Мира
В самый первый раз она увидела кровь в богороще. Они с Роббом часто прятались там, зная, что это доставляло септам, а также их матери, неудобства. Но они были детьми Севера, и им нечего было бояться своих старых богов. Так они бегали вокруг сердца-дерева, ловя падающие листья, не обращая внимания на его плачущее лицо. Это был крик, подобного которому она никогда не слышала, пронзительный, сдавленный и полный невыносимой боли. Прямо за стеной был кролик, сброшенный каким-то пикирующим ястребом. Его белый мех был испачкан красным, тело искалечено, лапа вывернута не в ту сторону, но бедное создание было живо, и оно кричало. Робб хотел убить его, а она ударила его. С телом на руках, в платье, залитом кровью, она в слезах побежала обратно в крепость. Сквозь слёзы она умоляла мейстера Лювина сделать что-нибудь, но его лицо стало серьёзным, хотя глаза оставались мягкими. Он дал кролику что-то попить (макового молока, как она поняла позже, было достаточно, чтобы убить его) и отвёл её в комнату её отца. В тот день лорд Винтерфелла преподал своей дочери первый урок о смерти. Мира не могла не думать об этом кролике, наблюдая, как бедный рыцарь из Долины истекает кровью в грязи внизу. Совершенно невинный, но обречённый на смерть. Она хотела, чтобы кто-нибудь подошёл к нему в его последние минуты, но она словно приросла к своему месту. Её взгляд был прикован к наконечнику копья, застрявшему в его шее, кровь сочилась через его недавно изготовленные доспехи. Там умирал чей-то сын, вдали от дома на потеху своим товарищам, и всё, что они могли делать, это наблюдать. Действительно опасное место. Наконец его судороги прекратились, и толпа выдохнула. Два оруженосца потащили его прочь с поля, и Роберт, на мгновение протрезвевший, крикнул, требуя следующего раунда и ещё один кубок вина. Сидевшая слева от неё Санса казалась бледной, но сохраняла всё самообладание, какое подобает хорошей придворной даме. Внутри она, вероятно, хвалила себя. Справа от неё Арья зачарованно наблюдала за происходящим. Выражение её лица было совершенно другим, оно выражало любопытство, которого ни у кого не должно было быть. — Мы должны помолиться за него позже, — сказала Мира, когда толпа снова начала роптать. — Сир Хью заслуживает от нас именно этого. — Отличная идея, — кивнула Септа Мордейн, как будто они только что решили, какое вино подать к еде, а не как оплакивать умерших. — Будучи свидетелями такой трагедии, именно это мы должны и сделать. Единственной трагедией было то, как мало людей сочувствовали этому. Доказывая свою точку зрения, Арья скорчила гримасу. — Какой в этом смысл? Мы его не знали. — Арья! — закричала Септа Мордейн, но её сестра не отрекалась от своих слов. Она никогда этого не делала. — Но мы не знали! — Знать человека в момент его смерти — значит знать его лучше, чем кто-либо другой. — Мира не могла вспомнить, где она читала эту строчку, но она запомнилась ей надолго. Она помнила, как говорила это Роббу и Джону после их первой казни. — Правдивые слова, миледи, — произнёс голос прямо над ней. Сир Барристан одобрительно кивнул ей, и она ответила тем же. Он вспомнил её маленькую ложь относительно Джейме, и они некоторое время обсуждали титул Королевской гвардии. Она считала его благородным, добрым человеком, которым очень восхищался её отец. Однажды она надавила на него на тему Безумного короля, но получила в ответ только грустный взгляд и смену темы. Король пробормотал что-то о том, что ему хочется в нужник, и сделал ещё один глоток из своего кубка. — Всё равно это глупо, — продолжила Арья, скрестив руки на груди. Не было на свете человека, который мог бы сравниться упрямством с её сестрой. Фигура наклонилась вперёд справа от Сансы. Мизинец присоединился к ним некоторое время назад и завёл разговор с её сестрой. Хотя Санса была не слишком довольна тем, как он ей