***
— Тэхён ещё не вернулся? Почему он так долго? — Чонгук откладывает альбом, в котором собраны его наброски по оформлению нового офиса. Некоторые его задумки Юнги не понятны, вызывали дискуссии, но спорить с Чонгуком — себе дороже. Только Тэхёну под силу справиться с буйной фантазией его мужа. Мин смотрит на часы. — Да, что-то он задерживается. Может, решил махнуть в своё время, прогуляться по барам… — не договаривает, мысленно хлопнув себя по лбу. — Эй, Гуки, шучу я, шучу. Дурацкая шутка, знаю, прости. У Чонгука дрожит нижняя губа, он опускает голову и солёные капельки падают на бумагу, тут же впитываются, размазывая карандашные линии. Одна только мысль, что Тэ может оставить его, разбивала и вызывала неконтролируемые слёзы. — Боже, Чонгук, я идиот, прости. Да Тэхён без тебя в туалет не ходит, я вообще удивляюсь, как он согласился оставить тебя со мной. И то, только потому, что работа сама себя не сделает. И ехать так далеко ты не хотел. Так что не волнуйся, ещё тридцать — сорок минут он будет здесь, — он не успел закончить, как в коридоре послышался низкий голос Тэхёна, обращённый неизвестно к кому. — Вот здесь будет его офис, заходи. — А вот и он, я же говорил, — Юнги с облегчением выдыхает, ещё немного и Чонгук совсем расклеился бы, и тогда пришлось бы отвечать перед Тэхёном, а этого совсем не хочется. Он зябко повёл плечами, представив гневный взгляд Кима. Дверь распахнулась и в кабинет зашёл улыбающийся Тэхён, а следом… Чимин? Чонгук открыл рот, хотел что-то сказать, перевёл взгляд на Юнги и закрыл рот. Повисла тишина, хоть руками трогай. У Юнги перехватило дыхание, окна открыты и прохладный воздух обдувает раскрасневшее лицо, но ему душно. Тэхён пропустил вперёд немного бледного взволнованного Чимина. — Мы ждём вас дома, особо не задерживайтесь. Тэхён схватил за руку Чонгука, потянул к двери, но тот слегка сопротивлялся, оглядываясь назад, пытаясь внимательно оценивающим взглядом разглядеть нежданного гостя, который тихими шагами подходил к застывшему от шока Юнги. — Пошли, Гука, пусть поговорят, им многое надо решить, — обнял любимого, целуя в щёку, соскучился за два часа, что не видел. — Он успеет вернуться? Ведь иначе он застрянет тут надолго. — Чимин навряд ли вернётся. — Что? Мин настороженно следил за приближающимся к нему Чимином, растеряно моргая. Закрыл глаза, опустив голову, замер, ожидая, что сейчас откроет их и видение испарится, исчезнет, поток свежего ветра сдунет дымку туманного морока, но вот он, всё ещё стоит перед ним, с каким-то паническим страхом разглядывает его. Голова нервно дёрнулась. — Что ты тут делаешь? — выдавливает вдруг севшим голосом. — Ты не рад меня видеть? — пытается выглядеть уверенно, но это не совсем у него получается. С тревогой разглядывает тень боли, легшую на лицо. — Не знаю, я стараюсь смириться с неизбежностью. Пытаюсь вытравить воспоминания о тебе из своего сердца. — И как, получается? — Нет. Зачем ты здесь? Почему появился вновь? Я хочу забыть тебя. Я ведь так стараюсь… — голос застревает в горле. — Ты же говорил, что у тебя есть надежда. — Была надежда. Теперь её нет, она умерла, как однодневный мотылёк. Неужели ты не понимаешь, как мне трудно сейчас? Мне больно, — Юнги тычет себя в грудь. — Я хочу стереть эту боль. Вот здесь. Рана. Она кровоточит. Может лет через пять она заживёт, может через десять. А может и никогда. Уходи, не трави мне душу. Чимин сделал шаг навстречу, прижал свою маленькую ладонь к чужой груди, чувствуя, как под ней трепетно и часто бьётся чужое сердце. — А может я смогу его излечить? Юнги поднял голову, по щекам стекали слёзы, он их не прячет, не