Игра в смерть

— Ну и где обещанное?... Над Вэи нависла долговязая фигура Дейдары в слегка помятом, но ещё достаточно приличного вида медицинском халате. Чёрная рубашка расцвечена узором ярких роз: она отчетливо виднелась между распахнутыми полами халата. Брюки того же цвета были расчерчены многочисленными складками. По этим деталям и внушительным мешкам под голубыми глазами Мотидзуки определила, что, вероятнее всего, он был на ночном дежурстве. «Ну… или просто весело провёл ночь», — безмолвно предположила она и улыбнулась. Вместо слов предложила ему бумажный подстаканник, в выемках которого гордо красовались два разноцветных больших стаканчика бабл ти. — Один с кокосом в яблочном сиропе, второй с жасмином, ананасом и манго, — пока Вэи с важностью рекламщика перечисляла оригинальные вкусовые качестве тайваньского чая, Дейдара уже успел с довольством утащить его из её рук. Но на этом она не остановилась: сняла с плеч рюкзак и достала оттуда свернутый бумажный пакетик. — Это твои любимые донаты с банановой начинкой и шоколадом. — О, ну вернули должок, так вернули… С процентами, хах! — интерн каким-то чудом умудрился подхватить и шуршащий светло-коричневый пакет с ярким логотипом кондитерской. Вэи оставалось лишь завистливо вздыхать, смотря на такую сноровку. «Я бы уже весь чай развернула, если бы попыталась такие акробатические трюки выполнить», — она повесила рюкзак обратно на плечи и с тихим «вжих» расстегнула молнию куртки. Пальто так и осталось висеть на напольной вешалке господина Фудзита, о чём он уже успел известить забывчивую «учёную даму». — Прости, я хотела заехать на прошлой неделе, но начальник загрузил работой по самое горло и даже больше. — По челюсть что ли? — Дейдара усмехнулся и кивнул в сторону приоткрытой двери: в таком положении он поддерживал её с помощью просунутой между створками ноги. — Маловато взял, — весело усмехнувшись Вэи поспешила ко входу, чтобы помочь Дейдаре проникнуть в родное отделение. Покачивая длинным хвостом светлых волос, он с достоинством продефилировал внутрь. Правда, не преминул поворчать: — Етить развелось начальников-тиранов. Ну, тут я уже не могу дуться на вас, светлейшего руководства прихоть для сотрудника дороже мамки родной, — только мрачная ядовитость его речи в мгновение ока сменилась заговорщическим любопытством. — Вэи-сан, вы ведь к Сасори но Данна пришли? — И тебе долг отдать, и с Сакурой поболтать, и к нему в том числе, — колебаниями воздуха от многочисленных кивков ей хотелось развеять даже дымку надуманных сплетен, в которые Дейдара с охотой верил и, вероятно, с не меньшим рвением распространял на ресепшене с медсестрами. Только незамысловатый трюк не помог: дымка давно уплотнилась и стала густым туманом крамольных бесед. В голубых глазах промелькнула искринка любопытства, а дуга светлой брови взметнулась вверх: Дейдара уже давно сделал свои выводы. «На основании чего? Ну почему никто не может поверить, что мужчина и женщина помимо любви знают ещё и дружбу! Будто примеров в истории не было…» — однако своё недоумение и недовольство Вэи привыкла держать при себе. — «В самом деле, чем больше на костёр дуешь, тем сильнее разгорается пламя». Они стояли в просторном холле Университетской больницы Токио — одной из старейших академических больниц страны и лучших медицинских учреждений во всей Японии. Профессионализм практикующих здесь врачей был столь же высок, сколь и цены на медицинское обслуживание. Вэи и её соседка Су Шу даже в самых смелых мечтах не рассматривали возможность проконсультироваться у местных специалистов. «Никакой страховки не хватит», — любила повторять китаянка, шмыгая носом из-за очередного вируса, с которыми её ослабленный организм справлялся плохо. В отличие от Вэи — за все четыре года у неё даже насморка не было. Приёмная отделения Общей хирургии больше напоминала фойе люксового отеля. Светло-бежевое, практически кремового оттенка, напольное покрытие переливалась чистейшими бликами отражённого белого света. Тона персикового, нежно-лимонного и неизменный больничный-белый покрывали стены, массивные колонны, потолок. Пост старшей медицинской сестры был выполнен в форме оранжевого полукруга. Объёмная выпуклость придавала мебели тот шарм стиля модерн, который наполнял всё пространство: начиная от белых полукруглых диванов, заканчивая кубическими и конусообразными кадками цветов. Смотря на это великолепие Вэи невольно, с оттенком ностальгической печали, вспоминала грязно-голубые стены районной больницы в Коптево, в которой работают её родители. Когда она, три года назад, с упоительным восторгом описала в письме Университетскую больницу Токио, в ответе мама и папа восклицательным знаком выделили: »…о, милая, нам бы сотую часть такого финансирования! Черти что сейчас в стране творится. Как здорово, что ты уехала…» Иллюзию воспоминаний развеял весёлый голос Дейдары: — Ладно, так уж и быть, сделаю вид, что поверил, будто вы не к своему кавалеру пришли. Вэи обернулась по сторонам, словно испуганная лисица. Однако, поняв, что