Нед
Когда пришло известие о смерти мальчика, Нед знал, где найти его дочь. Недалеко от их дома был холм, самый высокий, который можно было найти, прежде чем добраться до Одиноких холмов на севере. В самые ясные дни ходили слухи, что оттуда можно увидеть море, но слухи были не более чем словами, а слова были ветром. Тем не менее, именно там он нашёл Миру, сидящую верхом на своей гнедой кобыле и вглядывающуюся в горизонт, где Узкое море не поднималось ещё много лиг. Издалека, когда она стояла к нему спиной, Нед почти мог принять её за Лианну. Она была так похожа на его сестру и ездила верхом почти так же хорошо, но на этом сходство заканчивалось. Там, где Лианна была упрямой, Мира была готова пойти на компромисс; там, где его сестра была вспыльчивой, его дочь сохраняла спокойствие. Она была терпеливой, послушной и осторожной, однако она по-своему проявляла характер. В конце концов, она была с Севера. — Я так и думал, что смогу найти тебя здесь, — сказал Нед, останавливая своего жеребца рядом с ней. — Здесь всегда было не так много мест, где можно спрятаться. Нед повернулся к ней, но больше ничего не сказал. Она заговорит, когда придёт время. Мира была его старшей, старше своего близнеца Робба, пусть всего на несколько мгновений, хотя временами ему казалось, что их разделяют годы. В то время как Робб всё ещё боролся с ответственностью, которая теперь лежала на его плечах, Мира справилась с этим довольно хорошо и со всем изяществом, на какое только способен человек. Честно говоря, Нед ожидал от неё меньшего. Она обременяла себя обязанностями перед своей семьёй и Винтерфеллом задолго до того, как от неё это потребовалось. Если бы ситуация не была такой серьёзной, он, возможно, улыбнулся бы. Нельзя было отрицать, что Мира была его. — Он страдал? — спросила она через некоторое время. Голос Миры был шёпотом, едва ли громче шума ветра. Её взгляд оторвался от горизонта и остановился на затылке её кобылы, где она зарылась рукой в её гриву. — Не могу сказать. Лорд Болтон не упоминал об этом. Он мог солгать, сказав ей, что смерть мальчика была быстрой и безболезненной, но это было не в его характере, даже ради своих детей. Правда всегда была лучше. Кроме того, его дочь могла распознать ложь за много лиг. Некоторые называли это даром; он называл это взрослением с братьями. — Я надеюсь, что не страдал. Домерик заслуживал лучшего. Нед сделал паузу. — Он тебе нравился? Мира долго молчала, прежде чем повернуться к нему; её серые глаза блестели от непролитых слёз, кожа покраснела от холодного вечернего воздуха. Чёрные пряди её волос прилипли к лицу, но ей, казалось, было всё равно. — Он пообещал однажды показать мне море и научить играть на арфе, если я захочу научиться. Всё, что угодно, лишь бы угодить его леди-жене, которая, должно быть, так разочарована своим выбором мужа. — Мира покачала головой, и по её щеке скатилась слеза. — То, как он думал о себе, огорчало меня, но он был милым и нежным. Я действительно думаю, что буду скучать по нему. Мрачно кивнув, Нед положил руку на плечо дочери — единственное утешение, которое он мог предложить ей, сидя верхом. Мира прижалась щекой к его пальцам. Он чувствовал, как её слёзы стекают по его коже. Его дочь была нежной душой, склонной сопереживать даже самым непростым людям. Она оплакивала тех, кого едва знала, и стремилась утешить многих недостойных такой доброты. По правде говоря, это заставляло его волноваться. Было много лордов, которые хотели бы воспользоваться кем-то вроде неё. И, несмотря на всю её силу, Нед не мог быть уверен, что она не сломается в доме лорда, который и близко не был таким добрым. — Должна ли я теперь выйти замуж за Рамси? — заговорила Мира, нарушив задумчивое молчание. Она подняла голову, чтобы посмотреть на него; глаза её были полны ожидания и, как он мог догадаться, проблеска страха. — Я знаю, что он всего лишь бастард, но поскольку у лорда Болтона нет наследников, король может узаконить… — Ты не выйдешь замуж за Рамси, — перебил Нед, не желая слышать, как она заканчивает мысль. Она не знала, как умер мальчик, и, если старые боги улыбнутся ему, она никогда этого не узнает. Такое