смахивает. Они так и льются непрерывным потоком. Горько усмехнулся. — Что ты можешь сделать? Я не хочу тешить себя напрасными иллюзиями, — повторил сиплым голосом. — Уходи… — Нет, — Чимин покачал головой. — Не для этого я вернулся сюда, чтобы просто так уйти. — А зачем ты вернулся? — какие-то слабые подозрения встрепенули затуманенный мозг. — У тебя правительственное задание? — давит тяжёлыми сапогами слабые ростки надежды, не давая им набраться сил и проклюнуться сквозь толщу недоверия и страха. — Глупый, я не работаю на правительство, я уволился, — Чимин грустно улыбнулся. — Почему? Ты ведь так любишь свою работу, — Мин выглядел совсем потерянным. — Я тебе кое-что скажу, Юн, выслушай меня и подумай, как тебе поступить. Я приму твоё любое решение, каким бы оно не было. Чимин замолчал, выдохнул, набираясь сил для дальнейшего разговора. — В моём времени я был как будто лишним. Всё куда-то торопился, спешил. Я многого добился, у меня собственный дом, дорогая машина, карьера, я уважаемый и признанный профессионал в своей области медицины. У меня несколько опубликованных работ. Но вечером я прихожу в пустую холодную квартиру, где меня никто не ждёт. Никто не нуждается во мне, как в человеке. Ночью остаюсь один. Никто не согревает меня своим теплом. Только рядом с тобой я ощутил себя нужным. Мне стало предельно ясно, что на просторах Вселенной я не одинок, если моё сердце бьётся в унисон с твоим, подле твоего. И не важно, что мы из разных измерений. Мы как два пазла, идеально сошлись, сложились без зазора, впритык. Жить без тебя это какая-то нелепая ошибка, ужасное недоразумение, которое, если не исправить, приведёт к печальным последствиям, неминуемой катастрофе. Я в упор не видел собственного счастья. Боялся признаться себе, что без тебя я ничто. Меня нет без тебя. Не знал, как жить дальше, после того, как ты подарил мне рай на земле. И он остался здесь… Ты — мой рай… А я там… Я понял, что должен сделать выбор. Или продолжить свою прежнюю одинокую жизнь, лишённую ярких красок, где мои постоянные спутники — серость и скука, или решится на шаг, который круто изменит мою жизнь, но она будет наполнена любовью, пониманием и невообразимым счастьем. Как ты думаешь, что я выбрал? — Поэтому ты здесь? — глаза расширились, голос задрожал, его тело мелко сотрясало. Резко с шумом втянул в себя воздух сквозь зубы, его стало вдруг не хватать. — Поэтому я здесь! — Чимин сделал последний шаг, прижался к Юнги, осыпая поцелуями мокрое лицо. Глаза в глаза, не тратят силы на пустые слова и земля стремительно убегает из-под ног, убыстряя свой ход с каждым мгновением. Сердца заходятся в неистовом ритме. Чувства искрятся, переливаясь ярким многоцветием, скапливаются в груди, вот-вот взорвутся и осыпятся золотистой пыльцой. Мин ненасытно целовал, самозабвенно, дыхания не хватало. Не скрывал дикого ликования. От переизбытка чувств всхлипывал, не стесняясь, прижимал, вдавливал в себя, ища подтверждения, что всё реально, всё происходит в действительности, по-настоящему. — Неужели в твоей жизни не было счастливых моментов? — Были, и счастье, и радость, но если не с кем поделиться этими моментами, то какой смысл во всём этом? — Не пожалеешь? Там останутся все блага цивилизации, комфорт, интернет. Хотя не понимаю, что это за штука такая — интернет, но наверное что-то замечательное, раз Тэхён до сих пор страдает без него. А здесь… — А здесь есть ты. — Ты скучал? — и получает энергичные искренние положительные кивки головой. Только теперь Юнги понимает Тэхёна и Чонгука, понимает тот болезненно сжимающий все органы страх, который они испытывали даже находясь