Любить нельзя помиловать

Мегуми складывает тыквы в раковину и сразу принимается их мыть, не обращая никакого внимания на нового гостя позади него. Юджи заходит в комнату и не может заставить себя не рассматривать место, по которому он явно соскучился, причем похоже, что даже больше, чем по собственной комнате. Когда Фушигуро не мог ничего делать сам, то Итадори, казалось, полностью переехал и выучил его «место обитания» наизусть. Безусловно парень и до этого бывал в его комнате, но чаще они проводили время именно у Юджи, потому что… Потому что Фушигуро был таким человеком — закрытым. И Итадори принимал это, спокойно приглашая Мегуми смотреть фильмы и учиться готовить к себе. Тогда то время не казалось им беззаботным, потому что в любую минуту их могли отправить на смертельное задание, но, оглядываясь сейчас на их «непростое детство», Юджи чувствует беззаботные нотки. Есть с чем сравнивать. Фушигуро возвращается в комнату, методично раскладывает тыквы на столе, достает ножи и всё это делает совершенно молча. Юджи незаметно вглядывается в почти забытые за эти годы черты, с удивлением и неким восторгом подмечая, что взгляд человека перед ним стал более снисходительным, между бровями исчезла хмурая складка, да и все лицо словно расслабилось. Разве с возрастом не должно происходить наоборот? Мегуми останавливается и поднимает взгляд, наконец замечая замершего на месте и улетевшего в свои мысли Юджи, подходит и щелкает пальцами перед лицом. — Итадори, — в его голосе куда меньше грубости, чем Итадори привык слышать. — Отомри. Молодой человек промаргивается, пока Фушигуро не медлит и забирает из его рук один из пакетов, с интересом заглядывая внутрь. Юджи интересно, сможет ли он еще раз ощутить в дуновении ветра те самые беззаботные нотки. — Тут всякая мелочь, — комментирует он, — Сахарная пудра, крем, украшения на стол и конфеты для детей. Фушигуро копошится во всем этом хаосе, но, стоит Итадори начать рассказывать, как он высовывает руку из пакета и его взгляд тут же приковывают светящиеся детской радостью карие глаза. Неизвестные ему до этого ощущения глубокой тоски неприятно проезжаются по его груди, заставляя легкие сжаться. Когда он видел его глаза такими последний раз? В Сибуе? — А вот тут интереснее, — Юджи ставит на стол второй пакет, — Здесь краски для лица и костюмы. Я наверное вот это надену. Только представь меня в этом. Сегодня будет поистине страшная ночь. Фушигуро? — Да? — слова вылетают из его рта быстрее, чем Мегуми успевает отлипить свой прикованный взгляд. — Да. Ты собрался разрисовывать всех детей? — Ну как… Начну я с себя. У меня есть план, — молодой человек подмигивает и забирает из рук Фушигуро нож. — Доверься мне. Сказанные слова прозвучали настолько двусмысленно — хотя может только Мегуми так показалось — что тот мигом отвел взгляд и отошел в сторону, решив заняться пакетами. — Ты же не против будешь поучаствовать? — неуверенно уточняет Юджи, вырезая глаза тыкве. Он был уверен, что Мегуми отведет взгляд на какую-нибудь рядом лежащую книгу и тоскливо посмотрит на нее. — Я подумаю. Куда девать свечи? Итадори облегченно выдыхает, радуясь, что всё ещё может предсказать реакцию бывшего друга и напарника. — В коридорах. Начни с этажа учеников. — Может устроим им сюрприз и наоборот расставим там в последнюю очередь? — предлагает Фушигуро, вертя в руках фломастер для лица. — Ты недооцениваешь их любознательность. Юджи смеется и кивает, пока до него не доходит. «Устроим», хах. Решил все-таки уже для себя поучаствовать. — Я поставлю пару свечей здесь, ты не против? — Все-таки тоже решил создать атмосферу? — ухмыляется Итадори и выжидающе смотрит, из-за чего собственными же руками зарабатывает себе царапину на пальце. — Ауч. Фушигуро обреченно качает головой и сдерживает смешок. Весь следующий