Одиссея

Как Хёнджин оказался перед ночным клубом с одним из своих лучших друзей в одном из худших районов города, он не понимал. Ну, нет. Он точно знал, как оказался там. Воспоминание о том, как Феликс ворвался в его крошечную квартиру-студию и потребовал, чтобы он «освободился» на ночь, всё ещё было свежо в его памяти. Не говоря уже о добром часе, который потребовался Феликсу, чтобы собрать наряд из жалкого гардероба Хёнджина, который в итоге счёл подходящим для вечера (самые тёмные, обтягивающие джинсы Хёнджина и белая рубашка на пуговицах, которая была немного великовата и немного слишком прозрачна), а затем дополнительные двадцать минут ему потребовались, чтобы решить, какая причёска лучше всего будет смотреться на Хёнджине. Его кожу головы до сих пор мальца покалывает от белых заколок, усыпавших его волосы стараниями Феликса. И вот теперь он здесь. Затащенный в захудалый на вид клуб, в котором было слишком темно, слишком громко и слишком многолюдно. Хёнджин вздохнул, как ему показалось, в миллионный раз за этот вечер, когда Феликс потащил его сквозь толпу к кабинке, за которой он едва мог разглядеть сидящих Джисона и Сынмина. Он чувствовал, что за ними следят самые разные взгляды, большинство, если не все, были устремлены на Феликса. Когда они приближались к столу, особенно сильный рывок Феликса заставил Хёнджина врезаться в кого-то. Мужчина повернулся, и у Хёнджина перехватило дыхание. Весь его наряд был чёрным. Чёрные ботинки, чёрные брюки, чёрная рубашка в обтяжку и такой же чёрный пиджак. Но его лицо… У парня тёмные и мягкие глаза, нос немного крупнее и шире, а губы невероятно пухлые. Он был на несколько сантиметров ниже Хёнджина (хотя в этом не было ничего нового), и, несмотря на то, что в воздух регулярно распылялись средства, блокирующие запахи (конечно, не очень качественные), Хёнджин всё равно чувствовал, что этот мужчина определённо был Альфой. Кедровое дерево и… фрукты? Он оглядел Хёнджина с головы до ног, прежде чем оглянуться на Феликса, который был занят, мониторя переполненную комнату. Альфа облизнул свои великолепно пухлые губы. — Могу я угостить тебя выпивкой? Его голос был мягче, чем Хёнджину ожидалось, и как только его слова дошли до сознания, он ничего не мог поделать с тем, как опустились его плечи. Ещё один Альфа, с первого взгляда испытывающий вожделение к его идеально выглядящему другу-омеге. Феликс недавно немного отрастил волосы, и мягкий серебристый оттенок делал его ещё более захватывающим, чем обычно. Хёнджин подтолкнул его локтём, чтобы привлечь внимание друга. — Эй, он хочет угостить тебя выпивкой. — Он кивнул Альфе. — Развлекайтесь, я буду с Сони и Минни. — Он ушёл прежде, чем кто-либо из них успел что-либо сказать. Не прошло и десяти минут, как альфы уже падают к его ногам направо и налево. Хёнджин прерывисто вдохнул. Он старался не ревновать к своим друзьям, особенно к Феликсу, но иногда это было трудно. Феликс обладал всеми чертами желанного Омеги. Маленький, изящный и мягкий во всём теле. Не было ничего удивительного в том, что альфы бросали один взгляд на них обоих и полностью игнорировали Хёнджина. Хёнджин же был слишком высоким, слишком долговязым, слишком… другим. Ему бы повезло, если даже Бета уделила ему время. Хёнджин, наконец, добрался до столика, за которым сидели Джисон и Сынмин, и со вздохом плюхнулся в кабинку. Джисон посмотрел на него, приподняв бровь. — Чего нос повесил? — Ничего. — Хёнджин опустил взгляд и начал возиться со своими лапками от свитера. Сынмин усмехнулся. — Эта жалостливая