Кармические уроки

      Начало гастролей в Томске прошло спокойно и, к всеобщей радости, без происшествий. Единственное, Андрюха всех удивил, попросив отселить его на другой этаж, подальше от всех остальных участников. Обычно отселяли Машу, чтобы не беспокоить. Андрей же всегда делил номер с Михой, или селился в соседнем с ним, чтобы если что составить компанию в гулянках или, наоборот, успокоить, а тут такое.       — Андрюх, ты что заболел? Что за капризы? — Совсем не подумав, выдал Гордеев.       — Не поверишь, но да, даже в больнице поваляться успел, — подмигнув, ответил ему Князь под истерический хохот остальных членов группы, — вот теперь на правах больного хочу номер подальше, чтобы выспаться без стенаний, гулянок и нотаций. Пацаны, кстати, вы знаете, что с Гордеем болеть совсем не интересно? Машуль, да как ты с ним вообще уживаешься? Он мне вместо сказок всю ночь читал нотации и ворчал. А потом вообще бросил. Ты, Гордейка, не добрая и заботливая нянюшка, а занудная и ворчливая мачеха, еще и без фантазии. Как заезженная пластинка, ё-мое, «Андрей, так не хорошо, Андрей, у нас же график. Андрей, это безответственно. Андрей, мы же автобус на десять утра заказали, а тут ты в больнице. Андрей, я же это не планировал». И так все время. Бубубу-Бубубу-бубубу.       Князю всегда отлично удавались пародии, особенно на Гордеева. Все хохотали, поэтому поздно заметили, что Андрей цапнул ключи от Машиного номера и быстро с ними слился в сторону лифта, победно скалясь. Для группы это был отличный знак, что с их вокалистом всё будет хорошо, раз тот хохмит. Миха тоже согласился, что Андрей, наверное, просто выспаться хочет перед завтрашней подготовкой к концерту, но ему было обидно, что его лучший друг решил отселиться подальше. «Все-таки не простил», — думал Горшок, поднимаясь в свой номер, — «Ничего, завтра новый день, новые правила».       На следующее утро правила и вправду были новыми. Андрей не пришел на сбор группы на завтрак, хотя обычно он был с утра сильно голодным и первым выбирался из номера, а потом гундел, что все так долго собираются, а он тут весь несчастный и голодный ходит. Миху это напрягло, его всю ночь что-то не отпускало. Он даже пару раз порывался сходить, проверить Князя, но потом тушевался и отговаривал себя, что он не сопливая баба, а панк. «А еще у Андрюхи его номер есть, так что если что-то нужно было бы, то он набрал бы,» — думал Горшок по дороге к номеру второго вокалиста.       Андрей открывал долго. Было слышно, что он пытается проснуться, потом встать с кровати, а затем грохот от упавшего чего-то, может быть и Князя, судя по мату, доносившемуся из-за двери.       — Княже, открывай! Пора на завтрак, тебя ждет вкусная овсянка, — барабанил в дверь Миха. Его почему-то очень забавляла вся эта ситуация как из детства, когда летом рано утром на даче сбегаешь из дома, чтобы позвать лучшего друга Ваську купаться на речку, пока все ещё спят, а родители не запрягли сидеть с маленьким Лёшкой. А тут вместо Васьки был жутко заспанный, Андрей с огромными синяками под глазами, которые резко контрастировали с серым цветом лица. Так бы выглядел ноябрь в Питере, если бы он был человеком, почему-то пришло на ум Горшка. А вместо речки был эфир на радио, саундчек, подготовка к концерту, интервью местным телезвездам, и сам концерт уже вечером.       — Андрюх, ну ты и горазд спать. Давай собираться, нам еще много что надо сегодня сделать, а то Гордейка нас совсем запилит, — Горшок бесцеремонно ввалился в номер, как только Андрей открыл дверь, — ты, кстати, ночные страстные стоны тоже слышал? Пока ты открывал, одна проходящая бабулька другой жаловалась, что кто-то ночью так громко стонал что той завидно стало. Может это тебе ночью так перепало? Завёл себе в больничке красивую медсестричку, пригласил в номер, и развлекался всю ночь? Как она?       — Мих, а может вы как-то без меня? Ты и сам на радио поболтаешь, а я потом попозже сам на саундчек доеду. Там же все равно без меня настраиваться будете, — инструменты, орги, — а мне так еще поваляться хочется, — Андрей проигнорировал все вопросы Горшка и просто пытался разжалобить друга.       — Не, Князь, не пойдет так. Ты же потом сам жаловаться станешь, что мы тебя не замечаем, не слушаем, ничего не видим, не заботимся, а ты тут болеешь, а мы тебя игнорируем. Теперь только с нами и под присмотром, — Горшка было не сломать, он четко решил, что будет заботиться о здоровье и настроении Князя, и его было не остановить, — Давай, собирайся, пять минут душ и завтракать. Ты же ничего со вчерашнего утра не ел, наверное, голодный!       — Да, не, я не...       — Голодный, я же знаю. Ты по утрам всегда злой и голодный, плюс, все твои колеса надо с едой принимать, я вчера всё прочёл, пока ехали, — не унимался Миха. В его понимании нельзя было что-то делать вполовину, раз решил спасать, так спасай друга на 100%, с полной отдачей, несмотря на протесты больного.       — Да не, не голодный. Я наелся Машкиных конфет, которые Гордейка ей в качестве сюприза оставил в этом номере. Я зашел вчера и увидел на столе конфеты, шампанское, цветы и игрушку. Все было красиво: - лепесточки, свечи, записка. Видимо, Гордейка планировал романтический вечер с ней, а я им всю романтику попортил. Цветы ей и отправил, я же не зверь, а вот конфеты фиг им, так самому захотелось, да и моральная компансация мне после ночи с Гордеем, — Андрюха выглядел очень довольным своей маленькой пакостью.       — А с игрушкой что?       — Ну сначала этого медведя хотел тоже оставить, может тебе подарить, но потом совестно стало.       — Ну ты и козлина, Андрюха. Ни мне медведя, ни Махе конфеты. А медведь то классный был? Мне вот ты никогда медведей не дарил. Хотя я понимаю, я бы себе тоже медведя после Новосиба не подарил бы, но Мышь тебе что сделала-то?       — Да, не она. Я Гордея хотел позлить. Ты знаешь, с ним, правда, болеть не то. То ворчал, то потом бросил. А меня накрывать стало. Мих, Мих, успокойся, все хорошо, — Андрей краем глаза уловил, что Миха при слове «бросил» стал напрягаться, поэтому поспешил его успокоить, — там сосед нормальный был, меня быстро разбудил, а сам врача позвал. Все хорошо. Успокойся.       — Директор, блин. Ну ничего, после тура с ним поговорим, — Миха выдохнул. Он знал, что Андрея расстраивает, когда Михе срывает крышу, поэтому быстро переключил свое внимание на сборы того же Андрюхи и попёр его в ванную, походу стаскивая с него пижамную майку и шорты, хотя Князь боролся за право раздеться самостоятельно.       — Мих, придурок! Стой, я же не маленький. — сопротивлялся Андрей, Горшок запихивал его под воду, — Горш, твою мать, пусти! Я сам! Вода, блин, еще холодная!       Успешно запихнув Князя в душ, Горшок решил, что на этом его миссия не закончена. Он быстро пробежал по комнате, собрал Андрюхину одежду, концертную сумку, благо, за все года совместной жизни, он знал, что в этой сумке должно быть. Он также поставил чай и отложил таблетки. Миха давно ни о ком так не заботился, поэтому сейчас весь процесс ему казался какой-то забавной детской игрой, вроде тамогочи, где надо ухаживать за питомцем. Только теперь вместо электронного питомца у Михи был живой Андрюха, которого тоже надо кормить, развлекать, и ухаживать. А это же веселее, поэтому, когда последний вышел из ванной, его буквально захватил ураган из Горшковской дикой энергии. Андрей даже осознать не успел, как его посадили на кровать, впихнули в руки одежду, часть из которой на него попытался надеть Миха. Потом Горшок всучил ему чай и таблетки, а затем ботинки, телефон и ключи. Все летало, падало, попадало не всегда туда куда надо, но Миха был неумолим. Пять минут, и вот он уже тянет Андрея завтракать, приговаривая что-то про полезность овсянки.       