медицинскому персоналу в белых халатах и пациентам в тапочках по большему счету нет никакого дела до болтающих молодых людей, Мотидзуки подуспокоилась. Но всё равно одарила Дейдару укоризненным взглядом, на который тот среаигировал весьма оригинально: — Милая у вас курточка. Она сразу и не нашлась с ответом на внезапную похвалу. «Как ловко разговор переводит!» — подумала она, смущённо коснувшись меха нежно-розового оттенка. Болоньевый материал бледно-серого цвета мягко контрастировал с пушистым верхом. Вэи была в восторге от сочетания спокойной строгости серого и нежной мягкости розового тонов. — О, благодарю! Тебе правда нравится? Именно поэтому ответ Дейдары её возмутил: — Нет, такие носили позапрошлой осенью что ли… Она чё, осенняя вообще? — Внесезонная, — пробурчала Вэи, не заметив, как насупила лицо. — С такой погодой, как в этом году, такие модели будут точно в… как там это слово английское было… — «Тренде» что ли? — интерн хохотнул, буравя лукавым взглядом голубых глаз переводчицу, смутившуюся своей лингвистической оплошности. — Да-да, оно самое. — Вы точно с Сасори но Данна два древних сапога пара, — Дейдара кивком головы пригласил Вэи следовать за собой. — Щас вас в ординаторскую приведу. С Сакурой как раз там перетрете о своем девичьем, пока я на перекурю и перекушу на курилке… А там, глядите, и надзорщик явится. Вэи тихо рассмеялась, прикрыв губы ладонью. «Тобираму, значит, зовут «Холодильником», а Сасори — «Надзорщиком». Весьма многоговорящие прозвища они получили», — объяснимое веселье, однако, перекликалось с необъяснимой грустью. Для неё, несмотря на всю строгость и холодность обоих мужчин, которой была сполна обморожена её собственная «шкура», они оба оставались потрясающими профессионалами и интересными личностями. Будучи требовательны к другим, они изнуряли и себя не меньше. «Хотя, конечно, когда оба скатываются в сарказм, хочется стоять и плакать». Однако, даже беседа с Дейдарой и жужжание мыслей, не прикрыли Вэи спасительным щитом неведения от взглядов медсестёр, собравшихся за столом поста. Перешёптываясь, они исподлобья посматривали на неё. Весьма-весьма недобро посматривали. «То Натсуми отныне на меня косится, теперь и эти девушки… Может, это карма моя — наживать врагов, при этом ничего не делая?» — понимая абсурдность этой мысли, она тем не менее взяла её на заметку. Проверит правдивость в справочниках, как будет свободное время… В общем, не в ближайшем будущем. В ординаторской — светлой и уютной — на белом диване сидела Сакура. Закинув ногу на ногу, она пила кофе и читала толстый медицинский справочник. Её белый халат был аккуратно перекинут через спинку дивана. На ней красовался бежевый свитер мелкой вязки и чёрные леггинсы. Короткие волосы были каким-то чудом заплетены красной лентой в растрепанный пучок. Она поспешно подняла взгляд, стоило послышаться шагам, но, увидев всего лишь Дейдару и Вэи, облегчённо вздохнула и кивнула в знак приветствия. Её серовато-бледное лицо, словно люминесцентная лампа, излучало холодный белый свет недосыпа. Однако парочку она была видеть рада, что можно было заметить по кривой, но всё же дружелюбной улыбке бесцветных губ. — Ты кого к нам привел, Дей? — со смехом произнесла Сакура. — Ту, на чей запах явится вампир, Харуно. Так что советую напялить халат, чтобы избежать казни, — Дейдара кивком указал коллеге на спинку дивана, но та лишь устало закатила глаза. — Ладно, девочки, оставляю вас без своего прекрасного общества: перемывайте косточки на здоровье, а я почапал курить. Он демонстративно потряс бумажным пакетиком с донатами и бумажным подстаканником с двумя стаканчиками бабл ти. Мол, съела, коллега, вернее, — нет, тебе ведь такого не принесли. — Крути своей тощей задницей побыстрее, раз решил уходить, — Сакура недовольно фыркнула. Это можно было бы посчитать угрозой в случае, если не знать специфику отношений этих двух коллег. Вэи была о такой осведомлена, поэтому за здоровье блондина она не беспокоилась. До следующих его слов точно. — На свою плоскую посмотри! — колкий ответ прилетел с коридора, в сторону которого Сакура погрозила массивной светло-розовой кружкой. — Ну я тебе устрою, засранец белобрысый… — после краткой угрозы она наконец-то обратила внимание на Вэи, скромно «застрявшую» у выхода. Изумруд её взгляда тут же посветлел, а улыбка стала более мягкой, неприкрытой измученной. — Чего стоишь? Проходи, присаживайся. — Я боялась, что попаду аккурат в траекторию полета кружки или книжки, которой ты могла бы запустить в Дейдару, — Вэи сгладила свою позорную неловкость шуткой. Её Харуно оценила звучным смешком. — Правильно сделала. Я бы выбила остатки мозгов паскудёнышу, если бы не была такой задолбанной. — Много пациентов или дежурства? — И того и того хватает. «Сакура не будет сетовать на Сасори мне. Даже несмотря на наше достаточно близкое общение, она держит в голове тот факт, что с ним то я знакома дольше… Сама бы не ругалась на Тобираму-сама его другу…» — Вэи, размышляя, оставила куртку на