нокаут

VII

Schatz, vergklag doch die Welt wegen den blauen Flecken. (Alligatoah — Problem mit Alkohol) Пятница

Нет, Канеде определённо не стоило появляться в школе. Хотя он и сам сказал Риу, что лучше было как можно скорее разобраться со злыми учителями, на деле он оказался к этому совсем не готов. Более того, он все ещё чувствовал себя не в твоей тарелке, и тревога все не оставляла его. Несмотря на это он припёрся в школу — как явился с повинной — хотя в результате и провел весь день, активно избегая внимания любого учителя, который мог ему что-то предъявить за прогул. Избегал он и обсуждения своего отсутствия с друзьями. На все вопросы он уклончиво отвечал какую-то ерунду или вовсе отвечал вопросом на вопрос: а что случилось, пока его не было. По хорошему он и не мог ничего рассказать — сам ничего не знал, и избегал лишнего столкновения с Чёрной дырой в памяти. О встрече с Риу он решил не распространяться вовсе. Хотя мужчина ничего особенного не говорил о секретности, Канеде сам ловил себя на нежелании предавать его доверия. Под конец учебного дня везение Канеды закончилось: директор собственной персоной поймал его в коридоре. На подхвате у него был «всеми любимый» физрук, который сразу отрезал Канеде все пути к отступлению. Едва его тяжёлая ладонь опустилась на плечо подростка, у того упало сердце. Должно быть, интуиция не просто так уводила его подальше от учителей. — Молодой человек, не пройдёте с нами? — гадкая улыбка директора не скрыла презрения и гнева в его голосе и сразу дала понять — они все знают. Возможно, больше, чем он сам. Жестом показав обеспокоенным друзьям не ждать его, Канеда одарил директора лучезарной улыбкой. — Почему бы и не зайти? Но внутри ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда. *** Вечность спустя любимые учителя, наконец, отпустили его. («Ничего не хочешь сказать?» — «спасибо». — «Тебя плохо слышно». — «Спасибо!») Канеда зло подумал, что он может и проспал черт знает сколько, но по ощущению его наказание длилось еще дольше. Опустевшая школа лишь усиливала эффект. Впрочем, последнему Канеда был только рад — попадаться кому-то на глаза и становиться предметом сплетен ему сейчас очень не хотелось. И тем более хорошо, что он попросил друзей не ждать его — само собой, у них была бы уйма вопросов, у него же не было бы ни сил, ни желания на них отвечать. Канеда проверил левое запястье, за которое его грубо схватил физрук, когда притащил его из кабинета директора в спортзал. Запястье уже начинало болеть, особенно если его сгибать, но хотя бы не было сломанным. В стальной хватке физрука оно казалось раздробленным. — Вот ведь ублюдок! — прошипел Канеда, потирая больное место — не единственное на теле, но единственное, травма которого принесла бы Канеде серьёзные неприятности. И физрук об этом знал. Лицо тоже отчаянно саднило, напоминая, что садист не пожалел и его. Это была главная, причина, по которой он не хотел попадаться никому на глаза. Он догадывался, что сейчас им можно было бы пугать детей похлеще любого ужастика. Было бы неплохо умыться, но Канеда не был готов сталкиваться со своим отражением в зеркале. Но как бы ему не хотелось сбежать от всех сверстников, одному ему тоже было невыносимо, и он ловил себя на мысли, что он хотел бы видеть только одного человека. Того, кто все уже знал и все понял бы без лишних объяснений. Но где его найти? Одно место назначения пришло на ум. *** То же здание, те же бесчисленные этажи и тот же дурацкий лифт. Только в этот раз платить за вход Канеда не стал: просто отвлек человека за стойкой и проскользнул мимо. (Нужно было и в тот раз поступить так же). Наконец — та же обзорная площадка и тот же вид на Нео-Токио. Только вот Канеде ещё меньше хотелось на него смотреть. Услышав шаги, Канеда машинально вздрогнул, будто бы сам не догадывался, кому они принадлежали и будто не искал встречи именно с этим человеком. — А, это вы, — изображая безразличие, бросил