Kinktober 2023

— Сведи руки, будь лаской. В голосе Чуи – сплошная мягкость, смешанная со спокойной и уверенной властностью. Один лишь голос бесконечно пьянил, кружил голову, заставлял подчиняться беспрекословно. Дазай сводит руки за спиной, чувствуя, как их опутывает мягкая веревка. Опутывает достаточно крепко, но не настолько, чтобы что-то пережать. Чуя умел – он немало читал теории прежде чем начать практиковать, да и это был не первый раз. Однако сладко все равно было, несмотря на то что руки, опутанные клишированно красными веревками вместо бинтов, стали картиной знакомой и в какой-то мере привычной. Веревки сплетаются в изящные узоры – на все про все уходит не больше десяти минут, и к концу этого времени Дазай начинает ерзать нетерпеливо, вынуждая Чую несильно шлепнуть его по спине. — Успокойся, червяк. — Не хочу. Они фыркают почти одновременно, и Чуя наконец оставляет в покое веревки, а Дазаю помогает развернуться и опереться спиной на подушки, приставленные к изголовью кровати чтобы было мягче. — И нужно тебе было это все, — Дазай вздыхает будто измученно. — Я тебя хочу. Немного ложь. Ему все нравится. Ну, не считая некоторых маленьких недостатков в виде невозможности касаться. — Нужно. Иначе опять мне все волосы встреплешь, плечи расцарапаешь, — Чуя откликается, глаза закатив, и упирается рукой в мягкую поверхность матраса рядом с телом Дазая, приближаясь к его лицу и подцепляя двумя пальцами подбородок. — Еще бы заткнуть тебя, и будет вообще прелестно. Просто нравится, как Дазай извивается и распадается на части, лишенный столь любимых касаний. — Так вставь мне кляп? В глазах поблескивает хитрая улыбка, и ту же можно углядеть на губах. А собственный трепет от такой близости даже не думает показывать. Чуя же хмурится. — А если руки перетянет? — Я тебя пну, чтобы сообщить об этом, — обещает, и приложил бы руку к сердцу, но те связаны за спиной. Просто нравится быть в такой власти у Чуи. Такой, что даже говорить невозможно без его позволения. Желательно, конечно, и дышать, но вкупе с остальным – точно не согласится. Переглядки длятся около минуты, после чего Чуя тихо вздыхает, отстраняясь. Уже через десяток секунд у него в руках оказывается кляп. — Если я узнаю, что ты не сказал мне о чем-то, лишу секса на месяц, — ворчит, оставляя поцелуй на губах. — А еще кляп это значит, что ты остался без поцелуев. Пока Дазай начинает говорить что-то возмущенное – не подумал о поцелуях явно, – Чуя ласково вставляет ему в рот кляп и затягивает застежку на затылке. Эта картина действительно прекрасная – в горле сухо от легкими волнами наплывающего жара с желанием запечатлеть ее в памяти навечно. Чуя медленно ведет губами по боковой части шеи, оставляя влажную дорожку, действует словно на пробу, проверяя реакцию. Дазай вроде как бушевал до того момента. Но разве возможно это делать, когда Чуя касается так? А сильные руки одновременно с тем ласкают тело, сжимают талию, кончики пальцев проходятся по шрамам и Дазай вздрагивает словно от разряда тока – Чуя шрамов касался много, но это все равно оставалось чем-то чересчур особенным. Тело поцелуями покрывает равномерно, нарочито медленно, словно дразняще, то и дело несильно царапает зубами или оставляет бледно-красные пятна засосов. Ласкать тело Дазая всегда было особо интересующим занятием, ласкать тело связанного Дазая – вдвойне. Его слегка потрясывает даже от самых невинных касаний, руками то и дело дергает в порыве желания вплестись в волосы, обнять в ответ, сжать в своих руках, прижать ближе. Но и одновременно с этим власть, полностью находящаяся в руках Чуи, пьянила. — Такой милый, когда дрожишь от одних лишь поцелуев, — выдыхает негромко, обжигая кожу горячим выдохом, и Дазай замирает, распахивая глаза широко. Это... запрещенный прием. — Милый, мой чудесный, такой открытый, — Чуя не прекращает, одновременно с тем опускаясь к груди и обхватывая губами один из сосков. Дазай надламывает брови домиком, выгибается в искреннем желании быть ближе, роняет с губ громкое мычание – единственное, что позволено. Чуя взгляд вскидывает, лишь убеждаясь в том, что это не было сигналом о неудобстве, а после возвращается к своему делу с особым удовольствием. Его язык ласкает чертовски чувствительные соски, лижет, покусывает, сжимает губами, ладони – ласкают не менее чувствительные бедра, вжимаются пальцами, гладят, несильно