рядом друг с другом, неотрывно следя глазами за каждым шагом, за каждым движением. Когда постоянно прикасались к друг другу, держались за руки, боясь отпустить хоть на мгновение. Юнги почувствовал невыносимую тревогу от мысли, что ещё немного и всё может закончиться. Чимин исчезнет, оставив после себя стягивающую грудную клетку острую жгучую боль. Его пугает вероятность услышать ставший уже ненавистным звук щелчка захлопывающей двери за высокими воротами, который преследовал его в кошмарных снах. Но он здесь, в его руках, живой, мягкий, податливый, такой красивый. Его лучистые глаза светятся мягким блеском. Они согревают, дарят надежду. Полные губы такие сладкие, вкусные, загадочно подразнивают. И Чимин весь целиком принадлежит ему. Хотелось кричать. Он знает ради кого бьётся его сердце. Юнги такой суровый, мрачный, жёсткий, сейчас тает, плавится, растекается. Для Чимина он другой, нежный, внимательный, любящий. Вместе с теплом рук Пак ощущал, как упоительный прилив нежности затапливает, переходя в невыразимую эйфорию. Он зарылся ладонями в волосы Юнги. Провёл пальцем по губам и с восторгом впился в них, улыбаясь в поцелуй. Чимин всё ещё не может поверить. Глубокое одиночество, чувство покинутости, потери, беспомощности, невозможность как-то повлиять на ситуацию, всё это растворяется в теплоте рук, окольцевавших его талию и прижимающих с силой к себе поближе. В его руках он чувствует себя защищённым, испытывая невероятное облегчение, и утыкается своим лбом в чужой. Чимину легко и комфортно, он на своём месте, там где должен быть. В уютных объятиях того, к кому стремилось его мечущееся сердце, и наконец нашедшее успокоение. Прошлое и будущее сплелись воедино, обретя смысл и форму. — Ты любишь меня? — Я люблю тебя бесконечно.***
— Папа, мне надо с тобой поговорить. Тэхён поднял голову, откложил книгу и снял очки. — Что такое, мелкий? — он похлопал по дивану рядом с собой. Когда сын Чонгука впервые назвал его папой, это произошло так естественно, что сначала никто не обратил внимания. Потом, когда произнесённое слово дошло до Тэхёна, у него сжалось всё внутри, комок перекрыл горло и проступили слёзы. Это был один из тех счастливых моментов, которые остаются в памяти навсегда. — Ты же знаешь, мне нравится заниматься танцами, — младший сел, укладываясь подбородком ему на плечо. — Ну да. И? — Ким терпеливо выжидал, пока младший наберётся духу для продолжения, не торопит. — Я хочу заниматься этим профессионально, — немного помявшись, выпалил, зажмурившись. — А как же живопись? Ты же говорил, что мечтаешь стать художником? — задумчиво посмотрел, обдумывая слова младшего. — Приоритеты меняются. Рисование — это хобби, а танцы — моя страсть. — Почему ты до сих пор скрывал? Мы ведь с твоим отцом уже подбирали тебе художественную академию. Чонгук знает? — Ещё нет. Я решил сначала с тобой обсудить, — помахал головой так, что кудряшки волнами разлетелись и пружинками вернулись обратно. — Страхуешься? Боишься, что отец рассердится за твоё непостоянство? — Тэхён тепло ухмыляется. Младший всегда так делал, нашкодив, прятался за спину Тэхёна, зная, что тот оградит его от заслуженного наказания. Ну или смягчит гнев отца, тогда уже и наказание будет не таким жёстким. Но не приведи господь разозлить Тэхёна. Тогда младшему лучше сразу явиться с повинной и признать свою вину. И с честью понести наказание, заключающиеся в дополнительных кругах бега вокруг дома, мытьё полов и грязной посуды. Так что к своему выпускному классу он научился мыть полы до блеска, посуду вытирать до скрипа и имел подтянутую атлетическую фигуру. — Ха, папа, ты слишком