Сказки Холландского леса

Конвоир устало зевал в коридоре. Казимир с безумной улыбкой смотрел в глаза доктору-психиатру из убойного отдела тайной полиции. Седой и полный, тот сочувственно качал головой и в очередной раз перечитывал личное дело. За окном шёл дождь вперемешку с снегом, который уже рябил в глазах. Погода соответствовала, а врач вздыхал как печальный бойлер. Выдвинутые обвинения были слишком серьёзны для полного безразличия, да и былые заслуги заставляли белого воротничка сопереживать, и Бржиржинский это понимал, так же как отлично отдавал себе отсчёт что скоро этот бред кончится. Пока не протрезвел Мудрис и не вернулся из срочной командировки Штеклер нужно было тянуть время, прикидываться дурачком. Даже стараться не приходилось. Лейтенант понял что сошёл с ума ещё в сторожке лесничего, во время той самой встречи с ведьмой. Врач же не был похож на классического людоеда, скорее на грустного костолома, который понял что имеет дело не с тем пациентом. «Да брат, тут ломать нечего! Тут заново строить надо и я построю, только вместе с ведьмой!» — кричал горящими как костры инквизиции глазами лейтенант облачённый в пропахшую спиртом гражданку. — Дела ваши не так и плохи… — начал доктор но осёкся, увидев полное безразличие к своим умозаключениям. Подождав, заметил: — Ну просто сказка, и почему перед войной сходят с ума лучшие офицеры? — Не могу знать! — улыбнулся ещё шире Казимир и добавил: — Точно сказка, по другому и не назовёшь… — Да уж… — вздохнул доктор, — А вас не назовёшь симулянтом, вам грозит при подтверждении обвинения казнь или изгнание, а вы спокойны как синдрийсий слон… — Не знаю зачем меня винят в связях с ведьмой и гершпанской разведкой, но верю что правда победит! — лейтенант сказал это так искренне и горячо, что конвоир в коридоре аж очнулся. Доктор, выпучив глаза, поставил печать в личное дело и, вызвав по телефону сопровождающего офицера, напоследок заметил: — Я тоже надеюсь… Фройляйн капитан иначе расстроится… Казимир не шевельнулся, не выдал себя, остался безумно улыбчивым и пустоглазым, даже пустоголовым. Наверное это и пугало доктора, то что огонь во взгляде возгорался из ничего, из мистического непонятного, ещё не подвластного карательной психиатрии, источника. Капитан Штеклер расстроится? Конечно расстроится, как расстроилась Левич и скорее всего расстроится ведьма. Последняя при таком раскладе точно бы спустила с гор оползень и устроила вторжение бешеных кабанов с барсуками-убийцами в город. «И живые будут завидовать спятившим!» — смеялся Бржиржинский, подмечая что сопровождавший его в медицинском, допросном и прочих кабинетах младлей Гитис чертовски нервничает. В первую очередь конечно из-за спокойствия того кому он мечтал отомстить. Хотя были и другие причины. Бехтель проворачивал классическую авантюру штабиста из гарнизона. В делопроизводстве этого ареста было допущено уже столько ошибок что хотелось не просто лыбиться как псих, но ржать в голос как конь. Произвол? Да! Обычное на самом деле дело во время угрозы войны, когда у всех обладателей петлиц и звёзд на воротниках переключаются рубильнички в голове, то включая, то выключая инстинкт самосохранения. Есть человек — нет человека. До трибунала доползает только оболочка с выбитыми показаниями, но не в его случае… «Спасибо Ваше Высочество! Спасибо Левич!» — думал Казимир, считая минуты до долгожданного освобождения и снятия всех обвинений. Без формы он чувствовал себя голым, без сабли — безруким, а без кота жутко одиноким. Но самым страшным было то каким он чувствовал себя без ведьмы — жалким и бесполезным. Она была его наградой за этот безумный призыв. Его роком и судьёй. Он не предал себя и пока ещё не предал ту страну которой служил. «Я просто выполнял приказ», какая жалкая и глупая отговорка. Но сама судьба, само провидение, в которое бывший карьерист Бржиржинский не верил, приказало ему влюбиться именно в эту бунтующую девчонку с станковым пулемётом через плечо. Час в кабинете пролетел незаметно. Гитис нервничал. Для младлея с отпечатком от ботинка тридцать девятого размера он слишком быстро соображал. Он понял что просто инструмент и что сейчас добиться ничего не может. На более активное дознание — не имеет права, слишком опасно, а на освобождение — смелости. Как и Казимир когда-то он оказался между молотом и наковальней в этих безумных тисках субординации. Бржиржинский сочувствовал ему, но не более того. Ведь тайнопол картинно страдал кусая губы и мучаясь, не решаясь взять телефон, так когда-то страдал и офицер военкомата Казимир, но теперь бы он наслаждался таким безумным процессом. Правда в отличии от ведьмы он не планировал никого брать в заложники, или раздевать… — Вот какого чёрта? — наконец показал слабину и прервал презрительное молчание младлей. Никто не спешил к нему на помощь, а угроза была всё ближе. Тайная полиция может арестовать кого угодно, но не фаворита принца. Казимир тактично промолчал, не стал отвечать. Юный карьерист должен был дойти до всего сам. — Думаешь самый смелый и удачливый? Думаешь что в сказке? Что будет хороший конец? Что тебе всё сойдёт с рук? — наконец взорвался Гитис, он был на грани истерики, вот только перед ним сидел не больной астмой придурок с горящими глазами, желающий служить, а безумный героический офицер военкомата, отец кошачьей дивизии, пом и зам военкома и особа приближённая к Его Высочеству Генриху Бергенскому. И у него