Здравствуй, Наташка

Петька ненавидел алкашей. Они часто крутились в их маленькой тесной комнатке в общаге. Мамкины ухажёры. Собутыльники. И просто мрази. Приходят, жрут, матерятся, иногда блюют. После них мусор, грязь и отвратительное настроение. Петькой было решено, что, когда он станет постарше да посильнее, то будет выкидывать алкашей из комнаты в коридор. Пусть там бухают, если хочется. Но пока приходится терпеть. Петька тощий, слабый, небольшого роста. Что он может сделать? Только молча таить в себе обиду, злобно поглядывая на собравшихся за столом любителей выпить. Мамка ставит на стол водку, угодливо смеётся над пошлым анекдотом ухажёра. Кажется, его зовут Лёшей. Впрочем, плевать как его зовут. Петька имён не запоминал. Ухажёры сменяют друг друга, всех не упомнить. И все, как на подбор, уроды. Нет, был как-то один нормальный, и к Петьке хорошо относился, и даже не пил почти, но пропал куда-то, исчез: ни ответа, ни привета. И снова противные рожи сменяют друг друга, снова мамка ползарплаты спускает на водку. А зарплата у технички в школе и без того маленькая. Поэтому у них не было видика, хотя у почти всех Петькиных знакомых он был. А видик хотелось. В том, что его не было, так же были виновны алкаши. Это они толкают его мамку пить. Казалось, что исчезнут они, испарятся, как туман, и не будет больше водки на столе в их крошечной кухоньке, прилегающей к единственной комнате. Мамка станет нормальной, даже начнёт уроки его проверять. Но алкаши не исчезали, и водка тоже. Всё повторялось раз за разом: стол, водка, распитие, шум, скандал. Петька оттого и проводил большую часть свободного времени на улице. Шатался по району вместе с Серёгой. Серёга всё понимал, ему тоже не повезло с родаками. Тоже бухают, что отец, что мать. Но у Серёги хотя бы видик был, Петька часто торчал у него. Они часами гоняли боевики. Особенно Петька любил боевики с Джеки Чаном. Он завороженно смотрел на ловкого китайца на экране. Поражало, как тот расправлялся с врагами. Хотелось драться так же. Петька пытался подражать актёру: прыгал с крыш гаражей, махал ногами, но Джеки Чаном он так и не стал. Зато Джеки Чан стал ему как бы другом. Петька знал, что где-то за три-девять земель живёт такой парень: добрый ловкий и смелый, и они с Петькой друзья, причём настоящие, не фуфло какое-нибудь. Об этом, правда, никто не знал, даже Серёга, зачем рассказывать, всё одно – не поймут. Помимо Джеки Чана у Петьки была и другая отрада, придающая смысла его жизни. Наташка… Петька даже и не помнил уже, как он влюбился в Наташку. Просто в какой-то момент стал ощущать странное жжение в груди, когда Рыбакова оказывалась рядом. Петька, сам того не желая, замечал в ней всё: новую причёску, кофточку, вплоть до новой ручки. И он знал, что ею он вполне себе не замечаем, и если сперва это было терпимо, то к классу седьмому стало весьма угнетать. К тому же, видел Петька и то, как Наташка поглядывает на их одноклассника – Юрку Смирнова. Поглядывает, частенько бросает взгляды в его сторону. Петька в этот момент Смирнова ненавидел. Одно радовало: сам Юрка Наташку не замечал, явно был к ней равнодушен. А Рыбакова – тихоня, не решалась с ним, Юркой, заговорить, а Петька не решался заговорить с Рыбаковой. О чём с ней говорить? Она молчалива, хоть и дружелюбна, но всё же Петька, хоть убей, не знал, что ей сказать. Пару раз просил списать домашку: Рыбакова, конечно, дала свою тетрадку, но нехотя, мягко говоря, без особого желания. Петька это не мог не заметить. А попросил бы списать домашку Юрка – то, ясное дело, Наташка только бы рада была поделиться своей работой. Но Юрка не просил, и Петька был за это ему даже благодарен. Зависть, конечно, к Смирнову была. Эх, если бы на него, Петьку, так смотрела Наташка, как на Юрку. Но хренушки. И Петька понимал почему. Юрка – высокий, смазливый тип, а он, Лисицын Пётр Сергеевич - самый что ни на есть обычный: рост средний, ниже Юрки на пол-головы, уши торчат, нос большеват. Наташка на него и не взглянет. Вроде, и злиться за это на неё глупо, но обиду Петька затаил. Оттого и толкнул её на перемене в мае. Играли в догонялки, носились по школьному холлу, водил Петька, бегал за одноклассниками, в