хорошо меня знаешь. Ты ведь на моей стороне? — с надеждой сложил ладони на груди. — Мелкий, мы оба на твоей стороне, — Тэхён особо подчеркнул «мы». — Поддержим тебя в любой ситуации, чтобы ты не решил. — Твои слова да отцу в уши, — тихо пробормотал под нос, но его услышали. — Как бы я тебе твои уши не надрал. О чём речь? — возле двери стоит Чонгук, вытирающий пот со лба полотенцем, висящем на его шее. Младший едва заметно напрягся и с тревогой перевёл взгляд с одного на другого. Тэхён улыбался, с любовью смотря на мужа, только что вышедшего из домашнего спортзала в мокрой майке, где долго и упорно изнурял себя тренировками, совершенствуя и так идеальное тело. — Да вот, солнце моё, наш сын решил связать свою жизнь с танцами. Что думаешь? Чонгук, подходя к ним, с удивлением посмотрел на Тэхёна-младшего. — В смысле танцы? А как же… — Отец, танцы — это то, чему я решил посвятить свою жизнь. — Довольно неожиданно. Ты столько времени и сил уделял живописи. Будет жаль, если ты закопаешь такой талант. Но раз ты уверен в своём выборе, то почему бы и нет, — Чонгук пожал плечами, но всё же испытал капельку сожаления. — Надеюсь ты не пожалеешь о своём решении. Чон младший облегчённо выдохнул. — Но имей ввиду, если ты решишь попробовать что-то новое или вернуться к старому, не бойся говорить нам об этом прямо и сразу. Хорошо? — Тэхён притянул потного Чонгука к себе за запястья, прижимаясь губами к влажному виску. Втянул носом любимый запах. За столько лет его сердце всё ещё учащённо бьётся при виде Гука. Его взор всё также неотрывно следует за ним. Всё также чувствует на себе пристальный взгляд любимых почти чёрных глаз. Всё также стремятся при любой возможности прикоснуться руками, губами. Они — опора друг для друга, вокруг которой крутится их мир, мир только для них двоих. Они исцеляют друг друга, излечивают, одаривают невероятным счастьем. Их любовь излучает удивительный свет, который согревает и оберегает тех, кого они допустили в свой мир. — Вы самые лучшие папы. Я люблю вас, — Чон-младший кинулся с обнимашками к самым родным людям. — О нет, отец, отпусти, фу, ты весь мокрый.***
Чонгук пытается сдерживать рвущие на волю слёзы. Обидно. Все его труды, старания, стремления, всё это никому не нужно. Его проект даже не приняли и не рассмотрели. Перемещение во времени для всех по-прежнему остаётся фантастикой. Варп-двигатель ещё никому не удалось воплотить в реальность, а он попытался, но профессора и комиссию эта идея совсем не заинтересовала. Чонгук закусывает губы. Он не отступится, но всё равно обидно. Вздыхает тяжко, сколько закрытых дверей так и останутся закрытыми, но он будет стучаться, хоть одна дверь да откроется. Комиссия выбирает проекты, которые вероятнее всего будут использованы на практике в дальнейшем в различных областях науки и техники. Что открывает прекрасные перспективы для развития в будущем. Чонгуку так важна его идея, он должен доказать, что путешествие во времени это не пустая болтовня. У него был наглядный пример перед глазами. Он с не совсем потерянной, едва теплящийся надеждой ожидает вердикта людей, которые и понятия не имеют о том, что он пытается претворить в жизнь. Студенты столпились перед аудиторией, где заседает комиссия во главе с профессором, который курирует их инновационные задумки. Они только мазнули взглядами по макету Чонгука и пошли дальше. И теперь по именам вызывают тех, чьи работы заинтересовали комиссию и профессора. Стоящий рядом студент, с которым они всё время обучения в университете конкурировали, точнее враждовали, окидывает его презрительным взглядом, довольно хмыкнув и нагло толкнув