жизнь в деталях

Тяжело вздыхая над коктейлем, Хёнджин вглядывается в ярко-розовую жидкость. Обречённость, быстро сменившая боевой настрой, плотнее окутывается вокруг разума. А ведь он даже ещё не попытался выйти на танцпол и тем более — заговорить с кем-то. — Херня идея, Бин, — траурно заключает Хёнджин, оборачиваясь на друга. — Херня — твой пессимизм, — покачав головой, Чанбин треплет Хёнджина по плечу. — Сам знаешь, выйдешь на танцпол — сразу обступят желающие познакомиться. Хёнджин снова тяжело вздыхает. Низкой самооценки — ладно, почти — нет среди его слабостей, Хёнджин знает, что красив и интересен людям. Всё-таки вниманием действительно никогда не был обделён: к Хёнджину подходят, многие и очень активно, вот только по-настоящему желанные — почти никогда. А даже если и да, абсолютно всегда это не то. Каждый раз что-то идёт не так, во всём есть какой-то подвох, каждый его интерес и любовник — если не извращенец, то тот, с кем не построить долгие крепкие отношения по самым разным причинам. Было бы всё не так плохо, не попадайся Хёнджину обладатели странных кинков, как минимум. Как максимум… даже думать об этом удручает. — Если мне снова будут вылизывать ступни два часа кряду, я точно уйду в монастырь, — допив третью порцию какой-то вишнёвой смеси с водкой, Хёнджин роняет лицо на стол, но умудряется очень метко ударить заржавшего Чанбина в бок. — Никакого сочувствия! — Да смешно же! — даже не застонав от боли, продолжает гоготать Чанбин. — Не куксись давай и иди. Всё в твоих руках и шикарных ступнях. — Да пошёл ты, — фыркает Хёнджин, но всё же встаёт. — Если снова случится какая-то херь, виноват ты. — Я на подхвате, не ссы! Расправив плечи и стараясь придать своему лицу как можно более уверенное выражение, Хёнджин присоединяется к танцующей толпе. Воздух, пропитанный феромонами альф, омег и бет, кружит и без того неясную голову. Пьяные, разгорячённые тела постоянно соприкасаются с оголёнными участками кожи на предплечьях, вызывая скорее дискомфорт, нежели азарт. Какофония из ремикса уже надоевшей rush, голосов и смеха окончательно выбивают из колеи. Кажется, выпить три коктейля подряд, изначально будучи в не особо приподнятом настроении, было не самой удачной идеей. — Привет, милашка, — подмигивает омега, появившийся прямо перед лицом Хёнджина. Красивый. Тонкая подтянутая фигура хорошо видна из-под сетки поверх кроп-топа, а яркие, острые черты лица подчёркнуты макияжем с тонной блёсток. Что-то слишком похожее на вину колет под рёбрами. — Привет, — неловко улыбается Хёнджин, проходя мимо. Ему нужно к бару. — Пока. Хёнджин уверен, что его провожает либо удивлённый, либо возмущённый взгляд. Ему точно нужно выпить ещё. — Что-нибудь самое крепкое, пожалуйста, — выдыхает Хёнджин, ловко урывая последний барный стул прямо из-под задницы какого-то беты. Напиваться в одиночку как-то слишком грустно, но Хёнджин начинает думать, что такова его жизнь и лучше не будет — только странные партнёры и алкоголь в гордом одиночестве. Даже лучший друг пишет, что ему срочно нужно убежать на полчасика к знакомому для срочного дела. Вокруг одно сплошное разочарование. Подтверждая своё звание самого тяжело вздыхающего человека, Хёнджин оглядывает толпу рядом с собой. Весёлые наверняка студенты или вообще старшеклассники заливисто хохочут, расплёскивая пиво по барной стойке. Куча танцующих и свободных от загонов людей поодаль и ещё чуть меньшая кучка поближе — толпятся и переговариваются в ожидании своих напитков. Парочка из шикарного омеги и, судя по сильному аромату горького шоколада, светловолосого альфы, которого видно лишь со спины. А вот омегу разглядеть удаётся отлично: идеальные разрез глаз, линии носа и губ по-странному органично смотрятся в выражении, будто ему подсунули гнилой дуриан вместо хайбола с тёмной жидкостью. Грустно. Тоже хочется сидеть с кем-нибудь, кого можно назвать своим. Но сейчас остаётся только вернуть наверняка побитый взгляд на бармена, чтобы попросить ещё одну порцию и потом уйти домой. Одному. — Привет, — Хёнджин не сразу понимает, что обращаются к нему, но чья-то небольшая ладонь, украшенная многочисленными кольцами и браслетами, опускается рядом с его на тёмную столешницу, а в нос ударяет ещё более концентрированный запах горького шоколада. Вкусно. — Не помешаю? Пару раз моргнув, Хёнджин оборачивается к незнакомцу. Безумно очаровательное лицо с большими искрящимися глазами, пухлыми губами необычной формы, аккуратным носом. И веснушки. Так много веснушек на носу, щеках и вокруг глаз. На какую-то секунду кажется, будто Хёнджин упился до такой степени, что ему мерещится сказочное создание. Однако морок не развеивается, и тот самый альфа с не сильно широкими плечами и плотным ароматом всё ещё стоит прямо перед Хёнджином и улыбается. — П-привет, — прочистив горло, кивает Хёнджин. — Место уступить? — Что? — наверное, самый красивый на памяти Хёнджина альфа забавно хмурится. — Нет. Я хотел познакомиться. Если можно, конечно. Опять улыбается, а Хёнджин снова зависает. Ну не может же такой альфа подойти к Хёнджину и так просто предложить познакомиться прямо посреди такой толпы. Так не бывает. — Я альфа, — выпаливает Хёнджин. Может, спутал? Практически все вокруг говорят о том, какой Хёнджин идеальный альфа — высокий, широкий в плечах, обладатель сильного природного аромата чёрной смородины и так далее в том же духе. Но всякое ведь возможно, тем более в пляшущем разноцветном освещении. — Я вижу, — хихикает незнакомец. — И ты альфа. — Когда в последний раз проверял, именно им и был, всё верно. Хёнджин медленно моргает, продолжая пялиться на светловолосого альфу, больше похожего на магическое существо из корейских легенд про драконов и лисов, и пытается придумать такой ответ, чтобы не выставить себя ещё большим посмешищем. Всё, на самом деле, не настолько плачевно. Хёнджин часто знакомился с другими представителями своей ориентации в альфа-клубах, пару раз в обычных — таком, как сейчас — но даже в специально отведённых местах зачастую было неловко и зажато, и там же чаще всего встречались не самые подходящие для Хёнджина варианты. Буквально неделю назад Хёнджин снова через это прошёл. А тут… самый обычный клуб. Самое обычное начало знакомства. Самый необычайно красивый альфа, который незадолго до этого сидел с омегой. Что-то с чем-то сильно не сходится, а алкоголь в голове мешает мыслить хотя бы капельку яснее. — Оке-ей, — тянет Хёнджин, кивая. — А ты… ну, э, как хочешь познакомиться? Просто поболтать или?.. — Или, — усмехнувшись, незнакомец пристраивается у стойки справа от Хёнджина. — Меня зовут Феликс. — Хёнджин, — всё ещё не совсем осознавая происходящее, Хёнджин пожимает протянутую ладонь и наконец улыбается. — А если бы я был гомофобом и врезал? — Я быстро бегаю, — подмигивает Феликс. Наверное, идея не такая уж и хрень. Феликс оказывается обладателем не только очаровательной внешности, но