***
"Проклятый виноград, — ругался про себя Хэ Сюань, пытаясь находу вытряхнуть из-за пазухи бестолковые мелкие ягоды, которые набились ему за шиворот, пока демон пытался перелезть в окно дворца Ши с ветки старой яблони, увитой лозами. — Скажу Хуа Чену, что ты обидел наследного принца, и он вырубит тебя под корень!" Эта попытка проникновения в чужой дом была уже второй для Черновода. В первый раз из-за побегов девичьего винограда он наступил мимо ветки и полетел вниз прямо в заросли крапивы, которые нерадивый садовник не удосужился извести, пользуясь тем, за лозами их не видно. Даже Сюаньчжень за сотни лет знакомства не услышал от Наньяна столько неприличных слов, сколько было сказано в ту ночь несчастной крапиве. Конечно, Хэ Сюань не мог позволить себе самовыражаться так громко, как требовала душа, но с лихвой компенсировал это богатством лексики. Однако отступить Черный Князь не мог. Во дворце целителей, куда перенес его талисман генерала Пэя, Цинсюаня не оказалось. Лекари сообщили, что оказали Повелителю Ветров первую помощь и, убедившись, что его жизни ничто более не угрожает, позволили Ши Уду забрать его домой — тот уверял, что младший брат с ума сойдёт, если очнётся в чужом месте. Взяв с бога воды обещание соблюдать рекомендации и незамедлительно вызвать их, если пациенту станет хуже, медики отправили братьев домой незадолго до появления обеспокоенного Хэ Сюаня. Хотя он не мог не признать правоты Водного Самодура, раздосадованный демон мысленно обругал его и поспешил ко дворцу Ветра и Вод. В общем-то, это и привело к тому, что Непревзойденный Князь Демонов, Чёрное Бедствие, Погибель Кораблей скакал по веткам, будто белка, почёсываясь из-за крапивы. К счастью для бедняги на Небесах было не принято ставить защиту на окна — предполагалось, что небожители святы и не опускаются до заурядных краж. К несчастью для бедняги брат разместил Цинсюаня у себя, совсем не в том крыле дворца, где часто гостил Черновод. Хэ Сюань уже нацелился на вполне перспективное окошко какого-то коридора, когда оттуда высунулась рука и одним резким движением втянула незваного гостя в дом. — Ты с дуба рухнул? — прошипел Ши Уду, прижимая демона к стене коридора. "С яблони, если быть точным", — мысленно поправил Черновод, но сказать ему не дали: — Какого чёрта ты делал в окне? Ты мог напугать брата до смерти! Дверь не для твоей важной персоны? — Можно подумать, ты бы меня впустил, — так же шепотом ответил Хэ Сюань, отцепляя пальцы бога воды от своего ворота. — Совсем совесть потерял? А-Сюань из-за тебя покалечился, а тебе, козлу, хватает наглости качать права? Вообще больше к нему не приближайся! — казалось, Самодур сейчас начнет дымиться от гнева. Черновод не мог поверить, что почти пожалел его. — У тебя забыл спросить разрешения! — шепотом огрызнулся он. — Цинсюань не малыш несмышлённый, сам решит, с кем ему общаться! — Я заменил ему и мать, и отца, так что имею право гнать взашей всяких проходимцев! — по-прежнему не повышая голоса, грозно заявил Ши Уду. — Да из тебя родитель, как из Пэй Мина девственница, — Хэ Сюань тоже начинал закипать. — Только и думаешь, что о себе и о своём достоинстве! — Как ты смеешь... — опешил от такой наглости бог. — Ты бы лучше прислушался — кто ж тебе, болезному, ещё правду-то скажет, — ядовито посоветовал Черновод. — Я теперь понимаю, почему у тебя нет друзей. Только моему брату под силу выносить такой поганый характер! — Ой, да ему-то к поганому характеру