***
Не выспавшийся, Лю стоял перед зеркалом, разглядывая себя с головы до пят: одет в легкий свитер фисташкового цвета и серые брюки; серые гвоздики в обоих ушах поблескивали в лучах взошедшего солнца. Надев очки без диоптрий, он попытался улыбнуться самому себе. Предприняв попытку скрыть с каждым днем лишь сильнее темнеющие круги под глазами, тот обнаружил, насколько в его случае полезна декоративная косметика. В эту ночь его вновь мучали кошмары, лишая сна; по утру он пролил на себя горячий кофе. Хоть и говорят, что понедельник — день тяжелый, но может хоть что-то окажется не столь неприятным, как и это утро? Окропив пространство вокруг себя духами, он встал под неосязаемый поток туалетной воды. В гардеробной воцарил аромат цитрусовых, яблока и мяты. Надев высокие кеды и повесив на плечо сумку, Лю Хайкуань вышел из квартиры. Ведя автомобиль, он задумался о новом коллективе: какой он? примут ли молодого человека в свои ряды? Из тревожных мыслей, беспокойно снующих в разных уголках разума, брюнета вывел телефонный звонок. Тот поставил вызов на громкую связь. — Доброе утро. — раздался на другом конце трубки сонный голос друга. — Доброе-доброе, Чжочэн, — ответил ему мужчина, улыбаясь. — Всего двадцать минут десятого, что заставило тебя проснуться так рано? — Хотел пожелать тебе удачного рабочего дня. Я не могу встать пораньше и позвонить лучшему другу? Куань-гэ, ты настолько плохо обо мне думаешь? — Именно так я и думаю. — усмехнулся старший. Из телефона послышался хриплый смешок. — Я спать. Удачи. — произнес тот, прежде чем раздались неприятные гудки. Его друг, Ван Чжочэн, родился с золотой ложкой во рту, купался в роскоши и жил полностью за счет родителей. И несмотря на то, что мать с отцом в нем души не чаяли и не были против столь долгой опеки над сыном, Ван хотел научиться жить самостоятельно и зарабатывать своим трудом. Правда, пока это у него получалось плохо. Именно поэтому он на собственном опыте изучал все возможные курорты Поднебесной. Припарковавшись, Хайкуань не спешил выходить из автомобиля. До начала оставалось еще 40 минут. Он и сам не понял, зачем приехал так рано. Капли дождя врезались в автомобиль мужчины, стучали по крыше, отскакивая от поверхности и разбиваясь; прозрачная паутина из струек дождевой воды обрамила стекла. Выходящие из зданий люди стали спешно раскрывать зонтики, сливаться в один большой темно-серый поток с редкими цветными пятнами и проплешинами. Кисть неприятно покалывало. От тепла в машине и мягкого размеренного стука по стеклам и крыше молодого человека слегка разморило. Решив поискать неподалеку кофейню и заодно узнать район получше, брюнет уже было встал, за что получил третьим законом Ньютона по голове. Пианист вылез из автомобиля, потирая ушибленное место и параллельно раскрывая зонт, после чего неспешно двинулся на поиски кофейни. Спустя пять минут блужданий по переполненным улицам, он все же набрел на симпатичное заведение. Дверь открылась со звоном колокольчика, рецепторы тут же обдало приятным запахом корицы, кофе и выпечки. Внутри на удивление было практически безлюдно: за кассой стоял паренек лет семнадцати, напарник же крутился у кофе-машины, а за столиком сидела девушка и что-то неистово строчила в своем ноутбуке. Завидев посетителя, парень встал по стойке смирно и улыбнулся, несмотря на дрожь в руках. — Добрый день, Вы готовы сделать заказ? — выдавил он. — Добрый. Холодный капучино в объеме 0,4, будьте добры. Работник, судя по всему стажер, засуетился, виновато почесал затылок и в растерянности взглянул на напарника. Тот отвлекся от кофе-машины и подошел к горе-товарищу. Спустя полторы минуты невольно выслушанных инструкций, Хайкуаню сообщили о том, что заказ принят, все так же виновато почесав затылок. В ожидании напитка он облокотился на холодную стену, рассматривая интерьер: серые стены украшали постеры с напитками, акциями, сезонным меню, полки с