какой-то момент увидел перед собой Наташку. Но вместо того, чтобы просто коснуться (запятнать), он её толкнул. С силой толкнул, словно мстил, что так и остался для неё незамеченным. На этот раз Наташка его заметила. Хоть и не так, как хотел бы Петька. Рыбакова неожиданно для всех разозлилась, с силой пихнула его и даже придурком обозвала. Мог ли Петька такое стерпеть? Не мог. Оттого толкнул её ещё сильнее прежнего, пообещал, что она у него получит хорошенько, если будет его оскорблять. Она резко развернулась и исчезла в кабинете литературы, где и должен был проходить следующий урок. Лисицын сам не понимал чего он так взъерился на одноклассницу. Она же не сделала ему ничего плохого? Потом уже дома его жутко мучала совесть, ночью так и не дав уснуть. Он не пошёл в школу на следующий день, сидел и думал как быть. В итоге Лисицын решил лично перед ней извиниться. Но не в школе, разумеется, где всегда полно народа, а приехав к ней на Шестой километр. Он узнал адрес через своего друга Стаса: Стас встречался с Веркой, а Верка общалась с Наташкой и знала, где та живёт. Петька сел на велик и покрутил педали прочь из города, навстречу чужому району, что встретил его угрюмыми пятиэтажками, в одной из которых и жила его первая и, как думал Петька, последняя любовь. Бросив велик на улице, он буквально взлетел по ступенькам на четвёртый этаж и постучал в дверь. Было опасение, что Наташка и слушать его не станет или вообще не откроет дверь. Но дверь открылась, и мальчишка увидел Рыбакову, что выглядывала в образовавшийся проём меж дверью и стеной. - Лисицын? - удивилась она. Петька поморщился: терпеть не мог когда его называли по фамилии. Переборов раздражение, он быстро проговорил: - Наташ, я это... извиниться хотел. Я вчера как мудак себя повёл. Не хотел тебя толкать, прости. Сам не знаю что на меня нашло. Выдохнул. Вроде всё. Сказал, что хотел. Теперь дело за Рыбаковой. Что она скажет. А Наташка продолжала удивлённо взирать на одноклассника. - Ты прощаешь? - не выдержал Петька. Наташка кивнула: - Хорошо. - Мир? - Мир, - снова кивнула Рыбакова и уже хотела закрыть дверь. Петька хоть и не был силён в психологии, сообразил, что Наташка всё ещё опасается его. Впрочем Петька сам создал себе такую репутацию: все школьные годы он задирался до многих, ругался с учителями и вообще часто вёл себя, как придурок. В глубине души Лисицын осознавал, что он и был придурком. - Подожди. Я ещё сказать хотел... Дальше слова не шли. Предложить дружбу казалось уже наглостью, и оттого, боясь отказа, Петька замер в нерешительности. Надо же, в школе он всегда мог быть борзым, а теперь вот наедине с Наташкой, когда нужно говорить важные для него слова, он теряется и стыдится. Спасибо Наташке, что она ещё терпит и не закрывает дверь. А ведь могла бы и захлопнуть её перед его носом: была бы права, пожалуй. - Слушай, - наконец набрался смелости Петька. - Давай дружить. В смысле, общаться. Если кто полезет, то ты говори. - До меня никто не лезет, - с некоторой прохладцей в голосе сказала Рыбакова. Лисицын эту прохладцу вполне уловил и смутился ещё больше. - Ну... мало ли... Слушай... Я знаю, что меня многие считают... Он замолк, пытаясь подобрать нужное слово. Так кем считают? Хулиганом, подонком? - Нехорошим, - наконец произнёс Петька, выбрав, пожалуй, наиболее цензурное слово. - Но мне плевать, если другие так считают. Жаль, если ты так считаешь. Рыбакова пожала плечами: - Честно, я сама не знаю что о тебе думать. Ты ведь делал всё, чтобы о тебе не думали хорошо. И с этим Лисицын не мог не согласиться. Всё так. Он и сам понимал, что вся его школьная жизнь состоит из бесконечных разборок, драк и ругани. Эта сомнительная репутация будет и дальше за ним плестись. И вряд ли он когда сможет её побороть, для Наташки он так и останется не очень приятным малым. - Я не всегда такой. Я могу... быть другим. Сказал и мысленно обозвал себя идиотом. Как же по-дурацки всё это звучит. Нет, явно не получится дружбы с Наташкой. Не захочет она с таким болваном общаться. Придя к таком выводу, Петька хотел уже развернуться и уйти, однако Рыбакова вдруг произнесла: - Хорошо, если ты хочешь дружить, то мы мы можем общаться.