час они тратят на то, чтобы аккуратно вырезать самые страшные на свете тыквы, и только потом приступают к костюмам и гриму. Когда стрелка на часах доходит до десяти, дверь из комнаты Фушигуро распахивается, выпуская две фигуры. Когда весь коридор первого этажа загорелся свечами, а холл заполнился пугающими тыквами, Мегуми начал хаотично стучать в комнату, принадлежащей самой маленькой группе в их колледже, который уже и колледжем было сложно назвать. Дело в том, что теперь они набирали группу детей шести-восьми лет и пусть и не водили их на миссии и дети больше времени проводили дома с родителями, чем с магами, но их уже начинали тренировать и обучать техникам. — Эй! Откройте, скорее откройте! Дверь распахнулась, в проеме стояли дети, с ужасом смотря на своего испуганного учителя. Никогда они еще не видели его таким. В колледже не все знали, почему Мегуми Фушигуро не ездит на задания и редко показывает свою силу, но все всегда знали о том, что он — сильный маг. И видеть страх на лице сильного мага могло значить лишь одно — случилось что-то по истине ужасное. — Скорее отходите, дайте пройти! Дождавшись, когда ученики отойдут на безопасное расстояние, молодой человек делает шаг и в это же мгновение над его головой пролетает нечто в черной мантии, приземляясь прямо перед детьми. — Бу! — говорит приведение и толпа в панике выбегает из комнаты. Испугавшее их приведение пускается в погоню, но у холла его останавливают со словами: — Мы изгоним тебя! — Ха-ха, а вот и нет! Я не проклятие, меня не изго-о-онишь! Дети подозрительно зашушукались. — Ты ведь никакой не призрак, — выступил по-видимому самый смелый мальчик. После этого дети разом побежали на мужчину, готовясь нападать со всех сторон. — Ах так, ну попробуйте! В холле началась настоящая бойня. Мегуми смотрел на происходящее со стороны, постепенно забываясь в том, как Юджи блокирует удары и нападет сам, но так, чтобы не причинить вреда детям. Фушигуро в какой-то момент даже хотел сказать, что можно бить и посильнее — они не фарфоровые куклы, а будущие маги, которые уже познают основы своего нового мира и отрабатывают друг на друге техники. — У него конфеты! — послышался восторженный крик. А меньше, чем через минуту, Итадори остался с пустыми карманами и веселым настроением, однако, возвращаясь к Фушигуро, который стоял в темноте коридора со сложенными руками, лицо состроил недовольное. — Ну что, отвести мне тебя к врачу? На лице Мегуми играла почти детская довольная улыбка. В душе Юджи кто-то начал перемешивать угольки. — Нет уж, приглашаю на просмотр фильмов. — Смотрю, хобби у тебя совсем не изменились. — Во всем виновато развитие киноиндустрии! Собственно за этим развитием они и наблюдали, удобно устроившись перед большим телевизором на диване, укутанные в пледы и согревшиеся горячими напитками. По бокам от телевизора стояли две зажженные тыквы, ожившие благодаря неспокойному пламени свечей. Первые полчаса Юджи не мог сдержаться, чтобы не прокомментировать качество съемки, а Мегуми дополнял его комментарии мнением о работе кинооператора. Вместе с тем, как менялось количество минут на электронных часах, менялся и сюжет, становясь все более и более напряженным, но правда взрослой жизни была такова, что усталость куда страшнее и сильнее любого монстра, поэтому в какой-то момент голова Фушигуро оказалась на подушке дивана, а сам он был готов вот-вот съехать вниз, и только столб в виде Юджи мог бы остановить его спящее тело. Итадори позволил себе засмотреться на всё такие же длинные ресницы, но вскоре оторвался, нажал фильм на паузу и стал искать глазами плед. — Нет, так не пойдет, не хватало еще больной шеи, — прошептал он себе под нос и, не став долго раздумывать, взял Мегуми на руки и отнес на кровать, укрыв одеялом. Фушигуро слегка нахмурился, повернулся