Твой секрет

Лёша проснулся как обычно поздно. Хотелось ещё валяться, но время поджимало. Они договорились постримить с Сашей из квартиры Кореша, чего не случалось миллион лет. Лёша нервничал сильнее, чем перед свиданиями — хотелось хорошо выглядеть, и чтобы в квартире было чисто, насколько это возможно. Лёше казалось, что его мечта вернуться во времена две тысячи двадцать первого, когда они только начали общаться и стримить, исполнилась. Они стали больше времени проводить вместе, иногда откровенно отказывая остальным Хазяевам в активностях. Лёша пару раз ночевал у Саши, несколько раз они играли в каэску на стримах, и несколько раз без них. Иногда Лёша начинал думать, что он, наверное, какой-то тупой, раз предел его мечтаний кататься с Парадеевичем на машине, играть вместе в шутеры и иметь глупые секреты от всех остальных, но он чувствовал себя счастливым. Иногда его пугала мысль, что он чуть было не лишился этого. Каким тупым он был, когда чуть не проебал всё, что у них было, причём дважды. Он так был благодарен Саше за тот вечер, точнее ночь после съемок у Ильи, сам бы он никогда не набрался смелости заговорить, и момент был бы упущен, возможно навсегда. В ту ночь они много говорили о разном, правда, о том, что случилось между ними и о том, что узнал Кореш, не было сказано ни слова, но к такому вообще не понятно как подступиться. Обсуждали на первый взгляд незначительные вещи: воспоминания из детства, какие-то глупые наблюдения о жизни, но по взгляду Лёша понял, что прощен, и всеми силами пытался транслировать благодарность. И после этой ночи отношения начали налаживаться. Лёша бы даже внутри себя пошутил про медовый месяц, но такие шутки были под строгим запретом. К сожалению, всё это не значило, что Лёша перестал думать о Саше не в дружеском ключе. Он изо всех сил постарался затолкать эти мысли как можно глубже и заглядывать туда как можно реже, ожидая, что всё само собой пройдет. Он привык делать так с любой проблемой, и, обычно, прокатывало. В этот раз он явно где-то просчитался, потому что не проходило. Там, в темноте, куда Кореш так редко заглядывал, мысли зрели, расцветали, обретали форму и превратились в Чувство. Иногда это Чувство нападало на Лёшу в самый неожиданный момент. Например, когда они стримили каэску, он, вместо того чтобы играть, залипал на Сашу, или когда они ехали в машине, Лёша отключался и бесконечно разглядывал его красивые руки, держащие руль. В эти моменты у него внутри открывалась такая бездна, что становилось невозможно дышать. И само Чувство, и страх перед ним он тоже засовывал куда-то подальше, чтобы потом это всё неожиданно всплывало во сне такими яркими и неприличными образами, что Лёша просыпался с болючим стояком или вообще с пятнами на трусах. Все эти сны и их последствия он снова засовывал в эту таинственную коробочку внутри, надеясь, что она выдержит. Лёша прибрал в квартире и заказал еды в доставке. Парадеевич снова был на ЗОЖе, и Лёша это учел, хотя, ему до сих пор казалось странным заказывать в доставке лосося и брокколи. Он не стал бы есть такое и бесплатно, а уж отваливать огромные бабки в доставке для него было на грани, и кроме Парадеевича никто из его знакомых такое не делал. Саша приехал раньше, чем они договаривались. Лёша едва успел выйти из душа и открывал дверь, натягивая футболку на влажное тело. Штаны он надеть не успел и стоял в трусах. Капли воды с мокрых волос капали на футболку. Саша как-то неловко мялся на пороге, и Лёша впервые за всё это время понял, что на самом деле назад ничего не вернулось. Саша из прошлого бы точно пошутил что-нибудь гейское, а Лёша бы что-нибудь гейское ответил. Но теперь эта тема явно была, если и не под запретом, то слишком скользкой, чтобы её касаться. Лёша улыбнулся и сказал: — Проходи. Я только из душа, сейчас оденусь, — и ушел в комнату. Надевая джинсы, он ощутил такой сильный приступ разочарования в жизни и в происходящем, что стало невозможно стоять. Кореш сел на кровать, сражаясь с внутренними демонами, нашептывающими ему, что дружба их теперь не настоящая, а фальшивая, и что он сам это знает, и Саша это знает тоже. А ещё ему каждую ночь