"В густом тумане, в луже крови, В объятиях демона, ангел спит. — Мой милый ангел, ты умрёшь, скажи?"
Lana Del Rey - Say Yes To Heaven
Хёнджин висел на ветке яблони головой вниз, раскачиваясь слегка. До чего же у него тяжёлые крылья, прям как у мамы. Мама… Какой же она была красивой, нежной, точно ангел. И отец… Воспоминания делали из него совершенно другого существа. Не сильного Князя Демонов, а слабого маленького ребёнка, который однажды, открыв глаза на рассвете, остался сиротой. Он распевал себе под нос мотив, который когда-то был его колыбельной. Юрён красивым голосом не отличалась, и колыбельную Хвану младшему пел отец, а мелодия эта стала их любимой. Даже повзрослев парень любил её слушать. Мать любила летать и учила сына полёту, летая над рекой, они наблюдали за отцом, который сидел на камне и делал для них ожерелья из ракушек. Мама была очень игривой: в какой-то момент она столкнула сына вниз, тот от внезапности не смог расправить крылья и упал в воду. Хёнджин запаниковал по началу, однако к нему подплыл отец и сказал: — Вдохни. Не бойся, ты сын сирены. — голос отца под водой звучал ещё прекраснее, так громко, сладко и словно в голове. Хёнджин послушался отца и сделал глубокий вдох. Вода заполнила лёгкие как кислород. Тогда то Хёнджин понял, насколько он особенный мальчик. Он оглянулся по сторонам и видел, как рыбы подплывают к нему, как к другу, водоросли шатаюся из стороны в сторону, словно танцуют под неизвестную мелодию. Здесь было красиво. Под водой. — Спасибо. — сказал он отцу. — За что? — улыбнулся тот. — За то, что ты мой отец. — Сурён улыбнулся. Сверху начали падать камушки, та была мама, которой стало скучно и просила их вылезать. — Что вы там делали, рыб ловили? — Нет, мам! Я задышал! Я под водой, прям как рыба, дышал! – Хёнджин звонко смеялся, откидывая мокрые длинные волосы назад, а потом наступил на крылье и упал на траву. — Ого, с первого раза получилось научить? — обратилась Юрён к любимому. — Я не учил. Он сам! Когда… В тот день, когда шестнадцатилетний Хёнджин проснулся от воплей матери и услышал крик отца «Джини, улетай отсюда», он потерял голос… Хёнджин, будучи сыном сирены, не только умел дышать под водой, но и пел прекрасно. Родителей его убили, всё село стёрли в порошок, а вопли его когда он стал свидетелем сего кошмара поразили всю окрестность. Всем волшебным существам в тот день было его… жаль. Хван кричал, кричал и вопил без остановки, это было всё что он мог, ведь его заключили в тяжёлые цепи. Над его душой стояла чёрная фигура и издевательски улыбалась, а Хван с дрожащим телом впервые обратился в вампира, отрастил клыки и рычал на Люцифера. Тот говорил что-то о том, какая его мать потаскуха, раз влюбилась в рыбу, но Хван дальше его не слышал, ибо взгляд его упал и остался прикованым к таким знакомым родным крыльям. – Ма-ма? Зрачки его медленно двигались по холмк, по разбросанным по полю пурпурным чешуям... – От-ец... Где оставшаяся часть тела? Где брат? – Б... Нет… Про брата нельзя даже вспоминать, иначе его тоже убьют. Забыть брата, забыть, надо забыть… – Выродок рыбы. – юный Демон получает по голове чем-то очень тяжёлым, а когда открывает глаза обнаруживает себя в ледяной пещере, слышит какую-то классическую мелодию. Медленно вспоминает, что с ними произошло и... Дико. По-животному. Воет. Крики и слёзы его не прекращались три года. А в четвёртый год он медленно начал терять рассудок. Через десять лет Хёнджин лишь чувствовал тоску и боль, но