* * *
— Что за отстойное место, — бормочет Илья, когда они с парнями оказываются здесь. Пока Арсений беспокоится о своём, у него тоже поводы для нешуточной тревоги. Начинаются вторые сутки поисков. И его это неимоверно бесит. Почти все адреса, которые им дал Шеминов — хрень собачья, как называют этот провал между собой парни. Отсутствие результата натягивает терпение Попова до предела, Илья это очень чутко чувствует. Впрочем, для этого не нужно обладать дюжей интуицией; то что босс орёт на него в трубку, расшифрует корректно даже идиот. Ему самому эта суета не очень понятна, в его картине мира главное просто найти тех двоих. Живыми или нет — разве это так важно? Найти, отомстить и жить спокойно. Но Арс суетится так, будто бы для него этот вопрос становится чересчур принципиальным. Очередная дыра, в которую им суждено залезть. Каждый адрес находится, как в издевательство, на другом конце города, в неприметном захолустье. И иногда Илью терзают смутные сомнения касательно того, что, может быть, это они подрастеряли хватку и просто плохо ищут? И чем меньше оставалось адресов в списке, тем больше он начинал нервничать. Не хотелось проверять, что сделает с ними Попов, если они облажаются. За всю свою жизнь он лишь несколько раз видел Арсения в ярости и очень не хочет теперь вновь дублировать эти воспоминания. Бандиты сейчас находятся в пределах одного из самых неприятных районов Москвы — Северное Чертаново. По статистике, именно в этом районе совершается больше всего криминальных преступлений. И Макару кажется, что совершится ещё одно, потому что босс уже выехал к ним. Это последний адрес. Парни заметно теряют боевой настрой, потому что отсутствие результата на вторые сутки не есть хорошо, это предельно понятно всем. Поэтому после короткой мотивирующей речи от исполняющего обязанности босса, они готовятся к поискам. — Ну и чё ты приехал? — Илья встречает Арсения хмуро. — Мы сами бы разобрались. — Если бы умели сами разбираться, — лицо Попова мрачнее тучи, заспанные глаза налиты кровью, — вы бы нашли их ещё вчера, — цедит он сквозь зубы. — Почему вы такие бестолочи тупые, я одного понять не могу! Макар предусмотрительно не отвечает. Они идут рядом. Чёрное пальто бандита развевается сзади, обнажая чёрную шёлковую рубашку с узорами под ним, расстегнутую наполовину. Он зарос сильнее, чем сутки назад, волосы на удивление уложены аккуратно. В целом ничего не изменилось: Арсений как Арсений. Илья замечает, как тот держит руку за поясом, словно готовясь в случае опасности сразу же воспользоваться оружием. — Это последний адрес. Они должны быть там. — Молись кому угодно, чтобы это было так, — хрипло обрывает его воодушевляющую тираду и пренебрежительно хмыкает. По указанным координатам их встречает пятиэтажная хрущёвка депрессивно-советского серого цвета. Арсений сам вырос в таком же доме, поэтому только невесело ухмыляется. Пальцы по-прежнему не разжимаются на рукояти пистолета. Ему не хочется шуметь, беспокоить соседей, опять скрываться от полиции, но сейчас он готов на всё. Чем больше проходит времени, тем сильнее он злится. И если вчера утром только искал причины, чтобы столкнуться с Витязем лбами, то сегодня это уже превратилось в очень личное дело. В дело, за которое обязательно нужно отомстить. Ведь он по праву считает себя оскорблённым. Первым поднимается на пятый этаж Илья. За ним идут несколько парней из группировки, следом — Арсений, затем и остальные мужчины. Он не прячется за ними, просто его не пропустили первым, вот и всё. Такой криминальный кодекс. Их встречает массивная чёрная дверь. Макар громко стучит ногой, затем завершает эту череду коротким ударом кулаком. Голоса за дверью стихают, но затем их гул возвращается. Арс раздражённо хмурится. — Витязь! Открывай! Дело есть! — зычным голосом кричит Илья. — Не заставляй нас суету наводить. Весомый аргумент. Потому что дверь наконец-то распахивается. Их встречает высокий, как на заказ, бритый мужчина в чёрной майке-алкоголичке, плотно обтягивающей его мускулистое тело. Выцветшие синие татуировки покрывают его руки, сложенные на груди. — Чего вам? — лениво интересуется тот, не отводя взгляда от Ильи. На остальных он банально не обращает внимания. — Пропусти, — коротко отвечает ему тот. — Не-а, — мужчина пожимает плечами и так лениво вздыхает, будто ему уже успел наскучить этот только начавшийся диалог. — Разойдитесь, идиоты, — голос Арсения заставляет всех вздрогнуть. Прежде