Завтрак прошел под лекцию Горшка про овсянку, которую тот сам не ел, но очень активно впихивал Андрюхе. Тот под смех всех остальных музыкантов пытался как-то спорить, но у него не очень хорошо получалось. А после овсянки ему вручили какой-то мерзкий отвар для легких. Это варево на вид и запах было отвратительно, как будто в лесу набрали прошлогоднего мусора и мухоморов и заварили все это в болотной жиже. Тут у Андрея уже сдали нервы. Он попытался поставить ультиматум, что такую хрень он даже пробовать не будет, но Миха его добил.       — Княже, прости, но я не хочу больше на тебя больного в отключке любоваться, потому что опять не досмотрели. Нафиг, ты не спящая красавица, которую целовать надо, а музыкант в туре. Сам не можешь, так дай другим о тебе заботится. Я же тебя слушался, когда ты меня лечиться тащил, так теперь и сам постарайся, — Миха знал, что переболтать или остановить его Андрей не сможет. Почему-то Андрюха, острый на язык и всегда готовый драться, совершенно не умел перебивать собеседников. Он просто терялся и смиренно ждал паузы, чтобы влезть в разговор, а не пёр напролом как Горшок. Последний сейчас этим приемом и пользовался, забалтывая Андрюху и вынуждая его делать то, что ему надо. Плюс, в этот раз Миха знал, что его другу всё еще стыдно за больницу, поэтому решил использовать этот грязный прием ради здоровья. Он видел, как Андрюха стушевался, опустил глаза, и смиренно выпил настойку. Но Миха же не зверь, поэтому из кармана куртки он достал любимые печеньки Князя, так сказать, моральная компенсация.       Интервью на радио проходило стандартно. Диджеи спрашивали про тур, про группу, песни, про анархию. Они даже хотели немного подначить Горшка, спрашивая его про наркотики, пьянство, но все шло гладко. Миха где-то спокойно уходил от неудобных вопросов, где-то сам атаковал ведущих, а где тонул, ему помогал Князь. У Горшка и Князя давно сложился такой порядок, что Миха ведет интервью, а Андрей прикрывает ему спину. Так было и тут. Единственным интересным вопросом стал вопрос про то, почему мир Короля и Шута такой мрачный и страшный, и почему там не может быть больше добрых сказок. Оба, Горшок и Князь, стали доказывать, что их мир совсем не страшный, там есть любовь и дружба, счастье и веселье. Их мир является отражением настоящего мира с его плюсами и минусами, но только он наполнен магией и сказками, главное не зацикливаться только на плохом.       — Смотри, у каждого из нас есть выбор, что слышать в наших песнях, — начал Миха, — Ту же песню «Ели мясо мужики» можно рассмотреть, как историю убийства и каннибализма, а можно в ней услышать историю веселой жёнушки, которую любил ее муж и еще пять его друзей. У неё было больше счастья и секса, чем у её любой другой подружки. Да там такие страсти кипели, просто ух, завидно становится. Тем более мясо-то вкусным оказалось, поэтому можно сделать вывод, что эта дама не утруждала себя работой, ела и пила вдоволь, и вообще кайфовала. Но, чтобы это услышать, надо осознанно выбрать эту позицию, а не позицию «всё плохо, страшно, все козлы». В наших песнях не везде сразу можно разглядеть веселый и позитивный подтекст, но я уверен, что если Андрюха захотел бы, то он бы придумал и вправду страшный мир. Да, Андрюх? Он же гений в этом.       — А правда, Андрей, расскажите вашим фанатам про самый страшный мир Короля и Шута? Что было бы там? — загорелись ведущие. Видимо им хотелось чего-то более сенсационного, чем разговоры о концертах и фанатах.       — Ладно, — сдался Андрей. Было видно, что этот вопрос не застал его врасплох. Этот мир уже существовал в его воображении.               — В этом страшном мире нет никакой любви, дружбы, заботы, — точнее нет, там есть пародии на дружбу и любовь, покупаемые и продаваемые за деньги, власть, землю, влияние. Главное — страх и подхалимство. Местные царьки держат своих рабов страхе, а кого не могут запугать, тех подкупают. Женщины там не рожают детей, а если и рожают, то выкидывают сразу. Большинство людей попадают в этот мир, когда их предают или выгоняют из другого, светлого, ну, из нашего мира. А там, в другом мире, там нет веры, кроме веры в холодное оружие, похоть и деньги. Там нет заботы, только если ради личной выгоды, выживания. Там нет отдыха и веселья. Нет счастья. Отдохнуть или восстановиться можно только умерев, а на следующий день снова проснуться полным сил, и все заново. Такой замкнутый круг из смерти и возрождения, из которого не выйти. Но там врагов стараются не убивать, их только ранят и оставляют страдать, чтобы не давать им шанс поправиться. А самому умереть нельзя, только чтобы убили.       Миха залип на рассказ Князя. Он уже не слышал другие вопросы про миры, про то, как Андрею приходят его песни. В голове у Горшка уже писалась новая музыка: тёмная, тяжёлая, где много барабанов и басов, а скрипка всегда звучит одна и рвано. Ему даже рояль захотелось притащить для пущей атмосферы безысходности на сцену, и пусть на нем играет обязательно рыжая порочная красотка, не хорошая, как Мышь, а такая тваристая тварь. Он понимал, что вот оно, вот новый мир Короля и Шута, темный, гнетущий, но такой красивый. Андрей должен написать для него песни, и эти песни обязательно должны быть с открытым концом, чтобы фанаты не знали, умрет ли герой или останется раненым. Но это в будущем, а пока в реальность его вытащила ладонь Андрюхи, которой тот махал у Горшка перед носом.       — Ну все, наш Горшочек уже в творческом процессе, мы его потеряли, — подытожил Князь, а ведущие заржали, — готовьтесь, скоро у нас будет новый альбом, если это темная фея-крёстная анархии не переключится на что-то ещё.       По дороге с эфира, в такси Миха не переставал заваливать Князя вопросами, почему тот никогда не рассказывал ему про этот мир, когда Андрюха его придумал, а есть ли песни.       — Ты пойми, Княже, этот мир идеален, он как раз то, что нам надо. Новое звучание, более темное, более сложное. Андрюха, ты гений, — Миха был очень доволен, ему дали новую игрушку, и он не хотел ее отпускать.       — Мих, погоди, давай после тура в Питере поговорим? — Андрей же, наоборот, хотел как будто слиться с этой темы. Он пытался больше закутаться в свою кожанку и отползти, от напирающего от него Михи, но в стареньких жугулях, вызванных радиостанцией, это было сделать сложно. — Мне надо еще немного подумать, идея-то очень сырая, песен нет.       — Ну, Андрюх, ну давай напишешь что-нибудь. Я знаю, у тебя всегда есть что-то. А хочешь не просто диск, а оперу сваяем? Настоящую, с оркестром, с такой толстой оперной дивой в роли самой желанной проститутки? Ты только представь: темная зала, обязательно зала, а не зал, над камином висит голова шута, прибитая к деревянному щиту, на диване лежит она, вся в красном бархате, а под ногами у нее шкура медведя. Ну, ты только представь, Андрюха. Сначала гитара, бас и барабаны, все больше-больше-больше, так чтобы все орало, а потом тишина, рояль играет перебором, но так минорно, что гадко, а потом…       — А потом в окно влезаешь ты как молодой герой-любовник, запрыгиваешь на нее, но сваливаешься, оглушенный ее красотой и подзатыльником, — саркастически подхватил Андрюха, — А хор тут начинает жалобно петь, что «Слабаааааааааак, не про тебя ее роза раскрылааааааааась».       — Блин, почему не для меня? И почему сваливаюсь? — не понял Миха,       — Ну она же, как ты хотел, необъятная, вот ты и не объятнёшь её, — Андрюха откровенно издевался, — и вообще она не тебя ждала, а другого рыцаря, например Яшу, он оплатил уже всё, а тут ты, такой без денег и без сил, чтобы справиться с красоткой.        — Как? Я не справлюсь, а он да? Ты козлина, Князь. Да, я любую бабу, даже тебя завалить смогу, — Горшок не на шутку завелся, — Смотри!       