существо, как Рамси Сноу, не заслуживало благословения Миры как его жены, да и вообще благословения какой-либо женщины, если уж на то пошло. — Лорду Болтону придётся обойтись без тебя в качестве дочери. Мира уважительно кивнула, но нельзя было не заметить, как облегчённо опустились её плечи. Возможно, она и не знала о кровном убийстве, но слухи о репутации Рамси было трудно упустить. — За кого тогда мне выйти? Нед улыбнулся ей, однако в улыбке не было радости. Всё, что он чувствовал, — это страстное желание, чтобы она снова стала ребёнком, свободным и не вовлечённым в игру, в которую играет вся знать. Он убрал руку с её плеча, большим пальцем вытирая слезы с её щёк. — Об этом стоит побеспокоиться в другой раз. Ты молода и когда-нибудь выйдешь замуж, но давай пока отложим это. — Мне бы этого очень хотелось. Он не сомневался в ней. Неду только хотелось, чтобы улыбка, которой она одарила его, отражала нечто большее, чем просто понимание. — Пойдём, — сказал он, хватая поводья своего жеребца. — Твоя мать замёрзнет от беспокойства, и не заставляй меня заводить разговор о твоём близнеце. Теперь он услышал это — неподдельное счастье эхом отдавалось в её лёгком смехе. Это был хороший знак. — Робб беспокоится? Отец, я думаю, ты путаешь моего дорогого брата с кем-то другим. Нед присоединился к её смеху; беззаботность прогнала печаль в голосе его дочери, когда они возвращались в Винтерфелл.~***~ Мира
Её комната всегда выглядела такой мрачной? Мира уставилась на стены, уперев руки в бока, размышляя, стоит ли ей зажечь ещё одну свечу. Она уже зажгла их в своей комнате так много, что Вейон Пуль, вероятно, был убеждён, что она намеревалась сжечь замок дотла. И так много уже было зажжено, что даже при открытых окнах зловоние дыма не рассеивалось, как и облако, которое, казалось, скопилось под потолком. И было бы ложью сказать, что у неё слегка не щипало глаза. Но она не хотела оставаться в темноте, не этой ночью. В замке было темно. Земля была темна. Её мысли были мрачны. Мире хотелось, чтобы было что-то светлое, напоминающее ей о том, что темнота скоро уступит место яркому рассвету и теплу чего-то лучшего, на что она не могла надеяться. И всё же, несмотря на всё тепло, которое давали свечи и очаг, у неё по спине пробежал самый настоящий холодок. Когда дело дошло до её помолвки, она не надеялась на кого-то лучше, чем Домерик Болтон. Её отец нежно любил её и никогда по своей воле не позволил бы причинить ей вред, но в конце концов они были всего лишь фигурами в бесконечной игре. Власть сочеталась браком с властью и двигалась по доске, независимо от того, принесёт ли это счастье. Но в наследнике Дредфорта Мира обнаружила застенчивость, которой не ожидала, и готовность сделать всё, чтобы ей было комфортно, а не просто заставлять приспосабливаться. Это дало росток надежде, что всё будет хорошо, но затем ворон принёс письмо в их замок… Тёмные крылья, тёмные вести и её теперь тёмное будущее. Нет, ей совсем не нравилась темнота. — Боги, Мира, что за ритуал ты здесь проводишь? Мира обернулась и увидела Робба на пороге своей комнаты с разинутым ртом. Джон стоял прямо за ним, явно раздумывая, действительно ли он хочет войти. При них всё ещё были мечи, и тонкий слой пота покрывал их обоих. Конечно, они снова тренировались. Если они не ели или не спали, они дрались, потому что, по их мнению, именно так должен был функционировать мир. — Такой, который учит мальчиков стучаться, прежде чем войти в комнату своей сестры. — Она подошла к ним, осматривая холл снаружи. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не привёл с собой и Теона. — Конечно, нет, — усмехнулся Джон, закрывая за собой дверь. — Это семейное дело. Робб скрестил руки на груди. — Он бы всё равно этого не хотел. Я думаю, его точные слова были такими: «Неужели у тебя нет занятий поинтереснее, кроме как купаться в слезах своей сестры?» Мира закатила глаза, сев на кровать. — Неужели у него нет занятий поинтереснее, чем бросать монеты в борделе? Джон фыркнул, а Робб улыбнулся, оба уселись по обе стороны от неё. Они были странной троицей — близнецы и сводный брат. Робб и Мира были почти не похожи друг на