не было доказательств. Вернее были, но недостаточно. Казимир не подписал ни одной бумажки подсунутой на допросе. На него было бесполезно давить. Он потерял страх на высоте дуба из книги рекордов Бинтуза. — Отвечай! — младлей схватил его за плечи, притянул к лицу. Бржиржинский, всё ещё улыбаясь, точно различил на лбу Гитиса цифру тридцать девять, таки ответил. Если бы продолжил молчать дело бы дошло до драки, а ломать жизнь юному карьеристу он не хотел и так сломал уже одну — свою. — Думаю — да, в сказке под названием жизнь и мне чертовски повезло сойти с ума, а хорошего конца не будет, я отвечу за всё по закону, я Верлинский офицер и верноподанный Богоподобного императора! — именно эту последнюю фразу услышал ворвавшийся в кабинет, гладко выбритый и пахнущий дубовым одеколоном военный комиссар Никлос Мудрис. Следовавший за ним строгий полковник Штеклер и капитан Эрика пахли иначе — неприятностями. — Вот! Вот! Произвол какой развёл Бехтель! Патриота Верлины, моего зама, без моего ведения, мордовать в застенках! Это моя прерогатива вообще-то! Да я до короля дойду! — дрожащим голосом вскричал военком и, оттолкнув младлея, прижал к себе подчинённого, будто защищая его. Казимир закрыл глаза. Под полковничьим мундиром стучало огромное доброе сердце. То с какой скоростью он похмелился и пришёл в порядок было достойно отца и благодетеля. «Не зря я тогда бутылку с самогоном бросил!» — подумал лейтенант, вспоминая небольшую шишку на затылке у ведьмы. Как ему хотелось в её объятья. Стремительности событий могла бы позавидовать любая сказка. Гитиса с позором прогнали по бело-зелёным коридорам тайной полиции, а Мудрис с Штеклером тут же, скооперировавшись, засели за аппараты телефонов. Князь Холландский Виктор возмутился такому произволу и предложил помощь. Друг детства полковника тайной полиции, начальник военной полиции Райенкампф долго удивлялся произошедшему на другом конце провода, обещал содействовать. Дистанционно поднятый на уши штаб гарнизона медленно утопал в отговорках и несовпадениях мнений. Адъютант генерала Меретихшнапса клялся и божился что начальник уехал на дачу и сейчас ничего не может. Начальник разведки притворился пьяным. Начальник отдела снабжения поделился что видел Бехтеля на выходных с чужой женой. Разведённая военкомом и главтайнополом деятельность явно напугала все чины. Потому что выйти на связь с замом коменданта так и не вышло. — Бедненький, долбанутенький, ещё и усы отростил… — тихонько шептала Эрика, расчёсывая волосы осоловелому уставшему Бржиржинского. Тот молчал и с благодарностью смотрел на двух бодрых стариков, оравших в трубки, будто это была такая игра, такое весёлое соревнование, вот только на кону стояла его жизнь, а все обвинения были правдивы. «Зря я их вмешиваю в эту подлянку…» — шептал голос разума. Но что уж было поделать? Они не могли оставить всё как есть. — Какая на хрен ведьма? У нас может завтра война, или какое другое мероприятие, а вы мне тут из моего лучшего офицера сумасшедшего рисуете! Крис, ты кретин, мать твоя молоком торговала! Доведёшь до цугундера — вместе под трибунал пойдём за дуэль на огурцах! — рычал на заместителя Бехтеля Мудрис, не стесняясь в выражениях. — Без права ношения формы? Да он грамоту от Его Величества имеет и признание, ты там был ханыга усатая! Без моего ведома в моём ведомстве попытались дельце провернуть гады, я вам этого не прощу, я в карты больше играть не буду и детей крестить тоже! — угрожал престарелому начальнику связи, не способному соединить с майором, Штеклер. Сказка. Два престарелых высоких чина, которые могли плюнуть и продолжать квасить в предверии катастрофы, разбивались ради него в лепёшку. Бржиржинскому казалось ещё чуть-чуть и по щеке протянется магистраль слезы. Глаза чертовски щипало, только не от спирта, а от осознания — он предал их, а они его — нет. Они всё ещё верили во все эти лживые регалии — офицер, законопослушный гражданин, отмеченный командованием, верный присяге и императору. Нет. Он променял всё это на ведьму. Равноценный обмен? Для него да. Но смотреть на этот подвиг двух начальников было невозможно. Душа рвалась наружу и если бы не привычное безумие, Казимир бы во всём сразу признался… — Отдыхайте лейтенант, мы во всём разберёмся! — заметив бледность Бржиржинского, сказал Штеклер и обратился к дочери: — Отвези его на квартиру и озаботься чтобы его никто не беспокоил. Сейчас эти крысы штабные вряд ли решатся на шаг, но всякое может быть. Хотя я уже дозвонился до приёмной принца… Мудрис обнял Казимира на прощание, похлопал по плечу и обещал что скоро он опять наденет мундир. Но Бржиржинский знал что больше никогда не будет носить форму. Было у него такое предчувствие… Машина плавно ехала по тихим улочкам Холландбурга. Шпили резали осеннее небо, капли моросящего дождя сносило со стекла дворниками. Вот и его — капельку-офицера попытались вот так снести на обочину жизни, подальше от машины империи, ехавшей в сторону войны. Не получилось. Пока что. — Значит ведьма? — нарушила тишину Эрика. В её глазах не было надежды, она была слишком честной, чтобы полагать что он бесчестен и не отвечает за свои слова. Нет. Капитан просто уточняла. Будто готовилась кроить траурную вуаль и искать цветочную лавку с подходящим чётным количеством цветов. — Значит ведьма… — глупо повторил Казимир и вдруг, внезапно даже для самого себя, положил ладонь на руку Штеклер. Та вздрогнула и чуть