на бок и казалось, что он вот-вот проснется, но этого не случилось. На рядом стоящей тумбочке загорелся экран телефона, и свет от него позволил увидеть Итадори небольшую фотографию в рамке, которую до этого он не замечал. Стоило кинуть взгляд — и Юджи сразу вспомнил день, который запечатлели в этой картинке навсегда. На ней они с Мегуми стояли на фоне моря и заката, а фото делала Кугисаки. Если память ему не изменяла, тогда он произнес какую-то дурацкую шутку. Итадори старается не вспоминать, чтобы не трогать старые шрамы, просто выключает телевизор и выходит из комнаты, прошептав спящему Мегуми «спокойной ночи». Ночь и правда выдалась спокойной, настолько, что Мегуми проснулся без будильника на час позже, чем обычно. Потянувшись в постели, он с удивлением для себя заметил, что не запомнил ни одного кошмара. Медленно поднявшись, молодой человек взглянул на часы и его глаза распахнулись так, как распахивались только при виде ужасающих проклятий. Он проспал тренировку. — Черт! Пока он собирался со скоростью света и мысленно прощался с размеренным завтраком, в голове прокручивалась мысль о том, что дети наверняка его заждались и не понимают, что происходит. Их сенсей никогда не опаздывает. Фушигуро не прибегает, а прилетает в тренировочный зал, но останавливается прямо возле незакрытой двери. Он слышит смех и выделяющийся среди детей низкий голос, но это был точно не Тодо со своей группой. Мегуми подходит ближе и незаметно заглядывает в помещение. Его ученики стоят в кругу, а в центре находится Итадори. Из круга дети по одному подходят к нему и отрабатывают удары, которые, видимо, Юджи успел им показать. Фушигуро слегка улыбается, перенимая настроение учеников, и спокойно дожидается конца занятия. — Фушигуро-сенсей! — выходя из зала, дети замечают его. — Доброе утро, Фушигуро-сенсей! И никто не интересуется, где он был. Итадори явно им что-то успел наговорить. — Доброе утро, — последним выходит Юджи, закрывая помещение, и довольно смотрит на Мегуми. — Доброе утро. Спасибо, что заменил меня. Я… — Фушигуро-сенсей, а Итадори-сенсей будет еще с нами проводить занятия? — Да, скажите, будет? — не унимались дети. — Эй, я же сказал не называть меня сенсеем, предатели, — Юджи потрепал юных магов по голове. — Посмотрим. Идите переодеваться. Дождавшись, пока дети уйдут, они продолжили диалог, прогуливаясь по дорожке, ведущей к саду. — У тебя хорошие ученики. Куда воспитаннее меня будут, — смеется Итадори. — Не принижай себя. И еще раз спасибо, я не думал, что просплю. — Ну моя вина в этом тоже есть. Все-таки я предложил фильм смотреть. — Дело не в том, во сколько я лег спать. После сказанных слов Фушигуро отрешенно посмотрел вдаль, словно провалившись глубоко в свои мысли. Ухмылка с его лица окончательно пропала. — Проблемы со сном? — неуверенно интересуется Юджи, нервно сложив руки за спиной. — Да. И сегодня я впервые за долгое время хорошо спал, — вздыхает он. — Фушигуро, я не знаю, как вы жили тут семь лет и какие у вас правила и обязанности, но если ты много на себя взвалил, то позволь мне помочь тебе, пока я здесь. — Я не хожу на задания, поэтому думаю, что мои обязанности не такие уж и тяжелые в сравнении с другими магами, — объясняет Мегуми и переводит на молодого человека взгляд. — Ты решил остаться на время? — Да, на время… Может навсегда. Я не знаю. Понимаешь… Юджи хотелось объяснить всё в подробностях, но говорить вслух о том, что нанесло серьезную травму Мегуми, он был не в силах. — Понимаю, — облегчает ему жизнь Фушигуро. Ну да, он всегда был сообразительным. Глупо полагать, что кто-то из них чего-то не понимает. Они молча доходят до сада, как Мегуми вдруг говорит: — Знаешь, я вспомнил, что даже поесть не успел. — Чего?! Именно так они оказались в кафешке, находящейся недалеко от колледжа, потому что