Канеда. На самом деле его сердце подпрыгнуло, как от большой любви. — Во плоти, — Риу — а кто, как не он? — усмехнулся. — Все ещё следите за мной? — Это ведь ты пришел в место, о котором узнал от меня. — А то вы только здесь и тусуетесь. — Что же ты здесь делаешь? — Вернулся на место преступления, разве не очевидно? Риу усмехнулся. — И как? — Увы, воспоминания не вернулись ко мне магическим образом, — пожал плечами Канеда. — так что, наверное, никак. — Ладно, должен признаться, я тут не случайно: я хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Канеда криво усмехнулся и указал на собственное лицо. — Как видите, все прекрасно. Лучше просто быть не может. Присмотревшись, мужчина и не смог сдержать изумления. — Ох черт! И кто это тебя? — А вы как думаете? — За прогул? — Если бы… они успели откуда-то узнать… — Канеда не договорил, отведя глаза. — И кто им настучал? Я подумал бы на вас, но… Зачем вам это? — Действительно, зачем? — Не удивлюсь, если в том же баре случайно сидел кто-то из учителей, и сразу побежал стучать, крыса лицемерная! — И все же… — будто все ещё не веря глазам своим спросил Риу. — они каждый раз так сильно… «воспитывают»? — Нет, просто сегодня главному садисту дали оторваться на мне по полной, — зло усмехнулся Канеда. — И, наверное, я не дал им того, чего они хотели, и они только сильнее разозлились. — Чего же они хотели? — Канеда скривился, пожалев, что заговорил об этом. — Да черт их знает, на самом деле, — неуверенно ответил он, и сразу же перевел тему. — Что, правда, так плохо выгляжу? Я себя не видел — моё эго не выдержало бы ещё и встречи с зеркалом. — Непонятно, как ты вообще на ногах еще держишься. Так выглядишь. — Ну мне их не ломали, — пожал плечами Канеда, остановился, сообразив, что сказал, и усмехнулся. — Сам не знаю, может, из чистой вредности. Риу хмыкнул, и вместо ответа достал из кармана пачку сигарет. — Я знаю, что не должен поощрять такое, но мне кажется, тебе сейчас не помешает, — Риу протянул сигарету подростку. Чуть поколебавшись, Канеда взял её. — Спасибо. — Больно? — сочувственно поинтересовался Риу, видимо, заметив, как скривился Канеда, пока прикуривал: повреждённое запястье ныло все больше. — Да что я побоев потерпеть не могу? — ушёл от ответа тот. — Этот садист бьёт как малолетка. С тяжёлой рукой, правда. Слышал, его выкинули из какой-то другой школы, потому что он чуть не убил какого-то пацана. Оттуда выкинули, а наша школа взяла его только так. — Уверен, что тебе не нужно в больницу? — Всё в порядке, — Канеда вздрогнул и поспешил спрятать пострадавшую руку в карман. — Да и… Они же не идиоты, сразу поймут все, и в лучшем случае выслушаю от них все то же, а в худшем вообще меня не примут — сам виноват. — Я думаю, «сам виноват» — не причина не принимать тебя, как врачи, они обязаны оказать помощь. — Тогда не хочу выслушивать лекции, — пожал плечами Канеда. — Тебе бы хотя бы лёд приложить, — не сдавался Риу. И почему только ему было не плевать? — Да, наверное, — пробормотал подросток, затем, поддавшись неожиданному порыву искренности, признался: — На самом деле в школе так разозлились, потому что я сказал, что о них всех думаю… *** Первые минуты в кабинете директора никак не отличались от обычных выволочек. Самая большая разница заключалась в том, что на этот раз вся злоба, что обычно делилась на Канеду и его друзей, была направлена на него одного. Директор истерил что-то неразборчивое, Канеда выхватывал лишь отдельные фразы про «неподобающее поведение», банальщину про вред алкоголя обществу, а также красочные эпитеты о его личности, но ни один из которых, не был чем-то, чего он не слышал раньше. Действительно, сколько раз его пережевывали в этом самом кабинете? Риу спросил, не хотел бы он что-то изменить? Но что он может? Наконец, из лая директора Канеда вычленил вопрос: — Почему бы тебе не рассказать самому, что ты натворил? — любой вопрос учителей — ловушка, но Канеда, потерянный