снится, как он трахается со своим лучшим другом, неужели дружба бывает такой? Неужели Лёша не грёбаный лицемер, изображающий из себя хорошего друга, обманывая Сашу, что у него нет никаких намерений и желаний, просто для того, чтобы находиться рядом, чтобы смотреть на него, напитывать свой извращенный мозг его образами, чтобы ночью они трансформировались в фантазии о самом грязном и горячем сексе из всех что у него когда либо был? Лёше хотелось кричать, чтобы как-то заглушить этот голос, не понятно кому принадлежащий, нашептывающий такие отвратительные, но правдивые вещи, хотелось выдавить себе глаза, чтобы не видеть картинки, которые вставали перед глазами. Лёша почувствовал, как подкралась паника. Почему это должно было произойти именно сейчас? Почему всего лишь одна мысль способна довести его до паники? Почему не получилось затолкать это всё обратно, как он уже делал не раз? К счастью, весь пиздец закончился так же быстро, как и начался. Лёша почувствовал прикосновение руки, и от этого ощущения чужого тепла на плече всё растаяло как дым. С закрытыми глазами Лёша почувствовал, как Саша сел рядом и крепко обнял его. Он не знал о чем думал Саша в этот момент, были ли это объятия «я рядом» или объятия «я всё понимаю», но это было не важно. Острые зубы ненависти к себе и сожаления перестали терзать его и ненадолго скрылись в тени. Момент был прерван звонком курьера, и Лёша резко переключился в реальность. Поели в молчании. Лёша ощутил, что настроение стримить пропало. Как обычно бывало в его жизни — то, чего очень ждешь, оборачивается лютым говном. Но Парадеевич был человеком обязательным, и со стрима соскочить не получилось. Лёша сел в дальний угол дивана, отгородившись от всего мира коленями, словно щитом. Чат традиционно порадовался тому, что они снова стримят вместе, но хуесосил Лёшу за грубость и отстраненность. Сил реагировать на хейт не было. Несмотря на все усилия Парадеевича, Лёша так до самого конца и не включился полностью, хотя пару раз от души смеялся и несколько раз удачно пошутил. Стрим закончили раньше, чем планировали, вырубили камеру и замолчали. Лёша метался между желанием сказать Саше, чтобы тот шёл домой и желанием умолять его остаться с ним навсегда. Тот молчал и было непонятно, о чем думал. Саша был Саша и не мог просто сидеть и нихуя не делать как Кореш. Он встал и начал собирать мусор, пустые бутылки и контейнеры из под еды, а Лёша так и сидел, смотря в одну точку. В квартире было темно, не считая подсветки, но никакого положительного вайба это не создавало, скорее наоборот, врубало дереализацию на максимум. Парадеевич, видимо не нашел что ещё можно поделать, и, заварив чай, вернулся на диван. Из них двоих он всегда был самым неразговорчивым, роль болтуна всегда была у Кореша. Тот вечер исключением не был — Саша молчал. Но и Лёша молчал тоже. Внутри было огромное количество тем, которые он хотел обсудить, и по очереди перебирал мысли в голове, но так и не решался озвучить ни одну. По закону тупых фильмов, заговорили они с Сашей одновременно. И это были очень разные фразы, потому что вопросы «Будешь чай? » и «Ты меня правда не хочешь? » лежат совсем в разных плоскостях. Оба резко замолчали, Саша от внезапности Лёшиного вопроса, а сам Лёша от ахуя, что он свой вопрос действительно озвучил. Это ведь даже не было одной из тех мыслей, которые он крутил в голове. Это было что-то из той мрачной и темной коробочки, куда всё запретное уходило умирать, что-то в чём он не признавался даже себе, не говоря уже о том, чтобы говорить вслух. От неожиданности Саша едва не пролил горячий чай на себя, а Лёша сидел красный и мечтал провалиться сквозь землю. Они молчали несколько секунд, а потом с Корешем произошла резкая перемена, которая иногда с ним случалась. От страха и тревоги, он резко перешел в агрессивное наступление. Такой прием, которому он научился еще в детстве: когда тебя буллят, в какой-то момент надо самому прервать это падение в дыру жалости к себе. Он резко сел на диване, словно очнулся ото сна, переполз ближе к Саше, который не двигаясь смотрел в чашку, и значительно увереннее повторил: — Ты реально меня не хочешь? — сказав