не привыкать с такими родственниками! Очень тихая, но напряжённая перепалка грозила перерасти в рукоприкладство, но её остановил слабый стон, раздавшийся из-за приоткрытой двери спальни Цинсюаня. Бог и демон тут же позабыли о конфликте и ринулись на звук, отпихивая друг друга с дороги. — Н-нет... — с бледных губ раненного небожителя сорвался всхлип. Он лежал в постели и метался во сне. Уду бесцеремонно оттолкнул незваного гостя и бросился проверять состояние брата. Но Хэ Сюань ничуть не оскорбился — беспокойство начисто вытеснило вражду из головы. Мигом стало не до разборок — в конце концов, у них с Владыкой Вод было одно желание на двоих. Рука, что проверяла пульс больного, заметно дрожала. Черноводу по-прежнему странно было видеть чванливого Самодура таким трепетным и взволнованным. Демон оторопело наблюдал, как Ши Уду лихорадочно копается на прикроватном столике, находит бутылочку с нужным лекарством и осторожно вливает его по каплям меж приоткрытых бледных губ брата. Но вместо облегчения спящий Цинсюань вдруг забился в руках старшего, стеная и пытаясь вырваться. Он метался в бреду — яд Бездонного Омута, хоть и не мог более причинять вред телу, погружал разум в пучину кошмаров, воскрешая самые темные и страшные воспоминания. Ярость полыхнула в душе Хэ Сюаня при мысли о твари, но он не дал себе воли. — М-м-мату-ушка, не н-надо, — всхлипывал во сне бог, выглядевший таким уязвимым. — Б-братик скоро придет, он оп-пять будет с-сердиться... На этот раз гнев в душе Черного Князя поднялся приливной волной. Он не верил своим ушам — ублюдок Уду издевался над братом, и тому пришлось искать защиты у матери? "Я оторву ему баш..." Крик Цинсюаня прервал размышления, заставив демона вздрогнуть. — Не надо, я н-не ви-иноват, я б-буду хорошим! П-пож-жалуйста, не бей меня! МАМА! — Повелитель Ветров захлебнулся рыданиями. — ГЭ, СПАСИ МЕНЯ! Я не хочу, мне больно, я не хочу, не хочу!!! На глазах шокированного Хэ Сюаня Повелитель Вод прижал дрожащего брата к себе, и тот уцепился за синие одежды, будто за единственное спасение от кошмара. Демон и Ши Уду встретились взглядом и поняли друг друга без слов. Черновод покинул комнату. Выйдя в коридор, демон облокотился на стену. Он никак не мог собраться с мыслями. Увиденное выбивало из равновесия. Хотелось по привычке обвинить во всём Водного Самодура, но... Не сходилось. За что Цинсюаня можно было избивать? Конечно, многие родители наказывали своих детей, "если три дня не бить, начнет отрывать с крыши черепицу" и всё такое... Да только парень кричал, будто его не наказывали за провинность — его истязали. Да и, в конце концов, родители самого Хэ Сюаня как-то умудрились вырастить их с сестрой без побоев, хотя оба отнюдь не являлись "подарочными" детьми! Если уж такую занозу в родительской заднице, какой был в детстве он сам, оказалось возможно воспитать без рукоприкладства, то за что же можно колотить нежного и податливого Цинсюаня? Да, Повелитель Ветров бывал приставучим и надоедливым, и порой бесил Черновода почти до искажения ци, но тому никогда всерьёз не хотелось его ударить. А уж если представить бога ветра ребенком... Что он мог натворить? Его слова вовсе не звучали нагло, он не задирался перед матерью, а ведь судя по обрывкам фраз, избиения в их семье происходили неоднократно... И старшему брату приходилось заступаться... Хэ Сюань попытался вообразить ситуацию, в которой ему самому довелось бы оборонять маленькую нахалку Иинг от