счёт времени он потерял окончательно. Через лет сто демон не мог вспомнить даже кто он, как его зовут и почему он здесь. В голове звучала лишь противная мелодия. А на двухсотом году своего заключения он совершенно ничего не соображал и был как дикий зверёный. Спал, просыпался, рычал на гром, на ветер и на солнечный свет, который иногда его тревожил, попадая с маленькой щели на верхушке пещеры. Пришедшего к нему тогда Чанбина он узнал лишь несколько лет спустя, после своего освобождения… после множества попыток загрызть ему горло... * * * Хёнджин продолжает раскачиваться, как летучая мышь, и поёт своим сломанным хриплым голосом. Когда он говорит, голос ещё стабильный, но к пению он так и не смог вернуться… — Спи, малыш, в объятиях теплых, мама будет рядом с тобой, папа из моря наблюдает, как летишь ты над землёй… Уууу-уу… Ым-ммм… Уу-уу… Кх… — зрачки тонут в слезах, как лилия брошенная в озеро. Хёнджин… Хёнджин очень странный демон. Он очень часто плачет, а если кто-то случайно видит его слёзы, он его тут же убивает… — Джини? — и Хёнджин ненавидит порой своего брата за то, что он его самая большая слабость. Все силы Хвана перед братом притупляются, словно его поражают отсрой болезнью. Он не может ни услышать, ни почувствовать, как и откуда Чанбин внезапно появляеться. — Тебя стучаться не учили? — отвечает заплаканный голос. — А я куда-то вошёл? — Мне в душу? — Я думал, я там уже давно. Неужели я ошибался? — заигрывает. Хван на это улыбается и срывается с ветки, отпуская себя на полёт, а внизу его ловит Чанбин. — Не ошибался. Ты там давно. — Хван как ребёнок в его руках. Не спускается, глаза закрывает, а Чанбин садится под яблоней, укладывая братишку себе на колени и обнимает. — Тебе что-то нужно. — догадывается Хван. — Нужно. — Отказываюсь. — Я подарю тебе… — У меня уже всё есть. Забыл? Я Князь Демонов. — Блять, Хёнджин… — они немножко молчат. Чанбину нечего ему предлагать, он уже отдал всё без остатка в том числе и себя… — Что надо делать? – Хван не может за это его не благодарить. Чанбин даёт ему подвеску в виде птицы в клетке и называет это «артефактом, режущее пространство», говорит, что он найдёт того, кого очень сильно хочет найти владелец, где бы не был предмет его поиска. Способен этот артефакт действовать два раза — туда и обратно. Максимальное число персоны, который может использовать разрезанное пространство, два. И… артефакт данный заряжается лунным светом, так что он годен раз в месяц. Хван берёт подвеску и без промедлений отправляется за Чонином, напоследок задаёт вопрос: — Почему он тебе так нравится? — Потому что он ребёнок, над которым издевался отец. — Ненавижу… — Хёнджин сжимает зубы до скрипа. Лучше бы не спрашивал, думает он. Воспоминания. Воспоминания. Воспоминания. Так можно и с ума сойти… Брат всегда был таким. Спасаталем слабых детишек. Одним из них когда-то был Хёнджин. Но позицию спасать всех детей он не принимал. Он своего брата ревновал ко всему движущемуся и недвижущемуся. — А где он вообще? — На юге. — Что ж, я не удивлён, что он всегда на Юге… Почему бы ему просто не украсть того ангела? — Вот и спросишь, когда встретишь. — А тебе стоит напомнить, что ты мой и больше ничей? — ни с того, ни с сего спрашивает Князь Демонов. — Я помню, Джини. Как я могу заб… Это вообще, щас в тему? – для Хвана это всегда будет в тему.📜📜📜