в собственных мыслях, буркнул: — Я ничего не помню, — и сразу же пожалел об этом, сообразив, насколько проебался. Нужно было соврать, что-нибудь, что угодно, хоть самую банальную муть, только не признаваться. — Что? — чуть ли не перешедший на ультра звук голос директора заставил Канеду скривиться. — Я правильно услышал? Ты не помнишь? — Не помню, — подтвердил подросток. Идти на попятную, дав обидчикам орудие для собственной пытки, было уже поздно, оставалось терпеть. Но нужно ли терпеть? — Как ты мог забыть? — ожидаемо, визг продолжился. Канеда отметил выбор слов: «забыть» и «не помнить» — это не одно и тоже. Невозможно забыть то, чего изначально не было в голове. Более того, что-то подсказывало подростку, что директор вполне себе знал, какого это не помнить целый вечер под воздействием неких веществ. Они ведь те ещё лицемеры, эти учителя. — Господин Такада, помогите ему вспомнить, — против воли Канеда вздрогнул, хотя именно этих слов и ожидал. Они знают, что ничего он не вспомнит, но пользуются предлогом, чтобы продлить экзекуцию. У него же выбора особого нет: он может молчать и, вероятно, оказаться на больничной койке или же придумать что-то, лишь бы от него отвязались, но тогда они скорее (правильно) поймут, что он врет, и не остановятся. Больно будет в любом случае. Но если ему никак не избежать побоев, то… … То к черту все. — Тебе есть что сказать? Тем более если он сказал это вслух. — Если вы будете бить по голове, то я скорее забуду свое имя, чем что-либо вспомню. — Думаешь, нам нравится марать о тебя руки? — возмутился директор. Физрук — что показательно — промолчал, но Канеда знал, что тот улыбался. Уж он то не стал бы отрицать, что его все устраивает. — Вы и не мараете. — Проявите уважение, молодой человек! — Такие мрази, как вы, не заслуживают уважения. Что он творит? Директор кивнул физруку. Тот охватил левую кисть подростка и дёрнул к себе. Его хватка — как сталь, и Канеда скривился — останется синяк. — Немедленно извинись. — И не подумаю, — сталь вокруг запястья сжалась сильнее, но Канеда усмехнулся сквозь боль. — Вы должны меня благодарить, вы меня так и так изобьете, а я дал вам нормальную причину, а то просто за прогул — ну как-то несерьёзно. — Дело не только в прогуле. — Я помню только прогул. Что я могу сказать, алкоголь — мой враг, заставляет забыть всякое. Кажется, у директора дёрнулся глаз. — Господин Такада, — обратился он к физруку. — кажется, вам нужно напомнить этому молодому человеку его место. Тот, конечно же, только этого и ждал: — Пошли отсюда, ты ведь не хочешь запачкать кровью ковер. *** Канеда заметно поежился, цитируя последние слова. — Ну а дальше, думаю вы сами понимаете, что было, — Канеда зло усмехнулся. — Не знаю, что и сказать, — после небольшой паузы проговорил Риу. — Тогда ничего не говорите, — Канеда опустил голову, крутя сигарету в пальцах, и от Риу не укрылось, что он сказал не все, что было у него на уме. — О чем еще думаешь? — Да так… Неважно, это глупо. — Выкладывай. Канеда подумал и неохотно медленно заговорил: — Вроде бы. Я сам виноват и все такое, но… — его глаза сверкнули, и слова сами полились из него лавиной. — Я ничего не помню… Просто провал в памяти — такая мерзкая тёмная бездна — и самому тошно от этого, и… разве это не достаточное наказание? — В этом есть смысл, — с некоторым запозданием ответил Риу. — А получается: Все все знают больше меня, и наказывают за это. А я… Даже не знаю, за что, и не могу ничего сказать в свою защиту. Это просто… — Несправедливо? — подсказал Риу. — Да. Несправедливо. — Почему ты не хотел мне рассказывать? — Так это же глупость! Я же сам себе хуже сделал, — пожал плечами Канеда. — Если бы ещё что-то умное сказал, а так… — он почти с отвращением посмотрел на свое левое запястье, на котором и правда начинал появляться синяк. — Разве ты сам не сказал, что они могли избить тебя сильнее, пытаясь заставить тебя вспомнить? — Да, но я мог быть не