шептал, она не казалась расстроенной, но даже в этом случае Мира напряглась, чтобы расслышать каждое слово. В отличие от неё или даже Арьи, новости о заговоре не сулят Сансе ничего хорошего. При всех трудностях Миры с ложью, с её сестрой дела обстояли гораздо хуже. Какими словами он надеялся заманить её в ловушку? Какого рода дружбу он намеревался завязать? У каждого был свой план. Он сам это сказал. — Возможно, мне следует помолиться за него вместо вас. Мира взглянула на него. — Вы не похожи на такого человека, лорд Бейлиш. Он понимающе кивнул, прежде чем откинуться на назад. — У всех нас есть свои секреты. Действительно. Слова её отца казались правдивее, чем когда-либо, и она некоторое время избегала Мизинца. Она опасалась его, обещаний и всего остального; она не была своей матерью и не слышала его клятвы. Кроме того, человеку с умом подобным лабиринту никогда нельзя было доверять такие вещи. Неужели она и это где-то читала? Сир Джейме был следующим против лорда Брайса Карона. Некоторые бормотали ставки, но большинство зрителей знали, что лучше не рисковать своими деньгами против Льва Ланнистера. — Цареубийца победит, — объявила Арья, нетерпеливо выпрямляясь на своём месте и забыв о раздражении. — Ну, конечно, это будет он, — ответила Санса. — Никто не может победить его. Цареубийца. Мира и не подозревала, насколько свободно это слово произносилось в Королевской Гавани. В Винтерфелле её отец быстро заставил их замолчать из-за этого слова, но его здесь не было, и ни Септа Мордейн, ни кто-либо из лордов или леди, казалось, не возражали против этого, король меньше всех. Мира считала жестоким то, как Роберт поступил по отношению к своему шурину и присягнувшему стражу. Возможно, он сделал это из-за мёртвых или, может быть, из-за своей жены. Оба варианта казались ей жалким оправданием. В конце концов, он простил Джейме за его преступление, даже если это было сделано для того, чтобы держать лорда Тайвина на расстоянии, а Серсея… ну, её положение не было делом рук её брата. Она наблюдала, как он беседует со своим оруженосцем. Лицо скрывалось под богато украшенным шлемом в форме льва, а с головы до ног он был покрыт золотом; даже его меч блестел на солнце. Он был рыцарем, о котором пели все менестрели, от которого падали в обморок все дамы, о котором рассказывали все сказки, преисполненный доблестью и гордостью, доведёнными до совершенства, и всё же… Цареубийца. Возможно, она была странной, и в Королевской Гавани это становилось всё более очевидным, но она не могла называть его так. Даже думать о таком было несправедливо. В этом, конечно, была доля истины, но это была давно умершая истина, правда, которая положила конец ужасной войне. Теперь были другие истины, о которых стоило беспокоиться. Ланнистеры замышляли заговор. Её отец верил в это, а он никогда ни во что не верил без веских доказательств: кинжал из валирийской стали, когда-то покрытый кровью её матери, был довольно убедительным доказательством. Но, как и в случае с Тирионом, это преступление против Брана не было похоже на дело рук Джейме. Попытка убить мальчика таким гнусным способом, казалось, шла вразрез со всем, как она его видела: как человека, предпочитавшего делать всё самостоятельно, открыто, не прячась в тени. Хотя это не означало, что он ничего не знал о делах своей семьи, полагала она. Ланнистеры не отличались особой заботой. Их семья была исключением. Что видел Бран? Сир Джейме и лорд Карон пронеслись мимо друг друга, оба копья блестяще попали в цель. — Ну же, Цареубийца, это всё, на что ты способен?! — крикнул Роберт. Присутствующие сделали ещё больше ставок. Джейме в ответ поднял своё новое копье и со второго захода сбросил лорда Карона с лошади. Нет, решила Мира, она не могла подозревать его в этом. Возможно, королева, но Джейме был другого сорта. Сначала она думала, что он