вешалке, а сама, держа рюкзак, опустилась на диван по левую руку от интерна. Интерес пронзил её мозг стрелой, отравленной ядом жгучего любопытства. — «Занятно… а какие у него друзья? Есть ли они у него вообще?..» Сакура со стуком опустила на стеклянный кофейный столик журнал. В её руке осталась лишь кружка с недопитым кофе. Принюхавшись, Вэи уловила знакомый запах концентрированной растворимой жижи. «Хоть на вкус он как вода с порошком, зато производитель явно спасает жизни не одному десятку студентов и работников. По крайней мере, цена более чем низкая для нынешних времен», — она понимала, что оставалось лишь кручиниться молча. Впрочем, Сакура совсем не разделяла её позицию. Посмотрев через плечо в широкое прямоугольное окно, она вдруг выплюнула: — Погода — дрянь. Позавчера ещё надевала легкую блузку, а сегодня пришлось перерывать шкаф в поисках осеннего свитера. Мама, как всегда, решила порыться в вещах и переложить их за каким-то фигом. Вот как предкам объяснить, что мне уже двадцать четыре, а не четыре, ну как?! — слова лились из её рта буйным потоком, которому водопаду Отонаси остается лишь позавидовать. Усталость, раздражение и некая скрытая печаль уже были явно столь неподъёмны для Харуно, что одна держать на своих плечах свод собственных проблем она не могла: этой ношей нужно было с кем-то поделиться. И вторым Атлантом стала Вэи, пришедшая как раз во время. Пусть они и не были подругами, но Сакура ей доверяла. Мотидзуки невольно вспомнила, как она несколько месяцев назад сказала: «Не знаю, что в тебе есть такого, но ты, Вэи, кажешься человеком, которому хочется открыться. Может, потому, что выслушиваешь, не осуждаешь и с советами непрошенными не лезешь». И Вэи, оставаясь верной данной Сакурой психологическому портрету, безмолвно оглаживала взглядом плавный девичий силуэт. Кивками она подначивала Харуно не заканчивать душевные излияния. Та, впрочем, и не намеревалась. Лишь только смочила горло глотком безвкусным кофе. — В общем, дело дрянь, а переехать не получится. Мне зарплаты никакой не хватит с современными ценами, чтобы снять в Токио хоть что-то мало-мальски приличное, а не как у тебя… Ответом ей послужил тяжёлый вздох Вэи и мысль: «Во все времена без денег трудно жилось». — … поэтому всё ещё с родаками живу. Вот куда жизнь то катится, а? Мне почти двадцать пять! Двадцать пять, — число она подчеркнула голосом, поднявшимся, вздыбившимся, как волны перед штормом. — А за душой только школа, шесть лет обучения в универе, и два ёбаных года интернатуры, когда ты находишься в какой-то промежуточной позиции между врачом и хрен пойми кем. Следовательно, и получаешь как хрен пойми кто, а это ещё, — Сакура раздражённо пнула пяткой в розовом носке ножку столика, — в крутой больнице. Будь я «среднячком», как большинство на курсе, то вообще бы улетела в какую-нибудь залупу в Окинаве… Ну, там хотя бы мало платят, но и цены тоже низкие… Вэи решила, что настал её черёд вставлять свои слова в эту странную композицию разговора. Чуть ближе пододвинувшись к Сакуре, она обдала её теплом заботливого взгляда, на который та ответила холодом безразличной усталости: — Ты не пробовала обсудить с матерью эту тему? Я имею ввиду ненадобность ей делать за тебя уборку в шкафу и прочее в том же духе. — Ага, в ответ мне прилетело: «У тебя свинарник, а не шкаф. Такого у девочки быть не должно!» Тьфу ты, «девочки» и «не должно»! Кто вообще и когда сморозил эту чушь? — Харуно свела вместе светлые росчерки бровей, скривила губы в выражающей отвращение ухмылке, а после одним глотком осушила кружку. Прозрачные капли дождя дробно разбивались и стекали осколками по окну, за которым стоял во мрачном величии серый город. — Ещё придирается к моему языку, типо, говорю я как парень, ух! Ну не могу я, как ты, выдавить из себя хэйанскую принцессу! Я лучше назову все кости руки, ноги, да хоть тазовые, а не сочиню красивое предложение! Откинув голову назад, Сакура уставилась в белый потолок яростным взглядом, словно желая прожечь в нём дыру, выход к той, иной жизни, к которой девушка стремилась, и о которой она поспешила поведать Вэи. Последняя, правда, несколько опешила от того, что её назвали «хэйанской принцессой». Сама она за собой признаков знатных дам прошлого не замечала. — Им не угодишь, Сасори вечно чем-то недоволен, в итоге все мы «неучи» и «беспросветное будущее японской медицины», а ещё пациенты жалуются, типо, мы слишком мелкие, чтобы их осматривать, позовите нормального доктора. И знаешь что самое противное в этой ситуации? — уловив покачивание головы «принцессы», Харуно продолжила. На её болезненно-бледном лице написана ярость. — Ты на хрен их не пошлёшь! Скорее сам пойдешь и сядешь туда, потому что тут все крутые лежат: политики, бизнесмены, их женушки… Блять, как же я завидую этим курицам. Они тупые, как пробки, но богатые, какими ни мне, ни тебе не стать, даже если мы с тобой впряжемся пахать по двадцать четыре часа в сутки! «Как долго она копила это в себе?» — Вэи ни прикосновениями, ни вопросами, ни