Инадзума сияет вечно

Архонт был мертв. Весть об этом пронеслась мощным шквалом смерча от левых берегов острова Рито до правого края леса Тиндзю. Поднялась волной безжалостного цунами где-то над Арауми и обрушилась на столицу, разбрызгалась криками перепуганных вестью людей. И погода действительно бесновалась в тот день, пускай поздние рассказы приукрасили зрелище. Но были и ураганы, была буря над обыкновенно спокойной гладью океана, вода бурлила и обнажала кости древних чудищ на морском дне. Фиолетовые небеса посмурнели и дюжины дюжин молний рассекали тяжелые облака. Можно было подумать, словно в самой небесной ширине, в самой тверди островов взорвалась неведомая огромная сила. Такая сила, что находись Ли Юэ немногим ближе, то волны затопили бы часть материка. Люди скрывались в домах и жгли ритуальные свечи. Люди плакали и кричали вместе с природой — от боли, потери и страха. От страха, что мощь их богини, сдерживавшая шквалы и грозы, теперь испарилась в воздухе. Они оставались одни во власти своенравных островов. Они кричали от сакрального ужаса при мысли о том, что Архонт может умереть. От чувства ненужности и брошенности. Но Архонт был мертв. Похорон торжественнее и печальнее Инадзума еще не видела. Народ помнил о фестивалях и празднествах, которые принесли Эи после выхода из заточения в Эвтюмии. И пока с губ срывались мольбы и горестные вздохи, лица скрывали маски. Яркие, расписные, изображавшие разных ёкаев и обакэ. Маски прятали общее горе, помогая поверить, словно все вокруг — лишь ритуал обычного дня инадзумцев. Словно они все еще претворяют в план великие планы Эи, о которых она столь часто говорила. Дальний ветер принес с собой того, чей силуэт инадзумцы не встречали уже многие месяцы и потому были искренне удивлены невысокой фигуре в светлых сизых одеждах. Шиноками — среди простых смертных его еще помнили под именем Странник — явился на острова, едва утихла буря. Он пришел проститься с покойным Архонтом, с той, что почиталась за его мать. Невысокий, вечно худой и с неизменно мягким детским лицом, он более всего походил на хорошенькую статуэтку из тонкого фарфора. Народ не знал наверняка, могли ли Архонты иметь детей, и потому о Шиноками изо дня в день рождались новые слухи и байки. Кем был этот юноша на самом деле? Какая связь существовала между ним и Эи? И если был он сыном самого ЭлектроАрхонта, то отчего предпочел странствия мирной жизни подле трона великого божества? Так или иначе, Шиноками прибыл в столицу и за день до похорон заперся во дворце ото всех. Никто, даже ближайшие телохранители, под страхом смерти не могли войти в покои и узреть тело покойного божества. К тому времени в столицу явились другие важные личности — Верховная Жрица всех островов Гудзи Яэ, оставив службу в храме и генерал Кудзё Сара, так же оставив переговоры на Ватацуми до лучших времен. Похороны ознаменовались удивительно нежным рассветом, едва накрапывающим дождем и каплями росы на каждой травинке наку. Птицы пели чуть слышно, страшась навредить общей траурной тишине, волны слабо омывали высокие берега острова. В первых солнечных лучах, выбившихся из-за туч, сверкали на песке перламутровые раковины, разбитые бурей осколки витрин и раздавленные смерчем плоды. Уставшая от своего горя Инадзума словно бы ненадолго успокоилась и наслаждалась умиротворением. На площади перед главной статуей собрались тысячи людей. Они не звали, не пытались добраться до гонга, не кричали и не теснили выставленных на стражу самураев. Они ждали положенного часа, когда Шиноками выйдет на балкон своих покоев либо же на широкое крыльцо и огласит, что ждет Инадзуму в будущем. Ветер пытался донести негромкие переговоры до распахнутых окон комнаты Шиноками, но получалось лишь опустить неразличимый шепот на подоконник. Шиноками стоял у окна в светлых сизых одеждах — в тех самых, в которых он явился к Эи после полного забвения. В тот день, когда их прочно связало общее знание, недоступное более никому во всем Тейвате. Ей, и только ей одной помимо него, было суждено помнить о Скарамучче. О Сказителе. О том, что случилось в Татарсуне и о чем сама Татарсуна более никогда не узнает. Он развернулся к Яэ Мико и Саре, которые ждали его распоряжений насчет следующих действий. Эи должна была оставить в своих комнатах бумаги для каждого из трех приближенных и Шиноками первым взял их в руки. Мог ли он подправить их в свою пользу? Ни в коем случае, иначе бы Эи не могла бы называться Архонтом — разве правитель страны не должен уметь запечатывать свою волю в бумаге так, чтобы никто не сумел изменить ее? — Ваш конверт, — Шиноками протянул плотный пергаментный сверток Яэ Мико, — и ваш, — второй сверток был отдан Саре. — Могут ли здесь быть противоречащие друг другу указания? — Яэ Мико вздернула светлую бровь, — сомневаюсь, но вдруг у Эи разнились планы относительно нас? — Неважно, — отрезала Сара, сразу порвав пергамент, — мы должны принять ее волю и следовать каждому слову. Последние годы показали, что она умеет видеть наперед и не ошибается. — Или умеет исправлять ошибки вовремя, — тонкий палец поднялся вверх, — сможем ли мы исправить их, если случайно допустим? — Предлагаю нам разойтись по комнатам и спокойно ознакомиться, — оборвал начинающийся спор Шиноками, — речь для народа отдана мне, но, думаю, нам стоит выйти к народу втроем. Если Эи ничего не изменила в последние дни, то по тем планам, что мы обсуждали, власть равномерно распределяется по всем