прав. Они могли просто блефовать. — А могли и не блефовать, и в таком случае ты спас себя от больших проблем. Какой у тебя был выбор? — Я мог бы на коленях молить о пощаде, — усмехнулся Канеда. — Но ты ведь не стал. Вот что, я думаю, ты молодец. Не каждый решится противостоять, даже не надеясь, что это что-то даст. Значит, я в тебе не ошибся. — Вы правда так думаете? — не без удивления Канеда обернулся к Риу. Тот ответил ему кивком. Канеда слабо улыбнулся. — Но они ведь не остановятся, они и дальше будут наказывать меня только за то, что я существую. И не только меня. И что мне делать? Если в следующий раз не дам им отпор, они решат, что я смирился. А если дам — меня просто не хватит. Я… не хочу быть их жертвой, но… — Пускай думают, что хотят, — в знак поддержки Риу положил ладонь на плечо подростка. — Ты же знаешь, что не смирился. И тебе необязательно ссориться с ними в открытую, чтобы это показать. Даже наоборот, если хочешь что-то изменить, то лучше действовать скрытно и медленно. — Ну да… Наверное, вы правы, — избегая смотреть Риу в глаза он тихо добавил. — Спасибо… что-ли. — За что? — Мне теперь чуть менее хреново чем было, — честно ответил Канеда. — Рад это слышать. — И… я столько наговорил, вы, должно быть думаете, что я совсем расклеился. — Тебе нечего стыдиться, — Риу положил ладонь на плечо подростка. — И положись на меня, это только между нами. — Ещё одна тайна, значит, — чуть повеселевший, Канеда выбросил окурок за перила, не позаботившись его затушить. — Кстати, я ничего не говорил им о вас. — Я и не спрашивал об этом, — хмыкнул Риу. — Тогда… если я так хорошо могу хранить ваши секреты, может наконец расскажете мне наконец поподробнее чем вы занимаетесь и как? — Неужто передумал? — Ну, мне все равно нечего терять. А Вы… ведь хотите избавиться от таких, как они, не так ли? — Мы метим в фигуры повыше, но до них тоже обязательно дойдём. — Хорошо, я расскажу тебе больше, если дашь себя подлатать. На тебя смотреть сейчас жалко. — Ну спасибо, — проворчал Канеда, правда беззлобно. — А как же моё эго?

VIII

— Может, все-таки сначала умоешься, — Канеда скривился, несогласный, и Риу добавил. — Всё не так страшно, поверь мне. И холодная вода не помешает. — Ладно. — Там на этаже был туалет. — Я видел. Никуда не уходите. Подросток скрылся из виду. Риу усмехнулся и достал ещё одну сигарету, но не стал закуривать, а лишь крутил её в пальцах. — И что такого ты им сказал, что они чуть ли не пытать его решили? — обратился он в темноте за колоннами. Темнота хмыкнула и ответила голосом Исиды — друга Риу, благодаря которому все началось. — Что я сказал? Почти ничего. Они как услышали о «неподобающем для приличного члена социума» поведении, сразу все схавали, — Исида выступил вперёд, хотя все ещё держался за спиной Риу. Тот не глядя протянул ему сигарету. — У них точно предубеждения об этом пацане. Я мог бы сказать им, что он убил кого, они бы поверили мне без всякого доказательства. Риу кивнул. — Как я и думал, в принципе. Исида ничего не ответил, но Риу достаточно хорошо знал друга чтобы понять, он чего-то не договаривал. — Что такое? — Я не знаю, Риу, ты не думаешь, что это слишком? Риу повернулся к другу, посмотрел ему в глаза. — Тебе его жаль или просто не нравится чувствовать себя стукачом? — Риу… — Тогда в машине, тебе его жаль не было. Напомнить тебе, что ты сказал? — Риу… — И ты сам согласился мне помочь, я не заставлял. — Хорошо хорошо, ты прав. Просто я не ожидал, что его… Так… — Я тоже. Но с ним все будет в порядке. Не просто же так я выбрал его. — А если бы они правда отправили его в больницу? Или того хуже? — Но этого не случилось. Какой смысл рассуждать о том, что могло было бы быть? — Сигарета в пальцах Риу превратилась в труху. — Потом поговорим, нельзя чтобы он тебя видел. — Честно, иногда ты меня пугаешь, Риу, — выдал Исида после короткой задержки и скрылся в сторону пожарного выхода. Риу остался дожидаться Канеду один.