Весь день Хёнджин пролежал на крыше того чайного домика в Призрачном городе, пока не осознал, что город начинает исчезать, а эти тупые ангелы до сих пор не нашли отсюда выхода. Почему он просто не ушёл сразу, забрав Чонина? Да потому, что проклятая птичка внутри артефакта всё пищала, что Хван больше всего хочет забрать отсюда ангела по имени Феликс, а не того ненавистного демона. Сорвавшись с места он летит к Чонину и обнаруживает очень раздражающую сцену: Джени толкает Джисона, который какого-то хрена одет как бес, вниз по горке, тот вопит как ребёнок, которому хотят сделать укол, а потом исчезает, Чонин умоляет Банчана идти с ним и пускает столько соплей, сколько никогда раньше Хван не видел на его лице и это жалкое «выбери меня хоть раз в жизни…», Банчан же начинает жрать кексы… всё рушится, все умирают, а этот жрёт кексы и смотрит на Чонина влюблёнными глазами, а сам твердит, что без Феликса никуда не пойдёт… — Мерзость… — Демон с косой уже был готов блевать. Может он и любит ломать башки и пить кровь, но у него ещё осталось достаточно гордости, чтобы не спасать кого-то из этих клоунов, так что Хёнджин обращается к артефакту. — Эй, птица тупая, где Феликс? — Ещё раз назовёте тупой птицей, и я выброшу вас на бесконечную пустоту. – отвечает золотистая дрянь. — А ничё, что мой брат тебе все перья выдерет за это? — … — артефакт молчит и спустя пяти секундной паузы ведёт Хёнджина к Феликсу. Даже артефакты знают, кто в Аду хозяин. — Это же кладбище. — Ваш предмет вожделения похоронен где-то здесь. — «Предмет вожд..»... Ты совсем охренела? — По моим ощущениям, он как раз таки предмет, ваше… — Закрой клюв, курица не обжаренная! «Времени нет, скоро всё исчезнет к ебучим ангелам, надо снести тут всю землю…» — А ну стоять всем! — кричит Хван. Его слышит весь Призрачный город. Слышит и замирает. В поднебесном каждый город живой и каждый город прекрасно знает, кто такой демон с косой… Хван наносит удар, кулаком по земле, почва переворачивается с ног на голову и выбрасывает наружу тонну скелетов, а среди них и белый, как дохлый голубь (так считал Князь Демонов), Феликс, которого так быстро похоронили пару неудачных призраков. — Сгиньте! — шепчет Хван с улыбкой. А потом и орёт во всю мощь — Сгиньте все до единого! — появляется чёрная дыра на небе и всех призраков засасывает в неизвестность. Призраки – неупокоенные души, которые не хотели умирать, были ещё привязаны к жизни и последняя воля их была не выполнена. Такие духи хорошо годятся на роль пешки, выполняя просьбу любого существа сильнее их если тот пообещает, что выполнит их последнюю волю, после чего душа отправится в своё место. Если она грешная, она отправится в нижний Ад, если она добрая в верхний Рай, а если душа ещё не выполнила свою миссию в этой жизни, он переродится. Хван смотрит на лежащих без сознания Банчана и Чонина в его объятиях. Видимо призраки успели напасть на них, но не успели превратить в себе подобных, как их затянуло в чёрную дыру, созданную Хёнджином. — Мерзость. — Хван таких как Чонин осуждает. Зачем бегать, если чувства не взаимны? Хван и таких как Банчан осуждает. Слепых, неопределённых, правильных. Который даёт надежду всем подряд, а любит кого? Хуй поймёшь. Ловелас мерзкий, шлюха... Он, аккуратно подняв Феликса на руки, режет пространство амулетом и оказывается в своей комнате, где его встречает недовольный брат. Осознав, что он крепко держит в руках ангела, как что-то драгоценное, он кидает его на пол. Виновато улыбается брату, мол я никого не держал на руках, и начинает снимать с себя грязную одежду… — Это что, человек?💜💜💜