единым словом не задевала личное пространство той, чей голос вибрировал высокими нотами истеричной злости. Тонкие пальцы с наспех подрезанными ногтями сжались в костлявые, но крепкие, как сталь, кулаки. Ими Сакура со всей силы ударила по дивану. Мотидзуки невольно подскочила от страха. Протяжно скрипнули пружины. За окном завыла сирена. Стекла дрожали под градом капель. — Ну и где справедливость в этом мире? Где, Вэи? Почему одни должны душу прожигать в универе, на работе за гроши, а другие вилять задом перед каким-нибудь папиком за тысячи иен? Понимаю, тебе противно слушать такое, — Сакура усмехнулась устало, но в то же время сардонически, — я завидую твоей «правильности» и неиспорченности. Черт знает, как ты сохраняешь это добро, хотя с такими вот кадрами видишься по работе. Эти слова поселили в душе Вэи некую смутную обиду. Она не понимала причину иронии Сакуры, направленную на неё. «Правильная неиспорченная хэйанская принцесса — завидный титул, ничего не скажешь», — плавными полумесяцами ногтей она подцепила рукав рубашки со снегирями: её неизменное успокоительное. Рвано выдохнула. — «Она ненамеренно так говорит. Просто злится. Устала сильно. Глупо обижаться, Сакура работает в адском темпе изо дня в день, а нервы, как-то оборудование, изнашиваются и выходят из строя. Тут нужно время для восстановления и правильная починка». Мотидзуки беспомощно наблюдала, как Харуно безжалостно колотит кулаком декоративную подушку оранжевого цвета. Изумруд её глаз покрылся тёмным налётом злости. — Но, блять, Вэи, жизнь вообще ни одной минуты не хорошая и не неиспорченная. Поверь, я тоже сперва кривилась, когда слушала кудахтанье этих куриц. Они далеко не о возвышенном говорят, я бы даже сказала о том, что находится ниже пояса, — Сакура прокомментировала вздох Вэи кривой усмешкой. — Ага, да, Вэи, женщины продают своё тело, красоту и гордость. Вроде звучит не очень, но, как послушаешь, у них процедуры в салонах и поход кафе обходится в половину моей зарплаты… Тяжело о таком думать. Я тоже, блять, так хочу жить. Заслужила, считаю. — Несомненно, Сакура. И ты ещё пожнешь плоды своих трудов, просто чуть позже. Они ещё не созрели, — пусть ситуация и настроение уже не благоволили появлению улыбки, но Вэи смогла заставить её распуститься, чтобы она осветила, развеяла мрак злобы и печали. — Офигеть. Сколько мне ещё ждать? — Сложно сказать… Но, поверь, высшее искусство — терпение. Кому как ни тебе, знающей все косточки в нашем организме, это понимать. — О, да, хоть что-то в этой жизни я знаю точно. — Может чаю выпьешь? — Только если кофе. Мне нужно дотянуть до конца дня, — Сакура отбросила избитую и жестоко измятую подушку в сторону, как только Вэи поднялась, чтобы подойти к чайнику. Задумчивым взглядом мазнула по спине девушки, после по перекинутой белой полосе халата. — Спасибо за это… и то, что мой трёп выслушиваешь. — Не стоит благодарности, я просто надеюсь, что тебе стало легче, — Вэи пришлось тянуться на носочках, чтобы достать до ручки навесного настенного шкафчика. В нём, она прекрасно знала, Сасори хранил свои кофейные запасы. И, действительно, в глубине деревянного короба стояла белая чашка и большая картонная упаковка. Она напомнила Вэи породу, изборожённую венами золота. Посередине помещен красный квадрат, в который был вписан белый профиль. Внутри росчерком на английском было выведено «Julius Meinl». Пальчиком она подцепила упаковку, подтолкнула чуть вперёд и наконец-то смогла полностью обхватить её руками. Сбоку послышался плеск воды: это Сакура мыла свою монструозную кружку. — Полегчало чутка, правда… А Сасори не прибьёт? — Не волнуйся, я ему возмещу ущерб, — Вэи с улыбкой подала Сакуре упаковку австрийского кофе. Харуно одарила её какой-то крайне многозначительной ухмылочкой, от которой повеяло холодком недобрых мыслей. «О чём она вообще подумала?» — спрашивать Мотидзуки, разумеется, не стала, решив столь неприкрыто не выпячивать свою недогадливость. Вместо этого она взяла нежно-зелёную кружку, которую держали в нижнем шкафчике. Специально для неё хранил, специально для неё купил в Гонконге. «Цвет благородного нефрита», — так описал сувенир из командировки Сасори. Обе девушки стояли и смотрели, как в прозрачном чайнике, подсвеченным ярко-синим, бурлили и лопались вскипающие пузыри воды. По светлой и уютной ординаторской разносился утробный звук. Непогода за окном набирала мощь, которая выплёскивалась в яростных порывах ветра, сотрясающего окно; дождевой пелене, которая разметалась на сотни брызг по серому стеклу. Окна соседних приземистых зданий, чуть более отдалённых небоскрёбов горели, а небо чернело во мраке клокочущей бури. Коматозная картина. — Вэи… мечтаешь ли ты выйти замуж? — неожиданный вопрос как по смыслу, так и по интонации, непривычно тихой для громкоголосой Сакуры. — Не думаю пока что… Замужество страшит, — она сама перешла на шёпот, перевела взгляд на свои руки, соединённые в замок. Но после посмотрела на стоящую рядом — почти касалась плеча. — А ты мечтаешь