Лучше быть российским Калининградом, чем немецким Кёнигсбергом.

1935 год Да, та запланированная поездка в итоге отложилась, аж до марта, но зато мы с Берхардом впервые за почти 20 лет смогли провести новый год вместе, как в старые добрые времена. Как мне этого не хватало, каждый новый год, сидя один, в своей трёхкомнатной квартире, я чувствовал себя одиноким и всеми брошенным. Сегодня я, собрав немного вещей первой необходимости, нахожусь уже в Берлине и жду Берхарда для того, чтобы мы совершили перелёт в СССР. Да, давно я не был на русских землях. Дождавшись наконец-то приезда Берлина, мы сели в частный самолёт, лететь придётся 4 часа. Во время полёта мы с Берхардом почти не разговаривали, он был занят той стопкой документов, что взял с собой. Сочувствую тебе мой дорогой друг, тяжело быть столицей. Вот, наконец-то мы прилетели. Сейчас 10 часов по московскому времени, а встреча назначена на 10:40, мы успеваем. Немного непривычно было ехать по Москве, всё же культура европейская отличается от русской, и это было видно везде в Москве. Погода ещё была ужасно холодной, кажется, будто если простоять тут часов пять превратишься в ледяную статую, ужас. За этими мыслями я и не заметил, как мы приехали. Заходя в здание, я на входе объяснил к кому мы, на входе уже всех предупредили и отвели на 6 этаж, где как нам сказали, сейчас чуть задержалось собрание главных городов. Пройдя по коридору, мы остановились недалеко от какой-то двери, по отсутствию таблички с именем стало понятно, что это не кабинет Москвы. Мужчина в форме, что проводил нас, три раза постучав и услышав короткое " Войдите" зашёл за дверь, но через 10 секунд вышел и сказал: - Вы можете заходить, собрание почти закончилось. - Хорошо. Коротко на русском ответив, я повернулся к фюреру, сказав уже по-немецки. - Собрание городов почти закончилось и нам говорят входить. - Хорошо. Сказал Берлин, и мы вместе последовали в кабинет. Зайдя в достаточно просторный кабинет, первое, что я увидел это огромный стол, за которым сидело множество городов, чьи взгляды сейчас были направлены на нас. Обведя их коротким взглядом, я взглянул в конец стола, где и сидел Михаил Юрьевич. С 1762 года, когда я его последний раз видел, он очень изменился и особенно изменились глаза, что стали красными словно капли, ярко-алой артериальной, крови. Я, собрав всю холодность и спокойствие, сказал на русском: - Здравствуйте, Михаил Юрьевич и остальные города. Мы прибыли для подписания некоторых документов и в назначенное время явились, но кажется, мы вам помешали. Нам выйти и подождать вас где-нибудь? Берлин хоть и не сильно понял, что я сказал, но чуть расслабился, ведь доверял мне. Москва, одарив нас немного холодным взглядом, ответил: - Здравствуйте, Берлин и Кёнигсберг. Я помню о нашей встрече, но по некоторым причинам мне пришлось чуть задержаться на собрание, давайте пройдемте в мой кабинет. Я быстро перевел всё, что сказал Московский. После этими словами он встал из-за стола и обратился уже к городам. - На этом закончим наше собрание. Александр Петрович, пройдите со мной в кабинет, вы мне нужны в качестве переводчикам нашей стороны. На этих словах пасмурный мужчина в очках, что сидел по правую сторону от Москвы, встал. Я не верил своим глазам, это оказался тот самый Александр Романов, что раньше был ярче всех звёзд на небе. Ужасно, как же его изменила нынешняя власть или же его изменил его наставник Михаил. Лучше не буду узнавать, меня это уже не касается. Стоя в ожидании, когда Михаил Юрьевич всё скажет, я не мог успокоиться из-за чувства, что во всей этой толпе городов, кто-то прямо выжигает во мне дыру. Ещё раз, осмотрев города, я столкнулся с взглядом красных глаз, что прожигали во мне дыру, но обладатель этих глаз был не Москва, а какой-то другой город. После столкновения взглядов, он немного посмотрел мне в глаза и как только я хотел поднять бровь, для того чтобы показать своё недоумение он отвернулся. Кажется, я ему чем-то не понравился. Москва приблизился к нам, за руку поздоровался и пошёл на выход. Берхард же в своей излюбленной манере положил мне руку на плечо и, придвинув чуть поближе начал подталкивать к выходу. Пройдя по этажу несколько поворотов, мы оказались в кабинете. Сама встреча была достаточно простой, сначала я переводил все детали контрактов и соглашений, которые мне говорил Берхард, после пары поправок и исправлений, мы перепроверили документы, и осталось столицам их подписать. Перед подписанием нам предложили выйти отдохнуть, так как всё же пришлось много переводить. Выйдя в коридор, я начал непринужденный разговор на русском языке. - Немного запоздало, но здравствуйте Александр Петрович. Я вас даже не узнал, вы сильно изменились. Александр поднял на меня взгляд и немного отстранено ответил: - Да, здравствуйте Вильгельм Твангсте. Мы с вами давно не виделись вот вы и не узнали меня. Наша же последняя встреча была в 1762 году при передаче вас обратно Восточной Пруссии? Я, чуть улыбнувшись, сказал: - Всё верно, Александр Петрович. В этот момент проходит тот самый город с красными глазами и какой-то энергичный парень. Вблизи, это оказался высокий широкоплечий