Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

Запах лапши и специй — если бы только он щекотал ноздри, Сунь Хей был бы самым счастливым сыном неба в поднебесной! Увы, нет. Над рынком Ханьджоу вместо благовонных палочек — для предков, курят опиум — для белых демонов из-за моря. Солнце жарит толпу на площади с такой силой, будто в его пламя подлили рыбьего масла и опиума. Опиум, куда теперь без него! Его тошнотворный запах выходит из многих палаток, даже из тех, где продают священные амулеты. Кощунство. Пустые взгляды подданных и довольные большеносые морды ловаев, одетых в мундиры всех цветов небосвода. Они не курят опиум, они смотрят, как дети драконов вкушают их сладкий яд, превращаясь в жалких черепах. Вот если бы они знали, кто среди них в толпе… Нет, ничего бы не изменилось: ловаям плевать на юного императора, он лишь кукла премьер-министра Бо и сестры Дзянь, он не угроза им. Вот если бы те узнали, что он удрал из дворца «Вечного наслаждения» (о, как глупо это название звучало теперь, в годы оккупации), то точно заперли бы в колодце, куда запирали отца до покушения и смерти. Но они ничего не знают, спасибо ему — да, большеносому, да, гололицему, да, ловаю, но это он спас его от заточения, это он показал ему мир за стенами. Йо-ван Хель-мут Ме-ре-тих-берг. Сунь Хей про себя звал его Ван Хелем, так было проще и фамильярней. Так было дружелюбней. — Молодой господин, куда сегодня изволите пойти? На самом деле своевременные вопрос, ведь не могут же они вдвоём просто околачиваться у палаток с горячей лапшой и мясными шариками среди моря народа всех сословий и родов. Сунь Хей сжимает его рукав с зачем-то пришитыми пуговицами, и со всей свойственной императорам решимостью говорит: — Может, к кукольному театру? Я слышал туда привезли пружинных кукол из Нанкина… — Отличная идея, заодно продолжим моё знакомство с культурой поднебесной! Его улыбка вообще ни капли не демонская, хотя он и ловай, и говорит он, пускай с акцентом, но почти не путая интонации. Чёрный мундир с перекрещенными зелёными лентами, военный атташе из дип-миссии далёкой Янешии. Таких мундиров не сыщешь по всей столице, они не носятся по дворцу и не трогают принцесс и фрейлин. Он такой один, и он его друг. Настоящий. — У нас нет таких больших рынков, разнообразие товара куда меньше. Сюда же стекаются сокровища со всего мира! — восхищается Ван Хель. Словно клинок, он рассекает толпу своей чёрной, точно у ворона грудью; да и взгляд у него подходящий и такой внимательный. А он прав — даже занятая чужестранцами столица древней империи пестрит богатством и товарами: шелка со всех концов поднебесной, чудесный расписной фарфор, украшения из нефрита и драгоценных каменьев, свитки с текстами мудрецов и философов, сахар, чай, специи, овощи, фрукты, мясо и рыба, хлеб, вино… Всё в достатке, но всё пропитано чёртовым запахом опия. Сокровища осквернены, покрыты тонким слоем этих нечистот, вызывающих оцепенение и глубокий сон с открытыми глазами. — Однажды мы придём сюда, и здесь будет ещё больше сокровищ! — обещает Сунь Хей и вдруг останавливается. Группа пьяных ловаев в красных мундирах, с драконами на меховых шапках, всего в двух палатках от них окружила старика-горшечника. И никакой стражи поблизости, только один мечник, но с трубкой опиума и отсутствующим взглядом… — Я не допущу грабежа! — пытаясь казаться смелым, замечает Сунь Хей, глядя в зелёные глаза друга. — Император должен заботится о своих подданных! — усмехается Ван Хель и резко поворачивает в сторону шумихи и зарождающейся драки. Юный сын неба сжимает отцовский меч на поясе. Его дракон с пятью когтями страшнее их крылатой ящерицы с тремя. И пускай на нём нет императорского облачения, это не значит, что он испуганно пройдёт мимо. Это его народ — да, он болен, но он его. — Томми-Томми, Янеш Митт Унс! — бросает Ван и добавляет ещё пару каркающих фраз, сдобренных угрожающей жестикуляцией. Толпа, ловаи, жители поднебесной, купцы из Фенка и Сандии удивлённо расступаются. Солдаты в красном размыкают кольцо вокруг плачущего старика, отступают от него. Отчего они боятся Вана? Даже пьяные понимают, что нельзя злить ворона? Способен ли Ван Хель выклевать глаз своим тонким клинком в чёрных ножнах? Его правая рука лежит на эфесе, левая на замке драконьего жезла, он выглядит дружелюбно-угрожающе. Настоящий воин-дипломат. Настоящий друг. — Кайзерин Изабелла фройнт Кайзер Георг! — Ван, зло улыбаясь сближается с красными и протягивает руку их офицеру. Тот аккуратно хватается за неё и, пожимая, начинает лопотать: — Верлинланд энд Букланд френд эвер! — Йа, гутен зольдатен! — Вы в порядке? — Сунь Хей наклоняется к старику и помогает собрать тому рассыпанные дырявые монетки. Незаметно добавляет к ним ещё из своей связки из рукава. Красные ловаи, поговорив с Ваном, отступают, как трусы. Всё таки странные они, иноземцы: драконы испугались ворона, чудеса… — Спасибо огромное, молодой господин! Спасибо! — шепчет старик, но Сунь Хей не слушает его, лишь следит за восхищённым взглядом друга. Тот любопытный, словно ребёнок; подхватывает один из горшков старика и начинает вертеть его в руках. Да, сделан он мастерски: по рукам легко узнать мастера, и они спасли его. Вернее Ван спас, Сунь Хей просто рядом стоял… — Покупаю! — Берите даром! — старик улыбается. Толпа вновь смыкается, пытаясь показать всё так, будто ничего не было. Но он — сын неба, их правитель, видит, что во многих сердцах загорелась надежда. И даже тот мечник, что раскуривал трубку, вдруг отложил её и стал следить за происходящим. Он загорелся, заразился смелостью Вана, он смотрел на него с восхищением. Восемь на одного — и испугались! «Когда-нибудь они все уйдут!» — это была мечта для Сунь Хея. Он просто хотел когда-нибудь ещё раз прогуляться с другом по Ханджоускому рынку дракона, только чтобы не было мерзкого запаха опиума и вооружённых чужестранцев с наглыми мордами. Чтобы они просто гуляли среди лавок и палаток, и он показывал ему чудеса их края, края горных драконов среди хребтов под самым небом.