друга. В то время как ей был присущ северный колорит, её брат явно унаследовал семейную черту Талли, с его рыжими волосами и яркими голубыми глазами. На самом деле, единственным свидетельством их родства был их одинаковый рост и сверхъестественная способность понимать, о чём думает другой. Они часто заканчивали предложения друг друга и вели беседы, в которых использовался только зрительный контакт и случайные кивки головой. Джон, с другой стороны, был мальчиком, которого люди часто принимали за близнеца Миры. Одинаковая внешность, одинаковый рост и одинаковый мрачный нрав, если оставить их наедине со своими мыслями достаточно надолго, — оба обнаруживали, что ведут себя всё больше и больше похоже друг на друга, чем она и Робб. Когда Мира была моложе, к большому разочарованию своей матери, она часто очень плохо стригла волосы и одевалась в одежду Джона. Только их отец мог отличить их друг от друга. Долгое время ей не приходило в голову, насколько сильно их сходство ранит Джона. Вот она, почти точная копия его, с которой обращались гораздо лучше и оказывали всю любезность законнорождённому ребёнку, в то время как он остался не более чем бастардом. Именно тогда она отрастила волосы и перестала красть его одежду. — Ты действительно собираешься заставить нас спрашивать? — через некоторое время заговорил Джон, прервав размышления Миры. — Я в порядке, — ответила она немного слишком быстро. Оба брата посмотрели на неё с недоверием. Мира обмякла и упала обратно на кровать. — Правда, в порядке. — Я тебе не верю, — сказал Робб, глядя на неё. — И почему это? — Потому что я твой близнец. Я точно знаю, что ты чувствуешь. — Тогда зачем тебе нужно спрашивать? Робб лёг рядом с ней. — Вежливость, полагаю. Мира фыркнула. — Любезность с твоей стороны? Это что-то новенькое, уж точно. Джон усмехнулся и присоединился к своим брату и сестре, и теперь все лежали на спине, глядя в потолок и на проносящийся мимо дым. Мира больше ничего не сказала. Она знала, что со временем это сделают её братья. Они были не из тех, кто долго хранил молчание. Вместо этого она наслаждалась комфортом их присутствия, звуком их дыхания, теплом их близости. У них больше не будет этого. Дни становились всё холоднее; их лето закончилось. Мира почувствовала, что озноб возвращается. — Я понимаю, почему тебе грустно, — начал Джон. Его слова были медленными, как будто он не мог точно их подобрать. — Он был нашего возраста, и он уже мёртв, но… разве это не значит, что ты тоже свободна? Ты не была в восторге от того, чтобы выйти за него замуж. — А кто бы был? — вмешался Робб. — Он выглядел немного странно. — И бледным. — Тощим. — Тихим. — И от него странно пахло. Мира вздохнула. — Вы двое действительно верите, что оскорбление мёртвых должно меня утешить? — Абсолютно нет, — ответил Робб с каменным лицом. — Но это забавно. За это Робб получил локтем в грудь. Он съёжился от боли, но всё равно начал смеяться. Остальные вскоре последовали его примеру — звук был слишком заразителен, чтобы устоять. Они продолжали ещё некоторое время, вспоминая другие забавные моменты и обнаруживая, что не в силах остановиться. Мира хотела, чтобы это никогда не заканчивалось. Она больше не смеялась вдоволь. И она не была уверена, найдётся ли у неё кто-то, кто смог бы заставить её снова почувствовать то же самое. — Суть в том, — продолжил Джон, когда они успокоились, — что ты остаёшься с нами в Винтерфелле. Разве ты не испытываешь некоторого облегчения? Мира повернулась к Джону, увидев истинное беспокойство, отразившееся в его тёмных глазах. Он знал правду, она просто предполагала, что он не хочет в это верить. На самом деле, она тоже. — Нет ничего постоянного, — пробормотала она, снова поднимая взгляд к потолку. Дым отбрасывал странные тени, от которых ей вдруг стало неуютно на свету. — Скоро я буду помолвлена с кем-нибудь другим в каком-нибудь другом далёком месте. По крайней мере, Дредфорт хотя бы находился на Севере. Может быть, на этот раз мне так не повезёт. Может быть, на этот раз мой суженый не будет таким добрым. В комнате стало холодно, и внезапно Мире показалось, что она почувствовала гнев всего Севера, собравшегося