и не менее очаровательного обаяния. Он легко выводит Хёнджина из упаднических мыслей, веселя историей о том, как лучший друг — как понимает Хёнджин, тот самый недовольный омега — его бросил на произвол судьбы ради своего ненаглядного, а затем ещё проще завлекает на танцпол, где двигается от Хёнджина на даже чересчур уважительном расстоянии. И двигается так, что Хёнджин почти плачет от смеха, используя все возможные и не совсем попадающие в такт танцы из популярных тик-токов. — О боже, я сейчас лопну, — хрюкает Хёнджин, давясь хохотом. — И мне реально очень нужно отлить, подожди здесь. Не дав Хёнджину сделать и шага, Феликс загораживает ему дорогу. — Прости, но я не могу позволить тебе уйти в одиночестве, — он качает головой, продолжая широко улыбаться. Улыбка у него тоже очаровательная. — Боюсь потерять. Хёнджин кусает нижнюю губу, чтобы не расплыться в своей самой тупой улыбке, и кивает. Владеть вниманием Феликса приятно до одури. — Ну пошли. Всё отлично ровно до того момента, пока на подходе к туалетам в голову Хёнджина не приходит мысль, что сейчас Феликс зажмёт его в одной из кабинок и, получив, чего хотел, тут же упорхнёт. Как бывало не раз и даже не три — попытка посчитать точнее грозит Хёнджину прямым направлением к психотерапевту и антидепрессантам. Хёнджин не будет против — секс ему необходим, как и большинству других здоровых людей его возраста, а Феликс до жути привлекателен — но потом точно начнётся новый заплыв в воды загонов и неуверенности. На одной из чаш весов горячий эпизод с Феликсом в объятиях друг друга, на другой — потенциальное сохранение душевного равновесия. Дав себе совсем немного времени на подумать, Хёнджин вспоминает о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать. Одним провалом меньше, другим больше — Хёнджин почти мирится со своим незавидным положением. Вот рука Феликса аккуратно обхватывает предплечье Хёнджина, и он уже готов коснуться пухлых ярких губ, но вместо поцелуя следует вопрос: — Что-то случилось? Когда Хёнджин резко открывает глаза, видит перед собой обеспокоенное лицо Феликса. Который не тянется к Хёнджину, а наоборот — всё ещё стоит на то ли комфортном, то ли раздражающе дискомфортном расстоянии. — Ты… твой запах немного изменился. Хёнджина накрывают неловкость, некоторое разочарование от отсутствия чего-то интимнее осторожной хватки и зудящее желание всё же поцеловать Феликса. Только сейчас, за почти не пропускающей басы дверью, Хёнджин обращает внимание на то, какой у Феликса низкий голос. И какой у него пронизывающий взгляд. Вопреки всем неоднозначным эмоциям, внизу живота немного тяжелеет. — Может, я возбуждён? — подпитываемый всё той же мешаниной, с вызовом спрашивает Хёнджин и делает шаг навстречу к Феликсу. На секунду — когда Феликс слегка отшатывается, распахивая глаза шире — Хёнджину кажется, будто он испугал Феликса, но тот решительно делает ответный шаг и смотрит Хёнджину прямо в глаза. Не успевший разрастись стыд за себя моментально улетучивается, когда Феликс заправляет выбившуюся из хвостика прядь волос Хёнджину за ухо. — Вряд ли, у меня очень острое обоняние, — Хёнджин, замерев, наблюдает за быстро мелькнувшим между розовых губ кончиком языка. — И я не люблю заниматься непотребствами в туалетах. Особенно с теми, с кем хотелось бы продолжить общение. — То есть ты правда пошёл за мной, чтобы не потерять из виду? — хмурясь, уточняет Хёнджин. — Без подтекста? — А вот сейчас было обидно, — хохочет Феликс, морща нос. Хёнджин виновато поджимает губы, но всё ещё считает Феликса совершенно очаровательным. Сейчас даже больше, чем за минуту до этого. — Шучу, меня сложно обидеть, — мягко погладив Хёнджина по предплечью, Феликс отступает. — Я подожду снаружи. После долгожданного опорожнения мочевого пузыря Хёнджину приходится плеснуть себе в лицо холодной водой. Алкоголь начинает постепенно выветриваться, а Хёнджин — жалеть обо всём сказанном и сделанном. Хочет вернуться назад и, не дав себе выпить все те коктейли, самому подойти к Феликсу. Очаровать улыбкой, заинтересовать какой-нибудь остроумной шуткой, играючи пристроиться ближе в танце. Он ведь всё это может, если очень захочет и забудет о людях вокруг. Хёнджин трясёт головой, прогоняя заново охватывающее чувство безнадёги. Феликс ведь всё ещё стоит за дверью в туалет и ждёт его, несмотря на все нелепые фразы и реакции Хёнджина. Может даже как раз из-за них — у всех свои причуды. — Я уже испугался, что ты лезешь в окно, чтобы сбежать от меня, — признаётся Феликс, убирая телефон в карман джинс. — Вообще-то я хотел смыть себя в унитаз, но немного не влез. Думаю, пора садиться на диету. Феликс хохочет, переходя с баса на практически писк, а Хёнджин даёт себе расплыться в своей самой тупой улыбке и больше ни о чём не думает весь остаток их вечера. Сразу после похода в туалет они решают уйти — возможность говорить и слышать друг друга кажется более первостепенным, чем тепло помещения и удобные диванчики. Хёнджин покупает им рамён в ближайшем круглосуточном магазинчике и соджу, а Феликс отдаёт ему свою куртку, оставаясь в водолазке — Хёнджин уверен, что этот милый жест наполовину подкреплён желанием покрасоваться достаточно миниатюрной для альфы, но крепкой, рельефной фигурой. И красоваться определённо есть чем: Хёнджин с трудом сдерживает инстинкт вжать в себя Феликса и, вылизав его шею, крепко, мокро поцеловать. — Расскажи мне о своём самом ужасном свидании, — отогнав небогоугодные мысли, требует Хёнджин. — Почему это я начинаю? — Кто предложил, тот и начинает! — Я уже жалею, что сделал это, — растерев лицо, Феликс усмехается и откидывается на спинку пластикового стула. — Ладно. Мне было семнадцать, и я словил жуткий краш на своего одноклассника. Я этого особо не скрывал: мои папы — оба омеги. Для меня это естественно, когда любишь, кого хочешь, — Хёнджин заторможенно кивает, обретая понимание, почему Феликс с лёгкостью смог подойти к нему и предложить знакомство. Даже завидно. — Ну а он был одним из самых крутых альф чуть ли не всё время в школе, но при этом ни с кем не встречался. Потом я понял, почему — ему тоже нравятся альфы, и я ему нравился. Вот только наше ‘свидание’, — ухмыляясь, Феликс рисует скобочки в воздухе, — произошло на заднем сидении его тачки и закончилось отсосом. Он кончил, а потом попросил меня уйти и больше с ним не говорить. И таких свиданий было достаточно много. Образовавшаяся после эмоциональной тирады Феликса тишина звенит в ушах, обездвиживая Хёнджина. Даже отвести взгляд от остывающей лапши не может — кажется, будто, подняв его, Хёнджин встретится со злостью или, что ещё хуже, болью. Не этого он ожидал от такого вопроса. — Вау, — полушепчет Хёнджин, с трудом убедив себя начать хотя бы мешать рамён. — Это, наверное, было ужасно. — Ну… неприятно. Но ничего, он сейчас в норме, — Хёнджин недоуменно смотрит на весёлого Феликса. — Мы с ним остались хорошими