маленькая надутая губа на твоём лице говорит об обратном. Хёнджин закатил глаза. — Грубиян. Сынмин ухмыльнулся, демонстрируя свои брекеты. — Поспорил бы. Их внимание внезапно привлёк Джисон, который допил свой напиток и со стуком поставил пустой стакан на стол. — Ну, я не знаю, как вы, неудачники, но я собираюсь пойти потанцевать. — И с этими словами он встал и затерялся в толпе. Хёнджин взглянул на Сынмина. — Ты собираешься танцевать? — Ты что, шутишь? — Сынмин фыркнул. — Я бы предпочёл побриться налысо. Хёнджин озорно улыбнулся ему. — Я могу устроить это… Сынмин прищурил глаза. — Даже не думай об этом. Они просидели там следующие полчаса или около того, рассказывая друг другу обо всём, что пропустили в жизнях друг друга. Поскольку занятия Сынмина становились всё более интенсивными, а Хёнджин брал столько дополнительных смен, сколько мог, что они почти не виделись. На самом деле, Хёнджин уверен, что единственная причина, по которой он так часто виделся с Феликсом, заключается в том, что тот абсолютно ненавидит одиночество, и на данный момент он уже практически жил с ним. В конце концов, однако, после тщательного перемывания скучных занятий в колледже и дерьмовых боссов, Сынмин встал, чтобы налить себе воды, и Хёнджин остался один. Хёнджин снова вздохнул. — Что с тобой не так, красавчик? Хёнджин поднял взгляд и с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Перед кабинкой стояло нечто, что можно было описать только как совершенно стереотипного Альфа-болвана. — Ничего, что касалось бы тебя. — Хёнджин отвернулся. — О, да ладно, — игнорируя его очевидную незаинтересованность, Альфа скользнул в кабинку, усаживаясь неудобно близко. — Не будь таким. Я Чжухёк. Хёнджин беспокойно заёрзал. — Пожалуйста, оставь меня в покое, я незаинтересован. Чжухёк отмахнулся от него. — Конечно, заинтересован. Я знаю, какие вы все омеги. — Извини? — Брови Хёнджина улетучились под чёлку. — О, не строй из себя такого высокомерного и всемогущего. Ты должен быть счастлив, что Альфа вообще обращает на тебя внимание, учитывая то, как ты выглядишь. Окей, да. Вот это было больно. Хёнджин пристально посмотрел на него. — Ну, и всё же нет, так что проваливай. — Чжухёк схватил его за запястье, и Хёнджин дёрнулся, пытаясь освободиться. — Отпусти меня, придурок! — Прекрати сопротивляться, — пробормотал Чжухёк. — Все вы, отчаянные омеги, одинаковы. Лишь нуждаетесь в хорошем узле, чтобы вбить в вас немного здравого смысла. Он начал подтягивать Хёнджина ближе, пытаясь подобраться к его шее. Когда Хёнджин понял, что тот пытается добраться до его обонятельной железы, он начал сопротивляться ещё сильнее. Внезапно раздалось громкое, наводящее ужас рычание. — Отпусти его. Они оба застыли, подняв глаза и увидев другого Альфу, стоящего перед столом и свирепо смотрящего на Чжухёка. Хёнджин был удивлён, увидев, что то был тот же самый человек, который хотел угостить Феликса выпивкой. Чжухёк усмехнулся и крепче сжал запястья Хёнджина. — А тебе-то какое дело? Альфа взглянул на Хёнджина. — Он мой. Чжухёк, казалось, немного побледнел и нервно сглотнул, взглянув на шею Хёнджина, особенно на то место, до которого пытался добраться раньше. Его обонятельная железа. — Если он твой, почему я не вижу никаких меток, а? Кулаки другого Альфы сжались. — Потому что, в отличие от тебя, когда мой Омега говорит «нет», я его слушаю. Чжухёк, наконец, отпустил Хёнджина, хотя и неохотно, и встал. — Неважно, — пробормотал он. — Кто вообще хочет такого урода за его сучий характер. Он ушёл почти так же