просто чёрствый, немного слишком самоуверенный, как её брат, с мрачным и неумолимым юмором, но на днях это мнение изменилось. Историю смерти её дедушки и дяди она знала, хотя и не в тех подробностях, которые рассказал ей Джейме. Она была удивлена, что он уступил её просьбе, и, учитывая то, что выяснилось, когда он рассказывал эту историю, ей стало ещё любопытнее, почему он это сделал. Он не осознавал эмоций, которые играли на его лице, то, как его глаза искали в определённых местах что-то знакомое, чего больше не было. Джейме вновь переживал этот момент, и на какое-то время она тоже почувствовала себя там — жар огня на её лице, крики мёртвых, эхом разносящиеся по залу. В тот момент она увидела молодого человека, которым он когда-то был, такого неуверенного в мире, которому он поклялся служить. Было много вещей, которые я хотел остановить. Возможно, ей следовало быть благодарной королю за то, что он прервал её, когда это было необходимо. Те последние слова, которые он произнёс в их уединении, предназначались не ей, подумала она, не предназначались никому. Лишь мужчине, который играл свою роль. Она не знала, что сказать ему в тот момент, возможно, что-то слишком глубокое. Теперь эти слова были для неё потеряны. Всё, что она могла вспомнить о том моменте, это то, что впервые она не использовала его титул. Удар копья о щит вывел Миру из задумчивости. Два незнакомых ей рыцаря сражались на дуэли, золотые доспехи Джейме давно исчезли. Только время покажет, предположила она, какие фигуры где стоят. Остаток дня тянулся медленно. Больше никто не погибал, но постоянное ломание копий почему-то наскучило ей. Так было до тех пор, пока не были объявлены последние соперники на этот день. Ренли Баратеон проскакал на своём коне по полю под громкие фанфары; его тёмно-зелёные доспехи контрастировали с золотыми на Джейме. На его шлеме красовались огромные оленьи рога, очень похожие на те, что когда-то были у его брата. Он казался вполне царственным на своём скакуне, во всех отношениях галантным лордом, но что-то в этом образе не совсем соответствовало. Его противником был Сандор Клиган, которому, казалось, всё это порядком наскучило: он сидел верхом на коне без всякого интереса, забрало шлема в форме пса было поднято. Мира представила себе рыжеволосого парня, сидящего поперёк седла, и отвернулась. По сигналу короля оба мужчины бросились в сторону друг друга под громкие одобрительные возгласы и свист. На этот раз было сделано много ставок, и, похоже, гнев Сандора был направлен против популярности Ренли. Ставки продолжались вплоть до первого столкновения, когда Лорд Штормового Предела слетел со своего скакуна, приземлившись с громким треском. Мира вскочила на ноги с поражённым вдохом и прижала руки ко рту. Повсюду стояли зрители, требуя зрелища. Оруженосцы побежали к месту его падения, Роберт кричал, требуя ответов, а Мира отдалённо почувствовала руку Септы Мордейн на своём плече. Прошло мгновение, затем другое, и затем из толпы оруженосцев под одобрительные возгласы появился Ренли Баратеон, теперь лишь с одним рогом на шлеме. Он, казалось, ничуть не пострадал, если не считать его гордости, и Мира вздохнула, благодаря богов. Грациозно поклонившись Клигану, Ренли целеустремлённо зашагал через поле. Он подошёл прямо к трибунам и встал перед Мирой, запыхавшийся и красный. — Возможно, в следующий раз мне следует попросить у миледи знак благосклонности, — громко провозгласил он, протягивая ей рог. — В конце концов, волк сильнее собаки. — Как поэтично, — пробормотал Мизинец. Ренли не обратил на него внимания. Мира не могла отделаться от ощущения, что в этом жесте было что-то большее; что она связывала себя более значительными обязательствами, о которых даже не задумывалась, — точнее, задумывалась, но не ожидала. Леди Штормового Предела. Она улыбнулась, крепко сжимая украшение. — И я бы дала его. Раздались одобрительные возгласы. Санса, казалось, была готова взорваться, когда Ренли поцеловал ей руку. Это было похоже на разворачивающуюся историю, но это было лишь этим: историей. Теперь она знала это, или, возможно, всегда знала, но никогда не осознавала. Конечно, были судьбы и похуже, чем симпатичный лорд в большом замке. И она дала людям ещё одну тему для разговоров.~***~