слева и справа от неё. — Тогда твой суженый недолго пробудет в этом мире, — сказал Робб — серьёзно как никогда. Мира замолчала. — Вы бы убили ради меня? Слова были горькими на вкус. Джон кивнул в знак согласия. — Ты наша сестра, и ты куда лучше, чем то, чего заслуживает большинство этих лордов. Если они откажутся это видеть, мы откроем им глаза. После этого последовало долгое молчание. Мира не знала, как реагировать. Утешиться или смутиться? Трудно было сказать. Робб улыбнулся ей. — Может быть, отец выдаст тебя замуж за Теона. Мира побледнела, резко садясь. — Тогда всё решено. Прощайте, братья мои. Я ухожу, чтобы присоединиться к Молчаливым сёстрам. — У тебя не получится. Тебе слишком нравится звук своего голоса. Она снова шлёпнула Робба, прежде чем встать; она подошла к нескольким свечам, горящим возле дверного проёма, и медленно задула их. — Хотя, если серьёзно, — начал Робб позади неё. — Мы бы начали войну за тебя, Мира. Ещё одна свеча погасла, дым щипал ей глаза. — Никто не стоит того, чтобы начинать войну.~***~ Джейме
Семь кругов ада, ему было скучно. Они были в пути почти две недели, и с каждой лигой, приближавшейся к северу, пейзаж становился всё невыносимее. Деревья начинали редеть, как и животные, и население в целом, и каждый раз, когда они натыкались на какую-нибудь случайную обшарпанную гостиницу, хмурые взгляды в их сторону были мрачнее предыдущих. Неудивительно, что Старки были такими угрюмыми. Карета королевы застряла в грязи где-то в двадцатый раз, и примерно половина свиты участвовала в попытке её вытащить. Король, в свойственной ему неусидчивой манере, отправился на очередную охоту, утащив с собой сира Барристана и сира Ариса. Когда экипаж наконец был вытащен, короля нигде не было видно, что вынудило их остаться на ночь на том самом месте, пока он не появился пьяным в стельку, волоча что-то мохнатое за своей лошадью. Это начинало становиться ежедневной тенденцией и очень быстро разрушало ту малую толику терпимости, которой он обладал. Он наблюдал за хаосом со своей лошади: люди поскальзывались в грязи, а другие бились головами о деревянную обшивку, когда карета двигалась слишком быстро, но вскоре его взгляд отыскал единственное, что представляло интерес. Серсея стояла в добрых тридцати шагах от места происшествия, её глаза изучали каждую деталь, рассчитывая, а губы изогнулись в лёгкой гримасе отвращения. Такой хмурый вид не отдавал должного её красоте. Её губы должны складываться в улыбку, или быть мягко приоткрыты, или, предпочтительно, прижаты к его губам, наполненные всем желанием двух влюблённых, слишком долго лишённых друг друга. Ему потребовались все силы, чтобы не пришпорить своего жеребца вперёд и не утащить её в лес, где они наконец-то могли побыть одни. По крайней мере, тогда всё перестанет быть таким скучным. — Мой дорогой брат, ты выглядишь определённо воодушевлённым. Джейме взглянул на своего брата, который каким-то образом подъехал незаметно для него. На лице Тириона была та самая ухмылка, которая появлялась у него только тогда, когда все остальные были несчастны. Он снова перевёл взгляд на экипаж. — Я хочу кого-нибудь убить. — Бывает ли когда-нибудь время, когда ты не хочешь кого-нибудь убивать? — Вероятно, сразу после того, как я убью. Тирион усмехнулся. — Ну, ты, конечно, мог бы присоединиться к нашему зятю в его маленьком походе. Джейме фыркнул, бросив взгляд на рощу, где он в последний раз видел их благородного короля. — И оставить тебя здесь развлекаться? Не думаю. Они замолчали, прислушиваясь к стонам экипажа, когда он наконец выбрался из грязи. Среди мужчин раздались одобрительные возгласы и похлопывания, когда они поздравляли друг друга, но всё довольно быстро стихло. Без сомнения, все они понимали, что завтра будет то же самое. — Я не думаю, что кто-то хочет отправляться на поиски короля, — заметил Тирион. — Я не планирую. Он уже должен быть на полпути к Риверрану. — Джейме поднял голову. — Ещё только полдень. Слова Старка сбудутся прежде, чем мы доберёмся до их проклятого замка. — Возможно, ты прав, — согласился Тирион. — Что ж, я свободен до конца дня. Уйма дел, которыми нужно заняться. — И