милыми искусственными растениями, причудливыми светильниками и другими безделушками; в помещении находилось несколько довольно мягких на вид кресел со столами, а на подоконниках были разложены подушки и пледы. В этот момент зазвенел дверной колокольчик и в кофейню влетел молодой человек слегка ниже самого пианиста. — Привет, красавчик, тебе как обычно? — сразу заулыбался работник постарше. — Доброе утро, да. Я опаздываю, очень-очень опаздываю! — пролепетал парень. — Понял. Мелкий, сделай один ванильный латте 0,3 на миндальном! — Сейчас! Возьмите ваш заказ, пожалуйста, — обратился перенек уже к Лю. — Хорошего дня. Брюнет коротко кивнул и поспешил ретироваться из кофейни, краем глаза взглянув на новоиспеченного гостя: одет он был опрятно, в белую укороченную майку и поверх нее бежевую рубашку, свободные джинсы, из-под них же выглядывали белые конверсы; на плечах покоилась объемная кремовая сумка. Распущенные черные волосы струились вниз, обрамляя тонкую изящную шею. Молодой человек убрал выбившуюся прядку за ухо, но она вернулась на прежнее место. Задержав взгляд на незнакомце еще на долю секунды, пианист направился в сторону театра. Спустя несколько часов наступил обеденный перерыв, и из здания причудливой формы повалили люди — кто поесть, кто на перекур. Брюнет же относился ко второму типу людей, хотя поесть бы тоже не мешало. Пока дождь на время стал слабее, Лю Хайкуань раскрыл зонт и, вслушиваясь в размеренный стук капель по поверхности зонта и гул машин, уже залез рукой в карман куртки, пытаясь нащупать пачку сигарет. В этот момент из дверей театра вышел тот парень из кофейни и, завидев пианиста, решительно ускорил шаг. Сократив расстояние, тот неловко улыбнулся. — Вы обронили сегодня утром. Подумал, что завтра могу Вас не встретить, вот и решил отдать сегодня. — парень протянул ему пачку кокосовых «Harvest». — Спасибо большое, — в растерянности ответил Куань. Наблюдая за тем, как на незнакомца обильно льется дождевая вода, он предложил: Если хотите, можете остаться под зонтом. — Буду признателен. — подняв губы в улыбке уже без тени неловкости, ответил нашедший сигареты музыканта. — Раз уж стоим под одним зонтом, могу я узнать Ваше имя? — Лю Хайкуань. — А я Чжу Цзаньцзинь. Будем знакомы. Молодые люди обменялись доброжелательными взглядами, после чего старший предложил парню сигарету. — Не курю. — беспечно ответил тот, завязывая волосы в маленький оттопыренный на затылке хвостик. Пара прядей все так же выбивались из прически. Он достал из кармана куртки телефон и проверил пришедшее сообщение. — Ждете кого-то? — выдыхая сигаретный дым с легкими нотками кокоса, поинтересовался Лю. — Да, товарищей. А Вы? — Никого я не жду. — хмыкнув, ответил брюнет. В этот момент из-за спины послышалось шарканье подошвы, и к Чжу подошла компания из четверых человек примерно одного возраста. Молодой человек поклонился пианисту и ушел вслед за группой. Докурив сигарету и выбросив бычок, Хайкуань напоследок взглянул в сторону нового знакомого, развернулся и ушел в сторону здания.***
Уже будучи дома, Хайкуань состряпал простецкий ужин: отварил рисовую лапшу с креветками и водорослями, пожарил тофу, порезал салат из сырого картофеля, рецепт которого подсмотрел в интернете. В дверь неожиданно позвонили. Отвлекшись от сервировки стола, хозяин квартиры вышел в коридор и, отворив дверь, удивленно произнес: — Чжочэн? — Он самый. — парень заулыбался во все 32 и показал «пис». — Ты как здесь? — Да я мимо проезжал, дай думаю зайду к тебе, ты ведь наверняка ужин готовишь, а я проголодался. Может впустишь меня? Примета плохая — через порог разговаривать. — Вот же засранец. — усмехнулся Лю. — Чего это сразу засранец? — возмутился младший, разуваясь. — Я, между прочим, не с пустыми руками. — он вручил другу подозрительно тяжелый пакет. — Такими темпами я совсем сопьюсь, Чжочэн. — говорил брюнет, проходя на кухню. — Тем более мне завтра