«your tears are on my shirt»

      Юра никогда не хотел принадлежать кому-то. В его понимании «быть с кем-то» — это быть зависимым, быть без свободы воли и постоянно думать о другом; брать ответственность за кого-то, кто, возможно, этому благодарен не будет. Конечно, он был влюблён, но думать о том, чтобы строить отношения — никогда. Возможно, это был результат наблюдения за отношениями родителей, которые последние пять лет друг друга просто ненавидят, но подать на развод и больше никогда не видеться для них слишком сложно. Они болезненно привязаны и в глубине души сами это понимают, к сожалению или счастью.       Но отказ и, в какой-то степени, боязнь отношений начали давать трещину после поцелуя с Никитой Владимировичем. Впервые в жизни Юра захотел быть «чьим-то», быть желанным и всегда рядом, чтобы оберегать другого человека. Проблема лишь в том, что последние две недели они не виделись вовсе после того самого последнего урока английского, а любые попытки Ротаря поговорить с преподавателем заканчивались бегством второго. Потом Юра стал банально слишком занят подготовкой к выступлению на предстоящий школьный праздник, но мысли о Никите терзали и терзают каждую минуту, как проклятье.       — Ты снова задумался, — школьная подруга Юры, Настя, обиженно посмотрела на юношу, надув губы. — Совсем меня не слушаешь.       — Это из-за праздника. Прости, я просто…       — А может это из-за Королька? — самодовольно улыбнулась девушка, применив к Никите эту глупую локальную школьную кличку.       — Тише! — заволновался Юра и покраснел до кончиков ушей. Впрочем, другим школьникам в столовой было абсолютно плевать на их разговоры, но горький опыт первого года обучения здесь оставил свои внутренние шрамы. — Как ты узнала?       — Со стороны на себя посмотри. Носишься за ним везде, чуть ли не караулишь под кабинетом, — девушка наклонилась ближе к другу. — Лучше не доводить до новых слухов.       — Ну да, старые ещё, блять, не забыли.       Как бы Юра это не отрицал, но Настя безоговорочно права. Он-то просто будет получать больше побоев, а Никиту могут выгнать с работы за совращение ученика, к чему доводить никак нельзя. Пусть будет тяжело и печально, но Ротарь принял решение думать об этом меньше и больше не выглядывать тёмную макушку где бы то ни было. В конце концов, ему нужно сконцентрироваться на концерте и учёбе, а там будь что будет.       Что-то же определённо будет, верно?