собственных родителей — воображение отказалось повиноваться. — Ты всё ещё здесь? — прозвучал надменный голос Повелителя Вод. Ши Уду тихонько затворил за собой дверь комнаты. Его привычный горделивый вид на этот раз выглядел хрупкой неубедительной маской, которая, казалось, вот-вот рассыпется под влиянием душевного волнения. — Как он? — несмело спросил Хэ Сюань. — Лучше. Лекарство подействовало, кошмары пока отступили, — соблаговолил сообщить бог воды. — Лекари говорят, что это обычное дело при отравлении ядом нежити. — Что ему снилось? — осмелился спросить Черновод, полагая, что ответа не дождётся. Но Самодур вдруг опустился вдоль стены, усевшись прямо на пол. — Думаешь, я не знаю, что ты расспрашивал Линвэнь? — вздохнул он, и вид его сделался больным и усталым в лунном свете из окна. — Мы друзья, я за него волнуюсь, а он ничего не говорит, — резонно отозвался демон, усаживаясь рядом. Он решил, что для разборок не время — пусть на одну ночь между ним и Самодуром случится перемирие. Ничего, небеса не рухнут. Ши Уду смерил собеседника скептическим взглядом и едва заметно усмехнулся. — Наши с А-Сюанем родители были очень тщеславными людьми, — начал он со вздохом. — Всю жизнь их волновало лишь одно — приличия. Когда брат родился, предсказатель велел прятать его ото всех до поры, но разве можно отменить смотрины? "Что люди скажут? Вдруг решат, что у нас нет денег на праздник? Вдруг подумают, что у нас родился уродец?" — голос Уду сочился презрением. — Мнение соседей важнее безопасности родного сына! На смотринах тварь к нему и прицепилась... Божок-пустослов — слыхал о таких? Хэ Сюань кивнул. Уж в этом вопросе он разбирался досконально. — Так вот, — продолжил бог воды. Казалось, история давно тяготила его, и он готов был поделиться ей хоть с кем-нибудь. — Сюань перестал быть идеальным сыном, а на меньшее они не соглашались. Представляешь, я однажды подслушал, как они обсуждали, не убить ли его, выставив всё, как несчастный случай! Своего ребёнка! Пришлось пригрозить, что я расскажу всё людям. Не важно, поверят ли мне соседи, слухи бы пошли в любом случае. Жизнь А-Сюаня я спас, но заставить их заботиться о нем оказалось не в моих силах. Мне пришлось самому растить его, буквально выбивать у родителей каждый кусок пищи, каждый клочок ткани для него. Брат просыпался в кошмарах, голос пустослова пугал его, а они... В любом несчастье винили А-Сюаня. Не уродилась капуста, заболели куры, мама разбила чашку, отец ушиб палец, испортилась погода — во всём всегда был виноват он. Притягивает несчастье, говорили они. Накликал беду, говорили они. Будто мало было было ребенку голоса, что день и ночь нашёптывал ему ужасы! Собственные родители, вместо того, чтобы утешать и защищать его, целыми днями орали на него. А потом, когда меня отослали в секту заклинателей, криками дело не ограничилось. Всякий раз, отправляясь домой, я не знал, застану ли брата живым. Выдержит ли он этот кромешный ад... Ши Уду замолчал, погрузившись в свои мысли, а потом резко поднялся на ноги. — Да что я распинаюсь... Можно подумать, ты в состоянии представить себе его боль! А-Сюань привязан к тебе — и, хотя я не понимаю его выбор, но терплю тебя ради брата. Если причинишь ему вред — тебе конец, Повелитель Земли, — бросил Самодур и вернулся в комнату больного, оставив Хэ Сюаня в глубоких раздумьях.***