это он почувствовал дикую свободу внутри, как будто он наконец нашел источник боли, которая сводила его с ума долгое время. Вот оно. Ему действительно важно было знать, находит ли его Саша привлекательным для себя. С тем, несколько эта ёбаная хуйня он разберется позже. А сейчас он должен был получить ответ. Саша молчал, но Лёшу это не устраивало. Он сел ещё ближе, забрал чашку из рук и, наклонившись, убрал волосы с лица Саши, за которыми тот будто пытался спрятаться. Возможно, Саша не готов это всё обсуждать и, возможно, прямо сейчас, произойдет тот последний раз, когда Кореш точно всё проебет. Но был ещё призрачный шанс со всем разобраться. Он не мог им не воспользоваться. Лёша нежно взял лицо Саши в руки, приблизился к самому уху и сказал: —Я, Саня, очень тебя хочу. Лёша почувствовал как замер Саша, напрягшись всем телом, заставляя Лёшу жалеть о сказанном. Как же иногда хуёво, что они не пьют, нельзя воспользоваться алкоголем ни как отмазкой, ни как универсальным развязывателем языка. Лёшин запал быстро кончился. Хватило его на две громкие фразы, а теперь он сидел и смотрел на Сашу, проклиная себя за то, что открыл свой поганый рот. Уже не в первый раз, между прочим. Жизнь его явно ничему не учила. Он раздумывал о том, что было бы более подходящим в данный момент: провалиться сквозь землю или, превратившись в жидкого Терминатора, лужей ртути медленно съебать из квартиры, поэтому не сразу услышал Сашу. — Это испортит нашу дружбу, — голос был тихий и раздавался как будто издалека, и Лёша, выставив себя полным идиотом, переспросил: — Прости, что? Саша резко повернулся и посмотрел на него непривычно блестящими глазами: — Дурень! Ты не понимаешь, что это дружбу испортит! — эмоциональным Саша обычно не был, и от этой отчаянной интонации у Лёши внутри все сжалось от любви и жалости. Он собрал в кулак всю волю и продолжил этот диалог, ведущий в ад. — Я не об этом спросил, — у него едва хватило смелости это договорить. Теперь была Сашина очередь переспрашивать: — Что? — Я не спрашивал как это может повлиять на нашу дружбу. Я спросил хочешь ли ты меня. Саша молчал, и Лёша вдруг понял, что боится услышать ответ «нет», и его решимость растаяла. Он начал мямлить и оправдываться. — Ну…я имею ввиду хоть иногда… Ну, типа, мысль у тебя такая пробегала? Ну, раз у тебя уже было…— Лёша тяжело и рвано выдохнул и сделал самое страшное признание. — Я думал о тебе. Не один раз. Я вообще всё время о тебе думаю. Набравшись смелости, он посмотрел на Сашу. Выглядел тот так, будто кто-то умер. Было видно, что ему это всё даётся не просто. — Лёха, не важно кто о ком думал. Потому что это хуйня. Я тебе клянусь, что это обосрёт дружбу, — от волнения, у Саши заплетается язык и буква «р» иногда идет на хуй. Как в старые добрые. Саша этого не заметил и продолжил: — Блять, если ты хоть чуть-чуть мне доверяешь, поверь, блять! Пожалуйста, давай не будем проверять. Пожалуйста. Саша вскочил и начал ходить по комнате, но Лёша не слушал. Лёша млел от этого «пожалуйста» и смотрел на то, какой красивый Саша, когда уязвимый и отчаявшийся. Он, конечно, ебанутый, но вместе с любовью, замешанной на жалости к Саше, он ощущал дикое возбуждение от того, что Саша в таком состоянии из-за него. А еще, он кажется завуалированно признался, что фантазировал о Лёше. Лёша подошел к Саше взял его за запястья, вынуждая остановиться. Тот вяло попытался вырваться, отводил взгляд, но Лёша был настойчив. Он положил руки Саши себе на плечи, а свои ему на талию и крепко прижался к нему. Лёша чувствовал как колотится у Саши сердце и ещё раз подумал о том, какое же он говно, раз он кайфует от того, что вызывает такую реакцию. А еще он подумал о том не слишком ли это, прижиматься своим стояком, пока не ощутил, что у Саши тоже стоял. Очень медленно и аккуратно, Лёша отодвинулся от него, провел рукой по животу, плавно опуская руку ниже. Лёша постоянно смотрел в лицо Саше, готовый прекратить в любой момент, но тот молчал, только вздрагивал всем телом, когда Лёша задрал футболку и прошелся по горячей коже живота, очерчивая кубики пресса. Какая-то его часть хотела, чтобы Саша его остановил, потому что