не врезалась в переходящую проезжую часть роту новобранцев, едва передвигавших ноги под тяжестью амуниции и зачем-то реквизированным из бара напротив рояля. — Мне невыносимо от одной мысли что они могут пострадать из-за меня, но… — Но? — искренне вскинула брови Эрика и нежно ответила за него: — Никаких но! Любишь — женись, а эти старики-разбойники сами лай подняли, не маленькие им и отвечать! От такой безумной, непочтительной, совсем не дочерней логики к Бржиржинскому вдруг вернулась нормальная улыбка. В зеркале заднего вида он увидел своё небритое, осунувшееся за два дня без нормальной кормёжки, лицо и глаза. Глаза не безумца, но влюблённого идиота. Он был благодарен им за их подвиг, ей за эти слова, а ведьме за то что она и есть и что она подарила ей этих друзей. «Разве без неё стал бы я так дорог полковнику Мудрису? А Штеклеру?» — эти мысли вновь щипали глаза. Надо было оправдать их жертву их доверие. — Спасибо, просто спасибо! — обронил Казимир и вдруг застыл. Она схватилась за его неправильно завязанный галстук от гражданки и притянула к себе, к своим тонким губам. Мимолётный, тихий, даже наверное прощальный. Краем глаза Казимир заметил очумевших от зрелища поцелуя новобранцев, остановившихся на другой краю улицы, опирающихся на рояль. Машина тронулась и скрылась в арке, капитан отпустила Бржиржинского. Минуты ехали молча. — Это тебе на удачу и передай ведьме мои слова — «Если не убережёшь этого идиота, убью тубареткой!» — улыбнулась она и звонко, с надломом рассмеялась. Казимир тоже засмеялся. Он передаст это. «И Эйб убьёт меня за измену её острым зубкам! Что же вы со мной делаете девочки?» — про себя спросил Бржиржинский. Можно ли было сойти с ума ещё больше? Ингвар бросился на шею. Судя по состоянию квартиры, для него одиночество и спасение военкомата не прошло даром. Царивший разгром Казимир не стал даже трогать. Просто повалился на кровать и уснул мёртвым сном. День унижений кончился. Бело-зелёные коридоры тайной полиции обрыдли, как и висевшие везде портреты высокого начальства. Вспоминать что творилось на перекрёстном допросе вообще не хотелось. Это ощущение возвращало на границу годы назад и взгляд офицера тайной полиции. Столько лет прошло, а вопросы те же и ответы те же. «Не знаком, не знаю, не состоял, не поддерживал». Вот только тогда его просто проверяли на причастность к всяческим политическим движениям и иностранной разведке, а теперь шили более интересную штуку. Нитки кончились, но страницы с записанными показаниями свидетелей привода ведьмы в военкомат и остальных операций были. Вообще если честно они говорили больше в пользу Казимира, но при должном умении могли и навредить. Но это больше не беспокоило его. Он просто уснул. …Безумие иногда принимает самые оригинальные формы. Бржиржинский всю бытность офицером военкомата, даже после встречи с ведьмой, не видел таких реалистичных снов. Да были и кошмары и прочее, но чтобы такое… фантасмагория и сюрреализм… или сказка? Да! Точно сказка! — Пане Казимир, пане проснитесь! — грубый подскуливающий голос заставил разлепить глаза. В полутьме квартиры виднелось шесть печальных здоровенный чёрных фигур с уставшими глазами. Вокруг них по потолку и стенах летал яростный мяукающий рыжий Ингвар, но пришельцы не обращали на него внимания. — Кто вы? — удивился Казимир, пытаясь найти под подушкой пистолет или саблю, но их как на зло не было. «Ангелы смерти, или всадники шизофренического апокалипсиса? Нет! Слишком много…» Фигуры переглянулись, одна из них крякнула и наконец отыскала на стене выключатель. — Мы семеро Бучей! — вздохнул старший из осветившихся электричеством. Бржиржинский выпучил глаза и, поймав бешеного рядового-кота, прижал его к себе. И вот эти были грозой Холландского леса и мечтой всей городской полиции и лесничества? Тех кому за последние пол года не напинал только ленивый? Они представляли собой очень печальное зрелище. Да бородатые, огромные, зловещие, бровастые и наверное когда-то сильные, но избитые, в изорванной одеждой, с фингалами под глазами и шишками на лбах. Со сбитыми костяшками и шахматными ртами. Среди лохмотьев выделялись обломки ножей и обрезы с искривлёнными стволами. До боли знакомый почерк, но почему-то не это смутило его, нет, загадкой было количество. — Так вас же шестеро! — одурело произнёс Бржиржинский и непонимающе захлопал глазами. Ингвар, залезший на плечо смотрел так же и тихо рычал. Сон продолжал удивлять. Наводившие ужас на всю область бандиты, одураченные почти всеми пришельцами его кабинета, теперь дружно упали перед ним на колени и дружно заплакали. Старший из них, трагично воздев руки, прохрипел: — Судьба забирает лучших из нас… — Чем обязан… — встал с кровати и попытался поднять с колен, хотя бы главаря Казимир, но тот не поддался и, обхватив его ноги, простонал: — Забери её! Умоляю! — Да! Забери! — взвыли остальные и подняли заплаканные избитые широкие лица. — Кого? — удивился Бржиржинский и тут понял идиотизм своего вопроса. Да. Вот такая сказка. Спасённая сержантом принцесса затерроризировала самый отпетый террористов в области — разбойников, семерых Бучей, братьев великанов, которых одолел храбрый портняжка, перехитрили старики-оркестранты и ещё много кто, наверное даже Рапунцель… «Не повезло ребятам…» — вот почему во сне всегда такой ясный ум и логика? — Ведьму! Эйб Хексе! — прорыдал главарь, прижимая сломанный нос к ботинкам Казимира и тут остальные