Санса
День был идеальным. Её первый турнир, и это было всё, о чём она могла мечтать, и даже больше. Прекрасные рыцари в позолоченных доспехах верхом на ухоженных конях; их знамёна развевались на ветру; придворные дамы со всех уголков Вестероса сидели в богато сшитых платьях, цвета которых были яркими, как раскрашенный холст. Даже Арья решила не надоедать в тот день, и уже одно это устроило бы её. Ещё лучше, что сейчас её не было на пиру. Рыцари сменили свои доспехи на более изысканную одежду, мечи на столовую посуду; десятки собрались на первый пир турнира в честь её отца. Было приготовлено столько блюд, а повара, казалось, ещё не планировали останавливаться. Санса давным-давно наелась досыта и любезно отказалась от предложенных после этого блюд, решив пригубить немного вина, которое ей разрешила Септа Мордейн. Они вдвоём сидели слева от короля, на почётном месте, но Миру посадили правее. Она сидела с Ренли, болтая и смеясь, как будто ей больше было негде. Рыцарь цветов, сир Лорас, тоже был рядом с ними, что только добавило веселья. Как чудесно было наблюдать, как он предлагает подарок её сестре. Он не собирался становиться королём, но Ренли Баратеон был лордом Штормового Предела, гораздо более прекрасного места, чем Дредфорт. Они могли бы сблизиться. Они могли бы постоянно навещать друг друга. Их дети могли бы играть друг с другом. Она задавалась вопросом, станет ли Мира, выйдя замуж за Ренли, её тётей. Однажды она задала этот вопрос Септе Мордейн, и женщина так расхохоталась, что пролила свой напиток. Сансе это не показалось таким уж забавным. Все её мысли о замужестве возвращали её к единственному проблемному месту во всем этом деле: принцу Джоффри. Он всё ещё не разговаривал с ней после реки. Она знала, что он, должно быть, был зол. Никто не был наказан, даже волки, но он, конечно, понимал, что Леди ни в чём не виновата. Он видел, что она осталась в лагере. Спустя столько времени Санса надеялась, что Джоффри поймёт, что мысль о том, что Леди жива и в безопасности, делает её счастливой, и, возможно, однажды они смогут найти её снова, и всё будет хорошо. У Джоффри был Пёс. Она хотела, чтобы Леди присматривала за её детьми. Их детьми. Хотел ли он всё ещё жениться на ней? В центре столов менестрель заиграл на своей лютне. Разговоры стихали, когда зрители начинали прислушиваться к нотам, но лишь до тех пор, пока они не узнавали песню. «Медведь и прекрасная дева» была любимой, и вскоре опьяневшие лорды и леди начали тащить друг друга на танцпол, исполняя худшие танцевальные движения, которые кто-либо когда-либо видел; и всё же все они казались ей такими прекрасными. Разноцветные вихри и смех, женщины легче воздуха, парящие по полу, в то время как их рыцари пытались двигаться в такт песне. Перед глазами промелькнуло зелёное пятнышко. Мира и Ренли вышли на танцпол, их цвета почти совпадали. Из всех пар они танцевали лучше всех. Санса даже не подозревала, что её сестра умеет это делать, но они с Ренли скользили по полу, как влюблённые из легенды. Санса вздохнула. Ей хотелось, чтобы Джоффри пригласил её на танец. Она случайно взглянула на него. Он всё ещё сидел и пил из кубка. Он не выглядел особенно довольным тем, что видел, поэтому Санса позволила этой маленькой надежде угаснуть. Она продолжила наблюдать за другими танцорами, восхищаясь всем этим. — Миледи. Подняв взор, Санса почти подумала, что Джоффри, возможно, передумал. Вместо этого она обнаружила, что