Итадори сказал, что «не может смотреть на то, как голодные люди медленно готовят себе еду». — Так ты правда работал пожарным? — интересуется Мегуми, доедая вкусный завтрак. — Да, но недолго. Дело не в том, что не получалось, я просто устал видеть во всех своих работах смерть и слезы. Поэтому ушел в офис. — Офис как будто совсем не для тебя. — Да, самому не нравилось, собственно поэтому я и здесь. — Но ты долго продержался. — Фушигуро… — Да? — Почему ты не… Раздается звонок. Юджи прерывается и подносит к уху телефон. — Слушаю? Да, хорошо, буду, — Итадори убирает телефон, смотрит на вовремя опустевшую тарелку Мегуми и произносит. — Нас… Меня вызывают в колледж. Пошли? — Да, но… — Я заплачу. Они быстро оказываются техникуме, где уже собралась толпа магов. — Вот и вы, — произносит Оккоцу. Все оборачиваются. — Что здесь происходит? — серьезным тоном спрашивает Юджи. — Мегуми, ты тоже тут? — встревоженно удивляется Маки. — Найдены проклятия особого уровня. Мы не знаем, что и как, но нам срочно нужны сильные маги. Итадори, пойдешь с Ютой? Остальные уже отправились на место, — быстро описала ситуацию Маки. — Но ты не обязан. — Я здесь, поэтому это моя обязанность как мага, — Юджи кидает быстрый взгляд на Мегуми и подходит к Оккоцу. — Ведите. В его голосе строгость повидавшего многое мага, а в глазах серьезность прожитых лет. Семь лет. Фушигуро не думал еще когда-либо увидеть такого Итадори. Он помнит его закаленный характер, но у него имеются и, пусть размытые, но воспоминания о временах, когда Юджи отчаялся. И это отчаяние он наблюдал в глазах, смотрящих на него самого. — Удачи! — Тодо машет им рукой. — Маки, следи там за пацанами. Девушка кивает и через несколько секунд компания словно растворяется. Мегуми долго стоит на месте, пока не замерзает, и удаляется в комнату. Проходит много времени. Фушигуро не отсчитывает, просто постоянно переводит взгляд на часы. Сидит на кровати, но постоянно выглядывает в окно и коридор. На тумбочке на всякий случай лежит успокоительное. Он понимает, что его страх необоснованный, но все равно не может остановить свои подрагивающие руки и затопленные волнением легкие. Перед глазами возникают страшные исходы событий, мозг словно говорит: посмотри, что произойдет, посмотри, посмотри. Вечером он не ужинает — кусок в горло не лезет. Ложится спать в десять, но засыпает под утро. Когда они с Итадори прощаются — всегда вскоре случается что-то плохое. Мегуми обнимает руками одеяло, пытаясь отогнать дурные мысли, которые тревожность отчаянно пытается впихнуть в него. Нужно думать о хорошем, даже если сложно. Фушигуро закрывает глаза и вспоминает прошлую ночь, когда он вместе со своим бывшим напарником и другом смотрели фильм. Атмосфера была столь умиротворяющей, что не заснуть было невозможно. Мегуми давно не смотрел и обсуждал что-нибудь с кем-то, предпочитая находиться либо с учениками на занятиях, либо в одиночестве. Почему с Юджи было так легко, когда с другими так сложно? — Не умирай, — слышит он собственный голос, который невозможно было перекрыть ничем до тех пор, пока Мегуми не удалось заснуть. Его разбудил непрекращающийся шум, словно в колледж завезли новую мебель и работники бегают туда-сюда, перетаскивая ее из грузовика в дом. Фушигуро надевает халат и спускается вниз, чувствуя, как раскалывается голова, и думая, что начать день все же следовало с кофе, однако на первом этаже его быстро приводит в чувства холодный сквозняк — двери были распахнуты, а снаружи доносились голоса. Перед тем, как выйти на улицу, Мегуми заметил Иэйри, которая бегала из одной комнаты в другую, перенося в руках медицинские принадлежности. — Всего пара пострадавших. Все нормально, — осведомляет в разговоре один из магов. Стоящие в небольшой кучке маги, судя по всему, только вернулись и рассказывали