приятелями. Я остыл к нему и научился делать классный минет, а ему посоветовал хорошего психолога. Сейчас он замужем за альфой и растит их первого сына. — То есть тебя это не ранило? — поражается Хёнджин, округляя рот. — Ты милый, — бесстыдно смущает Феликс, подперев свою слегка порозовевшую на холоде щёку ладонью. — Ранило, конечно, но я давно решил этот вопрос для себя. Всё-таки уже семь лет прошло. Но навык остался, — подмигивает Феликс. — Не сомневаюсь, — Хёнджин закатывает глаза, мысленно делая ещё две пометки: хвастовство Феликса в умении хорошо сосать и что они ровесники. — Хотя тот случай, когда один… кхм, молодой человек оделся феей и просил меня называть его своей омежкой, был куда страннее, — прыснув, Феликс едва не падает со стула, наблюдая за закашлявшимся Хёнджином. Хёнджин немного осуждает себя, но радуется, что не он один проходил через крайне необычные опыты. Любить альф, будучи альфой — и любить омег, будучи омегой — всё ещё сложно, несмотря на давно начавшиеся шаги общества к принятию. — Ты, — ещё раз отфыркнув, Хёнджин стирает влагу с лица, — ты сделал это? — Нет, я ушёл в туалет и убежал через окно. И я бы очень хотел, чтобы это было ложью, но… Долгий зрительный контакт находит кульминацию в громком смехе и ощущении Хёнджина, что сейчас всё взаправду идёт хорошо. Ну неужели так правда бывает? Неужели Феликс правда слушает о первой несчастной любви Хёнджина и понимает не только того, кто в конце отверг его ради омеги, но и наивного подростка Хёнджина, что желал и до сих пор желает встретить своего человека? Неужели Феликс правда испытывает искренний интерес к Хёнджину, не пуская ни единого намёка на страстное продолжение, если не считать лёгкий флирт? Неужели Хёнджин правда может чувствовать что-то настолько комфортное, находясь с тем, кто всего три часа назад был незнакомым альфой из клуба? Они бесцельно плутают по улицам, делясь впечатлениями от новой песни Чонгука, смеются над кривыми хуями в юбочках на одной из стен, покупают дальгона и наперегонки вырезают сердечки — Феликс выигрывает, но Хёнджин чувствует победителем себя, когда любуется по-детски искренним восторгом Феликса. Алкоголь давно теряет весь контроль над спутанными мыслями Хёнджина, а грустной вуали на них будто бы и не было вовсе. Зато есть Феликс, который провожает Хёнджина до дома и, робко спросив разрешения, целует его в щёку. Хёнджин замирает. Такой маленький, невинный, нежный жест, а уши горят так, будто Феликс не аккуратно его чмокнул, а встал перед ним на колени на глазах у всех. Жутко мило, но жутко мало. — Спасибо за вечер, Хёнджин, — снова зависнув на красоте улыбки, виднеющихся маленьких острых клыков и больших глаз, Хёнджин сглатывает. Губы Феликса наверняка на вкус как настоящий шоколад. Собственные же будто в огне — так ему необходимо почувствовать больше. — И это всё? — удивляется Хёнджин и непонимающе хмурится. — А ты ждал, что я тебя потащу делать минет в ближайшую подворотню или начну напрашиваться к тебе? — засмеявшись, спрашивает Феликс. Вообще-то… да, именно так Хёнджин и думал. Или, скорее, надеялся. Феликс совсем не производит впечатление такого человека, но обычно всё примерно так и заканчивается при знакомстве с альфами. И Хёнджин правда хотел бы этого. Феликс очаровательный и галантный, светлый, но при этом безумно красивый и уже желанный — чёрная ткань, плотно облегающая подтянутые торс и руки, не даёт забывать о самых примитивных прихотях организма. — Ну… нет… наверное, — бормочет Хёнджин, потупив взгляд. После целого вечера и половины ночи лёгкого общения, флирта и комфорта такой вес неловкости ощущается невыносимо тяжёлым. — Не буду принимать это на свой счёт, — усмехается Феликс, осторожно беря руку Хёнджина в свою. Какая же она у него маленькая, мягкая и тёплая. — Но я бы хотел попросить у тебя номер и позвать на настоящее свидание. Опешив, Хёнджин продолжает молча пялиться на их переплетённые пальцы. — Хёнджин? — Настоящее свидание? — моргнув, Хёнджин облизывает губу. — Типа как… в ресторан? С цветами там? Так можно было? — Можно, — уже в открытую хохочет Феликс, окончательно засмущав горящего щеками Хёнджина. — Ну так что? Потратив на решение не больше минуты, Хёнджин забивает на все дискомфортные мысли. Решительно даёт Феликсу свой номер, быстро целует в щёку и убегает в квартиру. Как же сильно колотится сердце. Разгоняется ещё на несколько сантиметров в секунду, грозя взорваться от восторга, когда через двадцать минут приходит сообщение: feelix: ты украл мою куртку, так что от свидания точно не отвертишься 🫦 feelix: когда тебе будет удобно? Сжав губы, чтобы не издать мерзкие звуки сходящего с ума школьника, Хёнджин падает на кровать. Даже не думая строить из себя кого-то другого, труднодоступного и таинственного, Хёнджин моментально отвечает первым, что приходит на ум: hwhj: следующие выходные полностью свободны ☺️ hwhj: но куртку не жди. это залог feelix: отлично. не придётся надеяться, что ты её забудешь 🌚 На следующий же день Хёнджин настигает Чанбина в коридоре их кампуса, прыгая на могучую спину, и от всей души благодарит за его похищение в клуб и последующее исчезновение. — Ты можешь хоть что-то внятно произнести, кроме ‘веснушки’ и ‘ахуенный’? — смеётся Чанбин, таща на себе Хёнджина до нужной аудитории. — Нет! — вопит Хёнджин. — О господи… Пара по основам детской психологии проходит незаметно — Хёнджин не улавливает ничего из слов любимого преподавателя, но жадно поглощает каждую букву из сообщений Феликса. Оказывается, он сразу после выпуска из университета открыл своё дело с поддержкой родителей и уже второй год развивает пока что небольшой бизнес. У него есть старший и младший братья — Ричард и Оливер, и все они росли в Сиднее до переезда в Сеул. И он любит детей, даже преподавал тхэквондо дошколятам, когда сам был в старших классах и подрабатывал в своей старой школе боевых искусств — и прислал восхваляющее Хёнджина голосовое в ответ на его рассказ о том, что он отучился на математическом, а теперь намерен получить магистра и стать учителем. Феликс, если опустить все восторги и высокопарные эпитеты, роящиеся в бедовой голове Хёнджина, кажется самым настоящим идеалом. — Чёрт, а если он окажется ещё одним извращенцем? Или вообще уже замужем? Или пиздит? В ушах раздаётся треск, когда Чанбин завершает свой поток оскорбительных, неприятных предположений. — Издеваешься? — проглотив вставший поперёк горла пибимпап, Хёнджин хмурится. — Опять за своё! — Я просто забочусь о тебе! Все те разы твои ухажёры реально оказывались конченными придурками. А этот будто вообще безупречный, а так не бывает. Злость, кипя, стремится по венам, быстро заполняет каждый участок тела Хёнджина и выходит наружу тяжёлым облаком аромата чёрной смородины. Чанбин, может, и прав. Хёнджин сам не до конца верит в такую удачу встретить порядочного, красивого, забавного, очаровательного и будто бы идеального