Абсолютно потерявшись в мыслях, демон сам не помнил, как добрел до своего дворца. Там он спрятался в опочивальне, не зажигая свет — сидел одетый на полу у кровати и смотрел в темноту, будто надеясь увидеть там разрешение своих сомнений. Его стройная картина мира рушилась на глазах. Слова Ши Уду стали последним гвоздем в крышке гроба. "Избалованный мальчишка" — так говорили они с Иинг. Мальчишка, у которого и так было всё, что можно пожелать, но ему захотелось ещё больше, и он отнял это у семьи Хэ. Почему они так думали? Цинсюань выглядел таким благополучным — юный господин, вокруг которого хлопочет матушка и слуги, готовые выполнить любой каприз... Но откуда тогда эти страхи? Почему "маленький принц" не может и слова сказать незнакомцу? Почему тогда он прячется за чужую спину и едва не теряет сознание от волнения, стоит кому-то обратиться к нему? Детство, полное беспросветного ужаса. Детство, где любое слово, любое действие могло стать поводом для насилия. Детство, где негде спрятаться от кошмаров, где не было ни одного безопасного места, ни одного безопасного человека, кроме кроме старшего брата — такого же бессильного ребенка, как он сам. Картина складывалась. В воспоминаниях Пустослова Хэ Сюань этого не видел, но глупая тварь за сотни лет сломала столько судеб, что жертвы слились в её памяти в сплошную кашу, в которой невозможно было разобрать, к кому относится то или иное событие. Душу Черновода обжигал нестерпимый стыд. Легко было ненавидеть избалованного маленького поганца, такого же, как Мо Ши, который забрал счастье его семьи просто от жадности и безнаказанности... Легко было ненавидеть Самодура, что из гордыни пожелал сделать богом своего никчёмного братца... Но как продолжать пылать праведным гневом к забитому ребёнку? Как осудить того, у кого на глазах буквально уничтожали младшего брата? Голова демона разрывалась от противоречий."Как ты мог винить его, Хэ Сюань? Разве он был похож на преступника? Он был так добр к тебе, доверял, а ты..."
"Но я не знал..."
"И он не знал, но ты считал, что его это не оправдывает! Выходит, он тоже не виновен?"
"НЕТ! Он мог заметить, что его брат мразь, он мог выяснить..."
"И ты мог. Но не стал. Ходил с ним за ручку, спал в обнимку и предпринял лишь пару вялых попыток узнать, которые бросил при первом же затруднении! А ведь знаков было предостаточно..."
"Заткнись..."
"Что ты сделал, чтобы узнать правду, Хэ Сюань?"
"Замолчи..."
"Что ты сделал, Хэ Сюань?"
"ЗАТКНИСЬ!"
"Ни черта ты не сделал! Как удобно было всё свалить на Цинсюаня! Ныть и жалеть себя... И даже не задаться вопросом, что Ши Уду мог не просто так пойти на преступление! Ты жалок..."
"Замолчи, перестань, они сломали мне жизнь..."
"У тебя она хотя бы была! А у Цинсюаня ничего, кроме боли. Ему пришлось даже хуже, чем тебе..."
"Почему меня вообще должна волновать его судьба?"
"Не должна, но ведь волнует! Навреди Цинсюаню — и чем ты будешь лучше Самодура? Ты такая же тварь, как Пустослов, который калечит всех без разбора!"
"Но Уду виноват!"
"В том, что спасал единственного родного человека?"
"Он мог забрать его на Средние Небеса, а там Цинсюань уже дослужился бы..."
"Ни до чего бы он не дослужился, тебе ли не знать! Пустослов тебе самому всю душу вымотал, а ведь ты таскал его за собой совсем недолго — удивительно, как Цинсюань продержался столько лет! У Ши Уду было не так много времени, чтобы решить эту проблему..."
"Прекрати говорить об этом..."
"Голос разума не заткнуть, Хэ Сюань."
"Хватит, пожалуйста, перестань! Почему всё так несправедливо?"
"Жизнь вообще несправедлива..."