другим о произошедшем. — Маки-сан, — обращается Фушигуро к девушке. — Как всё прошло? Почему вы так долго? Дело не могло ведь быть настолько серьезным? — Необычное проклятие, — Маки складывает руки на груди и смотрит в сторону, туда, откуда они недавно вернулись. — Здесь пока не все. — Почему? — хмурится Фушигуро, начиная пересчитывать тех, кто есть в его поле зрения. — Проклятие мерзкое, надо было долго выжидать. Часть из нас решила вернуться, потому что мы там бесполезны, а некоторым надо подлечиться. Мегуми, переживать не о чем, — ее серьезный взгляд встречается с его испуганным. Он знает, что она права, но подрагивающим пальцам это не помогает, особенно когда среди вернувшихся Фушигуро не находит Итадори. Только вернулся к работе мага и сразу же такое задание. Это самое настоящее чертово проклятье, которое кто-то, должно быть, с довольной улыбкой наложил на их молодые жизни. После их разговора проходит два часа. По их плану, через час, если маги не вернутся, то те, кто успели подлечиться в колледже, вновь отправятся на место сражения. Мегуми особо больше ничего и не объяснили — все прекрасно знают, что он старается игнорировать задания. Мысли о магах, среди которых был и Итадори, не давали покоя. Казалось бы, за столько лет подобной работы давно должен был выработаться иммунитет к страху смерти, но всё то, что натворил Сукуна, всё, что было после… Он помнит то почти что неосязаемое ощущение, когда Юджи коснулся его души. Он как будто попал в сад цветущих сакур, где время текло настолько незаметно, что он не ощущал — прошла минута или час. Теплый ветер пошевелил его волосы, огладил скулы, протянул красную ниточку и повел за собой гулять. Сколько бы лепестков ни упало у него на пути, он не мог перестать чувствовать, что рядом с ним кто-то есть, но этот кто-то — не тот, кто убил всех важных людей в его жизни и забрал его собственную. Этот кто-то… — Итадори, — выдохнул он, остановившись посреди одинокой улицы. Он почувствовал аромат. Еле слышимый, но сладкий. Как давно он не мог ничего ощутить, не мог коснуться холодными пальцами хоть чего-нибудь из реального мира, посмотреть на отражение в воде собственными глазами. — Фушигуро, — говорят круги на воде и отражение тут же прячется в них. — Фушигуро, — на поверхности появляются пузырьки, нитка в его ладони мягко скользит сквозь пальцы навстречу воде и еле слышимому голосу. — Фушигуро, — он наклоняется, соприкасаясь кончиком носа с прохладой воды, и чужие мокрые руки хватают его за воротник так быстро, что он не успевает сделать вдох. Он застывает, зажмуривается, понимая, что, кажется, умирает, но такой конец ему даже понравился. Это лучше, чем закончить в темноте бездны. Это лучше, ведь он здесь, похоже, не один, он может чувствовать, как в его груди поселилось что-то, что ему несвойственно, но это что-то было очень приятным и теплым, несмотря на холодную воду. Это лучше, ведь он не умрет в одиночестве, он сплетется с этим нечто по своему желанию, потому как руки, что держат его, уже готовы отпустить, когда Мегуми сам хватает чужие запястья, сжимая их из последних сил. Его пальцы стали настолько слабыми, что хочется плакать. Стоит ли оно того, если здесь уже и без этого набралось так много воды? — Фушигуро! — громко, очень громко и очень рядом. Да… Фушигуро. Его так зовут. Тогда он открыл глаза и свет бил так непривычно ярко, что от боли хотелось кричать, но Мегуми так соскучился по этому самому свету и по ощущению, что рядом с ним кто-то есть, что готов был вечно терпеть всё, что угодно, лишь бы продолжать лежать у кого-то на коленях. — Фушигуро? Мегуми постарался открыть глаза еще и еще раз, пока не смог увидеть розовые волосы, всегда напоминавшие ему нежные лепестки сакуры. Так вот, чьи руки прижимали его к себе. И только тогда он смог спокойно закрыть