альфу спустя столько лет неудач. Но хочет поверить, и чтобы это являлось действительностью, чтобы лучший друг поддержал, а не… — Лучше бы ты заботился обо мне, не оставляя одного в клубе, — рычит Хёнджин, поднимаясь из-за столика их любимого ресторанчика. — А ещё лучше было бы, если бы ты перестал ревновать! Хлестанув по самой болезненной точке, Хёнджин вылетает на улицу. Нужно остыть. Прогулка по улицам, пестрящим самыми разношёрстными парочками и весёлыми компаниями, угнетает. На всех телеканалах и во всех начатых сериалах, как назло, либо про идеальную дружбу или со слишком знакомыми сложностями, либо про любовь несчастную или до гроба. Соджу, всегда имеющееся в холодильнике для непредвиденных ситуаций, сильнее закручивает ураган обиды, злобы и усталости. Всё не то и не к месту. Кроме внезапного сообщения от Феликса, в котором он жалуется на скуку. Хёнджин, без борьбы сдаваясь соблазну, нажимает на иконку видеозвонка. — А если бы я дрочил? — спрашивает Феликс вместо дежурного ‘привет’ или хотя бы вполне уместного сброса звонка. Хёнджин кусает губу, чувствуя, как тучи в голове прорезает маленький лучик солнца. Феликс, кажется, дома. Без макияжа, с каким-то непонятным хвостиком на голове, в очках и чёрной футболке. Самый простой, но всё равно кажущийся особенным. — И тебе привет, — пытаясь сделать голос живее, Хёнджин тянет уголки губ вверх. — Не сильно навязчиво? — Возможно, для кого-то, но на мой вкус — самое то, — Феликс хрипло смеётся, а затем приближается к камере чуть ближе — Хёнджин может разглядеть каждую яркую веснушку — и делает странное выражение лица, похожее то ли на озадаченность, то ли на недовольство. — Всё в порядке? Либо Феликс очень проницателен, либо Хёнджин слишком очевиден. Хочется верить в первое. — Да! Всё отлично, — врёт Хёнджин, а в ушах снова звенят слова Чанбина. Обида накатывает заново, щекоча ноздри и пытаясь вытолкнуть слёзы из желёз. Зачем-то признаётся: — Нет, на самом деле. С другом поссорился. Феликс замолкает, глядя куда-то в сторону, и Хёнджин готовится к какой-нибудь воодушевляющей речи, попытке утешить или же вовсе докопаться до самых недр их ссоры с Чанбином — Хёнджин, наверное, нехотя рассказал бы всё, что теплится внутри. Но не приходится. — Понимаю, я тоже часто собачусь со своим лучшим другом, — Феликс тихо хрюкает в кулак. — Мы с Хо буквально пару часов назад поссорились из-за того, что я забыл, какой у него факультет на поттермор. Клянусь, он стопроцентный рейвенкло, а он настаивает на гриффиндоре и специально выбирал ответы в тесте, потому что ему идёт красный. Во время загрузки новой, совсем неожиданной, информации происходит сбой на девяносто седьмом проценте. Феликс не стал делать ничего, что успел себе придумать Хёнджин, и это кажется таким правильным. — О боже, — давящий на плечи осадок после размолвки частично осыпается, и Хёнджин облегчённо выдыхает. А после давится смешком, что постепенно перерастает в хохот. — И это ещё что! Как-то раз он устроил мне бойкот за то, что я надел его худи, — перебивая намерение Хёнджина возразить, Феликс мотает головой. — Нет-нет, ты погоди! Дослушай! — Феликс откашливается, набирает в рот воздух, сжимает губы и, глядя прямо в камеру, выдаёт на одном дыхании: — Это было моё грёбанное худи, которое он спиздил у меня за день до этого! К концу их видеозвонка Хёнджин забывает о саднящих царапинах на, вероятно, слишком чувствительном сердце, его живот болит от смеха, а Феликс сонно напевает Хёнджину свою авторскую — откровенно плохую, но милую и ласкающую слух низким тембром — версию саундтрека ‘Друзей’. — Всё, либо мы отключаемся, либо я вырублюсь, и ты не захочешь идти на свидание из-за моего храпа, — Феликс натягивает клетчатое одеяло до самого носа и, кажется, зевает. — Я наверняка храплю громче, — хрипло шепчет Хёнджин, переворачиваясь на другой бок. — Но ладно, так и быть. Сладких снов и спасибо тебе за этот вечер. — Всегда к твоим услугам, Хёнджин, — упавший ещё на пару метров вниз голос Феликса щекоткой проходится от уха до низа живота. Хёнджин ёрзает. — Сладких снов, и… надеюсь когда-нибудь услышать твой храп вживую. Хёнджин не успевает ответить — хихикающий Феликс посылает воздушный поцелуй в камеру и отключается. Сердце совсем не на привычном, но будто бы правильном месте. Чанбин может оказаться прав — Хёнджин разочаруется, но не удивится, бывало всякое — но сейчас он хочет пойти ва-банк и попробовать ещё раз. Всё может оказаться далеко не таким идеальным, а Феликс совсем иным человеком, но Хёнджин уверен, что пожалеет, если не даст себе шанс. А ещё он уверен, что старые и новые глупые обиды не стоят того, чтобы зарывать семь лет крепчайшей дружбы, даже хотя бы не поговорив. — Только напиши, если что-то пойдёт не так, ладно? — негромко просит Чанбин, тупя взгляд. — Я правда переживаю. Давно простивший друга Хёнджин вздыхает — грозный с виду Чанбин обладает самым чистым и добрым сердцем, спокойным, мягким нравом, за что Хёнджин его полюбил, как одного из самых близких ему людей — тянет понурого Чанбина на себя и крепко обнимает, гладя по спине. — Я знаю, Бин, — честно говорит Хёнджин, отстраняясь. — И ценю это. И ещё больше я ценю то, что ты больше не думаешь, будто я на тебя обижен, — толсто намекает Хёнджин, помня и о феноменальной способности друга загоняться на ровном месте. Даже сам Хёнджин ему в этом уступает. — Ну доёб был не беспочвенный, — закатывая глаза, бубнит Чанбин. Фыркает, когда Хёнджин щёлкает его по лбу: — Ладно, всё, закрыли тему. Иди давай к своему идеальному альфе. — Иду, — подмигивает Хёнджин, прежде чем развернуться и поспешить к выходу из квартиры. Феликс встречает его у подъезда, опираясь бёдрами на капот — влажной мечты Хёнджина — bmw x5, одним своим видом почти сбивая Хёнджина с ног. Удивительно то, как одному и тому же человеку идут водолазки с кожаными куртками и небесно-голубые рубашки поверх простых белых футболок с Твитти. И bmw. Отдельную радость дарит осознание, что они, не сговариваясь, оделись в сочетающиеся вещи. На Хёнджине рубашка из светлой джинсы, и у них обоих — светлые кроссовки. — Привет, — широкая улыбка Феликса слепит глаза, затмевая яркие лучи послеполуденного солнца. А сердце снова сходит с ума. — Привет, — Хёнджин очень надеется, что выдох был не слишком восхищённым. Хотя, впрочем, плевать. Феликс ведь, совсем не стесняясь, разглядывает ноги Хёнджина в узких джинсах и улыбается уже хитрее. — Отлично выглядишь, — хором. Смех тоже разливается по воздуху в унисон. После неловкого ступора у машины, когда выбор между всеми возможными способами ещё раз поздороваться у Феликса падает на поцелуй в щёку, а у Хёнджина — объятия, становится по-лёгкому забавно. Хёнджин крадёт ответный поцелуй в веснушчатую скулу, незаметно глубже вдыхая феромон Феликса, и садится на пассажирское место спереди. Внутренний мальчишка пищит, захлёбываясь слюной, и требует всё