плечом, проходит мимо. Его имя произнесли практически одним из первых. Вызываемые заходят в аудиторию, радостно переговариваясь, остальные, разочарованные, расходятся. Чонгук стоит около окна, жмурясь, но слёзы предательски скатываются по щекам. И от неожиданности вздрагивает, когда кто-то мягко обнимает его за плечи. — Привет, малыш. Он оглядывается и видит, как в отражении зеркала, себя, только старше, мужественнее, красивее. Рот ошеломлённый так и остаётся открытым, пока его со смешком не закрывают указательным пальцем. — Не расстраивайся, малыш. Ваш этот профессор консервативен, как старая кость, — Чонгук улыбается, с любовью смотря на него. — Дедушка? — неуверенно произносит, почти заикаясь. — Как ты тут оказался? — Да вот, благодаря тебе, твоему изобретению. — Но его не приняли. Они, — Чонгук тянет дрожащим подбородком в сторону аудитории, — даже не поинтересовались принципом работы, — шмыгает носом, вытирая рукавом рубашки влагу с лица. — Ну, успокойся, сейчас твои деды всё исправят, разрулят, — старший помогает платочком вытереть сопли. — Тэхён тоже здесь? — улыбка впервые за этот день трогает губы. — Вон смотри, идёт уже. Я надеялся, что он успеет. Они одновременно поворачиваются и видят заходящего в аудиторию Тэхёна. Чонгук с удивлением оглядывается на старшего. — А… — Подожди немного. Минут через пять дверь отворяется и выходит улыбающийся Тэхён. Он подходит и сразу подхватывает, кружа, Чонгука. — Привет, малыш, — прижимает к груди так нежно, что Чонгук тает и кажется забывает о сегодняшних переживаниях. — И ты туда же, — недовольно бурчит. — Я уже давно не малыш. — Для нас ты всегда будешь малышом, — Тэхён взъерошивает тёмные волосы на макушке. — Ну, деда, — тянет младший, с недовольной моськой разглаживает волосы, пропуская сквозь пальцы. Тэхён невольно заглядывается на этот жест, поворачивает голову к своему Чонгуку. — Смотри, Гука, я всегда говорил, что он твоя копия. — Чон Чонгук! — слышится эхом в опустевшем коридоре. Младший испуганно вздрагивает, оглядываясь. — Иди, малыш, всё у тебя получится. Покажи им, чего ты стоишь. — Но… — Чон Чонгук здесь? — повторный окрик. — Здесь! — вместо младшего отвечает старший. — Иди смело. Какой девиз нашей семьи? — Надежда и любовь? — приподнимает в вопросе брови. — Да, малыш, именно он, «надежда и любовь». Это то, что помогает двигаться дальше, не потеряв себя. Всегда помни об этом. И знай, мы всегда рядом, — Тэхён и Чонгук машут руками. Он делает шаг к аудитории, но резко разворачивается и бросается к ним, обнимает обоих, шепча: — Я люблю вас. И скучаю по вам. Мне не хватает вас, — слёзы льются, прижимается к ним, чувствуя, как его обхватывает кольцо рук, ему так хорошо, так тепло, так уверенно. Его греют и успокаивают с двух сторон. Совсем как в детстве. — И мы тебя любим, малыш. — Я вас ещё увижу? — он поднимает мокрое лицо, заглядывая в такие же влажные от слёз глаза. — Может быть, всё возможно, надейся и люби, наш Гуки. Беги давай, а то довёл стариков до слёз. — Какие старики, вы такие молодые. И красивые. Они, посмеиваясь, мягко подталкивают его к аудитории. Выдохнув, он идёт твёрдым шагом, взявшись за ручку двери, оглядывается, затуманенным взором ища родные лица, но их уже нет. И только фантомное тепло объятий горячих и любящих рук напоминает, что это не плод его бурного воображения. — Чем ты профессора прижал? Успел что-то нарыть? — Ты во мне сомневался? Любовь моя, ты меня расстраиваешь. Мне уже можно обижаться? — Нет, нет, Тэ, я ни капельки в тебе не сомневался, милый, просто боялся, что ты не успеешь. Так что ты на него накопал? — Ты представляешь, оказывается…