глаза. Сейчас, находясь в одиночестве среди деревьев, окрашенных осенью, у Фушигуро появилась единственная мечта — суметь вновь коснуться одной души. То, с чем он соприкоснулся тогда, было теплотой, греющей его израненную душу, но то, что поглотило его потом, было настолько разбитым и горьким, что хотелось разрыдаться, но на это тогда не было сил. Лишь спустя долгое время Мегуми понял, что тогда он соприкоснулся с душой Юджи и стоило им «окунуться» друг в друга полностью, как он в полной мере почувствовал всё, что сделали с Итадори. Их души могли спокойно выйти на ринг и начать сражаться за первое место по глубине ран и количеству боли, и он не знает, кто бы вышел победителем. Жуткое завывание ветра заставляло ежиться, на лицо упала холодная капля. Мегуми вглядывался в высокие деревья, которые казались такими тусклыми из-за туч, грозно нависающими над ними. Где же тот весенний сад? Вопрос, заданный в тишину. Которую быстро нарушает резкий хлопок. Мегуми оборачивается, замечая магов, которые направляются в колледж, и среди них есть и Итадори, болтающий с одним из них. Тормоза в его теле отказывают. — Юджи! — слышит Итадори крик за своей спиной и удивленно оборачивается. Он даже не знал, чем был удивлен больше: тем, что Фушигуро крикнул или тем, что впервые произнес его имя. Молодой человек быстро заканчивает диалог с магом и идет навстречу к бегущему к нему Фушигуро. Он резко останавливается, замечая небольшой порез на руке, и обнимает Юджи, отчего у того глаза становятся шире, чем у любой рыбки, даже если бы она переросла в человеческую форму. Итадори, отмерев наконец, обнимает Мегуми в ответ. Когда до Мегуми доходит, что они все-таки находятся на улице, Фушигуро быстро отрывается. — Что произошло? — Эй, всё в порядке. Просто очень бесячее и неудобное проклятие. Итадори улыбается так, как не улыбался со времен начала их учебы на первом курсе. От этой мысли Фушигуро самому хочется улыбнуться. — Ты жутко холодный, пошли внутрь, — Юджи кладет руку на спину Мегуми и они направляются в теплое помещение.

***

Юджи зажигает свечи в комнате Мегуми, оставшиеся с Хэллоуина, приговаривая, что таким образом он точно еще быстрее согреется. Фушигуро сидит на кровати, завернутый в плед, и движение языков пламени завораживает его, вводя в транс. Он вновь чувствует покой. И дело не только в том, что Итадори заставил его выпить успокоительное, конечно не только в этом. Мегуми считает, что он и без успокоительного чувствовал бы себя так, только вот не был бы сейчас таким заторможенным и сонным. Краешки губ на лице Итадори уже долгое время были приподняты. Фушигуро не хочет начинать никакой диалог, чтобы случайно не спугнуть их, но это глупо, он же прекрасно знает, что Итадори — любитель поболтать. — Я слышал, что ты не ходишь на миссии, — голос Юджи низкий и бархатный, до краев наполненный осторожностью, — Мы можем об этом поговорить? — Да, — в противовес ему отвечают немного охрипшим. — Если ты не хочешь быть магом, почему не ушел? — Итадори присаживается рядом, подгибая ногу. — Я хочу быть магом, но… — Фушигуро поднимает взгляд, встречаясь с внимательными карими глазами. — После Сукуны я не могу вернуться к заданиям. Юджи видит, как Мегуми в один момент сжался, все его мышцы напряглись, как бы готовясь к побегу или нападению, которое никогда не произойдет. Он не умел успокаивать людей. Точнее не знал, как успокоить Фушигуро, потому что обычно всё было наоборот и его успокаивал Мегуми. Маг сжал руки в кулаки, поджал губы и вспомнил то практически отчаянное «Юджи», которое услышал сегодня на улице. Итадори почти всегда поступал так, как велело ему сердце. Чем старше он становился, тем меньше импульсивности наблюдалось в его действиях и выборах, но это — что-то вроде профессиональной деформации. Он прекрасно понимал, что