Надо ли

И Джеймс сидит здесь, в пустом классе коридора на восьмом этаже, в который почти никто никогда не заглядывает. Он сидит и пытается не плакать. И он повторяет у себя в мыслях одну и ту же фразу, которая всё-таки заставляет его сорваться и начать рыдать, биться в истерике, дергать себя за волосы и срывать голос в крике, постепенно превращающемся в слабый хрип. И он бы хотел, чтобы сейчас его кто-нибудь нашел, прижал к себе и шептал на ухо успокаивающие слова, поддержал. Но одновременно с этим он бы хотел исчезнуть, никогда больше ни с кем не видеться и сделать так, чтобы все забыли его, как страшный сон, самый ужасный ночной кошмар. Ведь он не достоин любви. Не достоин любви, пока у него такое отвратительное тело. Вновь возвращаясь к таким мыслям, к которым добавляется ещё и "если бы я не ел сегодня, то меня бы полюбили чуть больше", Джеймс приходит к выводу, что от тяжести в желудке ему необходимо избавиться прямо сейчас, иначе... А что иначе? Джеймс не может ответить на этот вопрос, но он точно знает, что, если не сделает этого, случится что-то плохое. И он поднимается с пола в углу кабинета, в котором провел последние полчаса, приводит себя в относительный порядок, ведь можно встретить кого-то в коридоре, а ему очень не хочется отвечать на вопрос о том, почему он так выглядит. Джеймс медленно открывает дверь и ещё раз оглядывает себя, выглядит он более менее нормально, осматривает коридор, убеждается, что никого нет, и срывается на бег, чтобы его не начало тошнить прямо здесь. Он бежит не менее минуты перед тем, как увидеть заветную дверь и снизить скорость. Поттер в который раз поправляет свои волосы и очки, восстанавливает дыхание и лишь тогда заходить в туалет, с облегчением обнаруживая, что здесь тоже никого нет. Он прислоняется к стене, снова давая волю своим эмоциям, но не настолько, как десять минут назад в кабинете. Он чувствует, как пот мелкой струйкой скатывается по его лбу, а рубашка на спине медленно намокает, дыхание снова сбивается так, будто он пробежал кросс. Ещё немного и одних лишь мыслей хватит для того, чтобы избавиться от ужина без помощи своих рук. Джеймс не может тянуть дальше и мириться с тяжестью в животе и на душе, он шатающейся походкой добирается до ближайшей кабинки и запирается в ней, больно падая коленями на холодную плитку, после этого точно останутся синяки, он уверен, и одной рукой опираясь на ободок унитаза, а второй пихая в рот два пальца, чувствуя, как живот скручивает спазмом, а из горла вырываются отвратительные звуки, кажущиеся сейчас божественной мелодией. Он склоняется над унитазом около пяти минут, пытаясь избавиться от всего съеденного за, казалось бы, последний месяц, не слыша, как за дверью туалета кто-то быстро бежит в ту сторону, где в пустом классе ещё пятнадцать минут назад сидел сам Джеймс и проклинал самого себя. Поттер останавливается лишь тогда, когда язык обжигает кислый привкус желчи, на лицо сама собой лезет улыбка от приятного ощущения пустоты внутри, а глупые мысли о том, что это не выход, затапливают такие же глупые облегчение и восторг. Лишь тогда он позволяет себе на негнущихся ногах выползти из кабинки и обнаружить распахивающуюся дверь, а в проходе застывшего Регулуса, у которого в глазах застывают слезы, а во взгляде читается и боль и разочарование, которые Джеймс принимает на себя, вновь ощущая панику, поднимающуюся как тогда, около полугода назад, когда младший брат Сириуса впервые застал его за этим. – Ты же опять сделал это, не так ли? – Надломленным голос спрашивает Регулус, уже зная ответ. И Джеймс будто забывает как говорить, он лишь стоит, пряча глаза в пол, и желает исчезнуть отсюда также, как желал тогда в кабинете.