облапать. — Если хочешь, можешь подключить свою музыку, — предлагает Феликс, плавно трогаясь с парковочного места. — Хочу. Проверку на музыкальный вкус Феликс проходит лишь частично, подпевая самым популярным трекам и прося пропустить butter — с таким лицом, будто это не песня, а нечто отвратительное — но Хёнджин ставит галочку. Зато целое море зелёных одобрительных знаков получает Феликс, сидящий за рулём в расслабленной позе, но явно сосредоточенный и внимательный. И ещё один океан — за их запахи, смешавшиеся в салоне автомобиля. Хёнджин помнит мало альф, с кем ему нравилось их сочетание феромонов, однако горький шоколад Феликса и чёрная смородина Хёнджина будто созданы друг для друга. Если бы истинность не была настолько редкой и хотя бы иногда встречалась между людьми одного вторичного пола, то Хёнджин бы подумал, что это та самая идеальная комбинация, о которой пишут в учебниках по биологии, химии и истории. Но даже без этого Феликс заставляет Хёнджина верить в то, что это всё неспроста, и улыбаться каждую секунду рядом с ним, подпевай они Бруно Марс, стой в очереди в Сеул Ленд или прогуливайся по территории парка за незамысловатым разговором о прошедшей неделе — будто они не переписывались каждое утро и каждый вечер перед сном. — Куда хочешь первым делом? Задумчиво рассмотрев карту, Хёнджин уверенно тыкает на одну из самых впечатляющих горок с несколькими мёртвыми петлями. — Хороший выбор, — Хёнджину мерещится, будто вместо Феликса говорит Твитти с его футболки, но он не успевает отреагировать. — Идём! Лишь уже заняв место на аттракционе, когда более горький аромат Феликса не перебивается чужими, Хёнджин шлёпает себя по лбу, связывая все невербальные знаки своего спутника воедино. С каждой пройденной ступенькой Феликс становился всё бледнее, а небольшие милые ладони, крепко хватающиеся за перила, дрожали с большей амплитудой. — Ты боишься высоты или горок? — повернувшись к зажмурившемуся Феликсу, аккуратно спрашивает Хёнджин. — Ответ ‘и того, и того’ тебя сильно расстроит? — нервно усмехается Феликс. Дело дрянь. — Мы можем уй… Остаток фразы обрывают опустившиеся защитные поручни. Не могут. — Вот блять, — пищит Феликс. — Если я умру тут, знай, что моим последним желанием было бы поцеловать тебя. Хёнджин не успевает ни порадоваться, ни уточнить, снова в щёку или всё же по-настоящему — звенит звонок, а затем оглушающий визг Феликса — все минуты их поездки. Даже адреналин от быстрых спусков и взлётов, пролётов по мёртвым петлям не перебивает переживания и страх за Феликса, который с трудом выползает из вагончика, крепко цепляясь за все попадающиеся поверхности. — Ты как? — виновато спрашивает Хёнджин у позеленевшего Феликса, придерживая его за предплечье. — Хочу пошутить про смерть и то, что я вижу ангела, но блевать — больше, — глухо бубнит Феликс, зажимая рот. Нервный смех щекочет горло, но Хёнджин не смеет смущать сейчас настолько уязвимого Феликса — и так уже настрадался. — О боже, пошли. Держись за меня, — стараясь не засмеяться в голос, Хёнджин прижимает едва держащегося на ногах Феликса к себе покрепче и ведёт его в сторону ближайших туалетов. Всё время ожидания Феликса Хёнджин ходит из стороны в сторону, кусая большой палец. Его разрывают на две части добродушное негодование из-за поступка Феликса и нестерпимая тяга сжать его в объятиях от переизбытка нежных чувств. Ради Хёнджина ещё никто не совершал чего-то столь безрассудного, как попытка перебороть даже не одну фобию, а целых две. — Я снова голодный, — сипит Феликс за спиной Хёнджина. Резко обернувшись на чарующий голос, Хёнджин не может сдержать улыбки. — Ты уверен, что еда снова не полезет наружу? — тихо посмеиваясь, интересуется Хёнджин. — Точно порядок? — Если поцелуешь, буду, — на влажных губах Феликса прорезается кривоватая наглая ухмылка. — Зубы я почистил! — Ещё не заслужил, — хмыкает Хёнджин. Нагло врёт: всю эту неделю Хёнджин если не видел во сне, то ярко представлял себе это наяву. Но пока рано. К счастью, Феликс и правда в полном порядке — Хёнджин убеждается в этом, когда они съедают по два сырных корндога и пуноппаны, запивая огромными стаканами колы, за считанные минуты. — Так зачем ты это сделал? — Хёнджин не сдерживает себя, пристраиваясь ближе к Феликсу, так, чтобы касаться его бедра своим. — Хотел впечатлить, что за дурацкий вопрос? — выгнув бровь, отвечает Феликс. — Получилось? — Ну… — внимательно рассматривая загорелое лицо Феликса, украшенное десятками веснушек и лёгким розовым макияжем, Хёнджин замечает крошку у правого уголка пухлых губ. Язык чешется от желания облизнуть их, но Хёнджин позволяет себе только аккуратно стряхнуть крошку большим пальцем. У Феликса такая мягкая кожа. — Вообще-то да. Это было глупо, но смело. Феликс довольно улыбается, прежде чем положить голову на плечо Хёнджина. Он совершенно не помнит, когда в последний раз его так будоражили чужие, лишённые сексуального подтекста, касания. — Тогда буду делать так почаще. — Не смей! Одно из самых лучших — по правде говоря, первое настоящее после старших классов — свиданий хочется записать на старую плёнку, бережно скрыть кассету в шкатулке вместе с горьким шоколадом с чёрной смородиной и хранить у сердца. Они катаются на самых спокойных аттракционах, плюя на то, как выглядят двое взрослых альф среди мальчишек. Фотографируют друг друга и даже делают несколько селфи — уже хочется поставить одно из них на заставку телефона. Дурачатся, едят, гуляют. И всё время разговаривают. Феликс чудесный, очаровательный, смешной, интересный, заботливый — у Хёнджина не хватает словарного запаса, чтобы достойно описать его. Искренний интерес к жизни Хёнджина дарит ощущение собственной исключительности, и он честно про всё рассказывает: как был лучшим учеником и студентом, получая самые высшие баллы по точным наукам, но списывая на литературе, корейском и английском; как папа и отец год не разговаривали с ним, узнав об ориентации Хёнджина; как лишился девственности в восемнадцать с каким-то случайным альфой, имя которого уже и не помнит; как на самом деле бывает одиноко, а чего-то настоящего, своего, родного хочется до ноющего сердца. — Ну серьёзно! В Корее даже однополые браки уже не первый год разрешены, а мне будто на роду написано встречать только бисексуалов, которые потом решают в пользу более традиционных отношений, жертв внутренней гомофобии, — в сердце поворачиваются ржавые спицы ещё не до конца проработанных проблем, — и извращенцев… последних чаще всего, — ворчит Хёнджин, качая головой. — И к какой категории отношусь я? — игриво спрашивает Феликс, легонько пихая Хёнджина в плечо. Секунда физического контакта, а внутри будто цветёт целый сад ромашек. — Особенной, — не скрывает Хёнджин, останавливаясь, чтобы повернуться и посмотреть в глаза Феликса. — Я всё ещё жду подвох, но… не знаю, мне впервые так хорошо. Мне даже всё равно, что подумают о нас окружающие, а