начали на перебой рассказывать эту печальную, но предсказуемую трагикомическую историю про нашествие ведьмы. — Она пришла ночью! Как и все наши враги! — прошамкал младший, самый не волосатый. — С пулемётом и сержантом в альпийском снаряжении! — добавил следующий, с уже знакомым отпечатком ботинка на лбу. — Захватила нашу базу, пока мы были на деле и съела все припасы… — раздосадованно просипел обладатель ружья с перекрученным в узел дулом. — А когда мы вернулись и попросили их уйти они избили нас и заставили принести ещё еды и вернуть всю амуницию на военные склады… — простонал средний, чья рука висела на перевязи беспомощно и жалко. — И ещё она заставила нас пожертвовать всё награбленное в благотворительные фонды и отремонтировать фонарь у школы! — совсем уж отчаянно прошептал предпоследний и уступил место старшему. Тот, всё-таки, отлип от ботинков Казимира, поднялся и закончил: — Она держала в заложниках половину из нас, пока другие выполняли её требования. Мы теперь нищие и опозоренные добрыми делами, это нам наказание за жадность и отсутствие бдительности. К счастью они болтали без умолку и так мы узнали про вас и ваше влияние на этих бандиток, поэтому мы здесь чтобы молить о пощаде! Им сейчас ничего не угрожает мы опоили их самогоном «Семерых — одним ударом» и сейчас они спят мёртвым сном. Мы еле сбежали, перегрызя цепи… Умоляю — забери их! — А зачем? Разве вы сами не можете сейчас унести их хоть куда? — удивился Казимир и тут же получил исчерпывающий ответ: — Она обещала что в таком случае вернётся и будет мстить… — отрезал главарь и положил в руки Казимира ствол обреза. Бржиржинский непонимающе положил голову на плечо. — Если не хочешь спасти нас, тогда убей! — вскричал старший и вновь повалился на колени. Вот и что было делать? «Сейчас спасать ведьму опасно, но не оставлять же… хотя я же под подпиской…» — мысли странным образом складывались в нечто разумное, а ясная голова уже придумывала как незаметно сбежать в лес, вернуться и вообще провернуть эту авантюры. На карте уже стояла его жизнь, так зачем было осторожничать? Банк принадлежал не ему, да и карты тоже. Казимир как и все карьеристы не любил азартные игры, предпочитая им шахматы, но теперь ему чертовски захотелось перевернуть доску и надеть её на голову Бехтелю и всем недоброжелателем, потом по традиции поместить карты на плечи и, хохоча, отвесить пару щелбанов. Вот только… только при неудаче это ставило под удар двух крупных начальников, сделавших ради него слишком много… Нет, надо было подождать пока снимут обвинения. А разбойники пускай получат урок на всю жизнь — грабить плохо, а всякий кого не учит жизнь, будет страдать в своём невежестве. — Я под трибуналом, не сегодня — завтра суд, так что разбирайтесь как хотите! — коротко бросил Казимир и, вернув обрез главарю, упал в кровать и закрыл лицо Ингваром. Он знал что они ему ничего не сделают, что скорее всего скоро сюда нагрянет отряд наблюдателей от Штеклер — спасать его. Он, в метре от великанов-бандитов был в большей безопасности, чем в сантиметре от безбашенной ведьмы. Иронично… — Что будем делать брат? — голос младшего из Бучей вдруг стал ровнее. Главарь тоже странно оправился и гулко гаркнул: — Ну раз он не хочет по-плохому, по хорошему будет ещё хуже! Надеюсь Гарри уже добежал до штаба гарнизона… — Лучше тюрьма, каторга или изгнание чем жизнь с ведьмой! — философски подытожил обладатель отпечатка на подбородке и тут же получил ещё и ботинком сорок пятого. «Так вот где седьмой! Негодяи!» Казимир вскочил с кровати и бешено рыча, снял и второй ботинок, запулив им в главаря, тот аки Голиаф, закачался и упал. — Подлецы! Ни хрена не лучше! Она самая добрая! — рявкнул Бржиржинский, быстро натягивая сапоги и засовывая Ингвара за пазуху, тот впился когтями в жилет и с готовностью заорал. Казимир выхватил из шкафа саблю и пистолет. Обиженные разбойники, пытаясь поднять старшего, обнажили клинки и изогнутые стволы обрезов. Не долго думая, Бржиржинский сиганул в окно, высадив раму локтями. В голове всё горело и взрывалось. Теперь ведьму никто не мог спасти кроме него. И не только ведьму, но ещё и Левич. Ей он точно не желал зла, тем более захват обеих спящих красавиц мог вылиться проблемами вообще для всех кого он любил и ценил. «К чёрту трибунал! К чёрту обвинения! Только вперёд — спасать ведьму!» — эта мысль застряла в голове бредовой цепочкой закрученной в восьмёрку. Сон становился всё быстрее и ретивей. Бешенство на ровне с страхом правило им и он сносил все препятствия что были на пути. Привязанные невдалеке от казарм семь коней стали законной добычей, Казимир быстро обрезал поводья шестерым чёрным и вскочил на рыжего в яблоках — седьмого. Он забыл что является офицером пехоты, а не кавалерии, что последний раз был в седле ещё на родине в далёкой Полонии. Тело молниеносно вспомнило всё. Пальцы сами впились в гриву вместе с когтями Ингвара. Он не стал колотить коня по бокам, лишь тихо обратился к нему: — Помоги друг, мне нужно спасти любимую! Иди домой! Да, это был сон. И это была сказка. Казимиру хотелось наслаждаться ей до последнего. Конь нёсся по ночным улочкам Холландбурга, освещённых только фонарями, не обращая внимания на полицейские посты и военные патрули. Со стороны он наверное напоминал метеор с скрюченным всадником на спине. Позади кроме свистков стали слышны выстрелы, но это не напугало Казимира. Погибнуть во сне? Какая