на работу. — Да расслабься, это имбирное пиво, оно без градуса. Все таки уломав старшего, Ван восторжествовал и принялся за еду, параллельно попивая имбирное пиво и восхищаясь кулинарными навыками лучшего друга. За ужином они многое обсудили, смеялись, вспоминая нелепые ситуации, произошедшие с ними за долгие годы дружбы. К концу подошла уже третья банка пива, и младший открыл новую. — Кстати, как продвигается лечение? — спросил парень, внаглую подъедая у собеседника тофу. Хайкуань, будто анализируя вопрос и размышляя, стоит ли продолжать развивать эту тему, умолк, но после все же ответил: — В общем-то никак. Ван Чжочэн удивленно посмотрел на того и распахнул глаза пошире. — Это почему? — Да времени не хватает, еще и домашние хлопоты… Думаю, сам понимаешь. — Я то понимаю, только ты — он ткнул старшему пальцем в грудь. — всего лишь отмазываешься. Я же с тебя не слезу, Куань-гэ. — А может все-таки слезешь? — Не-а. — мотнул головой тот, отправляя в рот последний кусочек тофу. — Ты сходи к психиатру разок, и я от тебя отстану. — Ладно, как-нибудь схожу… Чжочэн кивнул и перевел тему. — Ты вроде говорил, что познакомился с каким-то парнем на работе. Как это случилось? Он красивый? — Да, довольно-таки красивый. — улыбнулся музыкант. — Я выронил пачку сигарет, а он отдал ее мне. — И это все? — Да. — Я ожидал чего-то более… романтичного, наверное. — разочарованно вздохнул собеседник. — Ты просто смотришь слишком много дорам, вот и все. — Эй, что за клевета? Может я и смотрю дорамы, но… Ван, будто анализируя свое поведение за последние пару месяцев, вздохнул и под смешок друга констатировал: — Да, пожалуй, ты прав. Проболтав еще около часа-полтора, младший начал собираться и уже через несколько минут стоял на пороге квартиры. — Послушай, Куань-гэ, — начал тот. — Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной о чем угодно? И о твоей матери, и о… — Чжочэн… — хотел было остановить его брюнет. — Все-все, я понял, просто… Не забывай обо мне, ладно? Не попрощавшись, Ван развернулся, а за его словами последовал хлопок входной двери. Стоя под горячим душем, мужчина размышлял о сказанном другом напоследок. Где-то на подкорке сознания он сожалел о том, что все сложилось именно так. Но ведь матери действительно было все равно. А ему и вправду было больно, очень больно. Прошло уже больше десяти лет, а он все не может забыть. И, судя по всему, никогда не забудет. Горячие капли воды, стекавшие по лицу, плечам, торсу отрезвляли, возвращали к жизни. Но чем больше он окунался в омут воспоминаний, тем сильнее тот утягивал его на самое дно, столь холодное и безжизненное, куда не проникал ни единый лучик света и где царила вечная темнота. Пройдя в спальню, Хайкуань встал у ростового зеркала и снял спальную футболку. Практически все тело покрывали шрамы, рассекая ключицы, грудь, живот. Повернулся спиной и посмотрел через плечо: лопатки были еще пуще исполосованы. Казалось, вот-вот и раны откроются, темная кровь заструится по телу пианиста, оставляя за собой жгучую боль и отчаяние. Разглядывая себя, тот думал над тем, как сильно он изменился: еще чуть больше десяти лет назад Хайкуань был абсолютно безжизненным и беспомощным. Он кое-как сводил концы с концами. Вид его тем более был удручающим. Походивший скорее на скелет, чем на подростка, он был не в состоянии взглянуть в зеркало без отвращения. Сейчас же перед ним в отражении представал совершенно другой человек: крепкое тело, по крупицам собранное из тяжелого труда, мускул и боли, безэмоциональное лицо и совершенно опустошенный взгляд. Неизменной чертой его оставались множество клейм — шрамов, что опутали паутиной практически весь стан. Одевшись, Лю распластался на просторной кровати и провалился в сон. Звонит телефон. На экране вызова не разобрать ни слова. Он поднимает трубку. На мгновение раздается голос. Гудки. На циферблате снова 4:38. Хайкуань снова не может заснуть.