Утопая в тяжёлых думах, Черновод забылся тревожным сном. Свет всю ночь горел в окне дворца Ши, где один брат оберегал другого от кошмаров...***
Хэ Сюань пришел в себя утром и чувствовал себя ещё ужаснее, чем накануне. Душу его охватила полная сумятица, и демон решил отправиться в Черные Воды — лишь с сестрой он мог обсудить сложившуюся ситуацию. Не к Хуа Чену же идти за советом, в самом деле... В черном замке стояла тишина — здесь в такую рань не просыпались. Хозяин не нашел Иинг ни в приёмной, ни на кухне (еды он там, к слову, тоже не нашёл), и потому, отчаявшись, заглянул в личные покои. Однако, к удивлению, и там сестрички не оказалось — лишь распахнутая настежь дверь, которую девушка часто бросала в таком виде. От волнения и расстройства демон даже не вспомнил про духовную связь. Черный Князь собрался уже искать свою пропажу на улице, как вдруг вспомнил, где ещё она может быть. С недавних пор в замке появилось место, которое Иинг именовала "литературная гостиная" (Хэ Сюань почему-то не мог произнести это словосочетание, не закатывая глаза). Один из невостребованных залов дворца Мин И под руководством девушки обшил кедром ("на острове полно деревьев, не гробы же из них тесать"), вырезал изящную мебель — книжные полки, диваны и кресла, которые хозяйка дополнила самостоятельно вышитыми подушками, занавесками и даже ковром. Вдохновившись, пленник даже умудрился соорудить своей даме камин — капризное желание Иинг жить в живом теле вечно вводило семью Хэ в дополнительные расходы на отопление. Симпатичная комната почему-то вызывала у старшего брата приступы глухого раздражения — может, тем, что ему самому не с кем было обустраивать уют. Черновод направился туда и оказался прав. Увиденное добавило ему душевных волнений. В свете едва тлеющих углей камина Иинг свободно сидела на большом диване, а Мин И... Юноша удобно устроился рядом, положив голову ей на колени, словно большой кот! А мэй-мэй не только не прогнала нахала прочь — ещё и волосы ему гладит! "То она у него на коленях, то он у неё... Ну, точь-в-точь как вы с Цинсюанем," — с притворным умилением прозвучал в голове поганый внутренний голос. "Заткнись, это совсем другое! Мы с ним... Заткнись, в общем!" Хэ Сюань пару раз громко ударил по дверному косяку, имитируя вежливый стук. Парочка подпрыгнула от неожиданности, тут же заняв места на диване с самой невинной дистанцией. — Нужно поговорить. Наедине, — демон выразительно посмотрел на Мин И, намекая, что тому неплохо было бы убраться прочь. — А предупредить нельзя? — проворчала Иинг, скрестив руки на груди. Очевидно, за сцену, которую узрел брат, ей ни капельки не стыдно. — И-эр останется здесь — у нас нет секретов! — Этот, как ты выразилась, "И-эр" пойдёт вон, потому что лично у меня от него секреты есть! — раздражённо отозвался Хэ Сюань. Мин И выглядел уязвленным. Казалось, он готов вступить в перепалку, а то и в драку. Уже открыл было рот, чтобы огрызнуться, но наткнулся на встревоженный взгляд подруги и всё же смолчал, не желая вынуждать её делать выбор между собой и братом. Пленник лишь уничижительно посмотрел на Хэ Сюаня, будто перед ним таракан, и обратился к Иинг: — Я пойду готовить завтрак. Позови, если понадоблюсь, — с этими словами он покинул комнату с гордо поднятой головой. Девушка, уже мысленно приготовившаяся, что парни сцепятся, подобно бойцовским петухам, вздохнула с облегчением и пообещала себе поблагодарить Мин И за деликатность. Приятно, что он поставил её чувства выше своей гордости. Вот бы и брат так себя вёл. — Итак, чего ты хотел? — спросила Иинг и вдруг с замиранием сердца увидела, как Хэ Сюань изменился в лице, не сумев больше держать маску невозмутимости. Девушка поняла, что брату очень плохо, и мигом сменила тон. — Что случилось? Ты в порядке? Черновод рассказал ей всё, как на духу, одним длинным монологом, в ходе которого