об этом? Продолжая наблюдать за переливчатым бурлением воды в чайнике, Харуно кивнула неспешно, словно в замедленной съемке. Её руки были сложены на груди. — Мечтаю. Найти очень-очень богатого мужа. Не «папика» — развалины древности мне не к чему, я не археолог. Помоложе. Но такого, которого я буду любить… — под редким слоем ресниц пылью тоски покрылся изумруд взгляда. Губы, кажущиеся на ярком фоне глаз и полумесяцев «мешков» под ними бескровными, задрожали и изогнулись в кривой усмешке. — Как видишь, я не выползла из возраста, когда верят в невозможное. — Но почему невозможное? Полагаю, что молодой, богатый и интересный человек — это настолько редкая комбинация, — мягко произнесла Вэи и поспешила залить кофе для них обеих. В свою очередь, Сакура поставила пачку настоящего, качественного кофе начальника обратно, а заодно ответила на сказанное со снисходительной усталостью: — Может и не очень редкая, но явно не часто встречающаяся. По крайней мере, в нашем отделении мы видим чутка иной внутренний мир. Он у всех то одинаковый… Да и… будем откровенны, я не выдерживаю даже малейшего сравнения с теми красотками. — Ну, Сакура, во-первых, красота — понятие субъективное, у каждого свои критерии отбора «красоток» или «красавцев». Во-вторых, красота мимолётна, а душа — вечна. Очарование внешностью проходит быстро, а вот личностью может длиться годы. Собеседница лишь неоднозначно фыркнула. Каждая из девушек обхватила свою кружку: Сакура — огромную светло-розовую, Вэи — маленькую нежно-зелёную. Шуршание бахил вторило грохоту стучащегося в окно дождя. Девушки расположились на белом диване, как и в начале их разговора. Только теперь они сидели очень близко друг к другу, точно те воробушки, ютящиеся на линиях электропроводов. Они дышали тихо, дым кофе вился туманным кружевом. Изысканный аромат отменного помола заполнил ординаторскую. Однако интерн и переводчица чувствовали его по-разному. Если Сакура улавливала фруктовые ноты, то Вэи чудилась тонкая сластинка карамели. Но, сходились они в одном, — обе, пригубив напиток, блаженно выдохнули. — Какой вкус! — тихо воскликнула Вэи. — Пить бы такой каждый день… — протянула Сакура, делая второй глоток. Её явно что-то гложило — это было отчётливо написано кистью эмоций на её лице. В свете настоящих событий подобное состояние Харуно Вэи игнорировать не могла, не собиралась. — Какая мысль причиняет тебе беспокойство? Ответ — сиплая усмешка. — Умеешь ты вывернуть простое в сложное. Складываешь оригами из слов. Я… я… Вэи… — Сакура сделала большой глоток, но её не беспокоила ни горечь кофе, ни жгучесть его жара. — Я не такая плоская, как шутки Дея или извилины тех девиц… «Сакура словами прикладывает не хуже, чем Сасори и Тобирама», — Вэи тихо попивала напиток, обратившись в слух. — … я не хочу сесть на шею богачу-мужу. Я… просто хочу работать, заниматься любимыми делами и не оглядываться на эти чертовы деньги. Знаешь, шопиться с Ино не кайф, когда она может понакупить себе шмоток от «Gucci», «Dolce & Gabbana», «Valentino» и прочих топовых брендов, а тебе остаётся только глазеть. Мне, блин, хватит только на пояс от платья. Ну, ладно, пару носков. А она не ступит ногой за порог масс-маркета… Не престижно это, понимаешь ли. Сакура сжала губы в тонкую полоску. Дрогнула, когда её руки коснулась глянцевая упаковка шоколадки. — Антидепрессант. Отпускают без рецепта, — Вэи ободряюще улыбнулась. И... Харуно рассмеялась. Впервые за этот нелёгкий разговор, смоченный в дёгте реальности, пропитанный холодом токийского дождя. Запрокинув голову, она устало улыбнулась в потолок. Поразительно точно опустив кружку на столик, — несмотря на то, что она даже не следила глазами за своими действиями, — Сакура приняла «антидепрессант». Сначала из рук Мотидзуки, а затем в прямом смысле: откусила сразу половину плитки. — Отпускать шутки ты умеешь. М-м-м, клубника? — Она самая, — гордая собой юмористка продемонстрировала свою, вторую плитку. — Полегчало? — Агась, я практически не ненавижу этот мир. Вэи хихикнула. Шоколад, смоченный джемом и мягким кофе, растаял на языке густой сладкой массой, остро-клубничного, кисловато-кофейного оттенка. Она почувствовала себя значительно легче. Это было важно, так как до вечера ей ни в коем случае нельзя терять присутствие духа. Встреча с господином Собаку но Гаара уже назначена. Воспоминание об юном сыне тирана-бизнесмена натолкнуло Вэи на тропу мыслей, где ей удалось отыскать идеи, которыми она захотела немедленно поделиться с Сакурой. — Знаешь, богатые тоже плачут. У них есть множество своих проблем, настолько отличных от наших, что… в их существование даже поверить сложно — до такой степени они не вписываются в рамки нашего восприятия мира! Вечная конкуренция, постоянные разбирательства в судах, грызня за влияние, нескончаемое беспокойство за благо компании — и это только то, что я могу с ходу перечислить… Сакура заметно прислушалась. Тонкая линия морщинки пролегла между бровей — Вэи запомнила, что так происходит всегда, когда крепко