смотрит в самую красивую пару глаз. Сам Рыцарь Цветов пришёл поговорить с ней. Она не смела надеяться… Его рука протянулась к ней, улыбка была тёплой и яркой. — Негоже такой красавице оставаться сторонним наблюдателем. Пойдёмте, покажем этим дуракам, как это делается правильно. Санса надеялась, что не покраснела. — Боюсь, я не очень в этом хороша, сир. Он усмехнулся, и это прозучало как сладкая мелодия. — Чепуха. И они присоединились к остальным. У неё было всего мгновение, чтобы взглянуть на крепко спящую Септу Мордейн, прежде чем они присоединились к танцам, леди Санса Старк и сир Лорас Тирелл. Внезапно стало легко понять, почему Мира так хорошо танцевала: атмосфера была опьяняющей. Она тоже чувствовала себя лёгкой и способной на всё, а благодаря крепкой хватке Лораса она ощущала себя в полной безопасности. — Они прекрасно выглядят, не так ли? — спросил Лорас через некоторое время, переводя взгляд на Ренли и Миру. Они перестали танцевать и завели беседу с сиром Бериком Дондаррионом. — То, что лорд Ренли сделал на турнире, было замечательно, — призналась Санса. — Люди будут говорить об этом ещё долго. — Да, будут. — Он улыбнулся, выглядя гордым. Должно быть, они были хорошими друзьями. Музыка начала замедляться, вино пьянило, и Санса подумала о том, чтобы закончить вечер, но крик заставил всё остановиться. Один из исполнителей даже порвал струну на своей арфе. — Нет! — проревел король со своего места. Его лицо было красным, а туника испачкана едой. Королева стояла совершенно неподвижно. — Не указывай мне, что делать, женщина! Стол затрясся, когда его кулак ударил по поверхности. Бокалы опрокинулись, и виноград скатился с края. Септа Мордейн резко проснулась и огляделась в замешательстве. Мира направилась к столу, Ренли последовал за ней, пытаясь оттащить её назад. — Я здесь король, ты понимаешь?! Если королева и хотела что-то сказать, это осталось невысказанным; она подобрала юбки, а стражники Ланнистеров последовали за ней. Затем сир Джейме шагнул вперёд, положив руку на плечо короля. Всё ещё пребывая в порыве гнева, король толкнул его, и Ланнистер с грохотом упал на пол. Кто-то подавил смешок. Король, покачивая кубком в воздухе, казалось, ещё не закончил с сиром Джейме, но появилась Мира и решительно встала между двумя мужчинами. Ренли стоял в стороне, бормоча что-то, чего Санса не могла расслышать. На мгновение ей показалось, что она, возможно, вернулась назад во времени. Она увидела, как Мира защищает Леди, а разъярённый мужчина успокаивается под её взглядом. Она знала, что её тётя должна была выйти замуж за короля. Она так же влияла на него? — Ты тоже пришла сказать мне, что делать? — спросил король. — Конечно, нет, Ваша Светлость. — Мира стояла во весь рост, и её голос ни разу не дрогнул. — Король поступает, как ему заблагорассудится. Последовало молчание, напряжённое и протяжное. Санса затаила дыхание. Все сделали то же самое. Король Роберт опустил кубок. Он смотрел мимо её сестры. — Я всё ещё могу втоптать тебя в грязь, Цареубийца, помни об этом. Сир Джейме встал. — Конечно, Ваша Светлость. Разговоры возобновились, когда Роберт принял от Ренли ещё один кубок. Мира что-то говорила Джейме, но он отмахнулся от всего, что она сказала, и отошёл в тёмный угол. Она тоже взяла кубок у Ренли и вовлекла обоих Баратеонов в беседу. Её улыбка исчезла. — Твоя сестра ужасно дружелюбна к Цареубийце, — пробормотал Лорас рядом с ней. — Я не заметила. Танцы не возобновились. Сир Лорас, потеряв интерес, оставил её одну, чтобы помочь Септе Мордейн вернуться в Башню десницы.~***~
Мира