— Хён! Хённим, проснись! Не умирай тут, я же один останусь… Хёёён! Банчан! Чадже! Дурак целомудренный! — демон передавал Банчану свои силы. Как попало, неумело, но этого хватало, чтобы не дать ангелу умирать от потери крови. Левое крыло Банчана было разорвано до середины, он ударился затылком, когда с земли вдруг поднялись камни и опрокинули их в сторону. Остановив кровь, Чонин уже одержал какую-то победу, но исцеление крыльев займёт как минимум три месяца. А чтоб Чан мог летать как раньше… наверное пол года придётся выжидать. Но ничего, Чонин ему поможет, он будет за ним ухаживать он ведь… он ведь ничего себе не порвал и не сломал, а всё потому, что Банчан его защитил. Когда Чонин пришёл в себя, он нашёл себя в объятиях ангела и в луже крови, а вокруг был только туман. Ничего больше. Чонин боится неизвестности, боится одиночества, но больше всего он боится потерять любимых, ведь у него их очень мало. Одним из них был Чанбин, с которым их связывала давняя дружба. А другой Банчан, в которого Чонин был… влюблён? Нет… нельзя назвать такие сильные чувства простой влюблённостью, правда? Он был Банчану предан, одержим им и отчаянно впечатлён. Чонин дрожал и заливался слезами над телом без сознания: — Если не откроешь глаза… Я тебя раздену! Вот что я сделаю. И начну целовать тебя! Везде, слышишь? Тогда ты получается согрешишь и Дэус тебя хер примет в свой Рай. Я же могу что угодно с твоим телом сделать… Просыпайся бревно, дур… — Кха… — Банчан харкает кровь, демон замолкает и усиливает поток силы, хотя тело его уже трясётся от истощения. — Оста…новись... Эджон… — Ещё чуть-чуть… — Прошу… Пожалуйста... — это был не первый такой момент, но очень редкий… Когда Чан к нему так вежливо, почти ласково обращался. Так он обращался всегда с Феликсом, с Джисоном, чему демон завидовал, а теперь… — Я думал… Ты умер, хённим! – губы демона дрожат, он прижимается к ангелу и ставит голову ему на плечо. — И не смей, кха, раздевать меня, слышишь? – кровь течёт по подбородку. — Конечно, не сегодня… — демон в слезах ангела обнимает, а тот лишь вздыхает его имя. — Эх, Чонин, Чонин… Что же мне с тобой сделать, а? — Любить… Люби меня, пожалуйста. — шепчет демон. — Больше ни слова! Нам надо отсюда выбраться… Я что-нибудь приду… Аааах… — Ложись, не вставай, хён, твой позвоночник дважды хрустнул за эти два дня. Крыло разорвано до середины, кровь я остановил, но заживать будет медленно. Я их привяжу, ладно? Потом что-нибудь придумаем… — Феликс… — Нет никакого Феликса. Тут был демон с косой, он его скорее всего забрал. Не смотри на меня так, я понятия не имею почему он его забрал, но по крайней мере он жив… И вообще! — демон разозлился. Но злоба его выглядела больше как протест ребёнка. — Не заставляй меня говорить об этом бледном слабаке, я его терпеть не могу… Нависает некое молчание. Каждый думает о своём. Чонин о том, как перевязать рану Банчану, Банчан о том, как отсюда выбратся и: — Феликс не плохой ангел. Он не виноват, что родился таким. Он очень обидчивый, не говори ему плохие вещи, ладно? — ТЫ ЕГО ЛЮБИШЬ? — Любить… если ты в том смысле… любить свой пол грех, как я могу грешить, будучи ангелом? — ангел вновь говорит такие вещи, от которых демон глотает слёзы. Наверное в Раю скоро будет дождь. — Н-но… кто сказал? Где это написано, что это грех? – отчаянно. Вот как он сейчас звучит. — Святая книга Пальгынпоб. Его опустил к нам сам Дэус… — Кто это видел? Ты сам видел? Нахуя верить к… — Пожалуйста, у меня нет сил с