***

      Подготовка к предстоящему мероприятию идёт полным ходом. С самого утра одни ребята украшают актовый зал, другие репетируют номера. Кто-то танцует, другие репетируют целый мини-спектакль, а Юра в углу закулисья в спешке меняет струны на гитаре, которые в самый неподходящий момент лопнули. Прокляв всё, на чём Свет стоит, он подтягивает колки и проверяет звучание.       — Ну пиздец.       Струна стоит не так, как необходимо, и это портит весь звук в целом. Продолжив возиться с инструментом, он не сразу заметил, как в зал кто-то зашёл и ученики столпились на сцене, чтобы поздороваться с гостем.       — Какими судьбами, Никита Владимирович?       Юра замер. Ещё никогда он не хотел так скоро убежать от упоминания одного лишь имени. Иногда Судьба подкладывает ту ещё свинью. Но бежать — глупо, а просто сидеть здесь и якобы не замечать его — ещё глупее; как известно, из двух зол выбирают самое меньшее, поэтому Юра, собрав всю волю в кулак, тихонько подошёл сзади всех на сцене и помахал неловко рукой, потому что слова застряли болезненно в горле. Встретившись взглядом с преподавателем, что-то внутри похолодело, желудок свернулся в трубочку, и Ротарь спешно ушел обратно, задыхаясь.       К чёрту всё! Он зло схватил гитару и принялся затягивать струны, поклявшись себе больше не выходить из закулисья вплоть до своего выступления. Нужно успокоиться и думать о чём-то другом, чтобы не провалиться на выступлении, к которому он слишком усердно готовился. Вдох и медленный выдох… Хорошо, всё будет хорошо.       Музыка оглушила. Ведущая, проходя мимо Юры, напомнила ему, что он выступает сразу после танцевального ансамбля. Где-то через десять минут. Ох, блять. Юноша сверился с текстом песни и нотами; хоть он поет крайне редко, в основном исполняя лишь сольные мелодии, для сегодняшнего дня сама директриса попросила ученика именно спеть и не абы что, а что-то лирическое и про любовь. Выбор пал на одну песню сам собой, когда Настя случайно включила её на перемене, подкидывая возможный репертуар. А ещё эта композиция в какой-то степени описывает их с Никитой непростые отношения.       — Юрий Ротарь с песней…       Выходнув, он поправил очки и рубашку, ступая на сцену. Зал приветственно хлопает и Юра садится на приготовленный стул. Поправляет микрофон и опрометчиво глазами в зале находит Никиту Владимировича, который сидит мало того, что в первом ряду, так ещё и с букетом роз в руках, лучезарно улыбаясь. Вдох… Струн касается медиатор и больше никого в этом мире не существует, кроме Юры и его гитары; она своими новыми струнами касается самого нутра музыканта и он начинает исполнять первые строки:       — Мы так любим дешёвые драмы С непродуманными диалогами, Где актёры немножечко переиграли Со вздохами, криками, стонами…       Какая-то часть Юры превозносится, остальная отрывается и падает, особенно когда подходит время для самой болезненной для него части песни:       — Давай, поцелуй меня нежно, насколько ты сможешь Слезу вытри рукавом. Пусть старые камеры вечно рвут пленку, Мы сможем сыграть это заново!       Люди в зале начали хлопать в такт мелодии и губы Ротаря тронула лёгкая улыбка. Все проблемы и переживания утекли на время вслед за мягкими аккордами, которые проникли от кончиков пальцев до солнечного сплетения, где начало приятно щекотать от осознания собственной важности в этот момент.       — Мы так любим дешёвые драмы Со смешными проблемами нашими. Да, играем мы препогано, Вот только любим по-настоящему!       Последний взмах медиатора, последняя нота. Зрители встают со своих мест и оглушительно аплодируют. Юра кланяется и видит, как Никита встаёт, потягивает букет, крикнув, чтобы тот посмотрел внутрь. Приняв подарок, он уходит за сцену, смеётся от спеси эмоций, прижимая к себе красные розы. Немного придя в себя, Юра и правда замечает между стеблями листочек бумаги, на котором красной пастой выведены извинения и предложение пойти в кабинет английского после концерта.       Впервые юноша не находит, что сказать. Даже самому себе.

***

      Школа опустела. Учителя, как и ученики, разошлись уже по домам, а участники концерта остались, чтобы отпраздновать сегодняшний день. Юра отказался остаться с ними; вместо этого он принял предложение Никиты, сейчас неловко стоя возле двери с табличкой. Сейчас или никогда.       Он заходит, оглядывая кабинет. Возле подоконника, нервозно барабаня по нему пальцами, стоит преподаватель. Сначала они молчат и это молчание кажется вечным, осязаемым, будто невидимая стена выстроилась между ними. Юра делает первый шаг, второй, третий… Также молча кладет букет на учительский стол, боясь что-то предпринять дальше, сказать что-то не так. Когда рука Никиты с закатанным рукавом мягко касается шеи, Ротарь не смотрит в глаза, рассматривая разноцветное тату. Какое-то время они продолжают стоять столбом, но в глубине своего естества каждый из них хочет скинуть эти маски и наброситься на чужие губы отчаянно, требуя вкуса слюны.       — Я не хотел тебя отталкивать, — голос Никиты раздается внезапно, что Юра чуть ли не подпрыгивает на месте. — Я думал и… Боялся. У меня не самое лучшее прошлое и я не такой идеальный, каким кажусь, но… — он берет лицо ученика в ладони, они наконец-то устанавливают зрительный контакт. — Я хочу, чтобы ты был в моём настоящем. Мне очень плохо без тебя, Юрочка, очень.       — Ты идиот, — беззлобно усмехается Юра и целует мужчину голодно, кусая тому губы.       Руки Никиты блуждают по всему юному телу, зарываются в светлые волосы. Стон срывается в поцелуй с губ Ротаря, полной проходя через них. Безумные, влюбленные, нашедшие себя. Они целуются до покрасневших губ, до одури; говорят что-то тихое и интимное, иногда смеясь. Больше никакой дешёвой драмы в их истории, больше никогда.