В этот момент Горшок перекинул руку за спину Князя, и толкнул его. Одновременно с толчком водитель такси решил резко притормозить, и инерция сделала свое дело: Князь сильно влетел в переднее сиденье и потом неудачно свалился на Миху и в промежуток между сидениями. Ему стало обидно. Он, к тому же, вляпался рукой в какую-то мерзость на коврике, но самое неприятное, что от такого падения, Андрей закашлялся, и никак не мог остановиться и нормально вздохнуть. Грудь болела, слёзы сами потекли из глаз. Миха сначала заржал, а потом испугался. Он помог Андрею усесться обратно, начал извиняться, хлопать того по спине, протягивать воду. Это мало помогало. Андрюха не мог ничего объяснить толком, только мотал головой, отбрыкивался руками и хрипел. И тут Миха вспомнил, как мама в детстве его лечила. Он просунул одну руку Андрюхе под свитер и стал медленно выводить круги ладонью на его груди. Второй рукой Горшок слегка похлопывал Андрюху по спине, приговаривая «тихо, тихо, Андрюха, дыши, вот так, тихо, молодец». Мамино средство помогло, Андрей наконец-то откашлялся и задышал нормально.       — Дурак, ты Миха, и руки у тебя холодные.       — Сам ты дурак, малохольный, но про оперу не забудь. Надо ее к лету уже поставить, хотя не, летом как-раз не сезон, так что следующей осенью начнем.       — Поговорим после тура, хорошо, и про оперу и песни, если не добьешь меня до того, — буркнул Андрей, уходя в себя.       — Ты как вообще? Концерт вытащить сможешь? — решил сменить тему Миша, — если сложно, может тогда сегодня не выйдешь? Ты сам смотри, пофиг с концертом, если не пойдет.       — Не знаю, Мих, я не знаю, — устало выдохнул Князь.       Остаток дороги доехали быстро. Водитель вообще не обращал внимание на своих пассажиров и то, что творилось сзади. «Кремень мужик», — окрестил его Миха, решив, что это и будет рабочее название для оперы. Андрюха попытался предложить «кремень-бабу» или «булыжник-бабу», чтоб порадовать феминисток, но тогда Миха предложил ему самому петь за такую бабу в красном бархате. Тем более, как это было продемонстрировано в машине, Горшок спокойно мог завалить Князя, но только мягко и заботливо. Последнее уточнение он добавил уже про себя, честно испугавшись за своего живого тамагочи и вспомнив про выбранную себе роль заботливой нянечки.       На репетиции все как будто подхватили вайб Горшка. Андрюша (Андреем, а тем более Князем, он уже себя не чувствовал) был окружен тотальным вниманием всего коллектива. Его усаживали, укладывали в перерывах на покурить для Горшка, поили чаем и откуда-то взявшимися сиропами от кашля, протягивали плед, коньяк, стул. Не проходило и пяти минут, как кто-либо из музыкантов не обращался к Андрею. Его спрашивали про то как он себя чувствует, нужно ли ему что-то, холодно или жарко ему. Шесть заботливых музыкантов и Гордеев могли быть идеальной командой нянек для страдающего ипохондрией нарцисса, но Андрей от этого себя чувствовал каким-то неправильным что ли. Не, ему нравилось, когда о нем заботятся, но не все сразу и не всё время же! Ему казалось, что это какое-то издевательство, шутка Горшка. Как будто тот всех подговорил. Всё стало ещё хуже, когда Андрей, не вытягивая партию, но всё ещё что-то доказывая, запнулся и закашлялся. В этот момент к нему сорвались даже самые сдержанные Поручик с Ренегатом. Для интроверта по жизни, а не на сцене Андрея это был перебор. Такое внимание душило его, он терялся и не мог нормально петь. А это было слишком — слишком заметно, слишком стыдно, слишком провально, чтобы справится и работать дальше. Кое-как выбравшись из-под опеки всех, Андрей просто сбежал от группы в раздевалку, отговариваясь, что все нормально, что ему надо всего пять минут. Миха было дернулся за ним, но его успел перехватить Шура.       — Гаврила, дай Андрюхе минуту отдышаться, видишь, ему сложно сегодня.       — Шур, а может ему там плохо сейчас? Здесь же дикая холодрыга. Может он опять? Ну как вчера… Тем более в такси он чуть легкие не выплюнул от одного-то падения. — Все напряглись, и Горшку пришлось срочно объясняться, — ну уронил, точнее толкнул я его нечаянно. Он мне оперу писать не хочет. Завёл меня, а потом обломал. Так нельзя же, по-свински это!       — Надеюсь, что ты его не из машины уронить попытался? Типа как пытки, не согласишься, вон из машины? — влез Яша, — вы, как хотите, а я с Горшком рядом больше не еду. Я не Андрей, он меня точно выкинет.       Яша даже попытался разыграть сцену своего падения из машины в лицах, но его актерского таланта явно не хватало.       — Да, не, тут другое, — вернул всех на землю Шура. — Ты же знаешь, как Андрюха бесится, когда не получается. А сегодня это трешак. Уже час хрипит, распеться не может. Он же не дурак, вот его и накрывает. Дай ему побеситься немного, поостынет и придет. Не в первый раз же.       — А где ему распеться, если Горшок его каждую минуту дергает? — добавил Поручик.       — И правда. «Дюша то, Дюша сё, посиди, а хочешь чайку, а может полежишь?» — стал передразнивать Горшка Шура, — Да ты ему с вопросами вздохнуть не даешь, а про пение я вообще не говорю. Вот и результат. Психанул наш Князь.       — Не, он бы из-за этого бычить не стал. Ты же все сам все видишь. Андрюха сегодня выглядит как Питерский зомби: лицо серое, глаза красные. Я когда его из номера доставал, он все прилечь пытался, — Горшку очень хотелось проверить, все ли хорошо с Князем и сможет ли тот прийти в нормальное состояние для выступления. Пока все выглядело для Михи плачевно, — Да он хрипит как ржавый замок на двери заброшенного сарая, такой знаешь, уже приросший в петли ржавчиной. Как концерт вытягивать будет, фиг знает.       Почему-то сравнение с замком зашло и вызвало много смеха. Ренегат с Яшкой даже попытались перепеть партии Князя из «Прыгну со скалы», сильно сипя и провоцируя других. Было так классно, что Миха сам не выдержал и включился во всеобщий угар, изображая из себя столетнего старика: много кашляя, скрипя, и останавливаясь на передышку посте каждой строчки. Оказалось, что если петь старческими голосами, то это уже не сказки, а просто реальные воспоминания участников событий. А если к ним добавить еще и соответствующую походку, скорость, и вздохи, то как будто встреча старожилов СОБЕСа получалась. Особенно влилась в роль бабки Маша, которая, называла всех охальниками и грозила всем позвать «сваво деда», чтобы он поучил всех уважать партию.       — Мышь, а твой дед, это наш скипучий и ржавый, или у тебя еще какой «свавой» дед есть? — поддразнивал ее Горшок, все еще кайфуя от сравнения, — так если это тот, что в гримерке застрял, то его звать надо.       — Мих, какие аллегории, какие метафоры! Ржавый замок заброшенного сарая — просто прелесть. Поэт! Ты Князя подсиживаешь что ли? Может ты еще и рисуешь? Смотри, не забирай последний хлеб у болезненного нашего, а то совсем тому грустно станет, придется работать только твоим здравым смыслом, — заржал Гордей. Все знали, как болезненно относится Князь к стихам и своей роли сочинителя в группе.       — Мих, может тогда уже замок проклятого и старого дома? А не заброшенного? Чтобы пострашнее было? Я и подвыть могу если что, — влез в разговор не к времени вернувшийся Князь, — а вот здравым смыслом быть не смогу, нет его в списке у Горшка, видимо с зубами выбили.       «Черт», — пролетело в голове к Горшка, — «Андрюха опять хрень какую-то услышал».       Было видно, что остатки разговоров, которые услышал Князь, задели его. Несмотря на это он собрался, начал шутить, а к концу репетиции он смог распеться и более или менее выводить свои партии без кашля и срывающегося голоса. Все вроде налаживалось, что даже Горшок смог немного расслабиться, и перестать ежесекундно отслеживать состояние Князя. А потом пришло время интервью.