удивление девушки становилось всё сильнее. — Я понимаю, что поступок Ши Уду непроститетелен, никакое прошлое не даёт ему права забрать четыре жизни... Но Цинсюань... Он ведь не знал, что натворил брат. И оказался вовсе не таким, как мы думали! Наверное, справедливее было бы... Не то, что простить... Но он явно не заслуживает строго наказания! Мы могли бы убить его безболезненно или — ещё лучше — лишить божественных сил и отправить в мир смертных, — на Хэ Сюаня было жалко смотреть. Иинг давно не видела брата настолько подавленным. Но в душе её клокотал гнев. — У тебя всё? — холодно уточнила девушка. Старший неуверенно кивнул. — Тогда очисти свои уши от тайной гейской любви к Цинсюаню и послушай меня! — резко продолжила она. — Поверить не могу, что ты на всё это купился! Какой светлый образ: парень с несчастным детством, не сломался и не озлобился, продолжил помогать всем вокруг и жертвовать собой ради друзей! Прям идеальный бог, несправедливо обиженный! Ты разве не понимаешь, что они просто давят на жалость, чтоб уйти от ответственности? — Но он ведь в самом деле страдал... — Жалеешь его? А меня тебе не жалко?! — взорвалась Иинг. — Бедняжечку били родители, какой страдалец! А со мной что из-за него сделали, тебе напомнить?! — Но ведь не Цинсюань это с тобой сотворил! — в свою очередь, начал закипать Черновод. — Это сделал ублюдок Мо Ши! Никто ему не приказывал и не подговаривал! Но даже этого козла ты убивать почему-то не стала, хотя чего уж проще! Зато требуешь крови Повелителя Ветров, который не только пальцем тебя не тронул, но даже и не знал об случившемся! Ты будто зациклилась и так хочешь, чтобы он оказался виноват, что не видишь фактов! — Ничего бы не случилось, если бы не он! И ты прекрасно знаешь! — по щекам девушки покатились злые слёзы. — Он дурит тебе голову, делая вид, будто ты ему небезразличен! — А твой распрекрасный И-эр не тем же самым занимается? — ядовито произнёс Хэ Сюань. Он понимал, что это удар ниже пояса, но его понесло. — Что, если он изображает любовь в надежде удрать и сдать нас обоих Небесам? Иинг застыла, словно от пощёчины. — Ты не знаешь, что он для меня сделал, — прошептала она сквозь слёзы. — Аналогично, — процедил старший брат. Он уже понял, что ничего не докажет этой упрямице. Почувствовав, что вот-вот потеряет контроль над эмоциями, хозяин Черных Вод вылетел из комнаты и захлопнул за собой дверь. А девушка так и осталась стоять столбом посреди гостиной, оледенев от потрясения.***
Вернувшись во дворец, Черновод до самого вечера занимался очень важными делами — а именно лежал и жалел себя, периодически гоняя слуг за едой. К часу Собаки выносить неопределенность не осталось сил. Хэ Сюань отправился во дворец Ши, чтобы увидеть Цинсюаня или хотя бы узнать о его самочувствии. Водный Самодур встретил демона крайне радушно — чуть не спустил с лестницы, но потом вспомнил выкрутасы с залезанием в окно и подумал, что позволить незваному гостю удовлетворить любопытство обойдется дешевле. Опять же, очнувшийся брат порядком извёл бога воды разговорами про своего распрекрасного Мин-сюна... Да и дел накопилось немало — а оставить Цинсюаня одного было страшно... Словом, Ши Уду, хоть и считал Повелителя Земли кромешным придурком, всё же не мог отрицать, что тот искренне переживает за брата — поэтому решился оставить их наедине. — Если ты его обидишь... — прошипел он на прощание. — Да иди уже, — отмахнулся Хэ Сюань, приоткрывая дверь покоев больного. Демон топтался на входе в комнату, не решаясь показаться, когда послышался слабый голос: — Хэ-сюн, невежливо стоять на пороге... ...