мужчина, что был немного хмур. Я не удержавшись, спрашиваю: - Александр Петрович, а что это за город? - Вы говорите про высокого или энергичного парня говоришь? Немного стушевавшись, я отвечаю: - Про высокого. - Это Григорий Волжский. Немного хмурый, но для друзей своих поволжских, он доброй души человек. - А по нему не скажешь. В этот момент выходит Берлин с Москвой и, улыбаясь, пожимают руку. Берхард за руку тянет меня к себе и приобнимет как обычно за плечо просит перевести, в то время как Москва одним взглядом показывает, чтобы Александр встал рядом, что он и делает без вопросов. Попрощавшись, мы выходим из здания. Я решаю задать вопрос: - Всё прошло хорошо? Берхард, с широкой улыбкой, а может даже оскалом, отвечает: - Да, всё прошло очень хорошо. Ты во многом мне помог. Ты бы хотел куда-нибудь сходить или лучше сразу в аэропорт? Я, чуть призадумавшись, говорю: - Нет, я бы лучше, наверное, уже отправлялся назад в Германию. - Хорошо, мой дорогой друг. Мы садимся в машину, доезжаем до аэропорта, где садимся в самолёт и отправляемся назад домой. ----------------------------------------------------------------------------------------------- Но, что же было до и после появления Берлина и Кёнигсберга? ----------------------------------------------------------------------------------------------- Гриша как обычно сидел на собрание глав городов округов. Сегодня из-за важной повестки о том, что нужно быть аккуратнее, так как немцы, что-то затевают, собрание затянулось и вот уже мы сидим тут с 8 утра, а время близится к 11. Как долго. Неожиданно раздается стук в дверь. Странно, вроде все города здесь. Что-то случилось? Москва кидает короткое, " Войдите" и в комнату заходит один из администрации со словами: - К вам господин Берхард Шпрее и его переводчик господин Вильгельм Твангсте. Они пришли на назначенную встречу, мне их проводить в кабинет или пустить сюда? - Пусть зайдут. Я уже заканчиваю встречу. После этих слов он выходит в коридор и приглашает зайти в кабинет. Когда два, почти одинаковых немца, заходят в кабинет, меня это удивляет, ведь среди городов не может же быть близнецов? Или может, просто я не знаком со всеми. После слов Московского, я понимаю, что в кабинете столица Германии - Берлин. От него, у меня аж зубы заскрипели из-за его действий, во времена первой мировой. Ко второму же я отношусь с отвращением, но и любопытством. Я нашел разницу между ними и не только внешнюю, но и их поведение отличается, тем более, что этот Вильгельм, знает русский, хоть и с акцентом и некоторые слова неправильные, но он знает, что уже в моих глазах плюс. Обведя равнодушным взглядом все города, он сам обращается к главному, кажется, Берхард ему сильно доверяет, раз сам не начал ничего говорить, а дал ему сказать. Разговор, наконец, закончился и Москва, прихватив своего любимого Александра, начинает идти в сторону немцев. В этот момент Кёнигсберг поворачивается в мою сторону, и я понимаю 2 вещи. Первое - это то, что я уже неотрывно несколько минут откровенно пялюсь на Вильгельма, что, кажется, не нравится Берлину, так как он скосил на меня презрительный взгляд. Второе, что мой взгляд заметили, и я глаза в глаза смотрю в эти янтарные глаза немца, который явно удивлен такому вниманию к себе. Я вижу, как Кёнигсберг хочет как-то выразить своё недоумение, как с боку я слышу голос одного из прибалтов: - Даже не думай Гриша, он не нашего поля ягода. Он немец, тем более главный советник Берлина и по слухам, что я слышал от других немецких городов, его возлюбленный. Ты, что, не видел , какой ревностный взгляд он на тебя направил? В этот момент я поворачиваю голову и вижу как Берхард, не отводя от меня злобного взгляда, приобнимет Вильгельма за плечи и чуть приблизив к себе, направляется на выход. Всё тот же голос и говорит: - Вот видишь. Правду говорю, не нужен он тебе. Как дверь закрывается, начинает гул голосов и даже некоторые города спрашивают про "Искру", что пробежала между мной и немцем, но от этого быстро отмахиваются. Я же в это время вспоминаю почему-то его глаза, что сияли на солнечном свете, словно два янтаря, красиво. Как только всё закончилось мы с Рахимом(Астраханью) решили, как он сказал" для интереса" пройти до лестницы через коридор где находится кабинет Московского. Я даже не думал, что проходя по этому коридору, увижу, как Ленинград ведёт лёгкую беседу, от которой немец улыбается, этот вид вызвал во мне бурю эмоций, которую я не мог описать никак иначе как удивление. Хмурый и немногословный после революции Александр, ведёт разговор от которого, тот собранный немец, улыбается. Но пройти рядом с ними всё же пришлось. Когда проходил мимо заметил лишь спокойное выражение лица и изучающий взгляд. Пройдя дальше, я уже не услышал их разговор, но это не помешало Рахиму улыбнуться и кидать горящие глаза. Выйдя из здания, мы направились к вокзалу, так как через полчаса у нас уже поезд. Всю дорогу Тарханов говорил о моем и его взгляде о любви и прочей чуши. Я его возможно даже в жизни никогда не увижу, какая любовь? Сев в поезд я выкинул все мысли об этом и думал, о развитии своего города после прихода новой власти.

***