тобой спорить Чонин. Я понимаю, что ты чувствуешь, но… Я не могу тебе ответить… Я никогда не… — Чонин накрывает Банчану рот ладонью. Пару слезинок его капают Чану на лицо. — Пожалуйста, не говори такие вещи… Мой, ангел… — он опускается вниз и целует свою же ладонь, которая была поверх губ ангела. Тот зажмуривает глаза то ли от того, что не знает что ожидать от демона, то ли от того, что не может видеть его слёзы и его глаза так близко. Чонин смотрит Чану в глаза, тот их открывает и одинаково карие зрачки тонят друг в друге. Сердце Чана ускоряет ритм. Он этот ритм ненавидит. А демон над его головой ставит свой лоб на его и его детский плаксивый голос режет ангелу душу. — «Феликс слабый, Феликс обидчивый…» А я что, хённим? Думаешь, у Чонина душа каменная? Думаешь, он не обидется? Он ведь такой же слабый перед тобой… — если б он мог обнять его и сказать: «я дам тебе всё, что ты захочешь» он бы это сделал. Если бы это не было бы грехом, он бы непременно это сделал, ибо это чувство сожаления и жалости к юному демону сжигало грудь изнутри. Сжигало до тла... — Прости. Умоляю, прости… — но это всё, что может сказать ему ангел. — Нет. — а демон вновь ухмыляется лисьими глазами. — Демоны не прощают. Я тебя переверну, нужно рану завязать. Попытайся не двигаться лишний раз, я сам всё сделаю.🎐🎐🎐
По словам Чонина они с Банчаном застряли в том самом парке, в маленькой земле, которая уцелела от волны призраков. Рядом с парком находилось ещё и кладбище, которое выглядело так, как будто его титаны раскопали, чтобы сажать картошку. Кладбище, на удивление, тоже было живым в отличае от оставшейся части города, которая полностью стала призрачной. Это маленькое пространство, где они застряли, было окружено туманом, что больше походил на защитный барьер, не позволяющий мёртвым и живым частям города слиться воедино. Демон сильно напрягался, когда перевязывал Чану рану, паниковал, пока кровь текла с новой силой от того, что он случайно нажал не туда. Ясное же дело, он не целитель, хотя старается как может. — Чонин. Не бойся. — Банчан его не первый день знает и дрожь на его теле тоже чувствует. — И не волнуйся за меня. — но вот впервые спустя год, ангел сам идёт на контакт с ним, берёт ЕГО за руку, улыбается ЕМУ и утешает ЕГО. — Мы спасёмся, никто не умрёт. Я правда, не знаю как, но мы что-то придумаем. — тот немножко растерялся, от такого доброго Чана, растерялся, обнаглел и обнял его… Банчан закатывал глаза, говорил ему прекратить, но не брыкался как раньше. Чонин перевязал ему раны и обсыпал крылья поцелуями. Ровно двенадцать поцелуев. — Перестань… — это было всё, что говорил ангел. Может он думал, что они тут умрут и лучше позволить мальчику немножко побаловаться? — ровно девятнадцать. А в конце, собрав яйца в кулак, демонёнок запечатался на его правую щеку и прилип, как пиявка. Двадцать поцелуев. Двадцать поцелуев и демон сидел весь красный то ли от стыда, то ли от предвкушения, что его сейчас отругают. Но ничего такого. — Успокоился? – шёпот. — Нет? – отвечают ему тем же, –Вокруг никого, хённим, я же могу сделать с тобой что угодно, правда? — Ты демон пустых угроз? — Я демон похоти… — вот Чонин и признался... Наверное сейчас ему скажут, что это мерзко? — Ха-ха… ладно, демон похоти, есть идеи как нам отсюда выбраться? – но нет, ему улыбаются.💜💜💜
