Бездна

***

Тяжело дыша, город скорчился в густой тьме. Выглядывающие сквозь спутанные, как мох, провода, красные и синие неоновые лампочки подмигивали так, словно вот-вот перегорят. Мужчина откинулся на спинку водительского сиденья и посмотрел наружу. Вид ночного города из сильно тонированного окна машины был похож на горящее торфяное болото. Он привычным жестом вытянул сигарету и закурил. На первый взгляд она выглядела как обычная самокрутка, только вместо табака в ней была смесь различных психотропных препаратов в высоких концентрациях. Достаточно высоких, чтобы довести обычного человека до смерти от шока, если бы он её выкурил. Мужчина прикусил фильтр и сделал глубокую затяжку. Едкий дым заполнил его дыхательные пути, но пульсирующая головная боль всё не утихала. Он выпустил струю холодного дыма из лёгких и моргнул светлыми ресницами. Глаза его были налиты кровью, а двигался он вяло. С наркотиком боль была терпимее. Когда он пристрастился к этим сигаретам, ему перестало хватать небольших доз, в итоге он свыкся с болью, которая разрывала мозг и выжигала каждую клеточку. Даже понимая, что эффекта от сигареты не будет, мужчина по привычке продолжил курить. Тишину прорезал звонок сотового телефона, валявшегося на пассажирском сидении. Даже этот тихий звук вызывал боль в его чувствительных слуховых нервах. В глазах у мужчины потемнело, а желудок перевернулся вверх дном. На мгновение он нахмурился, а затем небрежно поднял трубку. — Ты серьёзно туда собираешься? В последнее время сплошной облом, — безо всяких вступлений и приветствий его встретил вопрос. Мужчина откинул голову назад, держа сигарету в одной руке и сотовый телефон в другой. В горле у него появился привкус крови. Он глубоко затянулся в попытке перебить металлическую горечь. — У меня предчувствие. В этот раз всё на самом деле. — Раз собрался, то восстанови хоть немного здоровья и иди. Тебе нужен проводник напрокат? Он по привычке усмехнулся, хотя и знал, что собеседник его не увидит: — С каких это пор мы стали так близки, что ты беспокоишься о моём здоровье? — Да плевать я хотел на то, что с тобой будет. Но мне было бы стыдно увидеть заголовки о том, что наш глава поехал крышей и после припадка окочурился на улице. — ... — Сколько месяцев прошло с тех пор, как тебе последний раз оказывали поддержку? Или, может, годы посчитать? — Не знаю... Ах, да забудь о прокатном проводнике. Я не собираюсь питаться помоями только потому, что голоден. — А кто это тут даже не может есть эти помои и всё равно бузит? — Боль совсем не сильная. Всё не так уж плохо. — Разве кто-то говорит, что надо застрять с прокатными проводниками на всю жизнь? Просто купи кого-нибудь на одну ночь, чтобы притушить пламя, или одолжи на пару деньков. Скажи, если хочешь кого-нибудь А-класса. — Ты же знаешь. Я чуточку привередлив. — В смысле, блядь, «привередлив»? У тебя вот-вот крышу снесёт, а ты привередничаешь? Херни не неси. Вот почему все наши проводники посбегали. — Ах ты... Почему у тебя такой грязный рот? Чан, что же нам делать, если он вдруг возьмёт и станет помойной ямой? — мужчина нахмурился, как будто и в самом деле вот-вот расстроится. Вскоре после этого из динамиков донеслись громкие крики и череда ругательств: — У Шиндже, ты, ублюдок. Желаю тебе заплутать и сдохнуть в канаве. Пошёл ты! Звонок оборвался. Мужчина наконец сбросил маску самообладания, которой прикрывался ещё минуту назад. Он откинул со лба растрёпанную чёлку, открыл окно и бросил на грязный асфальт окурок, который странным образом тут же погас — так, словно кто-то растёр его подошвой обуви. Он положил телефон на пассажирское сиденье. Нет, он собирался его убрать. Хрусть. Кратковременная потеря контроля привела к тому, что тонкие края экрана треснули в его руке. Стеклянная пыль осыпалась с жидкокристаллического дисплея. Он молча скривился. Под добрыми, нежными чертами лица таился намёк на безумие. Телефон в его хватке стал превращаться в месиво. От треска и хруста ломающихся металла и пластика по коже шли мурашки. В конце концов сотовый телефон, искорёженный до неузнаваемости, тоже отправился на улицу. Прошли десятилетия с тех пор, как через Врата впервые явились монстры. Случилась Вспышка. Население Земли сократилось на треть. Весь мир говорил о случившемся как о повторении Чёрной смерти, как о божественном наказании для человеческой расы и о начале конца. Было много людей, которые решили, что в этом мире больше нет надежды. Однако точно так же, как европейцы в 14-ом веке в конечном счёте преодолели Чёрную смерть, человечество 21-го века совершило прорыв в борьбе с этой напастью. Примерно во время Вспышки один за другим начали появляться люди, у которых пробудились таинственные способности, не поддающиеся объяснению современной науки. В результате мировой порядок перестроился и сосредоточился вокруг людей со сверхспособностями, вокруг «пробуждённых». К сожалению, все пробуждённые страдали от побочных эффектов своих же сил. Хотя и имелись индивидуальные различия, самым частым побочным эффектом было обострение всех чувств. В то время как одни люди не выносили малейшего запаха и их начинало тошнить, другим было нестерпимо больно от одних только прикосновений одежды к коже. И точно так же всё обстояло со зрением и слухом. Даже с закрытыми глазами и заткнутыми ушами они могли чётко видеть кровеносные сосуды и мембраны на внутренней стороне век, могли слышать своё сердцебиение и работу органов. Нередко те, кому долгое время не оказывали «поддержку», падали в обморок, навсегда лишались рассудка или даже совершали самоубийство, поскольку больше не могли выносить всех ощущений, которые накатывали на них подобно приливным волнам. Более того, чем выше был класс пробуждённого, тем хуже оказывались побочные эффекты. По этой причине средняя продолжительность жизни пробуждённых, несмотря на обладание удивительными способностями, была крайне мала. Мужчина обмяк на сиденье, как шарик, из которого выпустили воздух. Может, уже слишком поздно, чтобы наркотик возымел эффект? Экстаз разлился по бледному лицу, которое словно было кропотливо нарисовано художником, работабщим в стиле романтизма, под чёрной рубашкой, по беспорядочно раскинутым конечностям. Когда придёт конец этой ужасной боли, которая, как первородный грех, преследовала его с момента рождения? Как долго ему придётся напрасно страдать, стремясь к безграничному освобождению? Что, если его жизнь оборвётся прямо сейчас? Что, если все мутанты исчезнут с лица земли? Что, если эта долгая война закончится поражением человечества? ...А зверь, чьей ты избегнуть хочешь пасти, Других не терпит на стезе своей, Но их по смерть в своей содержит власти. Породы нет коварнее и злей. Нет сытости в её утробы яме: Чем больше пищи, голод резче в ней. Ночная сцена, заполнившая поле его зрения, сгустилась, расплылась и исказилась сама по себе. Он слабо поджал губы и издал что-то похожее на вздох. Блудотворя со многими зверями, Она сойдётся с новыми стократ; Но Пёс придёт её низвергнуть в срам. В любом случае он должен остаться в живых. Выследить «его» до своего последнего вздоха.