глупость! Отец наверное гордился бы им… Наверное… — Именем принца Генриха пропустите! — заорал на караульных у выезда из города Бржиржинский и не прогадал. Сонные военные очумело вытянулись и салютовали, а конь взял барьер шлагбаума с такой лёгкостью будто всю жизнь скакал не трусцой или рысью, а просто летал. «Пегасик, как спасу девчонок морковки дам!» — обещал себе Казимир, не замечая предшествующей лесу сельской местности. Казалось они прошли её за одно мгновение. Древние городские стены, башни, шпили и шлагбаумы остались позади. Ночная темнота не пугала Бржиржинского, да он не видел ровным счётом ничего, но он верил что конь ведёт его в правильном направлении. Тем более что судя по наметившимся впереди блуждающим огонькам потайных фонариков они были не единственными ночными грибниками. — Спасти, спасти, спасти! Всё будет хорошо! — словно заклинание шептал Казимир уже чувствуя на затылке дыхание смерти. Его не пощадят. Поэтому он должен сделать всё правильно, Эйб — к родителям, Левич — в казарму, а самому либо сдаваться, либо продолжать играть дурачка. Хотя какое играть. Он и был этим дураком… — Стой стрелять буду! — на тропинке возник егерь, в руках его блеснула винтовка с штыком. Но Бржиржинский не натянул поводья, а лихо обнажил саблю и врезался в скрывающуюся в темноте не ожидавшую такого поворота роту стрелков, явно следовавших по тропинке в арке крон деревьев по душу ведьмы. Среди них возможно даже были знакомые лица, но Казимиру было плевать. — Именем короны Бергена и хранителей Холланда! — орал Бржиржинский, прорубаясь под хорал неистового воя Ингвара. Бил наотмашь, тыльной стороной чтобы никому не навредить, хотя несколько раз всё-таки высек искру из голодных острых штыков, стремившихся настигнуть его. Ничего не вышло. Рыжий в яблоках, этот великолепный скакун раскидал колонну и прорезал её хлипкие ряды словно молния. Крики наполнили лес и вот в ночной неразберихе прозвучал первый выстрел. Казимир не дрогнул, он был солдатом, офицером и просто безумцем. Знал что во тьме никто не устроит доброй перестрелки из опасения попасть по своим. — Идиоты! Прекратить огонь! До боли, чертовски знакомый голос! Бржиржинский вгляделся в огоньки что были впереди, на самом острие колонны и к своему восторгу обнаружил майора Бехтеля в каске и стальном нагруднике. Он словно свинья в кирасе шёл впереди своих бойцов вдохновляя их на бой с ведьмой собственным примером. Получалось не очень. Солдаты были бледны и медлительны, невыспавшиеся глаза не могли найти в темноте цель. Сколько всего Казимир сейчас хотел бы сказать, но промолчал, лишь пронёсся мимо на рыжей конской комете. Рядом с Бехтелем в куст завалился бородач в лохмотьях, судя по всему тот самый Гарри Буч, который сдал ведьму властям. Как же жалел всадник о том что конь толкнул его совсем мягко и неуверенно, почти нежно. «Хотя с другой стороны от ведьмы уже пострадавший!» — шептала ясному уму на ушко справедливость, а сон всё не думал заканчиваться. — А теперь стреляйте! Стреляйте идиоты! — заорал майор, когда понял что упустил цель. «Только и умеете что стрелять в спину!» — подумал Бржиржинский и порадовался путанице в головах солдат мирного времени, которые не привыкли выполнять два противоречивших указа одновременно. Вскоре они правда всё-таки стали палить, вот только поздно и в пустоту. Арка крон становилась всё меньше, а кусты всё колючей, но в темноте сна было собственно без разницы. Главное что был он. Главное что был конь и кот. И одна идиотская безумная цель — спасти спящую красавицу. Не жалея сил Казимир рубил проклятый терновник, ожидая когда уже среди лесных тёмных силуэтов покажется та самая разбойничья приземистая хижина, где за столом в окружении строя бутылок самогона «Семерых — одним ударом» спит она — его любовь. Его спящая красавица… …Всякой сказке подходит конец и вот, вправду оказавшись в хижине, Казимир понял что это не сон, а быль. Ведь она была так реальна и прекрасна. Да пьяная в дрибадан в обнимку с сержантом Левич на медвежьей шкуре у камина, но ведь она же. Его ведьма. Его Эйб Хексе. Его любовь. Это был не сон. Он должен был спасти её. Передать ей этот чёртов поцелуй от Эрики и её завещание. Увы, да, не сказка. Волшебного пробуждения не получилось. Пришлось трясти за плечи и пытаться разбудить как-то иначе. Целоваться было плохой идеей. Аромат перегара чуть не сбил с ног. «Вот что значит рецепт портняжки…» — подумал Казимир и, памятуя о большем опыте со стороны Левич, попытался растормашить хотя бы её. Это получилось, но увы, тоже без плодотворного результата. — Герр Казимир, что же вы не сказали что она такая хорошая девушка, мы с ней подружились, она оказывается тоже любит молодых мужчин в форме… — лопотала похмельная сержант, пытаясь поймать начальника блуждающими руками, обнять и покрепче прижать к себе. Поняв это, Бржиржинский урезонил её и, подхватив ведьму, бросился к выходу. Как бы смешно и по идиотски не было, но по следам всё ещё спешили егеря во главе с Бехтелем и сколько бы он не целовал ведьму, она не просыпалась. И что ему было делать с двумя пьяницами на шее в темноте ночи, когда из союзников только конь и кот? Нет, сказки больше не было. Только беспомощная действительность, где не хватало сил для последнего рывка, сил и времени… — Казимир Бржиржинский! Выходите с высоко поднятыми руками иначе мы вынуждены будем стрелять на поражение! — поставленный голос адъютанта Бехтеля