Феликс лежит в щёлковых простынях. На улице темно, но комнату освещает волшебный свет и ярко сиреневые глаза напротив. Тело ангела горит и чувствует жуткую тяжесть… На нём кто-то сидит и этот кто-то разглядывает его душу, ладонями ледяными щекочет крылья, а потом… Боль. Феликс кричит, но его затыкают влажные… Губы? О Дэус, Феликс… Грешит? Нет, его заставляют грешить! Крылья хватают крепко за основание и тянут в две стороны… «Ешь иначе крылья вырву» вспоминает он. Но он же ел, так почему его крылья вырывают? Или не… Нет… Его крылья не оторываются от позвонка, они лишь… Растут! Это больно, но его крылья растут! Боль теперь распространяется по всему телу, охватывает душу вместе со страхом неизвестности и губы… Ангел не понимает, что с ним происходит. Он не понимает, который сейчас час, какой сегодня день. Кончики крыльев обретают фиолетовый цвет, а глаза загораются грлубым светом, заставляя слёзы блистать. Демон. Вот кто перед ним. Точнее над ним… Он не останавливается ни на секунду… Его губы терзают губы ангела, его руки блуждают по всему невинному телу, царапают, оставляют следы, сжимают и когда он отрывается на секунду, ангел кричит: — НЕТ! — Бесишь… — всё-таки демона с косой бесила не луна… В следующую секунду Феликс издаёт очередной вопль, ибо в его шею впиваются зубами. Шея горит, внизу живота накапливается жара, а голово идём кругом. Слышатся звуки, как кто-то глотает… демон пьёт его кровь… И издаёт длинный стон наслаждения. — Такой сладкий… тебе понравится мой дар. И ты придёшь ко мне просить о большем. Я буду ждать… — Нет… — Да, Феликс. Ты придёшь ко мне. — Нет… НЕТ! — ФЕЛИКС! — Нет… — Феликс всё хорошо! — НЕЕЕЕТ! — ПРОСЫПАЙСЯ! — Нет… Не надо… Ол... Оливия? — сестрица обнимает Феликса и брызжет водой по лицу, пока Рэйчел разжигает все свечи в комнате. — Это… Сестра… Я… — как безумец Феликс берёт зеркало и разглядывает шею, руки, ноги, но следов от зуб или царапин там нет. Есть только эти чёртовы крылья с фиолетовыми кончиками, как же они его бесят… — Братик, всё хорошо? — шепчет Оливия, а потом его обнимает и Рейчел… Оливия и Рейчел двойняшки третьего ранга, тридцать четыре года. Крылья имеют обычные, белые такой же формы, как у Ликса: с острыми концами, растущие вверх по диагонали, хотя по размеру они больше чем его. Когда они работают вместе, сила их совместной работы равняется почти первому рангу. Но по отдельности они, к сожалению, бесполезны, ибо двойняшки всегда были вместе и чувствуют себя без рук или без ног, когда одни. Семья Феликса никогда не отличалась особой супер силой или высокими рангами, однако они были очень хорошими целителями, дружелюбными и воспитанными. Их все любили. Но... любили их так потому, что у них был Феликс, или Феликса так любили, потому что он был из семьи Ли? Этого пока никто не знает, но ясно одно. Феликс самый красивый ангел Рая и если б не его ранг, он получил бы не десять, а сто признаний ежегодно. — Я не уверен сон это или воспоминание, но если это воспоминание то… – Феликсу стыдно думать, что с ним могли такое сделать, что с ним могло такое произойти. Им нельзя, ангелам нельзя, его семье, с особыми традициями и обычаями – нельзя. Это грех. Грех хуже чем тот, что он таит у себя в сердце, ведь любить грех не большой. Феликс так считает, но если его трогали... — То что? – спрашивают сёстры. — То со мной случилось что-то ужасное, нехорошее, но я не знаю что, так как не помню… — Можешь рассказать что именно ты помнишь? — Но мне так стыдно, сестрица! — Рейчел обнимает его покрепче, Оливия идёт варить успокаивающий чай. Феликс начинает мутно вспоминать и рассказывать лишь после второй чашки. — Это был демон… и это был парень, с гигантскими крыльями такого же цвета, как мои кончики теперь, с длинными волосами, заплетёнными в косу…📜📜📜