такое случается раз в тысячу лет или под галлоном соджу. — Мне очень нравится твоя откровенность, — Феликс облизывается и делает шаг ближе к замершему Хёнджину. Его тёплые глаза цвета шоколада будто взаправду сияют. — И ты сам мне нравишься. Не могу сказать, что мне никогда не было комфортно со своими бывшими. Хоть и не без говна, но мне всё-таки везло больше, — не успевший насладиться признанием Хёнджин цокает, несильно толкая смеющегося Феликса в грудь. Эта безобидная несерьёзность тоже Хёнджину по душе. — Но правда, ты… мне тоже очень хорошо с тобой. В сердце и разуме не случается буря, не взрываются фейерверки, а в животе не порхают пресловутые бабочки. Вместо всего этого Хёнджин чувствует, будто расцветает, а мир светлеет, становится уютнее. Нежность мягко, щекоча изнутри, бурлит, греет, вылезает наружу широкой улыбкой и наверняка румянцем на щеках. — Ты мне тоже нравишься, — негромко произносит Хёнджин, склоняясь чуть ближе к лицу напротив — Феликс ниже примерно на полголовы, и это тоже очаровательно. Самый нужный момент для первого нормального поцелуя — Феликс медленно тянется в ответ, не прерывая зрительного контакта — но Хёнджин резко останавливается. Он обязан исполнить свою подростковую мечту. Почему-то кажется, что это его последний шанс — больше первых нормальных поцелуев с новыми людьми Хёнджин не хочет. Пусть слишком категорично для второй встречи вживую, пусть слишком сладко и наивно, пусть его надежды не оправдаются. Пусть. Хёнджин обязан сделать это именно с Феликсом, чтобы пронести искрящее самой реальной магией воспоминание через всю жизнь. — Пошли в фотобудку? — А… — растерянно хлопая глазами, Феликс кивает. Хёнджин незаметно щипает себя за бедро, чтобы не расплыться в весёлой улыбке. — Да, конечно. Пошли. На первом кадре Феликс делает сердечки у щёк Хёнджина. На втором Хёнджин изображает рожки над платиновой макушкой. На третьем — в этот самый момент он чувствует, как начинает трястись от нетерпения — Хёнджин заправляет длинные пряди волос Феликсу за — в голове раздаётся восторженный писк от того, что и на них тоже есть маленькие рыжие пятнышки — уши. На четвёртом запечатлён их первый поцелуй. Лёгкий, аккуратный, осторожный. Всего лишь касание губ Хёнджина с губами — мягче зефира и вкуснее любого шоколада — Феликса. Этого хватает, чтобы Хёнджин поплыл и сразу на выходе из фотобудки, не вспоминая о людях вокруг, поцеловал глубже, требовательнее. Тело раскаляется добела, а воздух совершенно точно наполняется концентрированным запахом настойки из чёрной смородины вперемешку с глубоким ароматом горького шоколада. — Будешь моим парнем? — на выдохе задаёт самый глупый вопрос Феликс, прервав поцелуй. — Знаю, мы знакомы всего неделю, это всего лишь наша вторая встреча, но… Хёнджин прерывает сбивчивую тираду Феликса, накрыв его рот ладонью. — Я стал им примерно минуту назад. Феликс, сверкая улыбкой, кивает и берёт Хёнджина за руку. Всё ещё кажется, что так не бывает, но Феликс — в ответ на озвученную вслух мысль — уверяет, что у них бывает. — Погоди, я встречаюсь с преподом? — Феликс играет бровями, окольцовывая талию Хёнджина руками, и выглядит точь-в-точь как наевшийся кот. — Ну я пока только практикант, но да. Получается, что так, — кивает Хёнджин. — Тебя случайно не успели травмировать ролевыми играми? — Как… ты… узнал? — отрывисто охает Хёнджин, вспоминая те ужасы с недо-бывшим, мечтавшим быть наказанным его школьным учителем по физике. Вместо ответа Феликс мягко смеётся и ещё мягче целует на прощание. И все неприятные воспоминания исчезают. Первое свидание не становится последним. На протяжении двух недель, выкраивая редкие свободные часы, они встречаются в кофейнях и ресторанчиках, ходят в кино, сидят в парке и говорят-говорят-говорят. И с каждой такой встречей Хёнджин уверяется в том, что то, пока ещё совсем новое, молодое и хрупкое, что зарождается между ними — особенное. Совсем не так, как всегда было у Хёнджина до встречи с Феликсом. Даже Чанбин замечает перемены в Хёнджине. Хмурится, когда указывает на его рассеянность во время пар. Добродушно качает головой, когда Хёнджин рассказывает о красоте улыбки Феликса. Приободряет, но обещает в случае чего ‘надрать мелкий — с чем Хёнджин категорически не согласен — зад’, когда Хёнджина одолевают сомнения и переживания. — А так можно было? — удивляется Хёнджин, получая из рук пришедшего в гости Феликса букет полевых ромашек, сухоцветов и васильков. Отмахивается от назойливой, но кусачей мысли, что цветы можно дарить только омегам. Не сейчас. — Можно, — хихикает Феликс и коротко целует Хёнджина в губы. — Мне нравятся тюльпаны, пионы и розы, если что. — Я запомню, — бормочет Хёнджин, вдыхая невычурный приятный аромат букета. — Спасибо. — Спасибо в желудок не положишь, — хохотнув, Феликс целует Хёнджина в сморщенный в притворном возмущении нос. — Не пытайся, ты всё равно жутко милый. Хёнджин закатывает глаза, уводя Феликса за собой на кухню. Волнение, играющее на нервных окончаниях все часы ожидания Феликса, не отступает. Это первый раз, когда кто-то из них приходит ко второму домой — до этого они обходились нейтральными территориями и машиной Феликса, где самозабвенно целовались десятки минут напролёт, рискуя разорвать штаны нарастающим возбуждением. Хёнджин не знает, чего ждать. Но знает точно, что хочет Феликса. Почувствовать его вкус, не ограничиваясь губами, языком, кожей лица и небольших ладоней. — Goddamnit, it was awesome, — почти стонет Феликс, сползая вниз по диванным подушкам. — Всё ещё не понимаю, как можно было соединить бога и проклятие в одном слове, — смеётся Хёнджин, откладывая палочки на журнальный столик. — Никто из нас не лингвист, так что не наше дело в это углубляться, — потягиваясь, мычит Феликс. Хёнджин и не собирается думать об этом — зависает на оголённой полоске медовой кожи, выглянувшей из-под приподнявшейся футболки Феликса. — Серьёзно, это лучшее кальби, которое я когда-либо пробовал. Шальная мысль позаигрывать вылетает сразу через рот, минуя пункт ‘обдумать’: — И как собираешься расплачиваться за такой шикарный ужин? У сожаления нет и шанса даже на зарождение — у Феликса мгновенная скорость реакции. Хёнджин успевает лишь глубоко вдохнуть, а Феликс уже седлает его бёдра, кладя руки на плечи Хёнджина, и склоняется над его лицом. — А чего ты хочешь? — специально опустив тембр голоса ещё ниже, тихо интересуется Феликс. Сглотнув, Хёнджин теряется. Он хочет Феликса — до болезненно стоящего члена, пока не подрочить, до дрожи в коленях от одних только фантазий, до хриплых стонов в подушку во время самоудовлетворения с мыслями о Феликсе. Но стыдливо признаётся себе, что всё ещё боится лишиться Феликса в ту же секунду, за которую он получит желаемое. И никакие доводы разума, никакие факты из уст Чанбина, никакие искренние, милые, заставляющие почти позорно разрыдаться слова и поступки Феликса не помогают вытравить