Слепое пятно

Среда. Вечер. «У нас с Эммой больше общего, чем я думала». Ей интересны всевозможные фигурки животных, детские мозаики и разные приятные материалы, вроде мягкого пластилина или кинетического песка. Она не играет с куклами, не питает чувств к конструкторам или платьям. Мы долго разговаривали с родителями Микеланджело. Обсуждали что нового; всякие дальнейшие планы; вели кроткие светские беседы, наполненные любовью и неподдельным интересом. Попросили звонить чаще. Рассказали, как здорово и стремительно развивается Эмма. Для них наш развод не имеет никакого значения. Я оплатила набор бархатной семьи котят, взяла книжку с интерактивными окошками на свой страх и риск. Но, почему-то думаю, что ей понравится. По пути домой заглянула в старый цветочный: купила подарочную бумагу и пару атласных лент. Хочется, чтобы всё выглядело празднично. Впервые за долгое время я чувствую себя спокойно и легко: меня не гложет стыд, не душит ненависть и бесконечный самоанализ. Взгляд падает на забавный брелок в форме горы Монблан с указанием её высоты.  — Ещё это, пожалуйста, — протягиваю флористу милую безделушку, уже точно зная, кому её подарю. Три года назад. Ночь. Лежим на кровати. Мик тепло улыбается и смотрит на меня в теплом и приятно-тусклом освещении ночника в форме полумесяца. Мы купили его вчера для будущего ребёнка. Он мягко кладет ладонь на мой живот и прикрывает глаза от радости.  — Ты когда-нибудь поднималась на Монблан? — голос приятно дрожит: его переполняют эмоции.  — Не представлялось возможности, — качаю головой и чувствую укол стыда: я живу в Италии с рождения и никогда не была даже вблизи самой высокой горы Европы. — Когда нас будет трое, — открывает глаза, уверенно протягивает мизинец для обещания на пальцах, — поедем туда зимой. От окружающей красоты дыхание перехватывает: всё архитектурное наследие и рядом не стоит с подлинным величием и чистотой природы. Тебе очень понравится.  Среда. Вечер. Я так и не увидела эту часть Альп, что возвышается над озером Леман: зато ещё много раз слышала разные счастливые воспоминания из детства Моретти. Раньше это вызывало во мне злобу и, разъедающую всё на своем пути, зависть. «Теперь стало иначе». На их место пришли радость и теплая меланхолия: он даст Эмме всё самое лучшее, наполнит её детство красками и радостными событиями, о которых она будет вспоминать сквозь года с широкой улыбкой. Ей не нужно будет гнаться за успехом и признанием, чтобы быть любимой.  «Мне нужно наладить с ней отношения сейчас, чтобы не вызвать чувства неполноценности, разрушающей ненависти и вороха неприятных вопросов к взрослой себе. Она ни в чем не виновата». Среда. Сейчас. Подготовила одежду с вечера и, день открытий, впервые за последние пять месяцев решила приготовить себе что-то питательное и полезное: не заказала кальцоне из ближайшей забегаловки, а состряпала домашнюю пасту. Третий день без алкоголя: убрала все вино на верхнюю полку. Одиночество не душит, приятно успокаивает и дает о многом подумать в тишине.  Полтора года назад. Лежу на кровати в гостевой комнате. Клэр выдала мне новый белоснежный халат. Не понимаю, чего она пытается добиться: набивается в подруги, хочет произвести впечатление? Ждёт, что я начну восхищаться её услужливостью? Она не знает, что я делала с её мужем прямо здесь несколько часов назад. На душе становится грязно: я знаю, что он занят и у него есть жена, но влечение к нему невозможно остановить. Головой понимаю, что нахожусь в унизительном положении, но ничего не могу с собой поделать. Между мной и его приторно-медовой блондинкой огромная разница.  *** Тихий стук в дверь. Надеюсь, что это он: встряхиваю волосы, чтобы придать им немного объема. Хочется выглядеть привлекательнее. Характерный щелчок открывающейся ручки. На пороге стоит Клэр с каким-то маленьким мешочком. — Я забыла оставить парфюмерное саше, тебе нравятся хвойные запахи?  