Когда умирает солнце

Название для их школы придумал, очевидно, какой-то придурок. Пэкду… Да кто так вообще школы называет? Почему бы тогда сразу не назвать их учебное заведение «Сеул» или — чего уж там мелочиться? — «Чосон». Чтоб уж если с размахом, так с хорошим таким размахом, на широкую ногу. Всего у здания было четыре этажа. Общежития не было (расчёт был на то, что учащиеся не безродные и не бездомные и им есть где жить, конечно же). Поэтому спать приходилось прямо в мужской раздевалке возле спортзала, уповая на чудо, что его не обнаружат и не вытурят на улицу. Пока что ему даже везло. Мать терпела его дома вплоть до начала средней школы, а как он окончил шестой класс, так сразу же из дома выгнала, заявив, что более терпеть его не намерена (ну и пожалуйста!). Так что вот уже как третий год школа была для него домом в самом наипрямейшем смысле этого слова. При мыслях же о грядущем уже с наступлением следующего февраля переходе в старшие классы по спине пробегал табун мурашек. Если ещё три года он будет продолжать в том же духе, то к выпускному он самым благополучным образом лишится рассудка, терять который очень не хотелось. Однако пока что… пока что он просто не видел иной альтернативы. — Ты куришь, бьешь людей, не соблюдаешь регламент… на многое можно закрыть глаза, на самом деле, но… Но какого черта ты решил позволить себе прогуливать физику? А это Нам Джиа. Согласитесь, в гневе она великолепна. Ран целую вечность наблюдал бы за этой гаммой эмоций на прекрасном лице, только вот это вовсе не означало, что он будет выполнять те дурацкие условия, которые девушка ставила перед ним. Не прогуливать физику? Ха, да как будто в физике вообще было дело. Физика была полезной и весьма применимой на практике (хотя с субъективной точки зрения Ли Рана, все эти многочисленные формулы были совершенно не обязательными для запоминания, а сам парень и вовсе по большей части предпочитал на интуицию полагаться). Физика вообще была бы просто замечательным предметом… если бы не их преподаватель. Преподаватель (с невероятными рыжими волосами и глазами, в которых периодически появлялись золотые всполохи), который был его единокровным старшим братом по весьма печальному стечению обстоятельств. Ли Ён. Так его звали. Ран не знал, как верно описать это чувство, но… Ён его раздражал до чрезвычайности. Было в этом человеке что-то наигранное, та тонкая фальшь, которую не каждый способен ощутить. Однако Ран всегда отличался особенной чувствительностью к вещам подобного рода, проживя первые двенадцать лет жизни со своей лживой матерью, которую в один момент всё же прорвало, и она поведала ему, как сильно не желала его появления на свет. Ён лгал более изящно. Все эти три года, что Ран за ним наблюдал, брат демонстрировал невыносимую безупречность. Идеальные костюмы, начищенные до блеска туфли, укладка волос, даже чертовы запонки на галстуке (у этого человека вообще были какие-либо изъяны?). Даже ходил Ли Ён не как нормальные люди, а прямо-таки вышагивал походочкой супер-модели. Бесит. Рана всегда бесил выпендрёж подобного уровня. А может его просто раздражал тот факт, что сам он на этом неподражаемом фоне выглядел совершенным ничтожеством, ни на что не годным. А вот его однокласснику Ку Синджу напротив бесконечно импонировало это ёновское Я-ваш-бог-и-что-вы-мне-сделаете. Синджу-щи вообще особенным чувством собственного достоинства не отличался и зачастую выражал своё почтение их учителю физики (а ещё математики, включая алгебру и геометрию, химии и почему-то ещё непонятно зачем преподающего факультатив по боевым искусствам) всеми мыслимыми и немыслимыми способами, буквально находясь у хёна на побегушках. По правде, это раздражало даже больше, чем ЧСВ старшего брата. На самом деле, будь такая возможность, вместе с физикой Ран прогуливал бы и все остальные уроки, которые вёл Ли Ён-ним (да, к этому мистеру Идеальность надо было ещё и почтительно обращаться, дьявол бы его побрал), однако все эти предметы не являлись ни первыми и ни последними и Ран элементарно не успевал сбежать до прихода одного самодовольного ублюдка в класс. В общем-то и всё. Только вот Джиа… староста всея третьего класса средней школы считала, что как бы тебя не раздражал учитель, прогуливать занятие нельзя ни в коем случае. И кажется… с сегодняшнего седьмого урока Рану