царапают бледную кожу внутренней части и по тем же местам совершенно нежно проходятся подушечками пальцев. Сознание Дазая туманит – он все еще хмурится в искреннем желании сделать хоть что-нибудь, запрокидывает голову, когда Чуя опускается ниже, к животу, заставляя дрогнуть невольно, языком оставляет влажную дорожку, которую обжигает горячим дыханием. Если бы на губах Чуи была помада – Дазай был бы покрыт следами почти полностью. Чуя не упускает ни единого места, особенно чувствительных. Он ласкает нижнюю часть живота, прикусывает выступающую косточку таза. Не будь кляпа – Дазай бы уже вовсю хныкал, что хочет касаться, потому что это желание было почти нестерпимым, чертовски тянуло. Все обостряется, когда Чуя опускается ниже. Когда горячие губы касаются головки члена, когда руки мягко перемещаются ближе к ягодицам, чтобы не позволить отстраниться, вжимаются в них, царапают слегка, подтягивают ближе. Дазай приглушенно хнычет – насколько это возможно в его положении, то ли хочет податься назад, то ли напротив, навстречу Чуе. Все желания распирают грудную клетку, вызывают все больше эмоций, это все так сильно накрывает... Чуя еще один взгляд поднимает – проверяющий, но заигрывающий, нежный – прежде чем мягко губами головку обхватить, сжимая несильно, и языком по ней скользнуть, щекоча уретру. Дазай всхлипывает тихо, испытывая искреннее желание метаться, но руки Чуи на месте удерживают его надежно. Наблюдать за Дазаем в таком состоянии бесконечно нравилось. А уж осознавать, что доведен он был именно руками – и губами – Чуи особенно сладко. Он привыкает ко вкусу естественной смазки, медленно берет глубже, нарочно растягивая весь процесс. Одновременно с тем одна из рук соскальзывает выше, кончики пальцев пробегаются по животу, заставляя уронить сдавленное мычание с губ снова. Чуя экспериментирует, ищет места, касания к которым будут сводить с ума больше всего, но Дазай весь одна большая эрогенная зона, поэтому каждое приводит к желаемой реакции. Язык юрко скользит по члену, пока Чуя медлительно двигает головой, создавая особый контраст. Его рука уже успела вновь соскользнуть ниже, но на этот раз лаская внутреннюю часть бедра и то и дело касаясь и члена, помогая себе. Дазай, которого одной рукой удерживать стало явно сложнее, дрожит куда ощутимее, ерзает, сжимает Чую собственными бедрами – единственное, что вообще может – и, кажется, вовсе не способен сейчас соображать, утонув в удовольствии. Чуе даже не требуется брать глубоко, чтобы довести Дазая окончательно – очередное движение языка вызывает более сильную дрожь, но он все равно медлит, оттягивая как можно больше, нарочно ласкает не так ощутимо, как мог бы. Дазай весь извелся – с его губ не раз упали превратившиеся в мычание стоны, пальцами он бессильно сжимает то воздух, то ткань подушки, бедрами то и дело подается навстречу, а в мыслях сплошное стремление приблизиться к разрядке. И негромкое гудение, посылающее волны вибраций по члену, рвет крышу окончательно. Дазай прогибается в спине сильнее, сжимает губами чертов кляп, а Чуя и не думает отстраняться, не выпуская член изо рта до момента, пока тело под ним не расслабилось, и сглатывая все. — Умница, — хрипло проговаривает, приподнявшись и скользнув кончиками пальцев по щеке. На губах играет легкая полуулыбка от вида Дазая разморенного, расслабленного и медленно моргающего. Чуя тянется, расцепляя застежку кляпа и снимая его вовсе, а после аккуратным движением стирает с чужого подбородка слюну. — Обожаю тебя, — первое, что Дазай выдохнуть сумел, прежде чем потянуться целоваться, игнорируя то, что у Чуи во рту только что был его член. — Дай развяжу то, — отстраняется через десяток мгновений, потянув Дазая к себе. Но тот, кое-как из-за связанных рук, сползает с постели и встает перед ней на колени, глядя хитро и подзывая одним взглядом Чую к себе. — Разве не сладко будет, если ты будешь контролировать весь процесс, толкаясь в мое горло так глубоко и так быстро, как только хочешь, а я не смогу даже остановить тебя, будучи связанным? — мурлычет почти, облизываясь. Чуя улавливает ход его мыслей. Улыбается, тихо цокнув, и садится ровно напротив. Не заставляет себя ждать, вплетаясь пальцами в каштановую шевелюру и вынуждая приблизиться. — Ну так не разочаруй меня? Это совершенно точно не конец этой ночи. И она будет безумно интересной...