задумывается о чём-то. Даже её глотки стали более шумными, более частыми. «Значит, я на верном пути. Следует продолжить… Я не хочу отвратить Сакуру от её мечты — она строит свою жизнь по своему разумению. Однако, строить на почве, которую не подвергали тщательному анализу, чревато последствиями. Которые, как мне кажется, лучше предупредить», — Мотидзуки крепче сжала ручку своей чашки. И она предупредила, уже вспомнив Саске: — И в семьях богачей далеко не всё так красиво, как в той «показной» жизни на публику и для папарацции. Молодые люди, будущие главы корпораций, зависят от нынешних — тех самых реликтов прошлого. Оно и понятно: юное поколение получает блага, заработанные старым, и живет за счет них до того момента, пока само не сможет приумножить богатства рода. Вэи говорила, забыв про кофе. А Сакура слушала, наплевав на время. Её обед уже пять минут как окончился. — Ты, мало того, что будешь в финансовой зависимости от мужа, но вся ваша семья будет подчиняться воле злого страшного дядьки, — так весьма красноречиво Мотидзуки интерпретировала образ Учиха Мадары. — Пусть до поры, до времени… И всё же, это тяжело. Как и вечно ощущать на себе презрительные взгляды родственников, слышать толки людей, говорящих, что он то не пойми кого в дом привёл… — этим пассажем она обозначила отношение господина Фудзиты к тому, что бывший глава клана Учих взял себе в жёны девушку «не благородного рода». — И это ещё даже не половина истории! — Откуда ты то всё это знаешь?! — Сакура во все глаза смотрела на Вэи. Поддавшись вперёд, она едва не столкнулась с ней лбами. Мотидзуки успела вовремя отползти назад. — По работе вижусь с такими кадрами, — Вэи ответила Харуно её же выражением. В это мгновение в ординаторскую бодро ворвался Дейдара. Длинные волосы взметнулись так же эффектно, как поднятое на поле боя знамя. Окинув взглядом замерших девушек, он ехидно заметил: — Харуно, до тебя там пациенты докричаться не могут, меня, вот, послали. Если что, твой рабочий день продолжается уже как десять минут. — Твою мать! — воскликнула она, тут же вскочив с дивана. — Моя мать тут не причём, а вот наша Вэи-сан вполне, — Дейара с садистским удовольствием наблюдал за за тем, как его коллега начала метаться по комнате. Сакура ощущала себя загнанным в угол зверем, которому, в какое направление не двинься, грозит незамедлительная расправа. Она схватила преспокойно висящий на спинке халат. Сжимая его в руках, — полы волочатся по полу, — интерн метнулась к шкафчикам. Открыв верхний, втиснула свою грязную кружку между рулоном полотенец для рук и массивными упаковками влажных салфеток. Вэи, обхватив свою «нефритовую» руками, с неподдельным сочувствием наблюдала за предрабочей суетой. Она сама не раз забывала, что её перерыв длится только двадцать минут, а не полчаса. — Сасори но Данна тебе эту кружку на голову наденет, — заметил Дейдара, упершись в одну из тумбочек бёдрами. — Ты же знаешь, его прямо штырит не по-детски от злости, когда он грязь видит. — Вот поэтому он вечно орёт на тебя, Дей, — сказала Сакура, злорадно усмехнувшись. Перед выходом она хорошенько толкнула коллегу в грудь, да так, что он чуть не навалился на тумбчоку. — Оу-оу-оу, бомбина, полегче бомби! — со смехом пробурчал он. Едва успел упереться руками в темно-лазурную столешницу. Со стороны казалось, будто он предпринял неудачную попытку сесть на неё. Однако Харуно уже потеряла к нему всякий интерес. Вместо этого она встретилась взглядом с Вэи. Уже менее дерзко, более тихо, она бросила с отрывистой резкостью: — Спасибо, Вэи… Лучшая. — Удачного дня и сил, Сакура! — пожелание, как и в случае Тобирамы-сама, брошенное в спину, исчезло вместе с тем, кому оно предназначалось. Лишь только скрипучая дверь раскачивалась туда-сюда как маятник. Вэи пошла мыть посуду за собой и Сакурой. Меньше всего ей хотелось оставлять улики их маленькой «кражи» драгоценного кофейного напитка Сасори, и уж тем более Мотидзуки не желала, чтобы он отчитал Сакуру. Она лучше Дейдары знала, что именитый хирург чистоплотен до сводящей зубы педантичности. — Хрена вы тут сервис ей устроили!... Эмоциональная оценка Дейдары была встречена смешком. — Просто незначительная помощь. Мне несложно. — Лучше вы прекращайте… это… так заботится обо всех. Один фиг, оценят немногие. — Но ты в их немногочисленном числе? — Вэи лукаво изогнула бровь, возвращая чашку и кружку на их законные места. — Первый! — Дейдара гордо вскинул голову. Он продолжал самозабвенно подпирать тумбочку, будто без того она всенепременно могла бы упасть. — С конца? — С начала! Весёлый смех казался инородным звуком в месте, ещё недавно забронированным отчаянием и плачем дождя. Однако Вэи не забывала о том, зачем она приехала — повидать «милого друга». На вопрос о его расположении Дейдара ответил, что лично отведёт едва ли не под ручку до её «многоуважаемого не-кавалера». — Иначе потеряетесь здесь, а нас Сасори но Данна после в асфальт закатает из-за этого! — так весьма неутешительно для всей интернатуры заявил он, ведя