быстро, как и появился, и Хёнджин вздохнул с облегчением, потирая запястья. Он уже знал, что к завтрашнему утру у него там появятся несколько неприятных на вид синяков. Просто здорово. — Ты в порядке? Он посмотрел на другого Альфу из-под опущенных ресниц. — О, эм. Да, я думаю, — пробормотал он, внезапно застеснявшись. — Спасибо тебе за это. Альфа улыбнулся, демонстрируя пару удивительно милых ямочек на щеках. — Не беспокойся об этом, это самое малое, что я мог сделать. — Он протянул руку. — Я Чан. Хёнджин мгновение переводил взгляд с его руки на лицо, прежде чем нежно взять его за руку. — Хёнджин. — Хёнджин, — тихо повторил Чан про себя, и улыбка начала расплываться на его губах. — Что ж, тогда, Хёнджин, я думаю, было бы лучше, если бы мы нашли твоих друзей, и ты остался бы рядом с ними до конца ночи. Мне не нравится мысль о том, что это может повториться. Хёнджин нахмурился, хотя и знал, что Чан был прав. — Да, это, наверное, было бы лучше всего. Он выскользнул из кабинки и быстро огляделся по сторонам, легко заметив двух из трёх своих друзей. Джисон был на танцполе, прижимаясь к миниатюрной блондинке, вероятно, Бете, если Хёнджину нужно было догадаться. И, что удивительно, стоя у бара, в разгаре того, что казалось очень жарким разговором с довольно привлекательным, если не пугающим, мужчиной с острым разрезом глаз, напомнивших Хёнджину кошачьи, был Сынмин. Феликса, однако, нигде не было видно. Хёнджин почувствовал, как его сердце забилось быстрее. — Ли Феликс, где ты, чёрт возьми, пропадаешь. — Что такое? — голос Чана внезапно прозвучал намного ближе, чем раньше, успешно напугав Хёнджина. — О, э-э, ничего, — заикаясь, пробормотал он. — Просто интересно, где мой единственный друг. — Невысокий, с пушистыми волосами, похожий на фею Омега? — спросил Чан, его глаза не отрывались от Хёнджина ни на секунду. — Да, это тот самый, — Хёнджин по-прежнему оглядывал комнату, отчаянно надеясь увидеть вспышку серебристо-светлых волос. Он не видел его с тех пор, как… С тех пор, как Чан попросил угостить его выпивкой. — Эй. — Он резко повернулся к Альфе. — Разве ты не напросился с ним выпить или что-то в этом роде? Что случилось? Где он? Чан издал тихий смешок, как будто он находил беспокойство Хёнджина забавным. — Расслабься, Хёнджин. Он с моим другом. — Он указал на балкон второго этажа, и у Хёнджина отвисла челюсть, когда он повернулся, чтобы посмотреть, потому что какого хрена. Феликс сидел у кого-то на коленях, и чей-то язык был засунут ему в глотку, и даже на расстоянии Хёнджин мог сказать, что ему это определённо нравилось. Что за фигня. При ближайшем рассмотрении человека, на чьих коленях он сидел, Хёнджин чуть не упал в обморок. Его волосы были тёмными и красиво уложенными, в ушах (или, по крайней мере, в той части, которую Хёнджин мог видеть) было почти столько же пирсинга, сколько и у Джисона, и парень был одет в рубашку без рукавов, что подчёркивала его руки. Его бугристо мускулистые руки были усыпаны таким большим количеством татуировок, что можно было подумать, будто у его рубашки есть рукава. Его руки, которые в данный момент крепко обнимали Феликса, который продолжал с большим энтузиазмом целоваться с ним. Что. За. Нахуй. — Н-Но… — Хёнджин оторвал взгляд от ближайшего графического дисплея и повернулся к Чану. — Но разве ты не хотел, чтобы он… Уголок рта Чана приподнялся в раздражающе привлекательной ухмылке, и он шагнул ближе к Хёнджину. — Не он, прелесть. — Он поднял руку, нежно проводя большим пальцем по нижней губе Хёнджина. — Ты. Ой. Ой.

