Врайтоберские Эррор, Инк и Эрроринк

      Карамель, такая приторно сладкая, липкая, тягучая; начинка высшего сорта, любимица многих, почти фаворитка в индустрии сладостей... Неспешно стекает с тёмного подбородка, будто мазок экспрессиониста на чёрном холсте, будто тонкая линия, случайным образом соединяющая голубой, с проблеском глубокого синего и яркого небесного, ласкут на скуле и красные, вызывающие шейные позвонки. Не дойдя до конца, не успев спрыгнуть с чётко очерченной формы челюсти охровой каплей, она была слизана юрким жемчужным язычком с редкими пятнами радуги на нём. Обладатель его после этого нехитрого дела довольно причмокнул.       — Раздражаешь... - рвано выдохнул Эррор, из-под полуприкрытых "век" глядя на лисий проблеск в двух зрачках-сердечках напротив.       Следом язык прошелся по лицу с другой стороны: ближе к носовой косточке, там, где во впадинку между боковой стенкой и скулой просочилась ещё одна капля. Её тоже быстро подцепили острым кончиком языка, с полуухмылкой.       — Но тебе же нравится, - выдохнул Инк Эррору в приоткрытый рот, а затем, без предупреждения, затянул бедолагу в сладкий поцелуй с привкусом карамели.       Жадный рык в рот художника-засранца стал ответом на этот, в общем-то, совсем не вопрос, а факт. Борьба за первенство, стремление показать, кто сегодня лучше, кто выиграет, кто достоин быть похваленным – всё это слепилось в одно и проявилось во влажном поцелуе, в котором прямо сейчас оба скелета пытались одержать победу.       — Ты.. хх.. сегодня, ммх... Ах... Куда напористее.. Ох... - раз через раз успевал выдавать Инк, прежде чем его снова затыкали и царапали очертания "губ" жёлтыми клычками (Защитник всё равно царапался лучше – у него клыки больше).       Подцепив дистальной фалангой одну из прорезей в крестце, Эррор попытался протолкнуться в совсем уж маленькую дырочку крупным пальцем, прекрасно зная, что крестец – одно из самых чувствительных мест у скелетов, на пару с лобковыми костями и душой; так же прекрасно зная, что Инк не сможет сдержаться и не показать того, какой страшный кайф ему приносит напористость Разрушителя. В подтверждение его мыслям, художник жалобно всхлипнул куда-то между челюстью и четвёртым позвонком Эррора, неосознанно толкаясь тазом вперёд, хотя стоило бы поддаваться назад, но разве Инк соображал? Не совсем, точно не полностью и не в это короткое мгновение. Но зато когда начал соображать, то, заприметив густую линию карамели на чужой ключице, дразняще поблёскивающую, почти подмигивающую, не сдержался и рывком в одну секунду приблизился, с остервенелым желанием распробовать сочетание жарких красных косточек Глюка с карамельным "соблазном" на них.       Укусил.       Миг – и Эррор громко вскрикнул, затем крик плавно перетёк в протяжный, жалобный стон и, в конце концов, тёмнокостный сжался на столько, на сколько ему позволило его положение (ведь именно его колени оседлали, а не наоборот). Тело хорошенько тряхнуло, а палец, до этого безобразно и безжалостно ворочащийся вокруг прорези, сдёрнулся и съехал вниз вместе со всей рукой. Лоб, липкий от размазанной карамели и мокрый от чужой слюны, упал на Инковское плечо, а сам Инк, явно виноватый в чужом страдании (а страдании ли?), шумно выдохнул, ведь палец Разрушителя слишком уж сильно смог раздразнить и без того наколённое тело.       — Аах... Чёрт.. бы тебя побрал... м-мерзавец... - всё, что смог выдавить из себя Эррор, прежде чем понял, насколько горячо стало его скулам. Насколько горячо...       Да, ему определённо понравилось.       Да, у него определённо есть пунктик на укусы.       