вывел из сна окончательно. Он сошёл с ума и сыграл ва-банк. Проиграл. Ну с кем не бывает? «Ведьму не отдам!» — решил Бржиржинский и примерялся к установленному у камина станковому пулемёту. Умирать так с музыкой и вот такой инструмент отлично подходил для последней песни. — Герр Казимир, вы в них гранату киньте, а мы как-нибудь уползём… — пробубнила засыпая Трис, передавав ему старушку-колотушку. Нет. Никуда они не могли уползти и помощи было ждать неоткуда, хотя… Бржиржинский поцеловал ведьму на прощание и бросился в сторону входа. Ему казалось что более достойного офицера предателя поступка быть не могло. Он должен был сдержать слово данное Эрике. Он за всё ответит. — Я сдаюсь! — выскочил под фонари Казимир. Он проиграл, но не устал врать, на самом деле Бржиржинский и не думал сдаваться. В камере гауптвахты было о чём подумать, но главным вопросом было конечно «Так сказка или нет?» Всё могло кончиться очень плохо будь это реальностью. Воображение рисовало страшный некролог — «При попытке сопротивления властям в лесной горной чаще у логова разбойников Бучей был расстрелян ведьмовод и мятежник, гершпанский шпион Казимир Бржиржинский, сбежавший из-под домашнего ареста, чем подтвердил свою гнилую сущность. Не надо так». Да на что-то такое были способны Холландские журналюги-добровольцы и кто бы заплакал о нём? Начальство, осознавшее что он предатель? Может Ганс Циммер, портняжка-самогонщик которого он не пустил в армию, или старички оркестранты? Швайнсвюрсты? Ингвар Котт? Левич? Штеклер? Гуго Химель? Родители с сестрой? Ведьма? Ведьма… Но этого не произошло, ни некролога, ни слёз. Просто классическая сказочная тропка с хорошим плохим концом. Плохим для всех и хорошим для него, или наоборот… он ещё не определился. Суть была в другом. Не только Бржиржинский был героем этой истории и не только он невидимо заботился о ведьме всё это время. Стыдно. Теперь Казимиру было стыдно за те мысли о родителях Эйб, которые он успел напридумывать в пылу размышлений о свадебном пироге, кусок которого им точно не достанется. — Именем Хексов, хранителей горы Холланд остановитесь! — этот голос тогда, в момент сдачи Бржиржинского, когда его могли пристрелить, просто за неверный шаг, заморозил время. Бехтель, притаившийся за его спиной Гитис и рота егерей с ужасом обнаружили что на крыше хижины верхом на страшном сказочном кабане восседает вооружённый знакомым Казимиру охотничьим ружьём — хранитель горы седобрадый Чаррилд Хексе собственной персоной. Тут же к хижине высыпал эскадрон полиции с собаками во главе с Гуго. Он светя прожектором в сторону егерей подмигнул беспомощному обезоруженному Казимиру и поставленным голосом объявил: — По личному распоряжению князя Холландского Виктора, мы, королевская полиция, призваны вернуть ведьму Эйб Хексе в лоно семьи! — А суд… — взвизгнул, ознакомившись с ордером в планшете лейтенанта, Бехтель. Его операция рушилась на глазах. На глазах ошарашенного, убитого, Казимира. Он стоял в стороне, словно подстреленный сокол застыл, скрепив руки за головой в замок. Безнадёжный идиот. Даже он не мог надеяться на такой сумасшедший исход. Как? Как? «Эти дебилы не только в гарнизон, но и в полицию донесли…» говорила интуиция, а Химель открывал всё новые подробности этой подлянки: — Все уголовные дела в отношении Эйб Хексе закрыты. После полного возмещения ущерба государству и выплат компенсации в эквиваленте военной формы Норден-Бергена, все истцы забрали свои заявления, считая военного комиссара полковника Никлоса Мудриса! — оскалился Гуго и, глядя как Чаррилд выносит из хижины спящую Эйб, едко добавил: — А теперь её забирает на поруки семья. За неё поручился хранитель и князь, а поскольку законодательство княжества по Янешбургскому договору имеет приоритет над королевским и имперским, все остальные обвинения по поводу оскорбления властей тоже были сняты, так как были принесены подобающие извинения! Эйб гражданка Верлинской империи и уроженка Холланда, её перевоспитает семья и она исправится! Сказать что после этого была немая пауза, значит взять обет безмолвия. Казимир задумался над подобным, потому что тогда только и успел что переглянуться с Чаррилдом. В глазах того была огромная благодарность. «Ты спас мою дочь, а я спасу тебя!» — этот голос сам появился в голове и тут же исчез. Дальнейшее наблюдение за истерикой Бехтеля принесло массу внутреннего смеха, но Бржиржинский молчал и лишь безумно улыбался, глядя на растерянных егерей побелевших как снег, лежавший на оголённых ветках кустов. Левич вместе с альпийским снаряжением под шумок эвакуировали полицаи, они не пустили в хижину с уликами никого. Эйб грузили в лесную повозку семейства Хексов, запряжённую кабанами, по итогу без дела остались только Казимир и Эндрю Гитис. Их взгляды встретились. — Вот такая сказка! — нервно гоготнул младлей тайной полиции и разорвал ордер на арест Бржиржинского на мелкие кусочки, потом проделал тоже самое с его подпиской о невыезде и прочими бумажками. Похоже он понял. Увидев это, Бехтель, в отчаянии вскрикнул и припав на одно колено, оглядел собравшихся на поляне. Он терял последнего союзника. Гитис оказался таким же сказочным идиотом как и Бржиржинский. «Родственная душа, желаю тебе тоже встретить свою ведьму!» — ухмыльнулся Казимир, затылком чувствуя восхищённый взгляд проснувшейся пьяной Левич. — Приказываю взять лейтенанта Бржиржинского под арест! — рявкнул майор