под делами ты подразумеваешь удовольствие. — Джейме ухмыльнулся, когда Тирион тронулся с места. — Как ты планируешь найти публичный дом в глухомани? — Человек моих талантов всегда знает, где искать. — Тирион остановился, на мгновение обернувшись. — О, но, пожалуйста, скажи мне, вернётся ли наш зять на этот раз до захода солнца? Я бы не хотел пропустить двадцать шагов, которые пройдёт караван, прежде чем мы снова застрянем. Джейме закатил глаза, въезжая в лагерь. Он рысцой промчался мимо десятков солдат Ланнистеров и Баратеонов, устанавливающих палатки и разводящих костры для приготовления пищи. Некоторые приветствовали его, но большинство продолжало заниматься своими делами. Ему так больше нравилось. Зачем хотеть, чтобы кто-то смотрел на тебя, если на то была только одна причина? Цареубийца. Он внутренне поморщился, но внешне остался прежним. Это был хороший трюк, которому он научился сам, — никогда не показывать своих чувств. Ваша жизнь может висеть на волоске, когда дело доходит до проявления ваших эмоций. Он и Серсея знали это очень хорошо. Джейме спешился со своей лошади у кареты, где ранее он видел, как исчезли золотистые волосы его сестры, и передал поводья ближайшему стражнику Ланнистеров. Прежде чем войти, он быстро убедился, что территория полностью безлюдна. Серсея даже не отреагировала на его появление: она знала, что он придёт. Она всегда знала. Вместо этого её изумрудные глаза смотрели на землю за единственным открытым окошком; солнечный свет отбрасывал потусторонний отблеск на её кожу. Именно так она должна была выглядеть всё это время. Мирной. Красивой. Наедине с ним. — Полагаю, ты не знаешь, куда сбежал мой муж. Джейме сел напротив неё. — Я даже не уверен, что он знает. — Нет, конечно, нет. Откуда? Он терпеть не может путешествовать трезвым, — она вздохнула, задёргивая шторку. Их взгляды встретились, и в её глазах отразилось странное сочетание раздражения и одиночества. — Почему он продолжает поступать так с нами? Какая у него могла быть причина тащить весь двор неизвестно куда? — Ему не нужна причина. — Он ненавидит нас. Джейме пожал плечами. — Я думаю, наш добрый король ненавидит всё, что нелегко убить или легко трахнуть. Так уж случилось, что мы, Ланнистеры, оба такие. Уголок её рта приподнялся. — Это касается и нашего младшего брата? — Возможно. Серсея покачала головой. В её глазах появился блеск. Смех, озорство, похоть. Но вместо того, чтобы воспользоваться этим, она двинулась к проёму, пригибаясь, чтобы выйти наружу. Она всегда была параноиком. Но сегодня он этого не потерпит. Джейме схватил её за запястье и потянул назад, пока она не упала к нему на колени, почти оседлав его. — Куда, по-твоему, ты направляешься? — Прекрати, — прошипела Серсея, вырываясь из его хватки, хотя это было совершенно бесполезно. — Они увидят. — Никто не увидит. — Он провёл рукой по её золотистым локонам, так похожим на его собственные. Его вторая половина. Его лучшая половина. И хотя она всё ещё боролась, её решимость слабела. Он видел это по её глазам. Ей нравилось, когда он брал всё под свой контроль; она любила опасность, острые ощущения от всего этого. Её губы были на вкус как мёд, сладкие, бодрящие, требующие от него большего, и Джейме хорошо справился с этим. Он почувствовал, как её пальцы перебирают его волосы, и ему пришлось прикусить язык, чтобы не застонать. Её прикосновение так много значило для него. Было трудно сохранять самообладание. Его рот двинулся вниз по её подбородку, к той маленькой части шеи, которая заставляла её вздохнуть. Добравшись до верха её платья, он начал отодвигать ткань, желая прикоснуться к коже, которую она скрывала, но именно тогда Серсея замерла. Она резко встала, поправляя причёску и беря себя в руки со скоростью, которую он счёл почти невозможной. Внезапно желание исчезло, сменившись паранойей. — Они увидят. А потом она исчезла. Джейме вздохнул, откидываясь на спинку сиденья. В отличие от своей дорогой сестры, он не смог бы так быстро оправиться от чего-то подобного. Как она это делала, он никогда не узнает. Что он точно знал, так это то, что чем скорее они доберутся до Винтерфелла, тем лучше.