чем кто-либо, включая охранника, успевает сообразить, он в два шага оказывается на пороге квартиры. И ему наконец-то пригождается нагретый ладонью пистолет, потому что он в считанные секунды выхватывает его из-за пояса, заносит руку и резким и коротким ударом бьёт верзиле в висок. Тот ненамного выше Попова, поэтому сделать это удаётся достаточно легко. Мужчина охает, хватается за голову и приседает, жмурясь от резкой боли. Пользуясь отличной возможностью, он проходит в квартиру, автоматически приводя в движение сборище людей за своей спиной. Выключается музыка и утихают разговоры. Вокруг виснет угрожающая тишина. Попову не в первый раз присутствовать на таких разборках. Он не сильно любит участвовать в конфликтах и кому-то что-то доказывать. Как правило, действует одна простая схема: на чьей стороне сила, тот и прав. И не всегда важно, понимает ли оппонент, за что ему прилетает. Иногда нужен просто сам факт мести. Но сегодня случай принципиальной важности. Потому что, как оказалось, не всем знакомы базовые понятия уважения и чести. И, видимо, кому-то нужно напомнить об этом. Типичная небольшая квартирка со скромным советским ремонтом. Широкий коридор, который ведёт на кухню, в санузел и ванную, а также в достаточно просторную гостиную, в конце которой располагается ещё одна дверца, видимо, во вторую комнату. Арсений бросает короткий взор на эту дверь и кусает губу, преодолевая желание сейчас же прорваться туда, выломать дверь и убедиться, что всё не так плохо, как он предполагает. Он в несколько широких шагов оказывается посреди гостиной. Витязь сидит на небольшом кожаном диване, откинувшись на спинку, расправив руки по этой самой спинке, рядом с ним, с каждого боку, сидят по очаровательной девушке в одинаковых коротких юбочках и топиках, что представляют из себя практически невесомую полоску ткани, еле прикрывающую вываливающиеся груди. Кажется, они близняшки. Это он отмечает для себя машинально, когда в целом анализирует обстановку. Больше, кроме всё ещё скрюченного в коридоре охранника, никого здесь нет. И это радует. Не по той причине, что Арсению и его бравой команде может быть страшно, а просто потому, что так будет тише. — Арсений, какая встреча! — молодой мужчина широко улыбается и склоняет голову набок, рассматривая гостя. Он легонько одновременно шлёпает своих подружек по ягодицам, и те послушно, без единого слова удаляются в кухню, плотно прикрывая за собой дверь. — Чем могу помочь? — его широкая татуированная ладонь скользит по бритой голове, по коротким чёрным волосам, а сам он излучает само спокойствие. — Ты знаешь, зачем я здесь. Он говорит это, с трудом выдавливая из себя слова, потому что с каждой минутой злость снова закипает внутри, как обжигающая и разъедающая лава, она заполняет кипением это с ног до головы. — Да неужели? — Витязь резко и бодро вскакивает на ноги перед Поповым. Он поправляет задранные рукава чёрной рубашки и легонько касается пальцем ворота его пальто, словно убирая с него соринку. — Проваливай отсюда лучше. — А то что? — тихо и спокойно интересуется Арсений. Он выжидает несколько секунд, пряча пистолет в кобуру, затем хватает его за шею. Выражение лица меняется быстро. — Придержите его шавку, — не оборачиваясь, бросает Макару. Ребята слушаются беспрекословно. Он выше Витязя, но ненамного, но зато уж точнее мускулатуры в нём больше, да и в плечах шире. Поэтому не так сложно, чуть приподняв его, протащить несколько метров и впечатать резким движением в ту самую дверь. — Эй-эй, Арс, ты чего? — он беспомощно разводит руками, жадно и второпях делая несколько вдохов. — Приехал лично тебе объяснить, как поступают с такими крысами, как ты, — Арсений эти слова выцеживает, сцепив челюсть. Он дышит часто и быстро, его глаза наливаются кровью ещё сильнее. — Думал, как мразь и собака последняя вломишься ко мне, и тебе всё сойдёт с рук? — рявкает в перепуганное лицо Попов. Он на мгновение отстраняет Витязя от двери, чтобы снова припечатать его затылком. Мужчина морщится и тихо скулит. — Тебе повезло, что мои пацаны отошли именно сейчас... — бормочет он, собираясь с силами. — А то что?! Что они мне сделали бы?! Что молчишь?! — кричит Арсений, снова вбивая его бритую голову в дверной косяк. — Что сделали бы, а?! Он, наверное, продолжил бы делать это с той самой накопившейся в нём яростью и гневом, если бы не тихий голос, который острый слух расслышал сквозь собственный крик. Откидывает в