непозволительная черта, пересечь которую он бы никогда не осмелился. На кону стояла вся его жизнь и счастье в этом доме. И, тем не менее… Как бы Сириус ни старался, тихие, беззвучные слезы в подушку все равно не получалось остановить.