на егерей. Те не подчинились, выжидающе глянув на хранителя горы на кабане и офицера полиции на коне, всё ещё нависавших над ними незримым всесильным роком. Гуго ухмыльнулся и спешившись, взяв застывшего Казимира за плечи, толкнул его к майору. — Мы не претендуем на лейтенанта военкомата, с этим как-нибудь разбирайтесь сами! Военные это дела военных! — бросил Химель и незаметно сунул Бржиржинскому под воротник конверт. Да, это было справедливо. Как и хотел Казимир. Ответить за свои проступки самому. Он сделал всё чтобы спасти ведьму. Они оба сделали всё. А кто больше не важно. Главное что никто из них не предал себя, остался верен своим идеалам. Вдаривший ливень с снегом как будто смывал эту липкую глупую ситуацию, возвращая их в междумирье сказки и реальности. Чего было больше? А чёрт его знает! Казимир, взглянув за решётку, где уже шёл снег, ещё раз сел перечитывать письмо, которое не нашли при обыске. Вообще его арест и доставка в гарнизон было отдельной клоунадой. Потеряв единственного союзника — Гитиса, Бехтель теперь толком не знал как аргументировать долгосрочный арест Бржиржинского. Да тот сбил его с ног при подчинённых, но не при исполнении и вообще за такое больше пятнадцати суток не должны давать. Да и при подробном изучении любой военный судья бы закономерно спросил — а вы, майор, какого хрена в лесу делали, ночью? Очевидно что как любой штабист интриган Бехтель не сильно озаботился бумажной стороной вопроса, поэтому теперь снятие всех обвинений с Эйб ставили его в ещё более неудобное положение. Но это было уже не важным. Строки согревали промокшую замёрзшую душу: «То что тебя придётся спасать я понял сразу, но когда об этом сказала Левич, я понял это ещё более отчётливо. Планов у нас не было, в основном импровизировали — она пошла спасать Эйб, а я решил нарушить наше негласное соглашение и таки сдать вас папаше Хексу. Твой арест был очевиден так что решили идти сразу до князя с его полномочиями, юристами и прочим, а тут вернувшаяся Левич заявила что нашла клад Норден-Бергенской формы, золота и прочих прелестей, а ещё бесплатную рабочую силу готовую всё это вернуть владельцам в городе. Вообще Чаррилд изначально вспылил и ничего не хотел слушать и делать, но когда узнал о таких переменах в дочери из-за тебя, о её стараниях и исправлении, тут же решил костьми лечь — но спасти. Князь вошёл в положение, так как и сам давно хотел примирения с ведьмой, чтобы под горой вновь стало спокойно, а прознав что Эйб ещё и нейтрализовала главную головную боль в виде Бучей и тоже их поставила на путь исправления, вообще придал делу ускорения. Тут мы подключили и военкомат с тайной полицией, пришлось правда всё рассказать Мудрису и Штеклеру, но тут будь покоен, после валерьянки и они приняли ситуацию и перешли к содействию. На момент когда ты будешь это читать, максимум что тебе будет грозить — понижение, ну может взыскание. За тебя даже сам принц заступился, так что не волнуйся. Скоро увидишь ведьму!» — Скоро увидишь ведьму… — прочитав это Казимир сжал листок и прижал его к лицу. Всё получалось слишком. Просто слишком и всё. В этом было столько прекрасного, но столько неправильного. Всё ведь хорошо? Или нет? Мог ли он пройдя через всё это вернуться к прошлой жизни карьериста? Да, ещё и как супруг ведьмы плюсом. Всё как он и не мог мечтать. Нет. Это было не по совести и именно от этого больше всего было гадливо. Это он предал их, врал им, скрывался и проворачивал всякое, а они… Они пришли на помощь всем миром как только ему потребовалось и спасли его. И его любовь. Всех спасли. И Гитиса с его карьерой заодно, да и Бехтеля тоже, мало ли до чего он допрыгался если бы они не вмешались. А так у всех же всё было хорошо. У всех кроме него… «Урок. Я должен выучить этот урок!» — эта мысль засела в голове и когда дверь в камеру отворилась на улице уже шёл полноценный твёрдый зимний снег. Дальнейшее проверочно-допросное было идиотизмом, но терпимым. Разумеется он не был никаким гершпанским шпионом, разумеется мятежником тоже нет, но вот предателем… Трибунал проходивший в закрытом режиме был ошарашен его выбором. — Но вы ведь доказали свою верность императору… — выдохнул военный судья. Перед ним лежали результаты целого процесса из десятка тестов, допросов и даже мистических обрядов. — И все обвинения выдвинутые майором Бехтелем оказались беспочвенны! — брови генерала Меретихшнапса поползли вверх и только Мудрис сидевший в комиссии промолчал с пониманием и гордостью глядя на Казимира. Тот, выпрямившись перед комиссией как колосок, небритый, немытый, в холодной гражданке, твёрдо стоял на своём. — Я подвёл Его Высочество, Ваше Превосходительство и Его Высокоблагородие военного комиссара! Я лгал вам, чтобы спасти ведьму! Мне нет прощения, я вынужден запросить отставку! — ещё раз для верности повторил Казимир и, сверкая справедливым взором, заглянул в глаза военному судье. — Глава психиатрической комиссии тайной полиции выявлял у него неизвестное психическое расстройство и невроз на почве ведьминого синдрома… — попытался вставить ремарку Бехтель. Но военный судья Клод фон Ремарк был не примирим. — Я не достоин носить имперский мундир и символ истинного подданного Богоподобного императора — саблю! Мне нет прощения! — отчеканил Бржиржинский ещё раз. Безумности его улыбки можно было бы позавидовать. Он всё давно решил. Совесть изначально намекала на такой исход. Нельзя было оставаться