вирус, засевший глубоко внутри Хёнджина. — Твой запах, Хёнджин, — принюхиваясь, Феликс поджимает губы. — Я… я слишком тороплюсь? Иногда — когда к нему приходят сожаления о том, что ему встретился такой внимательный и чуткий альфа — Хёнджину приходится ударять себя мысленной линейкой по голове. — Нет… то есть да… — зажмурившись, Хёнджин бьётся затылком о спинку дивана. Глубокий вдох. Медленный выдох. Взгляд в открытые, подёрнутые лёгкой дымкой тревоги, глаза Феликса немного восполняет запас храбрости Хёнджина. Только нужно сказать всё как можно быстрее и чётче, чтобы ни в коем случае не обидеть. — Мне страшно, что ты уйдёшь сразу, как только мы переспим. Но… Феликс, вопреки опасениям Хёнджина, слегка улыбается, подставляя указательный палец к его губам. — Я понимаю, плохой опыт, — Хёнджин молча кивает. — В этом нет ничего зазорного, — коснувшись лбом лба Хёнджина, Феликс шумно втягивает воздух через нос. — Не будем торопиться, но… ты… разрешишь? Хёнджин задерживает дыхание, когда пальцы Феликса останавливаются в миллиметре над запаховой железой. — Да, — шепчет Хёнджин, — разумеется. Разделив с Хёнджином тягучий, словно патока, поцелуй без языка, Феликс оставляет след своих губ на его скуле, дальше — щеке, челюсти, на её основании, шее и по всей её длине, пока не останавливается прямо у самого интимного, чувствительного места. — Я никогда не чувствовал запаха лучше, Хёнджин, — хрипит Феликс, всё ещё касаясь железы лишь дыханием. — Каждый день ем или пью хотя бы что-нибудь с чёрной смородиной, но ничто не может сравниться с твоим феромоном. Ответное признание в идентичном — только шоколадном — преступлении застревает в глотке, когда Феликс аккуратно целует стык плеча и шеи Хёнджина. Сердце замирает, когда он слизывает аромат. Рассыпается в розовых блёстках, когда Феликс втягивает в рот его кожу. Хёнджин стонет, непроизвольно сжимая талию Феликса и толкаясь своим пахом в его. Как же жарко. — Ты тоже можешь, если хочешь, — Хёнджин трясётся от того, как звучит возбуждённый голос Феликса. Альфа дерёт рёбра изнутри, лишь бы добраться до желанного, и Хёнджин не даёт ему отпор. Секунда — на губах оседает касание нежной кожи и привкус горького шоколада. Мало, так мало. Глухо зарычав, Хёнджин вылизывает шею Феликса, оставляет несколько быстрых засосов, пытаясь впитать в себя его аромат, вжимает в себя и жадничает. Нужно больше. — Хёнджин, если я сейчас не кончу, боюсь, мой член взорвётся, — всегда игривое хихиканье Феликса сейчас звучит напряжённо. — Мне очень нужно отойти, иначе я за себя не ручаюсь. Феликс пытается слезть с Хёнджина, но он опускает руки на упругие ягодицы и возвращает Феликса на место. — Хочу вместе. Им хватает одного обмена горящими взглядами, чтобы сорваться с цепи. Когда ладонь Феликса обхватывает оголённый член Хёнджина, под веками взрываются суперновые. Зашипев, Хёнджин хватает светлые волосы на затылке и притягивает голову Феликса к себе, чтобы сразу жадно, мокро поцеловать, а второй рукой проникает под уже намокшие от предэякулята боксеры. Крупная горячая плоть лежит в ладони Хёнджина слишком идеально. — Fucking hell, — гортанно стонет Феликс в раскрытый от частого дыхания рот Хёнджина, вбиваясь в его кулак. Хёнджин захлёбывается в безупречной смеси их феромонов, удовольствии и растущих в геометрической прогрессии чувств к своему альфе. Центр возбуждения концентрируется не на одном лишь члене — он разрастается до размеров всего Хёнджина, заставляя пылать каждой клеточкой тела. Хриплые стоны, изредка сменяющиеся на порыкивания, соединяются в умопомрачительной мелодии, а цепкие пальцы Феликса, его губы и зубы оставляют на Хёнджине следы, преображая — Хёнджин не отстаёт, желая присвоить этого альфу только себе, пометить, оставить его запах на себе и никогда не смывать. Хёнджин случайно проводит клыками по запаховой железе Феликса, после чего на их кулаки обильно стекает горячая сперма. Феликсу стоит лишь затрястись всем телом, выстанывая имя Хёнджина, чтобы он догнал их первый совместный оргазм. — Знаешь, — приводя дыхание в норму, Феликс сглатывает, — хотел вот убежать, но мне слишком интересно, на что ты способен, если даже дрочишь ты на высшем уровне. — Хрена с два ты теперь от меня убежишь, — смеётся Хёнджин, с удивлением осознавая, что в груди нет ни тени обиды на шутку Феликса. — Отлично, значит, не придётся привязывать тебя к себе всякими абьюзивными штучками, — Феликс целует наверняка налившуюся кровью — из-за его же частых укусов — нижнюю губу Хёнджина. А затем подносит пальцы, испачканные в их сперме, ко рту и жадно слизывает белёсую жидкость. Взгляд, направленный в глаза Хёнджина, уже не так тёмен, как минутами ранее, но заставляет покрыться мурашками — томный, голодный. Восхищённый. Сумасшествие, но факт — это всё взаправду происходит с Хёнджином. Он встречается с самым идеальным альфой, что регулярно дарит подарки и периодически привозит обед к университету Хёнджина, чтобы разделить его на двоих. Сам Хёнджин не уступает и купает Феликса во всех своих нерастраченных за годы чувствах, то радуя ужином при свечах, то букетом просто так, то внезапным сексом по телефону, когда Феликс снова засиживается за бухгалтерией. Хёнджин наконец может назвать не кого-то, а Феликса своим альфой. Может в любой момент обнять и поцеловать. Может говорить часами, точно зная, что его слушают. Может любоваться большими глазами, аккуратным носом, пухлыми губами и веснушками по лицу и заострённым ушам. Пусть из-за загруженности у них не так много возможностей проводить время вместе, Хёнджин не чувствует себя обделённым. Рука об руку со счастьем ступает и страх разочароваться, лишиться того, что только заполучил, испортить. Но Хёнджин старается не поддаваться науськиваниям уродливого чувства. Когда Феликс, лежащий под ним, сжимает ягодицы Хёнджина и шепчет, что хочет его, он решается дойти до конца. — Так возьми меня, — проведя языком по пересохшим губам, просит Хёнджин. Шумно втянув воздух через рот, Феликс порывисто целует его, а после отстраняется, оттягивая нижнюю губу Хёнджина. — Как ты хочешь? Войти в меня или… — Или, — решительно заявляет Хёнджин, переворачиваясь вместе с Феликсом, чтобы оказаться под ним. О мозг скребутся токсичные мысли, впрыскиваемые туда обществом на протяжении всех сознательных лет жизни Хёнджина. Альфа должен любить и хотеть только омегу. Альфа должен быть ведущим. Альфа должен совать член в омег, а не принимать член других альф в себя. Но Хёнджин, пусть и совсем не против периодически меняться, обожает принимать в себя члены альф. Наслаждается чувством наполненности внутри. Мечтает почувствовать, как Феликс проникает в его узость. — Хочу, чтобы ты трахнул меня, — твёрже произносит Хёнджин, игнорируя липкие опасения, что именно этого Феликс и ждёт — ведь альфам по природе хочется только иметь — и обхватывает его бёдра ногами. Тёплые, словно горячий шоколад, глаза