сторону оппонента и дёргает ручку двери. Она не поддаётся сразу. Арсений чертыхается и двумя руками хватает её, ногой упираясь в стену, чтобы выломать. Косяк трещит, и дверь поддаётся. Он заходит внутрь. Небольшая комната с плотно зашторенными окнами. Здесь очень темно. Мебели, кажется, нет никакой, поэтому первое время он просто растерянно оглядывается, пытаясь привыкнуть к полумраку. Макар, который подходит сзади, наклоняется и щёлкает выключателем. Тусклый свет одинокой лампочки освещает пространство. — Вот он, босс, — констатирует Илья, кивая куда-то вниз. Арсений опускает взгляд. Длинная тонкая труба прорезает потолок и идёт до самого весьма грязного пола. Антон сидит на полу. Его волосы спутаны и прикрывают глаза, которые щурятся от неожиданного света. Ноги полусогнуты, а руки, заведённые за спину наверх, пристёгнуты к трубе кабельными стяжками. Попов раздосадовано цокает и присаживается рядом с ним. Шастун поднимает голову. Арсений ощущает, как что-то внутри него неумолимо сжимается. Лицо молодого человека не выражает ничего, на губах запеклась кровь, на впалых щеках багровеет несколько кровоподтёков, одежда, его собственная одежда, домашняя, порвана. Мужчина вытаскивает из внутреннего кармана острый перочинный ножик. Им он перерезает стяжки, сразу же отстраняясь от батареи. — Блять, она же горячая! — изумлённо произносит он, засовывая ножик в карман, хватает худые руки парня, переворачивая их ладонями вверх, рассматривая ожоги, покрывшиеся пузырями. — Знаешь, — у него заплетается язык, — сначала больно было, а потом ничё, привыкаешь в целом, — на уставшем лице блуждает будто пьяная и глупая улыбка. — Встать сможешь? — хмуро спрашивает Арсений. — Да хуй его знает, — бурчит Антон, тяжело вздыхая. Внутри него становится так тепло и хорошо от осознания, что всё это кончилось. Даже возникает что-то типа некоего прилива сил. Пытается встать, но тут же плюхается на грязный пол, Арсений ловит его, осторожно усаживает рядом. — Эй, вы! Помогите ему встать! Он встаёт сам, брезгливо оглядывает комнату, отряхивает пальто и руки. Выходит из комнаты. Витязь сидит снова на диване, держась за голову, исподлобья злобно испепеляет Попова взглядом. Двое ребят в коридоре контролируют охранника, руки и ноги которого уже успели связать этими самыми кабельными стяжками, трое, включая Макара, нависают над главарём, который даже не пытается сопротивляться. — Какая же ты мразь, Витязь, — цедит Арсений, подходя к мужчине. Тот только ухмыляется: — Не тебе меня учить нравственности, Арсений. Проваливай отсюда. — Ты думаешь, тебе это просто так сойдёт с рук? — А что ты сделаешь, убьёшь меня? — он сипло и коротко смеётся, щуря серые глаза. — Да, ты прав, — кивает Попов. Он делает ещё шаг, приблизившись к нему максимально. — Именно это я и сделаю, — спокойно достаёт из-за пояса пистолет, филигранно и аккуратно протирает дуло рукавом пальто, перезаряжает. — Размозжу твою безмозглую башку об эту стену. А потом, — он практически счастливо улыбается, — возьмусь за твоего охранника. Лицо Витязя моментально бледнеет. Он рассеянно хмурится, словно пытается понять: правду ли говорит Попов. Облизывает пересохшие губы, на этих же губах играет жалкий оскал. Голубые глаза бандита смотрят на него, не моргая и не отрываясь, его брови насуплены, а рука, сжимающая рукоять пистолета, без колебаний направляется прямо ему в лицо. — Арсений, пожалуйста! — неожиданно вмешивается Антон. Он опирается на теперь стоящего справа от Арса Макара и устало смотрит на происходящее. На его грязном лице читается ужас и страх от происходящего, но он всё равно старательно пытается удержаться на дрожащих руках. Илья не вмешивается. Ему совершенно нет дела до того, убьют ли тут кого-то или нет, поэтому он равнодушно и молчаливо существует в текущей ситуации, лишь поддерживая ослабевшее тело Шастуна. — Ну, послушай своего сосунка, — вдруг лебезящим и вкрадчивым тоном говорит Витязь. Ничего не осталось от его наглого и ухмыляющегося лица. — Зачем тебе лишние проблемы? Следователь и так висит у тебя на хвосте. — Заткнись, ублюдок, — с ненавистью бросает Арсений. В его груди нестерпимо жжёт ярость, он знает, что никак от неё не избавиться, только если не выплеснуть своё безумие хоть на кого-то. — Арсений, — жалобно продолжает уговаривать Антон, — пожалуйста, убери пистолет! — Убрать пистолет? — тот поворачивается к Шастуну. Витязь, пользуясь моментом, пытается вскочить, но Макар коротко