не сбежать. *** Когда после физики учитель Ли попросил Рана немного задержаться, парень, честно говоря, даже не удивился. Да, теперь ему начнут читать такие своевременные нотации, которые так нужны ему в его шестнадцать-то лет. Просто увольте от этой идиотской необходимости. Не желая давать старшему лишний повод для упреков, Ли Ран решил просто разумно остаться на своём месте, не двигаясь и почти не дыша. — Удивительно видеть тебя на занятии раньше, чем наступило время четвертного экзамена, — произнёс неожиданно Ён, вопреки всем ожиданиям младшего Ли. Вообще Ли Ён выглядел сейчас каким-то особенно человечным, даже уставшим. Присмотревшись к лицу брата, Ран не без удивления обнаружил на нём следы недосыпа, едва заметные, но всё же изрядно разрушавшие этот вечный образ совершенной безупречности. — Джиа, — несколько неопределённо произнёс младший, немного скованно пожав плечами. — Кажется, её совсем уже задолбали мои прогулы… Так что вот он я. — Ты стал выше с прошлого лета, — непонятно зачем произнёс Ён. Ран хмыкнул. — Мы же недавно на геометрии буквально вчера виделись. Ён покачал головой. — Личная встреча один на один и урок, когда ты в очередной раз прячешься за учебником где-то на последних партах, — вещи совершенно разные, не находишь? Короткий смешок сорвался с уст младшего Ли: — С каких это пор тебя так начала волновать моя жизнь? Все эти годы я вроде и без тебя прекрасно обходился. — На улице холодает, — неожиданно перевёл тему Ён. — Наверно, стоит попросить администрацию, чтоб со следующей недели снова включали отопление в спортивном зале. — Мне всё равно, — пожал плечами Ран. — Поступай, как знаешь. Некоторое время Ён просто смотрел с выражением неясной для Рана болезненности. Потом поднялся из-за стола, начиная собирать вещи. — Надеюсь, Джиа и впредь продолжит тебя вдохновлять на посещение всех уроков, — произнёс мужчина с неизъяснимой простотой. — Буду ждать тебя в понедельник. Ли Ён успел покинуть не только класс, но и здание школы вообще, прежде чем Ран осознал, что в расписании у них в понедельник нет ни физики, ни математики. Зато у учителя Ли в этот день как раз-таки приёмные часы. Вот же чёрт. *** Суббота прошла мимо него, как в тумане. Литература, биология и два урока английского. На все вопросы учителей Ран отвечал, как на автомате, а на пятую, факультативную, борьбу парень просто как обычно не пошёл (хён сказал «до понедельника», вот до понедельника Ран и не будет встречи с ним искать). Воскресенье он провёл безвылазно в школе, слоняясь по кабинетам в опасной близости от собственного раскрытия. А потом настал понедельник, день исключительно гуманитарных предметов (почти, но самое главное, что нету физики и математики), некогда любимый день Ли Рана. Сдвоенный урок литературы с госпожой Рю Хонджи, история с самой госпожой директрисой Талуипой, получасовое окно и два урока биологии с Чон Муёном. Биология, с которой сегодня так не хотелось уходить. Однако звонок прозвенел по расписанию, и теперь Ран с бодростью приговорённого к смертной казни шёл в направлении кабинета физики, где уже сидел, ожидая его, учитель Ли. — Приятно иметь дело с такой обязательной ученицей, как Нам Джиа, — произнёс вместо приветствия Ён. Хмыкнув, Ран уселся за последнюю парту, ожидая нравоучений о том, какая хорошая у них староста и как неплохо ему было бы последовать её примеру и тоже немного озаботиться своей успеваемостью. Пару лекций подобного рода ему уже успела прочитать в своё время Талуипа, так что Ран очень даже был наслышан относительно этого всего. — Как воскресенье провёл? — неожиданно спросил старший Ли, словно забыв о субординации и о том, что надо бы поинтересоваться познаниями Рана в области точных наук, физики, если выражаться точнее. — Обычно, — Ран повёл немного плечом, словно совершая попытку сбросить эту неловкость, тесным пуловером сковавшую все его движения. — Знаешь, — Ён поднял взгляд над тетрадями с домашней работой, проверкой которых он занимался сейчас параллельно. — Ты не сможешь вечно в школе жить. А у меня в квартире было ещё одно спальное место… Это что, попытки наладить контакт? Воскрешение братских уз, которых между ними на самом деле никогда и не было? Смешно. Его брат либо идиот либо совсем конченный лицемер, и Ран пока не определился, который вариант его устроит больше. — Мне есть, где