У неё кружилась голова. Или дело было в кровати? Один глаз открылся, посмотрел на жестокое, яркое утро и быстро закрылся снова. Нет, весь замок вращался. В последний раз, когда она так много пила, это были их с Роббом именины. Они оба были так пьяны, что Робб рухнул в коридоре перед своей дверью и не двигался всю ночь, пока она пыталась поцеловать Джори, а он пытался поднять её по лестнице. На следующее утро Джона нашли в конюшне. На самом деле они почти ничего не выпили за ужином, но когда их родители ушли, Теон принёс напиток, подходящий «только для кракена». На этот раз он, должно быть, не преувеличивал. Он был единственным, кто завтракал в то утро. Её желудок скрутило при мысли о завтраке. Мира свернулась калачиком и усилием воли прогнала боль. Она винила короля в своём состоянии, и если бы у неё не было жуткого похмелья, она, возможно, почувствовала бы себя неловко, свалив всё на него. После его вспышки на пиру слова отца о вмешательстве вернулись к ней с удвоенной силой, и она начала пить столько вина, сколько предлагали Роберт и Ренли, чтобы заставить её забыть об этом. О, какой же дурой она была! Противостоять Роберту в уединённой крепости среди солдат — это одно, но посреди Королевской Гавани, при дворе? Если бы она уже не чувствовала себя смертельно больной, перспектива сплетен удержала бы её в постели. У неё слишком сильно болела голова, чтобы думать об этом дальше, поэтому она спрятала её под подушку и попыталась думать о чём-нибудь успокаивающем. Море, бескрайние поля рядом с её домом… Звук шагов за дверью. Нет. Нет. Дверь открылась, и она могла поклясться, что петли скрипели. — Доброе утро, леди Мира. Сирена… визжала? Мира открыла рот, чтобы ответить, но с её губ сорвался только стон. Поскольку это точно отражало её текущее положение, она оставила всё как есть и молча отослала служанку прочь. Раздался смешок. — Я так и думала, что дело дойдёт до этого. Я принесла как раз то, что может помочь. При мысли о какой-то форме облегчения Мира попыталась сесть. К сожалению, её восприятие было более чем слегка искажено. Её рука взмахнула в воздухе, и она упала на пол в беспорядке из простыней и вечерней одежды. — Миледи! — закричала Сирена, бросаясь к ней. — Миледи, с вами всё в порядке? — Да, — пробормотала Мира из-под своих спутанных волос. — Нет… Как я сюда попала? — Лорд Ренли отнёс вас в Башню, но лорд Старк забрал вас оттуда. Я не думаю, что мысль о том, что тот останется наедине с его пьяной дочерью, пришлась ему по душе. Мира откинула голову на матрас. — Ну, вот и всё. Я больше ни с кем не смогу встретиться лицом к лицу. Сирена снова рассмеялась. — Пойдёмте, миледи. С большой помощью служанки Мире удалось заползти на стул и сидеть относительно неподвижно, пока та работала над тем состоянием, в котором предыдущая ночь оставила её волосы. Принесённый ею чай, который пах чем-то неописуемым и был таким густым, что она подумала, что он никак не может быть жидким, сумел не только успокоить её желудок, но и облегчить пульсацию в животе. Она не потрудилась спросить, что это было. Ответ, скорее всего, испортил бы ей нынешнее положение. Пока Сирена ловко проводила расчёской по волосам, Мира отметила, что она не заполнила тишину своими обычными сплетнями. Это дало ей время поразмыслить над словами Мизинца, о королеве и служанках, находящихся у неё на службе. Женщина сама отдала ей Сирену. — Что они говорят обо мне? — спросила она, желая чем-нибудь заполнить пустоту, даже чем-то столь же мерзким, как то, что говорили о ней сплетники Королевской Гавани. Старшая Старк была жадна до самобичевания. Последовала пауза. — Ничего ужасного, миледи. Это прозвучало тревожно. — Например? — Вы и лорд Ренли — одна из самых важных тем. Многие дамы завидуют его привязанности к вам. — Что ж, это было не так уж плохо. — Но затем упоминался… король. Ах, вот оно. — Многие слуги видели подобные вспышки гнева. Но им ещё не приходилось видеть, чтобы кто-то так смело подходил к нему, не говоря уже о том, чтобы преуспеть в этом начинании. И я не сомневаюсь, что они рассказали об этом своим господам. Мира со стоном опустила голову на