Мотидзуки по широкому светлому коридору до лифта. В кабине было достаточно много людей. Однако рост Дейдары был прямо пропорционален его наглости: он без зазрения совести слегка «отодвинул» коллег для того, чтобы «дама господина Сасори» смогла протиснуться в лифт. Она же залилась краской то ли от смущения излишне пристальным вниманием, то ли негодования на длинный язык Дейдары. Тот расположился рядом с кнопками. Так, из-за его фигуры она не могла видеть панель, а высокий хвост практически полностью загораживал дисплей, тот, на котором высвечивался номер этажа. Им повезло, что с ними ехали одни лишь врачи, уже по длине подъема-спуска угадывавшие нужный этаж. Иначе одними лишь укоризненными взглядами и несколькими вздохами беловолосый интерн бы не отделался. Вэи начала ощущать неладное, когда кабина спускалась всё ниже, а людей становилось всё меньше. «Может он на подземной парковке? Сегодня же у Сасори неполный рабочий… Хотя... кому в середине дня понадобится идти к машине?» — вопросы едва успевали лавировать между ударами самобичевания. — «Глупая! Глупая! Ну почему даже на этажи не пыталась смотреть?... Ладно, всё равно номер мне бы мало что сказал». Однако время спуска было куда красноречивее дисплея над кнопочной панелью. Кому как не Вэи, дочери двух практикующих хирургов, было не знать, что в больнице находится ниже подземной парковки. — А, боюсь спросить, что Сасори в морге забыл? — Обед, — Дейдара издал сдавленный смешок, похожий на кудахтанье петуха. Вэи шутку не то, что бы оценила, но специфичный юмор врачей был в меню за каждым семейным застольем. Она просто привыкла. Парень же, по всем законам куртуазности, протянул вперёд руку и даже поклонился, когда створки лифта с тихим шипением разъехались. — Дамы вперёд. «Ногами», — Вэи даже икнула от собственной шутки к месту. — «Нет, этот юмор чересчур заразен». Молодые люди оказались в полумраке длинного коридора. Он ничем не отличался от любого другого больничного, разве что, по меркам Университетской больницы Токио, был слишком блеклым и незатейливым. Здесь не было никаких диванов, цветов и кофейных столиков — здесь вообще ничего не было. Только двери и длинные люминесцентные лампы, полосами протянувшиеся на потолке. Царство смерти пусто. Дейдара повёл Вэи вглубь бесцветного тунеля, точно Харон, везущий тени по подземному Стиксу. Однако эта душа, пусть и произошла от двух врачей, всё же не могла сдержать трепет страха перед лицом Смерти, обитающей в этом месте. Портфель и куртку Мотидзуки благополучно оставила в ординаторской, поэтому она не могла сдавить трясущимися пальцами лямки. Вместо этого вновь пострадали рукава её блузки. «Ками… что Сасори здесь забыл? Пришёл к коллеге? Или… операция была неудачной?» — последняя мысль казалась сюрреалистичной. Пациенты редко умирали на столе Акасуны. Поэтому его услуги так высоко ценились. У неё зародилось множество предположений, но ни одно из них и близко не стояло с тем, что произошло через несколько минут… Дейдара резко хлопнул Вэи по плечу. Она подавила крик ладонями, просто зажав себе рот. А несносный интерн, гогоча, понёсся прочь на ходу крича: — Удачного вам дня, Вэи-сан! Если что, холодильник справа! Ни одна мысль, даже незабвенный русский мат, не успели образоваться в мозгу, слишком лихорадочно обрабатывающем текущее положение своей владелицы. «Я… в морге… одна…» — Вэи так и осталась стоять, продолжая скрывать рот за ладонями. Кожей она ощущала, как лихорадочно мелко дрожат губы, растирая едва заметными мазками светло-розовую помаду. «Я… в морге… одна…» — повторяла она вновь и вновь, словно мантру, эти роковые слова. Полумрак дрожал в блеклом белом свете. Мёртвую тишину тревожил звук живого, бьющегося сердца. Холод опалил жар горячих слёз. Сквозь их полупрозрачную, расплывчатую мембрану Вэи разглядела железные створки широких дверей. «Холодильник справа», — напутствие шутника звучало эхом гоготанья. Оно вывело злосчастную переводчицу из транса первого шока. Сделав шажок назад она пообещала себе: «Отправлю его сюда первым лифтом! Да как можно вообще так издеваться то! За что?... Вот уж наградили ками чувством юмора, так наградили!» — себя помянуть ласковым Вэи тоже не забыла. — «Доверчивая дура. Сразу же поняла, что не так что-то… Но, нет, конечно, разбираться дальше ума не хватило». Только второй шок не замедлил себя ждать. Его приход нарушил все планы Вэи: как на выход, так и на расправу с шумным блондином. Спавшая с глаз пелена обнажила перед ней самый дальний угол коридора. Его занимала каталка. Белая простынь саванном укрывала тело, которое более никогда не шевельнется. Не в этой жизни. Наружу лишь выглядывали пятки и посиневшие пальцы. На большом красовался последний документ неизвестного — маленькая бирочка. Вэи показалось, что в её груди нечто оборвалось, сорвалось, провалилось во мрак бессознательного страха. Это было её самообладание. Она вскрикнула. Однако своим же возгласом и захлебнулась, когда железная дверь резко распахнулась, и в коридор вышел высокий мужчина. Его