А дальше Черновод не выдержал — влетел в покои и буквально рухнул на кровать, хватая божество в объятия. Цинсюань, немного шокированный таким пылом, тем не менее, с улыбкой обнял друга в ответ. — Никогда больше так не делай! Никогда, слышишь? — шептал демон, уткнувшись лицом в теплую шею небожителя, а тот лишь ласково гладил друга по волосам. — Тогда тебе придется пообещать, что будешь внимательнее, чтобы мне не пришлось снова тебя спасать, — изящные пальцы Цинсюаня нежно перебирали густые волосы Черного Князя. — Хорошо, — прозвучало сдавленно. — Я хотел принести тебе персики, но... — Съел по дороге? — с весёлым смехом озвучил догадку Повелитель Ветров. Хэ Сюань поднял на него виноватый взгляд, но бог явно ни капельки не обиделся — наоборот, счёл это невероятно милым. — Не переживай, гэ постоянно таскает мне фрукты, я не успеваю есть. Он совсем с ума сошел от беспокойства... — вздохнул Цинсюань. — Этот случай слишком напоминает ему кое о чём. С этими словами юноша откинул одеяло, показав стройную ногу молочного цвета, на которой, на ладонь выше колена, красовался крупный извитой шрам. Несчастный Владыка Черных Вод задержал дыхание, пытаясь не разглядывать россыпь родинок — созвездие на прекрасной коже, утекавшее к внутренней стороне бедра, к самым нежным местам... Демону сделалось жарко. — Я получил эту рану, защищая гэ, — к счастью, Повелитель Ветров вернул одеяло на место, прежде чем продолжить рассказ, иначе у него не осталось бы ни единого шанса быть услышанным. — Он говорил, что я едва не погиб тогда, но гэ вечно преувеличивает! Вот и сейчас он разволновался сильнее обычного, потому что вспомнил тот случай. Шрам остался, потому что в эту рану тоже попала темная ци, как в случае с Бездонным Омутом. Но что такое пара шрамов по сравнению с возможностью защитить близкого человека! Я бы и жизни не пожалел... Видать, такая у меня судьба — все, кто мне небезразличен, совсем не умеют смотреть по сторонам! — Бездонный Омут — опасная тварь, ты в самом деле мог умереть, — укоризненно произнёс Хэ Сюань. Его возмущала и беспечное отношение Повелителя Ветров к собственной жизни, и тот факт, что жертва оказалась абсолютно напрасной, ведь Черноводу ровным счётом ничего не угрожало. Цинсюань лишь улыбнулся, не придав ворчанию друга особого значения. Бедняге уже довелось за день услышать от брата немало подобных сентенций, и потому чувствительность к ним поугасла. Какое-то время они сидели в тихом блаженстве объятий, не произнося ни слова, но кое-что тяготило душу Повелителя Ветров, и он, в конце концов, решился это озвучить. — Хэ-сюн, я... Гэ сказал, что ты был здесь вчера, и он тебе кое-что обо мне поведал... Черновод назвал бы это словом "растрепал", но решил не придираться к формулировке и лишь молча кивнул, внимательно вглядываясь в глаза, похожие на аквамарины. — Он рассказал не всё — я его знаю, — усмехнулся Цинсюань. — Он стесняется обсуждать с посторонними, но поначалу гэ заботился обо мне безо всякого желания — просто из упрямства, назло родителям. Естественно, ему приходилось трудно с малышом, ведь Уду и сам ещё был невзрослый... Но, когда я заговорил, моим первым словом оказалось имя брата, представляешь? Он растрогался до слёз и в тот день поклялся защищать меня любой ценой. "Любой ценой..." — эхом отдалось в душе Хэ Сюаня. Он лучше всех знал, как высока оказалась цена. — Уду обожает припоминать эту историю, стоит мне чего-нибудь натворить, — со смехом продолжил бог ветра. — И про то, как я ходил за ним хвостиком, а родители злились... Они вообще постоянно злились, — Цинсюань помрачнел. — Но при гэ даже кричать на меня не смели — он всегда знал, как заставить их замолчать. Но всё равно, я мало что помню из детства, кроме криков. Помню момент, когда лет в пять я случайно подслушал, как мама с папой обсуждали, не стоит ли нарядить меня в девочку и продать замуж за кого-то из тех богачей, кто любит совсем молоденьких... Я мало что понял тогда, но очень испугался и побежал рассказывать гэ. Боги, он так кричал... Клялся, что сломает им жизнь, если ещё раз услышит о подобном... Я запомнил этот момент так