О девчонках

Есть у нас особенность звать всех по кличкам. Иногда менять клички. А если и этого мало, мы лепим подклички, они же подпрозвища, они же звания. Лишь некоторые из них: Плывущий-во-тьме, Хвост Слепого, Наивный писатель. Было дело, когда последний покоя мне не давал. Я с самого начала ставил на Волка и оказался прав. Это было уже после того, как закон отменили и Слепой создал новый, разделительный. Я был у лестницы, когда увидел это на, боже мой, полу: «Вы — тонкий и хрупкий фарфор, бело-бледный, который можно согреть даже в руках. Я люблю фарфор, стекло, глину…» Что-то среднее между низкими стишками и возвышенным полигамным письмом должно красоваться в Наружности на заборах, нашим это не понравилось. На следующий день я увидел, как Ехидна затаптывает краску. Волк точно знал, что его послание невечно. Значит, будут и другие. Я поехал в столовую, но развернулся на полпути. Мимо шмыгнул молчаливый Кузнечик. Письмо-то помнилось от и до, есть оно или нет. А особенно вторая половина! Там как будто было убрано несколько запятых, ведь сложно это — смешивать красивую лексику с отсутствием пунктуации. Волк писал про посиделки на горячих ступеньках, пробу украденного мороженого и слепоту от палящего солнца. И сегодняшнюю дату. Прихватив пару бутербродов с подоконника, я отправился на свиданку. День был жаркий и солнечный. Аккуратно съехал вниз и завернул за угол. Скрыт ступенями. Идеально. Ждал я долго, чуть ли не до ужина. Бутерброды пошли собаке, иначе лаял выдал бы меня с потрохами. Когда я изнывал от желания с кем-нибудь поговорить и поехать обратно, на крыльцо вышел Волк. Просидел там холостяком, поглядел по сторонам, заметил мою маковку и ушел. Появился утром. Добиться от него чего угодно я так и не смог: Волк затыкал меня и ловко переводил тему, а я врал ему, что вёлся. Лучше услышать скучную правду, чем веселую сказку. Я не услышал ни-че-го! …мы приехали с Дома-на-море, разобрали рюкзаки и вытащили оттуда золотую осень и новый учебный год. Почти сразу на двери девчачьего кабинета закрасовалась вполне каноничная запись: «Дорогие девушки! Научился стирать двойки из журналов. Обращаться в Третью» Увидел ее я в последнее мгновение: надпись стирал Волк под надзором Щепки. Оба посмотрели на меня. Один с тоской, другой — ее скрывая. Я пересохшим голосом спросил: — Так их много? — Кого много? Хихикая, погнал к Валету. — Ужас, что по истории выставили! Помоги мне как-нибудь, а то Ральф поможет мне учиться, и плакали мои короткие световые дни. Он оторвался от карт. — Я не умею. С чего ты взял, что я умею? — На двери кабинета написано, что обращаться надо в Третью. — У нас никто на оценках не помешан, — нахмурился Валет и показал рукой на мрачную тройку соигроков. Каждый из них это подтвердил фактами, доказательствами и историями, против которых пришлось спорить очень долго. Чего я не ожидал, так это того, что Наивный Писатель — псевдоним общий. Это секрет. Что-то сродни жизненному этапу, но сентименталисты называют это болезнью, а больные — игрой и дребеденью, хотя относятся к этому очень серьезно. Чего стоит подтянутая грамматика! Они выбегали в коридор в капюшонах и тряпках на лице, писали комплименты какой-нибудь девчонке, или извинялись, или ещё что-нибудь, и убегали. Девчонки читали, насмехались, куда-то пропадали, а потом также писали ответ. Некоторое время со стен пропали рисунки и объявления, сплошные переписки, приправленные улыбочками, овальными слезинками и узорчиками. Этот этап как появился, так и ушел — быстро и беспробудно. Казалась, чья-то лапка любовно зажала всем рты, но нет, им просто наскучило. Ведь против правил не попрешь.