свистит, привлекая внимание бандита, что стоит неподалёку, и тот с готовностью обрушивает свой кулак на шею мужчины. — Хорошо, как скажешь. Попов ловко переворачивает оружие дулом в свою сторону и суёт его рукоятью в грудь Антону, он, в ужасе тараща глаза, неловко ловит пистолет. Держит его двумя пальцами одной руки, отстраняя от себя. Оборачивается к Илье, но тот только усмехается и качает головой без даже намёка на сочувствие: — Не-а. Держи сам. Кстати, он заряженный, аккуратнее. — Это вообще не помогает! — шипит на него Шаст, но Макар только беззаботно хихикает. Тем временем Арсений нагибается к Витязю, снова заставляя того против воли встать на ноги. Антон ощущает, как помимо пистолета, который прожигает собой его несчастные два пальца, его изнутри прожигает страх. Попов тоже осунулся за эти два дня, и это почему-то отзывается в нём каким-то сострадательным ощущением, хотя сострадать по логике нужно сейчас только ему. Даже сейчас, небритый и измученный, видимо, бессонницей, он выглядит чрезвычайно очаровательно. Эта отросшая короткая борода придаёт ему брутальности, волосы, чуть растрепавшиеся, короткими прядями падают на нахмуренный лоб, сильная рука сжимает край ворота рубашки Витязя. Это всё выглядит как сцена из кино, того самого, которого так боялся смотреть он и которое так обожает Димка. Страшно неимоверно, но также завораживающе. Сам не верит, что думает об этом, наверное, просто от усталости и бессилия мозг отказывается генерировать адекватные мысли. — Где ты бил его, ну-ка напомни? — рычит Арсений в лицо Витязю. Тот что-то невнятно бормочет в ответ, совершенно не горя желанием вспоминать то, что уже сделано. — Хорошо, — кивает Попов, — будем импровизировать. — Арсений, не надо, пожалуйста, — тихо шепчет Антон. — Заткнись, — отмахивается тот от него. Он сжимает подрагивающие пальцы в кулак и резким ударом отправляет его в живот. Мужчина охает и сгибается по пополам. — Так, может быть? — невозмутимо уточняет бандит. — А, может, вот так? — он толкает его на диван, чуть отстраняется, чтобы расстояние позволило ему подошвой начищенного ботинка повторно ударить, на этот раз прямо в лицо. Да так, что кровь моментально капает на чёрную рубашку Витязя. — Арсений! — Антон роняет пистолет от испуга и сразу же сжимается, ожидая, что тот, как в фильмах, выстрелит. Но ничего не происходит. Илья услужливо поддерживает парня, чтобы тот не упал. Шаст стонет, когда сильная мужская рука хватает его. — Прости, — спохватывается Макар. — На тебе живого места нет, что ли... — ворчит он. — Арсений! Прекрати, пожалуйста! Я тебя умоляю! — Антон стряхивает с себя заботу Ильи и оказывается рядом с Арсением, вцепляясь в локоть его поднятой руки, которую тот заносит, чтобы ударить ещё раз. — Перестань! Попов останавливается, слушая его. Он всё ещё тяжело дышит, не сводя взгляда с Витязя, который одной рукой держится за испачканное сиденье дивана, ладонью второй — прикрывает разбитый нос. Тяжёлые капли крови падают на его брюки. — Я тебя сживу со свету, Попов, — наконец-то с трудом выговаривает он, отплёвываясь от крови. — Ты? Меня? — Арсений стряхивает с себя Антона и наклоняется к нему. — Я тебе богом клянусь, я убью тебя! Если ты или твои жалкие пидорасы только попробуют приблизиться к моему дому! Ты слышишь меня? — протягивает руку, чтобы несколько раз ударить его по щеке. — Моя охрана будет стрелять на поражение, если вы приблизитесь к моему дому, урод! Я тебе даю слово, они или лично я пристрелим любого из вас. Я сдохну, но убью каждого из вас, тебе понятно? — он кричит ему это в лицо, ощущая, как содрогается всё его тело от гнева и ярости, как становится тяжело дышать от необузданной дикости, что животными кандалами сковывает его, в эти минуты лишая сознание последней оставшейся в нём капли человечности. — Арс, уходите, — вмешивается молчавший до этого Илья. — Пареньку нужно в более безопасное место. — Ты меня понял? — Арсений отвешивает ему подзатыльник. — Не слышу? — Да понял я, понял, — хрипит мужчина, обеими руками прикрывая лицо. Попов пренебрежительно оглядывает его с ног до головы, затем опять размахивается, чтобы с наслаждением повторить свой удар кулаком. Морщится от боли, вытирает окровавленные руки о пальто, после чего снимает его и бросает на диван. Туда, где сидит скрюченный бандит. — Теперь можем идти, — он беспечно отряхивает руки, нагибается за своим пистолетом. — А ты чё пялишься, идиот? — рявкает он на