офицером и быть с ведьмой, которая так удачно откосила от армии, это было бы лицемерием. «Я привёл её в военкомат, а она выведет меня из него!» — такой девиз он придумал. — Дела… — только и сказал генерал и тут же обратился к судье: — И что я принцу скажу? Просрали вашего протеже? — Скажите правду, так будет безопаснее… — сглотнул Ремарк и, перекрестившись на портрет императора, как приговор добавил: — Мы не можем препятствовать собственному желанию, тем более если вы заявляете о семейных обстоятельствах несовместимых с службой! — Так точно! Мне будет неудобно добираться в военкомат с горы Холланд! — кивнул Казимир и виновато глянув на полковника Мудриса добавил: — Я лично разберусь с Его Высочеством, на своё же место предлагаю капитана Эдмунда Мудриса, он достойный офицер! — Вот и замечательно! — вздохнул генерал. Трибунал начался с ничего и закончился по сути ничем. Да уход в отставку молодого видного офицера перед угрозой войны выглядел подозрительно, но только для тех кто не знал подробности, а таких было мало. Семеро Бучей, наконец угодив за решётку, растрезвонили эту сказочную историю на весь город и она всего за какие-то недели трансформировалась в такое, что покидая Райхсвер Казимир на самом деле делал армии большое одолжение. — Простите, — Бржиржинский смотрел прямо в глаза Мудрису. Даже сдавать дела в военкомат он пришёл в гражданке. Форма осталась висеть в шкафу на гос-квартире в том же состоянии что в ночь спасения ведьмы. «Я больше никогда её не одену!» — эта мысль рвала Казимира на куски, но она же и собирала его заново. У него была новая цель. Не получилось быть хорошим верным присяге офицером, так может получится быть хорошим мужем? Как отец. Точно получится! — Не извиняйся. В этом плане все эмигранты одинаковы — теряете головы от Верлинок только в путь! — хохотнул полковник и открыл объятья. Бржиржинский крепко сжал начальника и только сейчас обнаружил какой он мягкий и даже хрупкий. Ему было шестьдесят три, а Казимиру двадцать семь. Только сейчас второй нехитрым подсчётам понял что первый видел всю Адамову войну с детства до зрелости. Теперь многое прояснилось. Особенно его доброта в данном случае… — Ты был хорошим заместителем, по крайней мере свои три месяца отработал знатно, не без приключений и вот с таким успехом, но достойно! Ведьмовод, я не забуду тебя! — на глазах Мудриса выступили слёзы. Он в последний раз разлил Аухлицкий по стаканам и протянул Бржиржинскому. Тот принял сосуд и, не задумываясь, сказал тост: — За эпоху мира! — Будем! — удовлетворённо кивнул Никлос и, выпив, пожал руку Казимиру. На этом их пути должны были разойтись. Навсегда? Зная сказочную натуру Холланда вряд ли. Выходя из кабинета последний раз осмотрел свой стол, попрощался с креслом, потом со всеми в здании. У выхода ждала Левич, сжимавшая в объятьях Ингвара. — Он тоже изъявил желанию об отставке и мы его демобилизовали! — улыбнулась она, передавая довольного рыжего Казимиру. Тот лишь кивнул и тихо спросил: — Как дела с Гитисом? — Извинения мои он принял, вот сейчас проверяем не соблазнится ли он на Беккер снова! — радостно отозвалась Трис и, вдруг погруснев, уткнулась в плечо бывшему лейтенанту, в ответ спросила: — Не прощаемся? — Будет война, поймают и пошлют на фронт, там и свидимся! Я готов умереть за тебя, так что не прощаемся! — сказав это Бржиржинский по-наставнически поцеловал Левич в лоб и бросился к полицейской машине, поджидавшей его в тени припорошённой снегом башни. Задняя дверь справа неуверенно скрипнула. Белоснежные волосы расплескались среди морозца, зелёные глаза счастливо сияли глядя на него, острые клычки украшали улыбку, а щёки пылали огнём от радости. — Иезуитик! Рыцарь, импортный! — шёпотом позвала она. Сидевший за рулём авто Гуго, деланно кривляясь закрыл глаза, чтобы не смущать их. Благодарный ему за это Казимир тут же бросился к своей ведьме и закружил объятьях. Кто на этот раз был инициатором поцелуя не выяснил бы ни один трибунал, тем более что в него подло вмешался Ингвар начавший лизать новой хозяйке и старому хозяину щёки. — Я скучала! — звонко вскрикнула она, нарушив свой милый образ молчаливой лесной невесты в белой шали. — А я-то как! — зажмурился от удовольствия Бржиржинский, подозревая что сейчас все окна в военкомате заняты человеческими фигурами, особенно окно кабинете военкома. Мудрис, Пискревич, Фердинанд, Эдмунд, Гурвик, все смотрели. Прохожие тоже останавливались, любуясь их воссоединением, среди них была хитро замаскировавшаяся под мальчишку газетчика Штеклер. — Я больше не буду так напиваться, честно-честно! — прошептала Хексе. Заметив взгляды, она словно лисичка сменившая шубку, распушилась и страстно прижала любимого к себе. Позвоночник неприятно хрустнул и чуть не обвалился в кальсоны, но Казимир не подал виду и нравоучительно заметил: — А я и не дам! Алкоголь зло! Бросаем! Будем вместе пьянеть от красоты леса, я ведь теперь королевский лесничий! — Да ну! — удивилась она и с восторгом стянула с его головы шляпку егеря с дубовым листом и хвойной веточкой. — Ну да! — расхохотался Казимир и, поймав момент, когда она меньше всего ждала, ухватил за запястья и вновь поцеловал. — Вам повестка из военкомата… — Простите, герр военком, меня перевели на семейный фронт! — хитро усмехнулась Эйб, ухватив его чуть ниже пояса. Они оба засмеялись. Машина уносила их в сказку. Теперь точно сказку, это Казимир знал на личном опыте.