стол. Её отец наверняка узнает. Мизинец, несомненно, сам скажет ему об этом. Она могла представить лукавую улыбку на его лице. — Некоторые считают, что… Мне не обязательно продолжать. Очень немногие говорят такие вещи. Мира склонила голову набок. — Очень немногие говорят что? Сирена фыркнула. Она положила расчёску и даже присела, чтобы оказаться рядом с ней. В её тёмных глазах отражалось сочувствие, и круглое лицо оставалось красивым, несмотря на хмурый вид. Если она и работала на королеву, то была очень хороша в этом. — Некоторые задаются вопросом, получит ли… лорд Ренли «испорченный товар», и что он подыгрывает своему брату. — Вот… блядь. Это было единственное слово, которое она смогла придумать для данной ситуации, и оно было достаточно точным. Однако, как ни странно, её, казалось, не слишком волновали эти слова, несмотря на их жестокость. Возможно, это было потому, что она знала, что это неправда, и что никто никогда не был свидетелем чего-то большего. Может быть, Королевская Гавань наконец-то начала оказывать на неё влияние. Внезапно все колкие отношения тех, кто жил здесь, начали обретать смысл. Раздалось фырканье. Мира наблюдала, как исказилось лицо её служанки, пока она не расхохоталась, схватившись руками за рёбра. Это было заразительно, и вскоре она тоже засмеялась. Это действительно заставило её почувствовать себя намного лучше. — Прошу прощения, миледи. Видеть, как вы используете ругательства… это странно, — выдавила она между смешками. — Тогда тебе следует поговорить с моим братом. Он кое-что знает о моих ругательствах. В любом случае, обычно они адресованы ему. — Возможно, ему стоит навестить вас, — предложила Сирена, снова вставая. — Он бы никогда не покинул Винтерфелл. Не без веской причины. — Как жаль. — Возможно. Вовсе нет. Робб не продержался бы больше суток. Её тактичность, какой бы наивной она ни была, всё ещё превосходила то немногое, что было у её близнеца. Игра свела бы его с ума в течение нескольких часов, и он уехал бы из города при первой же возможности. Нет, Мира не пожелала бы находиться здесь ни ему, ни кому-либо ещё. Прошла ещё одна минута молчания, во время которой Мира решила, что с ней всё будет в порядке. Даже если Ренли и использовал её, он также защищал её или, по крайней мере, пытался это сделать. Прошлой ночью она не дала ему особой возможности, почти притащив его к Роберту. Но он пытался. — Миледи, могу я кое-что спросить? — Конечно. Она чувствовала, как расчёска проходилась по её волосам, осторожно распутывая узелки. — Говорят, вы побежали на помощь сиру Джейме… Мира мысленно застонала. Она совсем забыла о нём. По правде говоря, она не хотела неприятностей на пиру и желала, чтобы Роберт никому не причинил вреда. Даже если бы жертвой его крика стал кто-нибудь другой, будь то сир Барристан или даже молчаливый сир Мендон Мур, она бы вышла вперёд. Это был её выбор. Вместо этого она встала между королём и сиром Джейме, и какой же полной дурой она, должно быть, выглядела. Он, без сомнения, думал о ней как о какой-нибудь влюблённой простушке. Ну, она предполагала, что есть варианты и похуже. — Вы двое… — Близки? — Она чуть не рассмеялась, хотя в её сознании эти слова произнесла Серсея. — Отнюдь. Я думаю, он едва выносит моё присутствие. Он просто оказался человеком, которого толкнул король. Она надеялась, что королева поверит в это. — Это было храбро с вашей стороны. — Скорее глупо. Мой отец сказал мне никогда больше не делать таких глупостей. — Тогда почему вы это сделали? Мира вздохнула, думая, как ответить. Она полагала, что ей нечего скрывать. Если королева хотела играть в свои игры, она могла попытаться, но это ничего ей не даст. — Я не изменю себя из-за того, что другие могут увидеть, а могут и не увидеть. — Это опасная игра, миледи. Казалось, что независимо от того, что она делала, ей грозила опасность.