охранника, которого связанного держат на полу в коридоре парни. — Всем своим дружкам передай, что с ними будет, если они посягнут на моё. — Что ты будешь делать с ним, Арс? — вдруг снова подаёт голос Витязь. Скидывает себя пальто, демонстративно наступая на него ботинком. Он оборачивается. Несколько секунд молча смотрит на него. Его некогда обезумевшее лицо теперь не выражает ровным счётом ничего. — Не твоё дело, Витязь. Почаще вспоминай о моём обещании. Запах крови меня раззадоривает сильнее. — Прикончил Голоса, теперь и меня прикончишь? — ухмыляется мужчина, рукавом пытаясь вытереть кровь с лица. Арсений замирает. Он чувствует на себе тяжёлый и вопросительный взгляд Антона. Илья дёргается, чтобы продолжить этот акт насилия, но босс делает короткий жест, останавливая его. Ничего не отвечает. Только молча выходит из квартиры. Оборачивается на пороге: — Закончите с ним, — бандиты понятливо кивают. — Пойдём, — кивает Антону. Тот практически на цыпочках выходит из квартиры. Арсений осторожно помогает Шастуну спускаться за ним следом по лестнице. — То есть я теперь принадлежу тебе? — уточняет Антон, когда они всё-таки, с горем пополам, добираются до первого этажа. — Что? — недоуменно пялится на него Арс, но затем соображает и отмахивается. — Это я для красного словца сказал просто, забей. — У меня психологическая травма, — тяжело выдыхает он, когда они оба выходят из подъезда. — Я тебе оплачу психолога. Или лёгкие наркотики. Выбирай сам.* * *
Антон откидывается на кожаное сиденье автомобиля. Всё тело нестерпимо ноет: от боли и усталости. Ему кажется, что стоит только прикрыть глаза, буквально на секунду, и он тут же заснёт. Арсений ведёт молча, не обращая на него никакого внимания. Он остаётся в одной тонкой шелковой рубашке, рукава которой уже успел засучить. Рулит одной рукой, второй облокотившись на дверь салона, смотрит прямо, не отрываясь. Шаст замечает сбитые костяшки на его правой руке и отводит глаза. Вдыхает побольше воздуха, чтобы наконец-то надышаться им и прийти в себя. Ожоги ссаднят на удивление даже больше, чем когда руки были привязаны к батарее. И вообще, после такого количества движений за один раз, он чувствует себя максимально раздавленным. И совершенно опустошённым. Где мама, это Арсению прямо сейчас выяснить не удаётся, но он обещает, что они решат этот вопрос как можно скорее. Антон покорно кивает и соглашается, спорить совершенно нет сил. Он прикладывается гудящей головой к прохладному стеклу и всё-таки прикрывает веки. Ничего сейчас слаще не манит, чем возможность крепко выспаться. В любом положении. Сквозь сон слышит, как мужчина с кем-то говорит по телефону, но не может разобрать о чём именно, хотя это весьма интересно. Он засыпает. К приезду Арсения в доме уже всё готово. Его встречают двое хмурых охранников. Ширине их плеч и невозмутимости лица позавидует каждый. Босс жестом велит им помочь вытащить Шастуна из машины. С нескрываемым удивлением отмечает, что тот даже и не думает просыпаться, когда оказывается на руках у мужчин. Попов пожимает плечами и негромко командует: — Ну, тащите наверх тогда. Он закрывает машину, бдительно щёлкает брелком, дёргает за ручку, удостоверяясь, что всё-таки закрыл. Затем также проверяет входную дверь, которая теперь запирается на несколько замков и вдобавок кодовый ключ. Плюс сто одно очко к паранойе. Лениво разувается, выкидывая ботинки куда-то в угол прихожей. Ему приходит мысль, что и от ботинок надо бы тоже избавиться. Не по какой-то особо веской причине, а просто потому, что противно. И мерзко. Его отпускает. Злость отступает, и на душе становится примирительно спокойно. Он давно так не безумствовал и в глубине души, не без удовольствия, отмечает, что ему понравилось. И ему действительно повезло, что Антон был рядом, потому что почти наверняка он мог бы убить его. Это ничего ему не стоит. Убивать людей достаточно просто. Особенно приятно это делать, когда есть веский повод и мотив. Поднимается следом за охранником, который неловко распахивает дверь ногой, заносит Антона и растерянно оглядывается на хозяина. Тот машет ему, чтобы положил на кровать и убирался прочь. Присаживается рядом. Кажется, все его тряпки тоже нужно сжечь к чертям собачьим. Он бы дал ему возможность поспать и прийти в себя, но претит сама мысль, что Шастун будет лежать в этой грязной и местами окровавленной одежде. — Эй, — осторожно после бездействия касается его плеча, пытаясь угадать со здоровой частью тела, — вставай давай. Нужно помыться и переодеться. Антон! Антон резко вскакивает и садится на уже испачканное покрывало. Арсений осматривает это с отвращением. — Прости, я испачкал тут всё, — сонно жалуется он. — Забей. Сними одежду и вместе с покрывалом положи в мусорный пакет, — безэмоционально сообщает Попов. Он делает несколько шагов в сторону ванной, чтобы порыться в полках высокого узкого шкафчика и найти там рулон чёрных пакетов. Кидает его на кровать. — Спасибо, я справлюсь, — кряхтит, поднимаясь на ноги.* * *