на самом деле всегда хотел поступать так, как чувствует. И если для мага или работника в офисе это было непозволительно, то хотя бы во взаимоотношениях с людьми Юджи хотел быть собой, поэтому он не находит ничего лучше, чем просто обнять Мегуми, прижимая его напряженное тело к своему, готовому успокоить. Годжо пожертвовал силу своих шести глаз и обрел наконец настоящее счастье, теперь полностью наслаждаясь жизнью. Итадори честно полагал, что если он уйдет и отдаст в качестве жертвы свои годы в мире магии, то с ним тоже случится подобное чудо, но всё закончилось тем, что это оказалось обычным избеганием проблем и боли, которой в один момент просто накопилось слишком много. Если бы Фушигуро чувствовал то же самое, то Юджи нашел бы нужные слова, но Мегуми не мог сам вернуть контроль над телом, не мог отдать всего себя, не жалея, ведь у него была сестра, был Годжо, был мир магии, в котором он жил с самого детства. Пусть ему и казалось, что он готов так просто распрощаться с жизнью. Итадори изначально пришел в их мир, чтобы умереть. Каждый день он мирился со своим концом. Каждый день он просыпался, чтобы умереть, и делал шаг вперед, чтобы умереть. Пока Мегуми не взял эту роль на себя. Роль, которая ему не должна была принадлежать. Фушигуро молчит, не двигается какое-то время в чужих руках и только со временем разрешает что-то в своей голове и обнимает в ответ. Итадори старается его понять. — Прости меня. За то, что не сдержал Сукуну, за то, что твои близкие пострадали, за то, что ты познал столько боли. За то, что позволил всему этому случиться. — Тебе не за что извиняться, — привычный строгий голос. — Я благодарен тебе. Ты ведь поменялся со мной душами. — Откуда ты знаешь? — Итадори отстраняется, чтобы заглянуть в зеленые глаза. — Тогда я это почувствовал. — «Наш разговор напоминает какой-то фильм про любовь» — пролетает почему-то неуместная мысль в голове Юджи. — А потом мне рассказали, что именно ты сделал. — «Ладно, не совсем фильм про любовь». — Где ты только этому научился? — Можно я буду держать это в секрете, чтобы хоть немного оставаться крутым в твоих глазах? — надул губы Юджи. Фушигуро не знал, шутит ли он или правда так считает, но это было так похоже на Итадори, которого он знал, что улыбка не могла не расцвести на его лице. Мегуми вдруг вспомнил, что от сильных переживаний он случайно назвал его по имени. Но… Может после того, как их души соприкоснулись, он всё же имеет право так к нему обращаться? Пока Фушигуро кочевал в лодке среди собственных мыслей, карие глаза смотрели на бледное лицо, длинные ресницы и задумчивое лицо, по кусочку утаскивая картину перед собой в глубины своего сознания. Молодой человек вернулся в события реального мира только тогда, когда его губ коснулись коснулись чужие, по ощущениям слегка потрескавшиеся. Мегуми рассуждал об этом так, словно кто-то кроме Юджи мог быть потенциальным человеком, укравшим его первый в жизни пусть и короткий, но яркий поцелуй. Настолько неожиданный, что у Фушигуро лишь сейчас забилась мысль о том, что надо дышать. Итадори соприкасается с ним лбами, держит крепко за руку и смотрит то в глаза, то на губы, согревая лицо перед ним горячим дыханием. Возможно тогда они еще не подозревали, насколько счастливы были, стараясь держать эмоции в себе и боясь произнести лишнее слово. — Мой первый поцелуй произошел с тем, кого я люблю. — Я наконец поцеловал того, кого люблю. Любовь — это крайне сложная и непонятная вещь, но иногда настолько простая, что для нее и слова будут не нужны. Любить нельзя помиловать. Ни Юджи, ни Мегуми на протяжении всех лет, со времен чуть ли не знакомства не знали, куда поставить роковую запятую в страшном предложении. Годжо был прав: любовь — то еще проклятье. И если ты любишь, особенно в таком мире, в котором живут они, то