----------------------------------------

Во второй раз за эту ночь Хёнджин не совсем уверен, как оказался в своей нынешней ситуации. Хотя он смутно помнит, как Чан спрашивал его, может ли он «купить ему этот напиток прямо сейчас», он не совсем уверен, как содовая (поскольку это был единственный безалкогольный вариант, кроме воды) превратилась в то, что он танцевал с Чаном или, скорее, приставал к нему, что затем вылилось в поцелуи, которые затем обернулись в то, что он нашёл Джисона и сказал ему, что встретил кого-то, с кем можно уйти домой, и что они увидятся позже, и затем превратилось в то, где он сейчас. Лёжа на спине на кровати Чана, с тремя пальцами Чана у себя в заднице и скользким от смазки бёдрами. — Блядь, — бормочет он в губы Хёнджина, едва отстраняясь, чтобы заговорить. — Ты так охерительно хорошо пахнешь, детка. Хёнджин может только скулить, затаив дыхание, в ответ. — Такой приятный на моих пальцах, — Чан подкрепляет свои слова внезапным толчком прямо в простату Хёнджина, заставляя его издать писклявый, неловко звучащий стон. — Не могу дождаться, когда почувствую это на своём члене, — его большой палец трётся о край Хёнджина. — Ты такой хорошенький, такой чертовски хорошенький. И эти греховные губы… — Чан стонет и соединяет их рты во влажном, грязном поцелуе. Как будто каждая секунда, когда его губы не касаются губ Хёнджина, — пытка. В конце концов, всё же, Хёнджину приходится отстраниться, чтобы он мог дышать, но даже тогда Чан прокладывает дорожку поцелуев по его щеке, вниз по подбородку и на шею. Если бы он не был так опьянен запахом, Хёнджин, вероятно, был бы более чем смущён звуком, который слетает с его губ, когда Чан облизывает его пахучую железу. — Пожалуйста, — удаётся выдавить ему между стонами. — Пожалуйста, хён, я готов. Чан на удивление нежно целует его в мочку уха. — Ты уверен, детка? Я не хочу причинять боль моему драгоценному Омеге. Моему драгоценному Омеге. Моему Омеге. Блядь, будто он точно знает, что сказать, чтобы превратить мозги Хёнджина в кашу. Он задыхается от ощущения, как пальцы внутри него слегка раздвигаются, растягивая его дырочку ещё больше, чем она уже была. — Да, да, да, пожалуйста, Чанни-хён, — Хёнджин чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. — Хочу тебя, так сильно хочу, чтобы ты был во мне, пожалуйста, Альфа. Чан тихо рычит и скребёт зубами по челюсти Хёнджина. — Чёрт. Хорошо, хорошо, хорошо, детка. Я больше не заставлю тебя ждать. — Он высовывает язык и облизывает нижнюю губу Хёнджина. — Ты такой идеальный, Хёнджини, такой у меня идеальный. — Чан трётся о дырочку Хёнджина, что заставляет ту течь ещё сильнее, полностью покрывая смазкой член Чана. Хёнджин стонет, когда Чан поднимает его ноги и прижимает их к кровати, руки Альфы сжимают его бёдра так, словно от этого зависит его жизнь. Он скользит внутрь приятно и медленно, издавая тихое рычание, как только погружается в него по самые яйца. — Чёрт возьми, детка, — выдыхает он. — Ты такой пиздецки тугой и мокрый. — Он неглубоко двигает бёдрами, издавая хриплый стон, отчего Хёнджин сжимается вокруг него и скулит. — Двигайся, Альфа. Пожалуйста. Хочу почувствовать тебя. — Хёнджин пытается двигать