Арсений сидит в кухне, вращая в пальцах телефон. Он уже успел освежиться в душе, выкинуть ненужную ему одежду, даже прихорошиться у зеркала. И сейчас просто ожидает, пока Антон сделает то же самое. Макар несколько раз звонил ему с новостями, которые он очень ждал. Догадаться, что это были люди Витязя, ему самому было практически невозможно. Потому что, видимо, будучи в курсе, что есть камеры, припёрлись в масках. Они особо не разговаривали и тем более не представлялись. Дом Попова нашли очень просто — проследили за ним после их визита с Матвиенко к следователю. Следили весь вечер, получается. Если с Антоном бандиты не церемонились, судя по записям, то с Майей были более аккуратны, это вселяет надежду. Витязь клянётся, что совершенно не в курсе, куда её дели, он утверждает, что сразу понял, что толку от неё ноль, поэтому просто сказал своим ребятам избавиться от неё. Убить или просто куда-то отвезти, это он не уточнял, поэтому не в курсе, какое решение приняли подчинённые. Абсурдность ситуации поражает. Он поручает своим ребятам любой ценой отыскать Майю и привезти к нему. И хочется верить, что для неё этот кошмар тоже скоро закончится. Арсению очень неприятно и досадно, что всё это случилось по его вине. По самой что ни на есть дебильной и тупой оплошности. Его удивляет то, как спокойно отреагировал на него Антон. Возможно, просто ещё не пришёл в себя. Потому что он сам на его месте давно бы хотя бы попытался чем-то себя избить. Встаёт и прохаживается по кухне до нескольких ящиков, расположенных наверху. Открывает один из них, достаёт небольшую аптечку в кислотно-оранжевом сундучке с белой ручкой. Надо бы проверить Антона, чтобы определить, нужен ли ему врач или всё-таки нет. Вздыхает, ощущая полное отсутствие желания подниматься наверх, но умом понимает: на сегодняшний момент хуже греха, чем этот, уже не придумать, поэтому не стоит усугублять положения. Им с Шастуном ещё предстоит какое-то время провести вместе, так что накал отношений совсем ни к чему. Поднимается наверх. Негромко стучит в дверь. Тишина. Стучит снова. Затем, выждав весьма галантную паузу, открывает дверь. Нерешительно медлит и входит внутрь, прикрывая за собой. Антон стоит у окна. На бёдра накинуто белоснежное махровое полотенце. Руки, видимо, сложены на груди. Он не реагирует на чужое присутствие никак. Только мимолётно ёжится от сквозняка. Мужчина бесшумно ставит свой саквояж парамедика на пол и мнётся, не уверенный, что именно ему предпринимать сейчас. Спина Антона покрыта несколькими крупными синяками с царапинами. Тот выпрямляет руки, чтобы поправить полотенце, и Арсений снова видит небольшие пятна ожогов на запястьях. Морщится, отводя взгляд. — Зачем пришёл? — разворачивается. Попов сглатывает, исподлобья рассматривая его лицо. На носу глубокая царапина, несколько кровоподтёков и царапин поскромнее. Зелёные глаза смотрят раздражённо. Синяки от невозможности получить адекватный сон совершенно его не украшают. — Осмотреть тебя и всё такое, — бурчит он, ощущая такую неприятную и удушающую неловкость. Давно его так не плющило от обычной бытовой ситуации. Не уверен, чувствует ли он вину, но головой-то точно понимает: его косяк. — Да неужели! — взмахивает руками и склоняет голову на бок. — Интересно стало?! Пожалуйста! Смотри сколько влезет, давай! Прежде чем Арсений успевает хоть как-то отреагировать и догадаться, что сейчас произойдёт, Шастун резким движением сдёргивает с себя полотенце. Оно поспешно падает на пол, а Антон остаётся полностью обнажённым. Попову требуется время, чтобы прийти в себя и что-либо предпринять. Первые секунды он, не отрываясь, пялится на него. Впалый живот с несколькими багрово-фиолетовыми синяками, стройная талия, чуть торчащие рёбра, на которых тоже пара тройка синяков, выпирающие и невероятно сексуальные косточки таза, аккуратные бёдра и... самое главное. Ни одна сила во Вселенной не