Феликса темнеют. — Какие грязные слова, — большой палец Феликса касается нижней губы Хёнджина, — из такого прелестного рта. Возбуждение мурашками бежит от паха по всему остальному телу. — Но как я могу тебе отказать? Заведённый до максимума Феликс не даёт Хёнджину ни секунды на передышку, целуя и одновременно раздевая их обоих. Хёнджину кажется, что они оказываются полностью обнажёнными за мгновение. — Смазка, — рваный выдох срывается с искусанных губ, когда Феликс облизывает место для метки на шее Хёнджина, — в коробке под кроватью. Презервативы там же. — А ты нетерпеливый, да? — с улыбкой спрашивает Феликс, нависая над Хёнджином. Член дёргается от соприкосновения с членом Феликса. — Сказал тот, кто чуть не порвал мою лучшую домашнюю футболку! Хохотнув, Феликс целует возмущённого Хёнджина в щёку и наклоняется к полу. А Хёнджин задыхается. После первого интимного момента полтора месяца назад у них было ещё несколько, за которые Феликс доказал, что однажды не похвастался навыком, а озвучил факт. Но до этой самой секунды Хёнджину ещё не доводилось видеть его тело полностью обнажённым. Феликс физически безупречен. Сухие, крепкие, не чересчур объёмные мышцы, прямо говорящие о том, как тщательно Феликс следит за своим телом. Ровный позвоночник, плавно изгибающийся в пояснице. Небольшие, но упругие ягодицы. Чёткий пресс с шестью ярко и двумя чуть менее выраженными кубиками, ключицы, шея с острым кадыком. Всё в Феликсе выглядит так, будто он ненастоящий. — Тебя будто отфотошопили, — восхищается Хёнджин, положив ладонь на пресс вернувшегося Феликса. — Себя видел? — шепчет Феликс, приближаясь к лицу Хёнджина. — Я с ума схожу от твоих глаз, щёк, носа, губ, родинок, всего твоего лица, волос, — на каждое слово Феликс будто накладывает подтверждение в виде трепетных поцелуев. Продолжает, опускаясь ниже: — Твоя шея… ключицы, — широкий мазок языка от запаховой железы до конца плеча. — Руки, — Хёнджин хихикает от щекочущих ощущений, когда Феликс осыпает поцелуями и их. Проглатывает стон, когда Феликс кусает его за сосок. — Грудь… эта талия, боже, — уткнувшись лицом в не особо рельефный живот Хёнджина, Феликс всасывает в рот небольшие участки кожи по пути к паху. — Твой член. И я умру, если он однажды не окажется во мне, — одной фразой Феликс испепеляет неуверенность Хёнджина хотя бы на сегодня, а потом и самого Хёнджина, лизнув его плотно сжатый вход. — Ещё у тебя невероятные ноги. Часто думал о том, как хорошо они будут смотреться на моих плечах, — Хёнджин чувствует, как его щёки наливаются кровью, когда Феликс оглаживает его бёдра с хитрой ухмылкой. — Ты самый красивый альфа, которого я когда-либо видел. Хёнджин готов расплакаться, чувствуя трепет и искренность в словах Феликса, подкрепляемых действиями. — Ты озвучил мои мысли о тебе, — едва слышно шепчет Хёнджин. В контраст к стремительному, страстному началу Феликс продолжает действовать нежно, неспешно. Целуя внутреннюю сторону бёдер Хёнджина, он массажирует его вход, прежде чем проникнуть всего одним пальцем — медленно, аккуратно, так, что Хёнджин даже не чувствует никакого дискомфорта. Перед добавлением второго пальца Феликс тратит не меньше десяти минут, чтобы немного расширить стенки Хёнджина и вылизать их, расслабляя — в этих действиях своего альфы Хёнджин совсем теряется, разглядывая в потолке спальни новые галактики. На подготовке к третьему Феликс, кажется, решает свести Хёнджина с ума от переизбытка приятных ощущений — одновременно массируя простату, он переходит от входа Хёнджина к его яичкам, а затем и члену. Невыносимо долго вылизывая всю длину Хёнджина, Феликс не спешит взять хотя бы головку в рот. А Хёнджин уже чувствует, как сгусток возбуждения уплотняется внизу живота, чтобы поглотить весь мир во взрыве, а затем заново его окрасить. — Феликс, погоди, — покрасневшая головка оказывается в горячем, мокром рту Феликса, и Хёнджин совершает фатальную ошибку, посмотрев на него. — Ох, блять… Плавные движения Феликса головой, почти невесомый, дразнящий массаж простаты, сам вид на возбуждённого Феликса со следами слёз на щеках, огнём в больших глазах, членом Хёнджина во рту — это слишком. Ещё секунда, и он скончается от самого яркого оргазма за всю свою жизнь. — Стой-стой, остановись, — скулит Хёнджин, кладя ладонь на втянутую щёку Феликса. На этот раз он слышит, и Хёнджин облегчённо выдыхает. — Что такое? — обеспокоенно спрашивает Феликс, прислонившись лицом к дрожащему бедру Хёнджина. Кажется, когда Феликс нервничает, его аромат начинает отдавать больше жжёными какао-бобами, чем шоколадом. Как сейчас. — Ещё бы немного, и я бы кончил. А я твёрдо намерен кончить сегодня от твоего члена в себе, — спешит успокоить его Хёнджин. Дёрнув уголком губ в улыбке, Феликс расслабляется и целует покрытую испариной кожу Хёнджина. — Знаю. Но чем нам помешает то, что ты кончишь и до этого? Хёнджин раскрывает рот и тут же его закрывает. Ответа нет. Хёнджина в принципе не посещала мысль о том, что секс не обязан ограничиваться одним оргазмом за раз. Потупив взгляд, Хёнджин поникает. — Хёнджин, — Феликс звучит серьёзнее, когда вытаскивает из него пальцы и склоняется над Хёнджином, — ты хоть раз кончал от подготовки? — не решаясь поднять взгляд, Хёнджин сжимается. — Если что, так не просто можно, а нужно… ну, если нравится, — Хёнджин фыркает: Феликс, наверное, и правда часто слышит от него этот идиотский вопрос. — Ладно, я понял. А… насколько качественно тебя обычно готовили к анальному сексу? Поджав губы, Хёнджин вздыхает. Секс альф сложный, хоть и легче романтических взаимоотношений. Нужна очень длительная, тщательная подготовка, чтобы было приятно обеим сторонам. Хёнджину чаще всего не везло — благо, ему всегда хватало стимуляции простаты, чтобы не прекратить любить секс совсем. — Не особо… чаще всего. — Сейчас, — Хёнджин не противится лёгкому нажиму, когда Феликс за подбородок поднимает его лицо на себя, — мы не будем об этом говорить, потому что я собираюсь доставить тебе очень много удовольствия. Но потом мы обязательно поговорим, и ты мне расскажешь, какие недо-альфы, умеющие только водить членом туда-сюда, у тебя были до меня. С губ срывается нервный смешок. — Ты секс-коуч, что ли? — Ну… что-то типа того, — Феликс подмигивает и без предупреждения возвращает пальцы в Хёнджина. — А сейчас просто расслабься и наслаждайся. Через минуту Хёнджин кончает в первый раз из трёх. А утром просыпается в объятиях своего альфы, чувствуя из ароматов только смесь их феромонов, ноющую приятную боль в теле и лёгкость. — Доброе утро, Хёнджин, — хрипит заспанный, растрёпанный Феликс и оставляет слегка влажный поцелуй на его шее. — В губы не буду, у меня изо рта, кажется, воняет… а ещё ты реально ужасно громко храпишь. Хёнджин смеётся, подминая бурчащего Феликса под себя. Вот бы так каждый день — и Хёнджин разрешает себе на это надеяться, ведь, оказывается, в жизни многое возможно.