жить. И без твоей благотворительности прекрасно справляюсь!.. Теперь настала очередь Рана опускаться до откровенной лжи. Он третий год жил в чёртовой раздевалке, и ломота в спине уже давно не покидала его, хотя казалось бы за два-то года можно и привыкнуть к сну на голых твёрдых досках скамеек. Кровать за это время успела превратиться для него в мечту, прекрасную и недостижимую. Не беси его Ён до такой степени, Ран, может, и согласился бы на это крайне заманчивое предложение. — Аищ, — Ён прицокнул языком, — что же, мне тебя уговаривать теперь жить в нормальной квартире? Ран-а… — и снова эта мировая печаль во взоре, словно Ли Ён целую Вселенную пережил, похоронил и теперь скорбит о потере. — Ты ведь не высыпаешься всё это время. Как ты в старшей школе справляться собираешься? Ран не высыпается? Да ты себя в зеркале-то видел, придурок? Может, сам для разнообразия выспишься, а потом уже других поучать будешь? — Я в порядке. Я прекрасно высыпаюсь, — продолжает настаивать Ран, старательно убеждая в этом и брата, и самого себя. «Поздно спохватился, хён», — мысленно прибавляет парень. — Если на этом всё, то я, пожалуй, пойду, — произносит наконец Ран. — Меня, знаешь ли, друзья ждут. — Не буду тебя задерживать, — кивает Ён, когда оба они прекрасно сознают, что сейчас младшим из братьев Ли не было произнесено ни слова правды. *** Остаток дня Ран проводит в злости на себя, на хёна, на весь грёбаный мир. Потом ещё сон полночи всё никак к нему не идёт. Утро вторника он встречает живым мертвецом, восставшим специально, чтобы прийти на уроки. На первом уроке — музыке — Ран почти что спит, краем уха слушая, как распинается учитель Рю, объясняя особенности игры на каягым. (Рю Хонджи что, самоцелью поставила, сделать из каждого своего ученика универсального музыканта-профессионала, владеющего любым музыкальным инструментом? А не перебор ли?) А потом приходит время математики. Два часа алгебры, а потом, после небольшого перерыва, два часа геометрии. Ён, немногим бодрее младшего брата, умудряется ещё и новую тему им объяснять. Там что-то, связанное с интегралами. А потом они часа полтора решают многочисленные примеры по этой расчудесной теме (верните, пожалуйста, то прекрасное время, когда самыми сложными были задачи на вычисления с простыми и десятичными дробями!). Многоугольники на геометрии вгоняют Рана в не меньший сплин. Он уже буквально умоляет, чтобы чёртов учебный день подошёл к концу. Последний урок — история права и повторение регламента школы вместе с госпожой Талуипой. Ран уже почти умирает, снова слушая про то, как важно посещать все уроки, и про те возможности, которые ждут тех, кто окончит Пэкду с отличием (то есть, его они не ждут даже с гипотетической точки зрения). А потом Талуипа просит его задержаться, и Ран уже знает, что ничего хорошего от грядущей беседы ожидать не стоит. Очередная промывка мозгов. — Я не знаю, что происходит между тобой и учителем Ли, — откровенно лжёт директриса, потому что, конечно, она знает, не может не знать. — Но твой брат беспокоится о тебе, Ран. — Спасибо, приму во внимание, госпожа директор, — с трудом подавляя язвительность в своём голосе, произносит парень. — Извините, но меня ждут дома к ужину. Я могу идти? — Да, можешь идти, — вздыхает женщина. Отчего-то Рану в этот момент кажется, что ей прекрасно известно, что нет у него ни дома, ни кого-то, кто мог бы его ждать к ужину. Да и ужинать он сегодня будет вряд ли. И всё же Талуипа отпускает его, и Ран наконец-то может вдохнуть полную грудь пьянящего свежего воздуха, проведя немного времени на улице, прежде чем снова вернуться в тесную комнатушку раздевалки. Это порочный круг, который никак не разорвать. Он бегает от брата, как от чумы, но в конце концов это не может продолжаться вечно. Однажды… Отопление так и не дали, но когда Ран заходит в комнату, на одной из скамеек обнаруживается шерстяное одеяло, аккуратно сложенное в углу. Неважно, откуда оно здесь. Ран не тратит много времени на размышления, прежде чем решить укрыться этим пледом сегодня ночью. В очередной раз засыпая на твёрдых досках скамьи в раздевалке, Ран заключает, что ему и так, в принципе, неплохо. И не через такое проходить приходилось, в общем-то… И теплее кутается в этот странно мягкий плед, запах которого так похож на запах дома, которого он никогда не знал.