удержала бы его от того, чтобы посмотреть. Поэтому он смотрит. Мгновение, может быть, чуть дольше, прежде чем осознать, что он делает. Аккуратно выбритый лобок, член, который гипнотизирует внимание больше всего, Арсению буквально приходится приложить физические усилия, чтобы оторвать взор. Мозг услужливо подкидывает ещё достаточно свежие воспоминания, когда этот член, конечно, несколько больше, чем сейчас, был у него во рту. Попов откашливается и наконец-то поднимает невозмутимые и, как думает Антон, бесстыжие глаза. Он делает ход конём, но, видимо, не до конца понимает, с кем связался. Мужчина по-свойски берёт аптечку и подходит к нему вплотную. Голубые глаза не отрываются от зелёных ни на секунду, смотрят прямо, пожирая собой. — Хорошо, давай. С какого места начать? — бросает ему в лицо. — Может быть, отсюда? — хочет было протянуть руку ниже, но Шастун опасливо отпрыгивает от него в сторону и быстро наклоняется, чтобы поднять полотенце и прикрыться им. Арсений коротко и самодовольно ухмыляется. — Отвали от меня, извращенец, — злобно пыхтит на него парень. — Просто проваливай отсюда. — Послушай сюда, — хватает его за руку, но чуть выше запястья, чтобы не задеть ожоги, — хватит вести себя как малолетний придурок. У меня нет времени с тобой возиться. Хочешь голого, хочешь в полотенце, мне откровенно начхать, но я тебя, блять, осмотрю. А ты будешь сидеть молча и покорно, как щенок, пока я буду обрабатывать все твои ссадины и прочую херню. Затем я свалю отсюда и отстану от тебя, хоть на всю жизнь. Я понятно объясняю или повторить для особо одарённых? Антон таращит на него совершенно изумительные глаза, затем смущается и кивает, присаживается на кровать, складывает руки перед собой, опускает голову. Если быть предельно честным, Арсению хочется отпиздить себя в этот момент. Он сам не понимает, почему завёлся с полуоборота. Он садится рядом, предусмотрительно водружая чемодан с лекарствами себе на колени. Ему становится нестерпимо жарко и тяжело дышать. Старается выровнять это проклятое дыхание и как-то успокоиться. Думать о чём угодно, как можно более омерзительном, чтобы отпустило. Не думал, что возможно так быстро возбудиться от одного только вида его идеального, несмотря на увечья, тела. Кусает губы, водя пальцами обеих рук по аптечке, не решаясь её открыть. — Долго ждать-то? — одёргивает его Антон. — Сколько потребуется, столько и будешь ждать, — молниеносно огрызается в ответ. Всё-таки приступает к делу. Пристально осматривает доступные ему части тела Шастуна. Распечатывает наконец-то этот несчастный чемоданчик. Достаёт ватные диски и хлоргексидин, наносит немного жидкости на несколько дисков сразу, по очереди берёт каждый и аккуратно промывает каждую царапину. Сначала на его лице, потом на ключицах, рёбрах, животе, затем, когда тот переворачивается на живот, на спине, стараясь игнорировать выпирающую из-под полотенца задницу. Даже с облегчением выдыхает, когда всё заканчивается. Наклеивает пластырь на переносицу. Затем берёт сперва одну его руку, потом вторую, кладёт на свои колени ладонями вверх, чтобы из баллончика нанести пену для ожогов. — Больно, — морщит нос. — Терпи. Надо подождать, — он закрывает чемодан и ставит его на пол. — Болит ещё? — А сам-то как думаешь, умник? — Принесу тебе обезболивающее. И поспи, — приказывает и встаёт, чтобы отправиться за водой. — Я так проглочу, хуже не будет. Арсений равнодушно пожимает плечами. Достаёт из карманов штанов блистер с таблетками, который заранее туда припрятал. Выдавливает несколько, кладёт в протянутую ладонь. Шастун морщится, но проглатывает одну за другой. А он снова садится рядом. Извинения — они тут так и просятся, они словно были созданы в этом мире для именно текущего момента, он знает, что должен их сказать, но не говорит. Просто не может. Поэтому просто молча и упрямо сидит, сцепив пальцы в замок и глядя перед собой. Антон тоже молчит, не желая ему никаким образом облегчать ситуацию. Он понимает: ему было бы легче, если бы Арсений извинился, он ждёт от него хотя бы этого, но, видимо, не суждено. — Мы найдём маму, — первым нарушает молчание Попов. — Я тебе слово даю. — Что стало с тем мужиком? — тихо спрашивает Антон, поднимая голову. — Ты же его не убил? — Да нет, конечно. Пока нет, — в этот момент ему снова становится дурно от этого недоброго и злобного взгляда. — Да ничего с ним не будет, не парься. Шаст ничего не отвечает. Он практически невесомо отодвигается