бёдрами, но без особого успеха. Чан намного сильнее его, и одна только мысль о том, с какой лёгкостью он его вжал в матрас, заставляет Хёнджина чувствовать лёгкое головокружение. — Я знаю, прелесть, не волнуйся. Альфа о тебе позаботится. — Чан начинает двигаться в нежном темпе, заставляя Хёнджина чувствовать каждый сантиметр его члена, когда парень выходит и снова входит. — Сильнее, сильнее, пожалуйста. — Обычно Хёнджин (как и его прошлые партнёры) терпеть не может, каким плаксивым он становится во время секса, но, во всяком случае, его жалобные звуки и смущающие стоны, кажется, подстёгивают Чана. Он облизывает сосок Хёнджина, ухмыляясь писку, который у него вырывается. — Конечно, детка. Мой Омега получает всё, что захочет. Следующий толчок Чана, и каждый последующий за ним, намного жёстче, и Хёнджин вздрагивает со сдавленным всхлипом от того количества удовольствия, которое он испытывает, когда Чан вколачивается в него точно так, как надо, каждый раз попадая в одно и то же место. — Блядь, Хёнджин, — стоны Чана звучат божественно, и Хёнджин уже знает, что никогда не устанет слышать, как он произносит его имя. — Ты так хорошо справляешься, малыш, ты такой хороший мальчик. — Особенно сильное трение о его простату заставляет Хёнджина мяукать, будто у него течка. — И в тебе так чертовски хорошо. Просто хочу удержать тебя здесь навечно, остаться внутри этой сладкой киски, сделать тебя своим. — Дадада, — слёзы в глазах Хёнджина, наконец, начинают стекать по щекам, и, кажется, это мотивирует Чана трахать ещё сильнее. — Хочу быть твоим, пожалуйста, пожалуйста. — Блядь, ты плачешь, детка? — Он перемещает одну руку с бедра Хёнджина на его щёки и вытирает слёзы. — Твой Альфа так хорошо трахает тебя, Омега? У Хёнджина едва хватает ума кивнуть вяло, его сознание слишком занято стонами и рыданиями при каждом толчке члена Чана внутрь него. — Сей-сейчас кончу, — всхлипывает он, закрывая глаза. — Сейчас кончу, Альфа. — Посмотри на меня, Омега. — Хёнджин качает головой. Он не может, он не может. Чан опускает руку, чтобы схватить Хёнджина за подбородок и приподнять его голову, впиваясь большим и указательным пальцами в его щёки. — Я сказал, взгляни на меня. Хёнджин открывает глаза, всё ещё слезящиеся от непрекращающихся толчков Чана. — Вот и они, такие красивые глаза. Хороший мальчик, — улыбается Альфа и наклоняется, по-прежнему не отпуская лица Хёнджина, соединяя их губы в страстном поцелуе. — Кончи для меня, Омега, — бормочет он в губы Хёнджина. — Веди себя хорошо и кончи для своего Альфы. Хёнджин не уверен, что на него находит, но как раз перед тем, как туго натянутая струна в его животе лопается, он откидывает голову назад, обнажая шею, и смотрит на Чана сквозь полуприкрытые веки. — Пожалуйста, Альфа, пометь меня. Сделай меня своим. Чан рычит и врезается в Хёнджина ещё раз, прежде чем укусить прямо над его пахучей железой, и кончает горячим и влажным глубоко внутри него, этого ощущения достаточно, чтобы заставить Хёнджина излиться на их животы. Его последняя полусвязная мысль перед тем, как потерять сознание, заключается в том, что этот Альфа, этот незнакомец, только что пометил его, и почему-то его счастье не могло быть сильнее.