направлениям. Жизнь народа уходит в руки Трикомиссии, они раньше всех получили указания. Религиозная ветвь полностью отходит в руки храма Наруками и, соответственно, ваши, Яэ. Армия под управлением Тэнрё и вас, Сара. — Что же досталось тебе? — Яэ Мико улыбнулась кончиками розовых губ, — Эи должна была оставить тебе нечто особенное, верно? Возможно, нечто такое, о чем ты даже не скажешь никому во всей Инадзуме? — Возможно, — спокойно ответил Шиноками, — мне тоже предстоит прочесть ее волю. Идите в свои комнаты. В его последней интонации сквозило четкое указание. Яэ Мико ни на мгновение не убрала с лица всезнающей усмешки, Сара же чуть стиснула кулаки, но вышла следом. То, в чьих руках по-настоящему находится ядро власти над Страной Вечности, было очевидно. Но как это ядро выглядело и чего Шиноками стоило право им владеть, никто действительно не должен был узнать. В свитках из рисовой бумаги Яэ Мико и Кудзё Сара нашли едва ли не пошаговые стратегии от Эи на ближайшее время. В конце каждого плана было примечание, что далее им в любом случае придется действовать самим в зависимости от того, что будет происходить в стране и Тейвате в целом. В конверте Яэ Мико нашла так же две пожелтевшие от времени бирки. Гадальные бирки ее храма — самая удачливая и самая несчастливая. Яэ Мико чуть подернула губами, и улыбка стала чуть печальнее. Значит, Эи не раз и не два приходила в храм — и собирала предсказания. Было ли в одном из них указано, что смерть придет столь неожиданно и рано? Сара сидела за письменным столом, сцепив мозолистые пальцы в замок. Послание от Эи было оформлено отдельным письмом и разукрашено самыми разными завитками, птицами и цветами. Словно все, что было между ними, на бумаге легло множеством потайных символов и замудреных узоров — каждый взгляд, жест и касание сухими губами к губам холодным и словно бы неживым. Эи никогда не казалась живой в прямом смысле этого слова. Но ее глаза умели смотреть тепло, совсем по-человечески. Сара разжала замок и вцепилась пальцами в волосы на висках. Ей будет не хватать Эи — о, чертова Селестия с ее законом эрозии — как же ей будет не доставать Эи. Ее Архонта. Ее божества. Шиноками легко вскрыл конверт изящными точеными пальцами. Никакого списка указаний, карты будущих фабрик или собрания рассуждений на тему торговли с другими регионами. Лишь просто письмо с пожеланиями, которых он достаточно слышал в живую. Перед прощанием, когда Эи, готовясь к последним предсмертным дням, потребовала, чтобы он ушел. Разумно. Она не хотела, чтобы Шиноками лицезрел увядание, рассыпание в пыль той, кто была ему ближе всех существ на свете. А двое суток назад он увидел ее труп. «Если механизм перестанет выполнять свои функции, если ты почуешь перебои или ослабление силы — немедленно направляйся к Доктору. Ты помнишь, что контракт, заключенный в присутствии бога контрактов, нерушим. Он отвечает за этот механизм — как ты отвечаешь за всю Инадзуму теперь…» Шепот за окном усилился. Шиноками открыл глаза. Он ощущал это не слухом — а сгустком огромной силы в своей груди, которая могла отследить любое изменение материи на островах. Он вздыхал вместе с прибоем и выдыхал вместе с порывами ветра, он жил в одном темпе с Инадзумой и ее сердце билось вместе с его. Вместе с его искусно созданным сердцем внутри кукольной гладкой груди. В дверь постучались — и вошли Яэ Мико с Сарой. Время пришло. Шиноками поднялся с плетенного стула и направился по пустому коридору, тишину которого нарушали только их шаги. Уже высоко поднявшееся солнце ослепило бы его при выходе на крыльцо, если бы не широкие поля шляпы и искусственные глаза. Народ поднялся на ноги при виде Странника — при виде того, кто, безусловно, станет в их понимании новым правителем страны. — Эи ушла, как уходят по истечению их срока Архонты. Отныне власть не будет храниться в руках одного — таков приказ мертвого сёгуна! Экономическая ветвь регулируется почтенной комиссией Кандзё, культурная ветвь по-прежнему под ответственностью уважаемой комиссии Ясиро, достойная комиссия Тэнрё продолжает следить за военным положением страны. Религиозным лидером по указу Архонта назначается Верховая жрица Гудзи Яэ. Главнокомандующим в случае военных действий по указу Архонта становится генерал Кудзё Сара. Политическим лидером становится партия путем периодических выборов. Верховным судьей и тем, кто берет под свою ответственность судебную систему становлюсь я, Шиноками Райден. Окинув долгим взглядом затихшую намертво толпу, Шиноками вздохнул, набирая оборот: — И здесь, на главной площади столицы нашей страны, перед дворцом покойного Архонта, я клянусь, что буду прямо передавать волю сёгуна каждому жителю Инадзумы. Воля Эи в том, чтобы мы сумели дальше жить без власти божества. Воля Эи в том, чтобы мы несли свои мечты и желания, горящие, словно глаза Бога, вперед. Воля Эи в том, чтобы Инадзума сияла вечно. Восторженный шквал мог обрушить древний дворец на головы самих людей, имей он чуть больше физической силы. Шиноками смотрел на инадзумцев и вдыхал через раз. Слова, красивые слова — вот, что на первый взгляд, Эи оставила своему народу. Многоуровневую систему продуманной лжи и хитрости она оставила им на самом деле. О морали думать было поздно — потому что система работала и должна была принести в Инадзуму новые светлые дни. Шиноками выдохнул. В груди его трепыхалось, неистово горячо билось оно — заключенное в кандалы сложного механизма Дотторе — истинное Сердце Бога.