от него подальше. Они знакомы пару недель, и не то, чтобы знает его хорошо, но тогда, в той квартире, он его не узнал. Никогда до этого, кажется, к своему счастью, не видел, чтобы Арсений приходил в такую исступлённую ярость и тем более кого-то так жестоко избивал. И он бы точно не остановился, Антон это чувствовал, он бы продолжал до тех пор, пока не избил бы его до смерти. И даже оружие ему для этого ни к чему. — Почему моего отца ты убил более гуманным способом? Этот вопрос приводит его в тупик. Попов озадаченно смотрит на него, даже не находя ни единого слова. — Антон... — Не надо делать из меня идиота. А меня с мамой ты держишь здесь, как подопытных зверей, тоже хочешь убить? — Да не хочу я никого убивать, Антон... — пытается возразить он. — Да ладно тебе! Уж теперь-то не ври! Хотя бы самому себе! — он вскакивает на ноги. — Я даже не гуглил о тебе ничего, просто не хотел ничего знать, понимаешь?! Но знаешь, это всё продемонстрировало мне, какой ты, настоящий. И не надо никаких запросов в интернете, ты даже не пытаешься показать себя с лучшей стороны! Можешь уже не тешить меня сказкой, что не ты убил отца. Просто перестань, у тебя хуёво получается! — Антон, послушай... — встаёт следом и уворачивается от бурной жестикуляции. — Я тебе уже всё сказал. Я не убивал твоего отца, ты слышишь или нет? — Я тебе не верю! Антон чувствует, как слёзы щекочут ноздри. И просто вопрос времени, когда они польются по его щекам, как у девчонки. Ему бы предъявить, ему бы швырнуть в лицо Попова неопровержимые улики, доказательства, что он сам, лично, видел его в квартире отца над его трупом! Ему бы высказаться, обвинить его во всех смертных грехах, наконец-то облегчить душу, которая две недели терпит, держа это всё в себе! Он сжимает челюсти так сильно, как только возможно, чтобы не расплакаться, чтобы не сказать ему, чтобы не накричать ещё сильнее, выплеснуть всю злость, которая только растёт от его бездействия от того, что Арсений облажал, и от банальной и болезненной несправедливости, которая, кажется, сейчас заполняет всю его текущую жизнь. — Антон, — подступает ещё ближе, ловит его руки, старательно пытаясь не смазать белую пену на ожогах. Заглядывает в наполненные слезами изумрудные глаза, говорит тихо и успокаивающе: — Я клянусь тебе своей жизнью, я не убивал твоего отца. Стоит ли что-то слово бандита, убийцы, преступника? У него нет ответа на этот вопрос. Но каждый раз, когда Попов так убеждает его в этом, хочется верить. Не по той причине, что ему хочется его оправдать, хотя, возможно, это тоже имеет место быть, скорее просто хочется избавиться от этих мучительных подозрений, терзаний, сомнений, которые выматывают донельзя, высушивают до дна. Арсений в очередной раз показал, какой он человек на самом деле, ему ни в коем случае нельзя верить, он лжёт регулярно и почти наверняка уже не разделяет правду с вымыслом. Но он так устал. Устал, устал, устал. Смертельно устал. Невероятно сильно. Просто не осталось больше ни одной капли сил внутри, не осталось больше ничего. В нём осталась одна пустота и чернота, которую не заполнить ничем. И он плачет. Ему это, несмотря на эмоциональность, не сильно свойственно, а тут уже второй раз за неделю, просто феерично. Размазывает ладонями слёзы по лицу и в конце данного фиаско утыкается носом в шею Арсению, всхлипывая. Тот смотрит на происходящее практически в ужасе, он расставляет руки в стороны, чтобы случайно не обнять его. Он так же, как и Антон, не любит обниматься, не любит соприкасаться с кем-то, не считая побои или секс; ему это чуждо и непонятно. И знает, что тот делает это не потому, что ему так хочется, а просто по той причине, что, видимо, не осталось сил терпеть. И ещё он думает, что, возможно, было бы неплохо, если Шастун сделал это искренне. Так и стоит, неловко расправив руки, не шевелясь и даже практически не дыша, вслушиваясь в тихий, можно сказать, беззвучный плач, в касание его тела, что прижимается к нему сильнее, чем когда-либо. Нервно сглатывает и сдаётся. Осторожно кладёт ладони на его сгорбленную спину и легонько хлопает ими, изображая собой что-то типа неуклюжего и совершенно бесчеловечного сочувствия. — Я ненавижу тебя, Арсений. — Я знаю, Антон. — Ты самый ужасный и отвратительный человек в мире, которого я знаю. — Я знаю, — также тихо отвечает он и после раздумий аккуратно кладёт голову на его плечо, дыша так тихо, как только это возможно человеческим организмом.