Heat waves

Было даже забавно, что тот, кто величал себя удостоенным укуса радиоактивного паука, не сумел почувствовать присутствия наблюдателя за своей спиной. Это было жалко. Надзиратель оставался в стороне, когда необъяснимо похожий на него парень очнулся, в то время как он неубедительно оправдывался и втирал непоколебимому Аарону о доброте другого дяди, в существовании которого они все медленно начинали сомневаться. Когда длиннолицый мужчина прибавил громкость ненавязчивой, но теперь такой раздражающей музыки, парню, прячущемуся в темноте, пришлось провести кончиками пальцев по сенсорной панели на виске своей маски, чтобы уменьшить громкость, сфокусироваться на незнакомце, уловить, как дрожит его голос в комнате, полной звуков. Моралесу было не впервой бесшумно держаться на периле под стеклянным потолком. Ему удавалось распределить вес собственного тела между двумя широко расставленными ногами и сильной рукой между ними, и он созерцал все с высоты, как хищная птица. Он готовился к нападению. И только после безудержного удара кулаком по груше и насмешливого «я - не он», незваный гость обратил внимание на темный силуэт с широкими плечами, отражающими огни разрушенного города. Парень в маске спустился с тяжелым грохотом, – так звучало столкновение тяжелых кед со скрипящим полом, – и размеренным, по-солдатски расхлябанным шагом приблизился к своей неподвижной цели, перехватив в воздухе электронную перчатку Бродяги. Словил, даже не поведя головой. Он с щелчком надел его на правую руку, и в тот же миг одной стороной она проехалась по саднящей щеке его точной копии, вдавившись в плотную ткань груши сжатым кулаком. От парня, мерцающего фиолетовыми бликами, исходила опасность, угроза порезаться от остроты его большого пальца – стоило сболтнуть лишнего, – и Майлз, испуганно жмурящийся от слепящих огней чужой маски, вжал затылок назад, словно пытался раствориться в груше, к которой был тесно привязан. Незнакомец по-птичьи накренил голову вбок, когда светодиоды в его маске погасли, а сама она с треском, очевидной недоработкой, разошлась в обе стороны. Только тогда Майлз Моралес с 42-й Земли смог одарить своего двойника всей ледяной заинтересованного взгляда. — Кто ты такой? — парень, боявшийся вздрогнуть под натиском тяжелого взгляда, проталкивал слова сквозь стиснутые стенки своего горла. — Я – Майлз Моралес, но ты, — темнокожий выдохнул, перекладывая мятную жвачку на противоположный ряд жевательных зубов, — Ты можешь звать меня Бродягой. Любой, кто когда-либо ощущал металлический холод чужой перчатки на своем горле, мог бы утверждать, что парень, скрывавшийся за маской, не заботился ни о чем, кроме своих собственных интересов. Так оказалось и в этот раз, когда Моралес, некогда обязанный стать спасителем, а не мучителем, изучающе-медленно склоняя голову к правому плечу, напирал на своего двойника. — Если я не вернусь домой, нашего отца не станет, — взмолился бруклинский человек-паук с толикой угасающей надежды. Как бы сильно он не боялся стоящего напротив злодея с его лицом, страх за жизнь его отца казался куда сильнее. — Твоего, — выделил Бродяга со свойственной ему хрипотцой, — отца. Он неудержимо стиснул челюсти, раздавливая, почти перетирая жвачку между зубов, и нетрудно было понять, что с таким же энтузиазмом он сейчас передавил бы чью-либо голову. Бродяга отстранился, толкая боксерскую грушу в сторону от себя, и исчез в тени, где сияли янтарные глаза Аарона, скрестившего руки на груди. — Вы не понимаете, пожалуйста, мне нужно скорее попасть домой, иначе случится беда, — не унимался чужеземец, а в ответ его болезненно шипящим мольбам донеслось лишь пару вздохов из темноты. Звук раскачивающихся цепей смог заглушить и без того невнятный диалог из угла, и как бы Майлз ни пытался дотянуться ногами до пола, он упустил момент, и Бродяга вернулся в полумрак с еще более напряженным выражением лица. Переминаясь с ноги на ногу, он вернулся к привязанному подростку и ловко перехватил его лицо ладонью, на этот раз скрытой в кожаной перчатке. От нее, вероятно, было легче отмывать кровь. — Говоришь, мы тезки? Парнишка в рваном черно-красном трико смог только шумно сглотнуть в ответ, пока его двойник разглядывал его запотевшее лицо. — Наверняка еще и однофамильцы. Майлзу потребовалось мучительно долгих двадцать минут, чтобы убедить себя с другой земли в необходимости вернуться в свою вселенную и спасти близких, мол, он обязательно вернется и все объяснит, но Бродяга, подгоняемый Аароном со стороны, казался по-прежнему невозмутимым, и потому, когда он в раздумьях отвернулся от груши с привязанным к ней двойником, Моралесу пришлось сказать то, что он до последнего пытался держать за зубами. — Ты потерял отца, ты знаешь, каково это. Подросток, повернутый к нему спиной, дрогнул в плечах, и этот жест вызвал прилив уверенности в речи Майлза. — Я тоже, — парень неожиданно раскашлялся, чувствуя, как ноет его избитый бок, — Тоже могу потерять его. Я уже потерял дядю, и не хочу проходить через это снова. Пожалуйста. Майлз поднял полный надежды взгляд на чужую спину и почувствовал, как сопли щекотливо подступали к низу его ноздрей: он готов был позорно расплакаться прямо здесь и сейчас, если бы в чувства его не вернула замахнувшаяся фиолетовая перчатка, с треском разорвавшая железные цепи на его теле. — Майлз? — спохватился Аарон, сорвавшись с места, когда человек паук с глухим стуком упал на холодный бетон, не сразу попытавшись подняться на руках. Сорок второй коснулся своей маски пальцами, и тогда она снова съехалась в изображение Бродяги. — Майлз, что ты делаешь? — повторил побледневший в лице мужчина, переведя взгляд от племянника на измученного заключенного, отчаянно поднимающегося на ноги, и получил ответ только тогда, когда тот подтянулся на паутине и исчез из окна. — Пусть идет.