он вообще не понимал, что делать дальше, но другая его часть хотела увидеть как он будет стонать, когда Лёша будет касаться его там. Он так хотел услышать своё имя, произнесенное с придыханием, так хотел, чтобы Саша умолял его. План, конечно, был охуенный, но он не учёл того, что сам был сильно возбужден, и возможно умолять придется ему. Когда Саша начал зеркалить его движения, горячей ладонью касаясь живота и спускаясь ниже накрывая стояк рукой, Лёша почти заскулил. Было неясно, пытался ли Саша его отвлечь, заставить понять, что он много на себя берёт или брал на слабо, но соблазн перестать что либо делать самому и просто отдаться Сашиной руке был велик. Однако проигрывать Лёша в этом странном сражении не хотел. Оказавшись около дивана, Лёша легонько толкнул Сашу, вынудив того сесть. А через секунду забрался к нему на колени, предварительно избавившись от джинсов, оставаясь в одних боксерах и футболке. Для странной симметрии он снял футболку с Саши и лизнул впадинку на ключице — осуществил одно из навязчивых желаний последних недель. Саша был так хорош, что хотелось облизывать его всего, чем Лёша и занялся, одновременно рукой касаясь члена Саши через ткань шортов. Лёша прочертил языком дорожку от груди до шеи, поднимаясь ещё выше, останавливаясь на губах. Он заглянул Саше в глаза, словно спрашивая разрешения, но Саша снова впал в своё кататоническое состояние: не двигался, смотрел расфокусировано. Не получая реакции, Лёша почувствовал себя каким-то насильником, несмотря на серьезный стояк в штанах у Саши. — Санечка, всё хорошо? — так странно звучит этот вопрос с чужим членом в руке. Саша словно пришел в себя, сфокусировался на лице Лёши, облизнул губы и ответил после небольшой паузы: — Всё нормально, — кивнул. — А что мы по твоему делаем? Лёша и сам бы хотел знать, что они делают. — Ну штуки всякие гейские делаем, — Лёша хотел звучать уверенно, но получился неуверенный полувопрос. — Я не гей, — ответил Саша. Леша усмехнулся, показывая взглядом на их вставшие члены: — Ага. — Ну нет, в смысле, я би. Наверное. — Так, ну кризис ориентации давай оставим для разговора с Фрамычем, — Лёша хотел пошутить, но получилось хуёво. Саша весь ощетинился, поджал губы, и, если бы Лёша не сидел сверху, ещё бы и колени к груди подобрал, защищаясь. — Ты же понимаешь, что об этом никто не должен узнать? — глаза у Саши были такие несчастные и такие просящие, что Лёша бы согласился вообще на что угодно. — Пообещай, что никому не расскажешь. Мы уже говорили о том, что ты рассказываешь всё подряд. Сейчас как раз тот случай, когда рассказывать нельзя. Никому и никогда. Лёша смотрел в эти расширившиеся от страха глаза, пытаясь припомнить, видел ли он когда-нибудь Сашу испуганным до этого. На ум ничего не пришло. На секунду он выбесился из-за того, что Саша опять припоминал, что Лёша хранить секреты не умеет, но потом посмотрел на его сжатые пальцы, дёргающийся кадык и понял, что он просто не может на него такого злиться. Лёша взял самый серьёзный тон, на который был способен: — Я тебе обещаю, что никогда никому не расскажу, даже под пытками. Ни про меня, ни про нас, — он понял что с этим «про нас» он сильно погорячился, потому что кроме держания друг друга за хуй, да ещё и через одежду ничего считай и не было, но тему он развивать не стал, а повторил. — Саша, я тебе обещаю. Я могу поклясться чем и кем хочешь. Саша клятв не ждал. Лёшиного слова ему было достаточно. Он кивнул после небольшой паузы и Лёша заметил, как расслабились плечи и сжатые пальцы. У Кореша не то, чтобы было много опыта в отношениях, а с парнями его не было совсем, поэтому прямо сейчас он и не понимал, как поступить правильно. Насколько нормально после такого эмоционального момента лезть сосаться? А за член хватать уже можно было? К счастью, ему отвечать на эти вопросы не пришлось, потому что Саша сам потянулся рукой к резинке нижнего белья, чтобы продолжить ровно с того места, на котором они остановились. Лишнего думать Лёша не стал. Только уселся поудобнее, чтобы дать Саше доступ и полез к нему с поцелуями. Ощущения в теле очень быстро вытеснили все мысли. Не существовало больше никакой