будь готов принимать всевозможные риски и ужасную боль. Помиловать друг друга? Тогда откажись от этих чувств, отринь их от себя, уйди и забудь. Оба варианта возможны. И никогда не знаешь, в каком из них ты и твой возлюбленный проживете счастливее. — Мегуми, — полушепотом зовет он, хотя, скорее протягивает билетик без возможности вернуться назад. Оказывается, его имя красивое. — Юджи, — Фушигуро без замедления соглашается, делая вид, что это не он час назад крикнул это же имя на всю улицу, и приподнимается, даря им второй поцелуй. Мы — те, кто думали о себе в последнюю очередь. Даже не называли друг друга по имени — времени не было мыслить о подобной роскоши. Приласкать свой эгоизм. — Разве это эгоистично — испытывать такие чувства? Сказал бы ты. — На поле битвы — да. Ответил бы я. — Но наша постель — это не поле битвы, Ме… — Мегуми, — чуть громче произносит Итадори нежным голосом и проводит пальцами по лбу, убирая челку и снова отрывая Фушигуро от мыслей. Больше у них не остается времени, чтобы забываться и теряться в собственных головах. Фушигуро ложится на спину, пока Юджи, нависающий над ним, словно в желании защитить, целует его тело, то опускаясь ниже, то возвращаясь обратно к лицу, потому что Мегуми плачет. Блестящие маленькие капли скатываются по его порозовевшим от близости щекам. Итадори не сцеловывает их, наоборот добавляет к нему собственные слезы. Когда-то он проклинал себя за такой уровень эмпатии, потому что это жутко мешало в их работе. Сейчас же они сцепляют руки в замок, чувствуют дыхание друг друга рядом, и Юджи кажется, что ближе они быть больше не могут. Именно тогда они вновь оказываются в весеннем саду. На этот раз Мегуми знает, кто рядом с ним, и он спокойно целует шрам в уголке губ, проводит потеплевшими длинными пальцами по правому уху. — Юджи, — на вдохе зовет он. — Знаешь, я смог как-то использовать обратную технику. — Правда? — длинные ресницы распахиваются, не пугаясь, ведь весенний сад теперь и в его комнате, на самом деле. — Ага, — улыбается Итадори, — Палец смог однажды восстановить. Правда после того, как моя техника перестает действовать, палец снова возвращается к своему предыдущему состоянию. — Тебе стоит обучиться нормальной обратной технике, а не тому, что ты творишь со своими руками, — посмеивается Фушигуро и гладит щеку, проводит пальцами по мягким коротким волосам, — Ради себя. — Понял, никакого мяса, — он тычется в шею и оставляет засос, мигом меняя веселую атмосферу на более интимную и сокровенную. Мегуми стонет, сжимая зубы, и слегка выгибается в пояснице, когда сильные руки Юджи касаются его тела везде, где только можно, слегка задирая кофту. — Дети хотят, чтобы ты был сенсеем, — старается сохранить островок адекватности Фушигуро, боясь полностью отпустить себя и погрузиться в новые для него ощущения. — М-м, — нарочито удивленно произносит Итадори, сжимая бока Мегуми и продолжая расцеловывать шею. — Но для начала… Тебе стоит стать моим… — вдох, — Учителем. — В смысле? Фушигуро понял, какую же глупую фигню он сморозил, и тут же отвел взгляд, но красные щеки и уши спрятать довольно сложно, когда в паре сантиметров над тобой нависает один не самый сообразительный бесстыдник. Они обходятся без лишних поясняющих предложений (и слава всем богам, иначе Мегуми бы провалился прямо сквозь постель), потому что до Юджи, кажется, доходит. — Я буду аккуратен. Их кожа всё такая же нежная, если игнорировать глубокие многолетние раны. Их глаза всё ещё могут, оказывается, гореть. И они всё ещё могут понимать друг друга, как однажды это делали. Их души могли спокойно выйти на ринг и начать сражаться за первое место по глубине ран и количеству боли, и теперь он знает, как закончился бы бой. Они бы разделили пьедестал и сделали всё, чтобы никогда больше не сражаться за подобное.