И да, Инк определённо, совершенно точно об этом догадался.       — Хе-хе, - Защитник слизнул с помученной ключицы карамель, смакуя, — Боюсь, что сегодня поберут именно черта, - игривый тон не сулил Эррору ничего хорошего. Ничего, что могло бы хоть как-то состыковаться с теми планами, которые он уже построил на жиразоловый зад.       Разрушитель запыхтел, вжимаясь лбом в острое плечо возлюбленного уже со злобой, с желанием не то вдавить в свою голову, не то боднуть:       — Нет... - почти прорычал тот, подняв голову и фыркнув художнику в ушное отверстие. — Я первый...       Послелняя фраза, сказанная с предыханием, звучала настолько твёрдо, по-горячему сипло и уверенно, что Инк на мгновение потерялся в этом влавствующем тоне, сбитый с толку собственными магическими мурашками. И этот ступор стоил ему всего: в моменте его скинула с ног на кровать и крутанула на живот пара крепких рук, в тот же миг сжавших крылья тазовых костей и приподнявших таз вверх, а сверху ещё и навалились, придавливая весом. Инк трепыхнулся под давящим телом, словно бабочка, накрытая ладонью, а затем дёрнулся, когда почувствовал на собственных руках замок из цепкой и крайне крепкой хватки одной руки.       — Стой! - попытался притормозить ход событий художник, но его уже не слушали: скользкие, длинные языки вывалились на исписанные узорами лопатки и широким заходом собрали почти всю карамельную гущу, от левой задней стороны рёбер до плеча.       Инк всхлипнул, снова трепыхнулся и замер, отдаваясь ощущениям скользких языков на спине, жадно собиравших карамель.       — Хааа... Эррор... - очередной всхлип и сдавленный стон, когда совсем скоро языки собрали всю сладость и плавно перешли с рёбер и лопаток на шею, такую чувствительную и поддатливую.       — Ты понял, Инк?.. - неугомонно шептал Эррор в ушное отверстие размякшего и уже вовсе сдавшегося художника, — Я первый.       Затем укус куда-то в выпирающий кончик ключицы – будто в отместку – и плавное стекание вдоль по телу Защитника, к тазовым костям, к сгустившейся внутри магии. Жемчужного цвета с радужным отливом, она была прекрасна. Эррор никогда не признается, но ему неимоверно нравилось разглядывать экто-тело художника, слегка изменять положение его тела или собственного взгляда, чтобы увидеть блестящий перелив, чтобы зафиксировать этот изящный момент в памяти надолго. Когда большие руки Разрушителя так аккуратно ложились на худое Инковское тело, большие пальцы чуть придавливали магическую кожицу и по кругу ямок образовывалась грань, которая тоже переливалась – было тяжело не ощутить эту хрупкость, отражающуюся во всём образе Инка.       Экто-тело сформировалось быстро, Эррору даже не пришлось ничего говорить. Тело внизу не сопротивлялось, даже не ёрзало в каком-нибудь протестующем жесте; Инк не спешил дёрнуться вверх, стоило Глюку отпустить его руки. Экто выглядело ещё пикантнее с дразнящими разводами карамели на нём, по которым скреблась душа сладкоежки. Темнокостный облизнулся:       — Ты быстро сдался, - как бы между прочим заметил Эррор и, наклонившись, снова навалился грудью на прогнутую спину художника, юрким пальцем подбираясь к дырочке, видя, как к ней плавно подтекает тягучая карамель и спеша быстро собрать ту на кончик дистальной фаланги, чтобы в ту же секунду поднести ко рту и слизать.       Вездесущая карамель капала на тело Инка прямо с самого Эррора, ведь именно он изначально и был жертвой идеи с таким страшным надругательством над сладостью. Естественно, совсем скоро после несоизмеримо наглых выходок Инка последний и сам был в итоге измазан карамелью, но явно в меньшем процентном соотношении, нежели Глюк. Теперь же, когда она, будто в сговоре с довольным своей лёгкой победой Эррором, послушно капала с тёмных косточек и с уже сформировавшегося синего экто на тело под ним, всё становилось чуть справедливее.       — Поддался, - на тяжёлом выдохе ответил Инк, внутренне весь изведённый от ожидания, когда же Эррор наконец-то что-нибудь сделает.       Разрушитель хмыкнул и снова укусил ахнувшего от такого художника, но теперь уже не в ключицу, а в остистый отросток ближе к затылку.       — Ага, так я тебе и поверил.       Но в голосе не звучало обиды или раздражения, лишь крупное, явно ощущаемое чувство вожделения. Инк тяжело выдохнул и вильнул тазом назад, упираясь Глюку в пах, своим действием хоть и не совсем специально, но сильно раздразнил. Эррор, поняв немую просьбу, не стал играть в мучителя, в конце концов поднимаясь с чужого тела. Перехватил зад художника поудобнее и подобрался двумя пальцами – средним и указательным – ко входу.       — А смазка!... - подавившись воздухом воскликнул Инк и резко сжался на кончиках начальных фаланг. Он не любит на сухую! И спешить в этом деле тоже!       — Спокойно, - фыркнул Эррор и не без издёвки чуть толкнулся кончиком одного пальца внутрь, чтобы припугнуть, заставить сжаться – как и произошло, – а затем отстранился и, подтянувшись к тумбе недалеко от кровати, достал то, по чему вечно так плакался, казалось бы, столь храбрый Защитник.       Инк только и успел недовольно пробубнеть что-то вроде "глючная задница", как тут же поток злых мыслей был заглушён собственным удивлённым стоном: холодные от смазки пальцы, не церемонясь, проникли на целую фалангу внутрь и колечко мышщ сжалось. Тело тряхнуло. Затем, плавно помассировав стенки, Эррор толкнулся ещё глубже и Инк снова простонал, но уже вперемешку со всхлипом, жалобным и мяукающим.       — Эрр... - голос Защитника захрипел; не от того, что был сорван, а от того сладкого удовольствия, которое налилось тяжёлым грузом в животе, защекотало и поставило колом жиразоловый член.       Пальцы толкнулись на две фаланги и на мгновение встряли, стиснутые внутренним давлением.       — Расслабься, Инк, - Эррор и сам тяжело задышал, стоило услышать и увидеть, как желанно всё естество Инка принимает напор Разрушителя.       Пальцы толкнулись ещё раз, но всё так же безуспешно.       — Т-ты торопишься, - Защитник скомкал пальцами простынь под собой, чуть подрагивая, — Постоянно.       Последняя фраза звучала с каким-то слабым упрёком и Эррор соврал бы, если бы сказал, что его это совсем не задело. Однако с Инком пришлось согласиться... Глюк редко мог похвастаться терпеливостью, когда ему чего-то хотелось и неважно, касается этот вопрос секса или каких-то бытовых вопросов. Если он хочет – он получает, и получает самым быстрым способом, каким может.       Извинения, что вертелись на всех пяти языках, так и не были озвучены, однако Эррор поумерил пыл: наклонился к дрожащему художнику и оставил чуть робкий (ему непривычны были такие откровенные нежности) поцелуй на плече, а пальцы задвигались медленнее и осторожнее, точно как если бы они делали это впервые. Инк, а следом и его тело очень оценили такую непомерную щедрось (и всё равно, что эту щедрость приходилось каждый раз выпрашивать у Эррора, когда он оказывался "у руля"), через минуту мягких покачиваний пальцев расслабившись, а затем с большим удовольствием приняв оставшиеся фаланги, до упора. Всхлип, тихий стон, поджатые плечи, прогнутая спина – общий вид столь поддатливого Инка разжигал внутри Эррора горячее, пламенное возбуждение. Длинные