— Может расскажешь о себе, раз у нас пока нет идей как покинуть этот дохлый город? — Чонин задал этот вопрос минут двадцать назад, а Чан всё ещё молчал. Точнее всё это время он размышлял над всевозможным выходами отсюда. Первым вариантом, что пришло ему в голову, было найти владельца. Того, кто создал это место, и заключить с ним сделку, чтоб их отпустили, но такой вариант закончился бы чем-то вроде «принесите голову Архангела» или «пройдайте мне душу», ибо так поступают злодеи, разве не классика? Вторым вариантом было попробовать покататься по горке, но спустившись оттуда в объятиях Чонина мол «если ёбнешся о землю, рана откроется», они успешно ёбнулись о землю. Выход уже был закрыт. Третьим вариантом было вызвать на помощь, но кого? Крики как они уже испробовали не действуют, браслеты не работают так что… — Что такое педофил? Ты Архангела так называешь. – Банчан видимо устал думать, а Чонин хохотом залился от того насколько он про это серьёзно спросил. — Ты это запомнил, хён? — Разумеется я запоминаю, я же тебя слушаю. – "слушает... Вот оно как..." Хочется оставить на нём ещё ровно двадцать поцелуем... — Педофил — это когда такие старые хрычи, как Орин, лапают таких малолеток, как Феликс. Я слышал о том, что он его лечит каждый месяц. А результат виден? — Что ты имеешь ввиду? — от одной лишь догадки Банчана в ужас бросает. — Да ладно, это всего лишь мои догадки. Сужу по тому, что слышал, как он вечно детей лечит, но никак не долечит. Странно это всё. Как будто он вообще не старается или наоборот… Забирает у них силы… — Это нужно выяснить. Я ему тоже не доверяю. — Значит, мы сошлись во мнениях? — Банчан Арзангела ненавидит, демону это явно нравится. — Мгм. А что такое гей? И почему ты Джени и Джису лесбиянками назвал? Ты так часто эти слова употребляешь… — Ха-ха, ты, хён, скорее уже давно осознал свою ориентацию и лишь дурачком прикидываешься. Гей — это когда у тебя там встаёт при виде мужчин… — Заткнись! Зря я вообще тебя спросил… — Эээ нет, дослушай теперь. – Чонин игриво придимается сзади, перебирая пальцами крылья. – Лесбиянки, эти твои Джени и Джису, которые даже не постеснялись друг друга "милой" и "дорогой" называть при всех. Они пара кароче, спят вместе, как ещё яснее? — Неправда! — А тебе почём знать? — Я… Они… — Кстати, то что Джени угрожала вашей сонбешке о том, что она крылья оторвёт и в демоны пойдёт, это чушь собачья. Демонизм не так работает. Это вам не смена пола. – Банча наверное с Чонином никогда не забудет что такое испытывать шок раз за разом. — Что ты несёшь! Джени и Джису сонбенимы, они же старшие ангелы, они… Они бы не стали грешить! — Очнись, Банчан! Они любят друг друга. Джени это даже не скрывает, лишь Джису ведёт себя как дура… — Не знаю… — Банчан с демоном спорить не стал. Он и сам видел в Джени и Джису много странного, а Чонин всегда отличался зоркостью и наблюдательностью. — А как вы подружились с этими райскими… Ну ангелочками вашими, сонбешками? — Они дружили с моей сестрой. — С твоей сестрой? — Чонин о ней знает, но хочет услышать всё от самого Чана. Чан знает, что Чонин копался в его дневниках, но всё равно хочет рассказать ему лично. Никому он о ней так и не рассказывал, а жутко хочется, он ведь скучает. Нет, не так. Эджону хосется рассказать. Вот что. — У меня была старшая сестра. Бан Ханна. Она была