ориентации, никаких обещаний и беспокойств. Сейчас был только Саша, его пальцы и его горячий рот, который Лёша хотел вылизывать вечность. Впрочем, одна мысль у него в голове всё-таки была и она сводила его с ума: прямо сейчас он с Сашей, со своим Сашей. Целует его, чувствует, как тот отвечает. А ещё у его Саши стоит на него, и прямо сейчас он рукой залезает ему в трусы. Но потом Саша стянул с него боксеры и обхватил своей рукой член, и Лёшину голову покинули вообще все мысли. Он с трудом оторвался от Сашиных губ и, опустив глаза, чуть не кончил от вида своего члена в его руке. Он сам был единственным мужчиной, который его когда-либо касался, да, по правде говоря, девушек тоже было не то, чтобы много. И именно в этот момент Лёша подумал, какой же он ужасный эгоист и положил свою руку Саше на пах. Тот хотел что-то сказать, но Лёша прервал его: — Блять, Саша, пожалуйста, я хочу. И Саша снова кивнул, правда Лёша почувствовал как тот напрягся. Лёше бы очень хотелось как-то Сашу успокоить, но момент явно был не подходящий, потому что Саша медленно водил рукой по члену, и Лёша был способен только на нечленораздельные стоны, а не связную речь. Трясущуюся от волнения руку Лёша запустил в боксеры Саши, понимая, что это точка невозврата. До этого момента, он видел член Саши всего один раз, и тогда он его не то, чтобы особенно интересовал, сейчас же хотелось его рассматривать и трогать каждый миллиметр. Лёша отметил как красиво и симметрично они выглядели сейчас с членами друг друга в руках. А ещё, вопрос с тем у кого больше был официально закрыт. К сожалению, не в Лёшину пользу, но он подумал что как-нибудь с этим смирится. Какой-то адекватный ритм соблюдать было сложно, когда твой член сжимают крепкие пальцы и умело вытворяют такое, чего ты сам не делал никогда. Лёша бы даже загнался на тему низких навыков мастурбации, если бы мог думать о чём-то кроме того, как великолепно Саша знал, что нужно делать. Он вспомнил, что в общем-то и сам был занят делом, и как-то захотелось тоже не уронить лицо, и наклонившись к Саше, он спросил: — Санечка, как ты любишь? Саша вопрос понял, будто не с первого раза. Он замер и посмотрел практически чёрными от возбуждения глазами. Лёше они даже показались безумными. А через несколько секунд он ощутил, как его руку убирают, а его касается что-то твердое и горячее. Опустив глаза, он увидел, что Саша теперь держит оба их члена в своей руке и двигает ими одновременно. Лёша бы, наверное, заорал, если бы не потерял способность произносить что-то кроме стонов. Ему всегда казалось, что мужское тело далеко не такое красивое, как женское, а уж про интимные части нечего и говорить, но прямо сейчас он был готов забрать все свои слова назад, потому что это выглядело как искусство. Саша нашёл идеальный темп и Лёша, вздрагивая всем телом, бесстыдно стонал, даже не пытаясь сдерживаться. Ноги онемели и почти не держали его и, чтобы не упасть он положил руки на спинку дивана, чувствуя какой жар исходит от Саши. Он не знал куда хотелось смотреть больше, на то как красиво двигаются их члены в Сашиной руке или на него самого. Он выглядел так охуенно с растрепавшимися волосами, пунцовыми щеками и неприлично яркими губами. Лёша аккуратно наклонился и провел языком по нижней губе и Саша, практически все время молчавший до этого, застонал и начал двигать рукой быстрее. Лёша почувствовал, как напряглось Сашино тело и быстрее задвигалась рука. Саша кончил через несколько секунд, выстреливая тягучими каплями спермы, падающими на его руку и Лёшин член. Кореш особенной выдержкой никогда не отличался, а от такого зрелища устоять было просто невозможно, и он кончил следом. Хотелось смотреть на Сашу, впитывать глазами то, как он выглядел во время оргазма, но оторваться от того, что происходило ниже, было невозможно. Их сперма смешалась, запачкав Сашину руку и его живот. Это выглядело так охуительно, так грязно и так красиво одновременно. Лёша понял, что это одно из лучших воспоминаний, которое останется с ними до конца жизни, что бы дальше ни происходило. Он наклонился к Саше и прошептал прямо в губы: — Какой же ты у меня охуенный, — и укусил за нижнюю.