седые волосы отливали металлическим блеском в белесых лучах. Но пигмент совершенно не вязался с его молодым лицом. Заострённая грубость черт придавала ему некоей бунтарской красоты. Дополнял образ «человека против правил» измятый халат, — даже у Дейдары тот был в более приличном состоянии, — черная в красную клетку рубашка оверсайз, расстегнутая до середины груди. На ней лежал, поблескивая, круглый медальон с запечатленным в нем перевернутым треугольником. Рваные черные джинсы и кроссовки дополняли образ, совершенно не вписывавшийся в представления Вэи о патологоанатомах. Тот, оглянувшись, вперил в неё взгляд: — Ну ни хрена себе… Живая девка и у нас… — любезный медработник присвистнул, уперев руки в бока. — Эй, мамзель, ты какого хуя здесь ошиваешься? Вэи была окончательно сбита с толку произошедшим. Неудачная шутка Дейдары, скорбный вид покойника, потрясающая грубость хама стёрли всю мыслительную деятельность в порошок. Она не нашлась с ответом сразу. Только руки стиснула до боли, прижав к часто вздымающейся груди. «Ками… Сначала один дурак шутки шутит, затем второй псих грубит… У него японский, как у моих соседей: регистр снижен настолько, что сходу сложно понять смысл сказанного», — пока Мотидзуки силилась преобразовать мысли в слова, патологоанатом попытался, в свою очередь, вывернуть неожиданную встречу в свою пользу: — Ваще-т на посещение трупика надо бумажку накатать. Но ты симпотная и сиськи у тебя большие, дашь помять, разрешу посмотреть, — резко очерченные губы прорезала наглая ухмылка. — Потрахаемся, даже побазарить разрешу. Один хрен он не пизданет ничего в ответ, но мне и себе приятно сделаешь. «Как он вообще собеседование прошел?» — подумала Вэи, угрожающе нахмурив брови. — «Ему на бумажке копирайтер ответы написал, и он выучил? Даже у нас, только в самой бедной части района, такие супчики ошиваются». Капля за каплей злость на Дейдару, раздражение на хамство непонятного субъекта аккумулировались в её душе в прожигающую нутро злость. Она стиснула зубы, но всё же разумно сделала шаг назад. Место, в котором практически нет ни одной живой души, — не самый лучший вариант для ведения бесед с подобными кадрами. — Я не за этим пришла сюда… Меня провели… Но не туда, куда нужно. Прошу прощения за беспокойство, я уже ухожу, — Мотидзуки даже кивнула ему на прощание, хотя хотелось развернуться и броситься прочь. Вон из этой холодной обители. И, в отличие от Орфея, оглядываться назад Вэи не будет. Только вот неприятный мужчина был категорически не согласен так просто отпускать живую, непонятным способом забредшую туда, где ей пока что не место. Он напористо поддался вперёд. — Эй-эй, мамзелька, куда намылилась? Пшли посидим, побазарим по душам. Чёт как-то неприлично заднюю давать. А ты, слышу, девка из «правильных», — прокуренный хохот прорубил недвижимую тишину. — Таких хуй отроешь. Ну, только если у нас… Но я не по этим, мне на работе трупятины хватает. В кровать тащу только тёплое и свежее. Вэи отступила назад под давлением его настойчивости. Её пронзил ужас, тот дикий, животный кошмар загнанной в угол жертвы, неумолимо осознающей, что её ждёт мучительная, жестокая расправа. В ушах словно заиграло сломанное радио: сначала послышался тонкий писк, затем бурчание неразборчивой речи, постепенно нарастающее, переплавляющееся в сплошную шипящую волну шума. Голос сел. Её обдал лёд пота. Изображение надвигающейся мужской фигуры размылось, расстроилось… Она вновь видела тянущиеся к ней руки, слышала жестокие насмешки, похожие слова: — Ты ж, дамочка «правильная», поди, целка ещё? Охренеть, как тащусь от таких. Визжат охуенно. Рвота подступила к горлу. А беспросветно наглый патологоанатом всё подступал к ней, явно забавляясь её реакцией и упиваясь своей властью. Однако какофония резко замолкла. Симфония ужаса замерла, чтобы разразиться градом угроз: — Заглохни, урод! — прорычала Вэи, помянув добрым словом милых соседей якудза. — Эге-ге-гей, полегче, мамзелька, где ты просрала свою вежливость? — он даже остановился, ошеломленный столь резкой сменой настроения «правильно» дамы. — Не твоё собачье дело, — взгляд её серых глаз мазнул по его лицу точно росчерк стали катаны. — Ещё один шаг, и я звоню такому человеку, после встречи с которым ты окажешься здесь, но в качестве пациента. Наглец замер. Не осмелился шевельнуться. Вэи криво усмехнулась: она сделала правильную ставку. «В этой больнице не лечатся «простые смертные». И он прекрасно понимает, что будет, если он покусится на женщину какого-нибудь могущественного человека», — эта идея пришла к ней, как величайшее озарение, в то мгновение, когда Мотидзуки больше всего нуждалась в руке помощи. — Да ладно те, чё ты начинаешь… — Я сказала заглохни! — жесткие слова продрали себе путь сквозь плотный комок в горле. — Ты не видел меня, я тебя. Вопросы? — Да нет, мэм… — Разговор окончен. Вэи развернулась и быстро зашагала прочь. Она понимала, осознавала с болью, что его шок мог пройти в любое мгновение. А следующее станет для неё роковым…