Улыбка сползает с губ. Снова она. Почему её так много? Брайан точно хочет от неё сбежать, просто пока что не может.  — Все хорошо? — взволнованно спрашивает и быстро, но всё так же невесомо и грациозно, по-кошачьи, подходит ко мне.  — Да, — фальшиво улыбаюсь, — просто уже готовилась ко сну, не ожидала, что ты зайдешь. Я нормально отношусь ко всем запахам, кроме лаванды. «И сандала, которым от тебя разит за километр».   Год назад. Я уже полгода нахожусь в официальном статусе любовницы — смешно звучит, а у него по-прежнему есть жена. Он все так же хочет с ней развестись, но пока что не может. Клэр пригласила меня на его день рождения: вчера они прилетели в Италию, а Брайан мне об этом не сказал. Наверное, хотел устроить сюрприз, а она снова всё испортила. Приезжаю в одном из подаренных им платьев. На лице вечерний, почти боевой, раскрас: хочется произвести на него впечатление, решилась сходить к визажисту. У их семейного дома нет машин, но шум праздника слышно от самих ворот.  «Все гости не местные». На пороге знакомые лица: Аманда сходу бросается в долгожданные, крепкие объятия. Без передышки заваливает вопросами и всем видом показывает, что счастлива меня видеть. Хватает за ладонь и ведет в гостиную. На автомате выдаю базовые светские фразы. Мне дискомфортно: ноги почти не слушаются — все слишком сильно напоминает тот день, когда я узнала правду. В центре зала Брайан танцует со своей светловолосой избранницей — на ней короткое красное платье с прорезями на месте татуировки. Он в рубашке того же оттенка. Крепкие руки мягко удерживают её за талию, они ни на секунду не сводят глаз друг с друга. Ревность больно укалывает в сердце. — Они такая красивая пара, — шепчет Аманда, — никогда не видела, чтобы люди так смотрелись вместе.  — Пирс, — к нам подходит Роб и целует меня в макушку, — привет. Ты вовремя: успела на ежегодное повторение свадебного танца О’Ниллов. — Каждый раз испытываю восторг, как в первый, — подруга смахивает подступившие слёзы, пока я теряю последнюю связь с реальностью. Ступни немеют. Плетусь к креслу в углу комнаты. Ухожу подальше от центра. Хочу раствориться в воздухе, очутиться дома, не видеть и не слышать чужих восхищений. Глаза предательски поднимаются на них по окончанию танца: Брайан прижимает блондинку к себе и жадно целует, не стесняясь публики. Она для галочки мягко отталкивает его, кокетливо хихикает, наиграно возмущается манерами. По итогу они мерзко облизываются у всех на глазах. Кажется, что никого, кроме меня, это не раздражает. «Почему ты так себя ведешь? Зачем пытаешься нравиться ей? Нужно хамить, грубить: тогда она сама решит от тебя отстать и все наши проблемы решатся». *** Клэр замечает меня первой: несется с улыбкой, но я сразу выставляю руку вперёд, заранее защищаясь от её объятий. В носу щиплет, глаза на мокром месте и я изо всех сил стараюсь не сорваться на рыдания. — Пирс, что-то не так? — блондинка ошеломлена: не знает, как реагировать на выставленный барьер. Я мотаю головой в отрицании, но не могу опустить ладонь. Нельзя дать ей ко мне прикоснуться: меня это убьет. — Ты плачешь? — Клэр меняется в лице, удивление меняется на страх. Она боится. — Н-нет, — закрываю лицо ладонями, понимая, что слёзы выбрались наружу, — это просто аллергия. Мне нехорошо, извини. Боюсь выдать нашу с Брайаном тайну, лепечу первый попавшийся на ум бред и на ватных ногах бегу в ванну. Включаю воду и реву. Макияж потек, а он его даже не увидел.  *** Я хотела уехать домой, но Брайан настойчиво попросил остаться на ночь вместе с остальными напарниками: не хотел привлечь ко мне ещё больше внимания. Сказал, что я уже достаточно опозорилась своим поведением. — Думаешь, — раздраженно цедит сквозь зубы, не скрывает злобы и неприязни в глазах, отчего мне становится только хуже, — все вокруг идиоты? Тебе хочется новых проблем, обсуждений, сплетен? Соскучилась по вниманию прошлых лет или, может, решишь включить голову? Аллергия у неё, посмотрите: именно поэтому ты растягивала время, рыдая в туалете? Хочешь подставить меня? Возле тебя уже пошли разговоры: все гадают, что с тобой случилось. Не смей создавать мне неудобств, тебе будет хуже. Меня трясет изнутри. В горле стоит ком, я ничего не могу ему объяснить и высказать — он все равно не станет слушать, сочтет все за глупые оправдания, не потерпит пререканий. Мне очень холодно. Он отдаляется, морозит и осуждает. Ненавижу себя. — Ты меня поняла? — он грубо цепляется за плечо и подтягивает ближе — больно. От неожиданности я чуть не падаю. — Д-да, — вырывается из груди прежде, чем прорывается водопад слёз. — Противно смотреть, — он убирает руку и неприятно съеживается, — ещё не устала давить на жалость?  *** В доме уже давно стоит тишина, но я не могу уснуть. В голове крутится тысяча болезненных мыслей и главная из них — Брайан не хотел видеть меня на своем дне рождения. Аманда, Роб и ещё парочка наших знакомых получили приглашения рассылкой лично от него: только меня пригласила Клэр. Он даже не обнял меня сегодня, только отчитал за поведение. «Я не была нужна ему здесь». В горле пересохло: хочется воды, но я уже опустошила бутылку. Осторожно встаю и направляюсь на кухню. Иду по стенке, держусь за холодный крашенный кирпич: голова кружится, не хочу упасть и кого-нибудь ненароком разбудить. Слышу тихий, отчаянный плач, доносящийся из приоткрытой двери ванной комнаты. Замираю у щелочки света и вижу её. Клэр сидит на крышке унитаза. Колени подобраны к груди, руки сжаты в кулаки. Она дрожит. Не знаю, что на меня вдруг находит, но делаю шаг вперёд. Захожу, сажусь напротив на корточки, тянусь к Клэр и осторожно касаюсь костяшек.  — Что случилось? — едва слышно шепчу: мне почему-то хочется её успокоить, хотя она — моя главная проблема. Сияющая девочка выглядит такой разбитой и беззащитной, впервые не находится на высоте. Испытывает те же эмоции, что и я. Рыдает в одиночестве, трясется и не может успокоить мандраж. Она — мой единственный враг, жена человека, которого я всей душой люблю. Болезненное препятствие на пути к абсолютному счастью. Он предает её каждый раз, когда находится рядом со мной, за исключением сегодняшнего дня. «Почему мне не плевать на неё? Почему я не прошла мимо?» Клэр не вздрагивает от прикосновения, только громче ревет и медленно открывает зажатые ладони. Два теста на беременность. Оба отрицательные.  — Я не могу иметь детей, — она хрипит: сорванный голос, полный отчаяния, больно бьет под дых, — мы уже год планируем ребёнка, но ничего не выходит. «Он клялся, что делает все, чтобы от неё уйти. На деле уже год пытается построить семью. Ублюдок». Сердце получает последний нож. Превращается в вулканический камень. Я больше не чувствую, словно только что умерла. Боли, огорчений, душевных терзаний, ничего нет. Внутри только тьма, безжизненная пустошь. Бывалые персиковые деревья на секунду вспыхивают, безвозвратно горят. Всё кончилось, словно никогда и не было. Отлегло. Я медленно встаю, беру Клэр за руки и помогаю подняться. Она падает в мои объятия и глухо плачет. Мягко обнимаю её за плечи, удерживаю на ногах, ничего не говорю. Даю ей это пережить. *** Ухожу в ту же ночь. С неприязнью натягиваю подарочное платье: с собой больше ничего нет. Неряшливо бросаю халат на кровать. Оставляю каблуки в коридоре: их выбирал он, но я терпеть не могу обувь подобного плана. Выхожу из дома босиком. Тихо и незаметно. Ни с кем не прощаюсь, никому ничего не объясняю.  Плетусь в сторону ворот по холодной земле и понимаю, что сегодня я сумела выбрать себя и поставить точку. Единственное, чего я хочу — больше никогда не вспоминать этого человека. Забыть его, словно никогда не знала.  «Мы не должны были случиться».