четко, потому что именно после него гэ отправили учиться — просто сплавили ближайшему рекрутеру из заклинательской школы. А моя жизнь превратилась в ад. Родители осмелели, особенно отец... Они в какой-то момент уже и соседей стесняться перестали. Я постоянно ходил в синяках. Когда гэ узнал, то пришел а ярость и действовал радикально. Мы имитировали мою смерть и подстроили так, чтобы во всем обвинили отца. Его повесили, а мама... Позор оказался слишком велик для неё. Уду продал всё имущество семьи, и мы вернулись в заклинательскую школу. Меня там не особо любили, надо сказать... Не то, чтобы обижали — у них такое не принято — просто не горели желанием общаться, делали вид, будто меня не существует. Но я старательно занимался, наш учитель даже назвал меня своим преемником... Мне хотелось доказать Уду, что я не опозорю его, а ещё... Я хотел, чтобы заткнулась та тварь, что день за днём шептала, что у меня ничего не получится! У Черновода невольно вырвался судорожный вздох — так близки и понятны ему оказались эти чувства. — Потом брат вознёсся, забрал меня на Средние Небеса... Но там оказалось ещё хуже, чем в школе, — продолжил бог ветра. — Я так и не научился находить общий язык с другими, а Пустослов... Видимо, он испугался, что добыча ускользнет, и начал изводить меня с особенной силой. Покоя не было ни днём, ни ночью, я просто с ума сходил, пил почти непрерывно, творил глупости... Например, однажды облил вином какого-то мужика — и засветился за этим недостойным занятием на одной из Прекрасных Картин. Будто нечего больше было увековечить, право слово! — юноша горько усмехнулся. — А потом внезапно всё закончилось. Я вознёсся — неожиданно для самого себя, прям с бокалом в руке. Мне до сих пор кажется, что это какая-то ошибка. Однажды с ней разберутся и скажут — извините, Ваше Превосходительство, накладочка вышла, мы в небесной канцелярии что-то перепутали, вознесли не того... Будьте любезны вернуться в мир людей! И я пойду... А у небесных врат меня уже Пустослов будет встречать с фейерверками. Черновод чуть не сболтнул, что давно доел вредного божка, но вовремя спохватился и лишь осторожно погладил мягкие волосы, пахнущие корицей, побуждая друга продолжать рассказ. — На Небесах я дружбы не завёл — слишком привык сторониться и ждать подвоха. Сперва вообще ни с кем, кроме гэ, говорить не мог. Но однажды он ушел на миссию, оставил меня с Линвэнь — и мы неожиданно подружились. Цзе-Цзе очень добра ко мне... А вот с генералом Мингуаном у нас не сложилось. Он, хоть и ведёт себя дружелюбно, так напоминает отца, что меня мороз пробирает в его присутствии, — со вздохом проговорил Цинсюань. — Странно... Но ведь когда я вознёсся, ты так ловко отвлёк приставучих богов... Ты совсем не выглядел робким — получилось очень эффектно, — с усмешкой вспомнил Владыка Черных Вод, продолжая обнимать друга. — Ой, Хэ-сюн, — зарделся небожитель. — Ты казался таким растерянным, что у меня сердце сжалось от сочувствия — я сразу узнал себя. Ну, и поспешил на выручку — даже забыл про неловкость! Это удивительно... Я чувствовал себя таким смелым и ярким в тот момент — будто мне всё по плечу! По правде говоря, я всегда себя так чувствую рядом с тобой... Спасибо, что вознёсся и стал моим другом, Хэ-сюн! От тепла этих слов, от теплой улыбки, которой они сопровождались, больное сердце Черновода — нет, Хэ Сюаня — растаяло. Он прильнул к богу, думая лишь о том, как хорошо рядом с ним. О его прекрасных глазах, нежной коже, мягких волосах... Всё другое в этот миг казалось таким неважным — он потом разберётся и с местью, и с ссорой с Иинг, и со всем остальным. А пока пусть останется только тепло и запах корицы... Нежность в который раз расцвела в душе Хэ Сюаня, но впервые он не стал заглушать её, а принял и впустил, позволил прорастать и распускаться в своей груди...Спасибо, что ты не умер, Ши Цинсюань.