очень красивой, невероятно сильной. Она была особого ранга и умела менять цвет крыльев, а особым даром её было отправляться в будущее на несколько минут. Из-за этой силы её часто отправляли на опасные задания, я это не любил… У неё было очень много друзей в Аду, особенно был один, про которого она так любила рассказывать днями напролёт, мол мы бы с ним сдружились… Он готовил сладости, сестра мне их привозила. Я так любил есть его сладости. Кстати, твои кексы чем-то напоминают его десерты… Тогда я был уверен, что демоны хорошие, раз сестра с ними так дружит. — Ты раньше любил сладкое... — Я и сейчас люблю, Эджон... Но не могу есть. — Мои ты ешь. — Потому что ты их готовишь ради меня. Но каждый раз, когда я ем сладкое, я думаю о том, что Ханны уже нет, и что она, например, не может есть уже такое… Мне больно и хочется просто умереть вслед за ней… – Банчан рассказывает спокойно, устало, но от Чонина его дрожь в голосе не ускользает и как он сжимает его коленки своей большой ладонью тоже. — Но, ты же не виноват в её смерти, хён. — Дело именно в том, что я виноват, Чонин... Она умерла, когда мне было семь лет. Ушла в Серый Город на Хэллоуин и не вернулась. Она с демонами дружила, они её и убили… Если б я рассказал родителям, а они меня всегда расспрашивали о том, чем сестра данимается. Если бы я рассказал им, что Ханна с демонами дружбу водит, может она бы не умерла... Кто убил неизвестно, но я его найду. Найду и сотру того демона в порошок. — И я помогу тебе в этом. — Чан благодарно на него смотрит. От помощи отказывается нету смысла, без помощи демона тут не обойтись. Он же не может полететь в Ад и крикнуть во весь город: «кто из вас, мудаков, убил мою сестру?» демоны стражи его выпроводят пинком в зад и, возможно, с синяками на крыльях. — Почему тебя больше не зовут К... — Чан вздрогнул, Чонин исправился. — Твоим другим именем? — Меня при рождении сестра так назвала. Я больше не хочу, чтоб меня так звал кто-то. Только она сама, когда переродится. – Чан вздыхает и улыбается от мысли, что она может переродится. — А что насчёт тех... одежд из манги? — Клинок рассекающий демонов. — Банчан рассмеялся. — всё же, сестрица была такой добродушной. Она путешествовала в будущее лишь ради того, чтоб стащить оттуда несколько книг и игрушек для меня. Это её любимая книга. Она мечтала, что когда мне исполниться пятнадцать, мы с ней нарядимся как главные персонажи и будем их косплеить. Она умерла так и не объяснив нормально, что такое косплей... — Косплей — это то, что мы делаем на каждом хэлоуине. Одеваемся как кто-то и прикидываемся им. У нас это маскировка, на Земле косплей. — Тебе точно четырнадцать? — Я сам уже не знаю хён, сколько мне лет четырнадцать или тридцать... — широкая улыбка, лисьи глаза и Чан вновь проклинает каждый стук своего сердца и то, каким ангелочком этот демон иногда становится для него. — А у тебя? Есть старшие братья или сёстры? — Хм… Лорд Демонов мне как старший брат. Он как папа, мама, одним словом — семья. Больше никого. А ещё у него такой противный браааат, просто отстой... — А мама? — Чья? — Твоя, Чонин... Извини, если... — Чан виновато поднимает на него взгляд. — Мама умерла. Но мне не грустно, потому что они с папой меня не любят и я их тоже. — а демон напротив заметно грустит. — Всё, что они делали, это издеваться надо мной и пытаться исправить меня как сломанную игрушку… Стоп… Я, кажется знаю как нам выйти отсюда! — Как? — Мы вызовем твою сестру! Точнее её дух!