пальцы выглядели как нельзя хорошо в полупрозрачном экто-теле возлюбленного, так правильно. Эррор вздохнул. Сфокусировал почти разошедшийся взгляд и, помня об особенной осторожности, двинул пальцами назад, а затем загнал их обратно. Инк протяжно простонал в простынь, дёрнулся и капли карамели, о которой оба благополучно забыли, закапали с тел на постель. Горячо... Ещё один толчок в горячее нутро, ещё один стон, ещё одно поддатливое движение телом.. Ещё... И ещё. Держаться было крайне тяжело, Эррор хотел побыстрее, но чего конкретно пока не понял: то ли побыстрее заставить Инка кончить, наслаждаясь дрожащим стоном и мандражем его изящного тела, то ли побыстрее войти в него и кончить уже вместе, сливаясь стонами воедино.       Ещё толчок, Инк мяукнул в полустоне от наслаждения и сам начал насаживаться на пальцы, темп которых постепенно ускорялся. Толчок, толчок, протяжный стон, толчок. Эррор снова прикусил чужое плечо, облизнул капнувшую с его лба на лопатку Инка карамель и снова вогнал длинные пальцы в нутро, ударяясь хрящиками о жемчужные ягодицы. Защитник что-то прохрипел между делом, но Эррор не слышал: был занят массажем найденной простаты, которая внезапно заставила притормозить в темпе и отвлечься на нечто более методичное, но доставляющее при этом не меньшее удовольствие. Инк неосознанно вскинул таз вверх и гортанно простонал, ткнувшись носовой косточкой в матрас.       — Эррор! - в рваном стоне позвал он прежде чем его снова накрыло острое наслаждение и он снова не ткнулся лицом в кровать. — Стой! Ах! С-стой! — Художник вяло затрепыхался, всё ещё сносимый невозможными движениями пальцев внутри. — Я с-сейчас.. Эрри, я сейчас...       Хриплая мольба, крупная дрожь – следом за которой последовал мелкий мондраж, – и Инк с почти рычащим стоном кончает, закусывая простынёй, лишь бы не закричать от удовольствия. Кажется, они начинали с карамели... Кажется, он хотел быть сегодня в лидирующей роли... Но это всё теперь уже неважно, и неважно потому, что сейчас он почти утонул в согревающем его наслаждении, в лёгкой дрожи, в приятной неге, растёкшейся по телу. Уже неважно, он согласен продолжить в принимающей роли, лишь бы Эррор не останавливался.       Пальцы, чуть погодя, были вынуты из пульсирующего входа, а затем на одну из ягодиц легло пару языков и слизнуло крупную, сладкую карамельную каплю, падение которой сам Инк не почувствовал и не заметил за пеленой, может, и примитивного, но прекрасного оргазма. Тот вздрогнул и устало выдохнул. Отлип от влажной после слюней простыни и повернулся к Эррору лицом, чтобы увидеть в его зрачках возбуждённый блеск, довольную полуулыбку и немой вопрос: "продолжим"? О, он точно знал ответ, сомнений быть не могло. Инк, внимая его мыслям, сладостно хрипя, перевернулся на спину, чуть дальше от пятна спермы на постели и раздвинул ноги, тяжело вздыхая в ожидании. Разрушитель навис сверху и стоило их взглядам так чётко и намеренно пересечься, как полуулыбка Эррора превратилась в победный оскал и он, не запрещая себе подразниться, наклонился к ушному отверстию художника, а затем радостно шепнул:       — В следующий раз будь чуть оригинальнее, гений в карамельной индустрии, - и, не дав Инку ответить как-нибудь пообиднее, не дав даже возмущённо оухнуть или фыркнуть, Глюк зашурудил рукой внизу и в то же мгновение вошёл одним заходом внутрь, в доброжелательно принимающий его анал и по всей комнате раздался громкий, срывающий голос стон наслаждения.       Да, в следующий раз Инку стоит придумать нечто более классическое, если он не хочет так сильно подстегнуть интерес Эррора снова.