Тирис Гортензия Бэтт

      Продуваемая такой знакомой розой ветров открытая каменная площадь с балюстрадой в верховье одной из десятков башен. Искрящий всполохами огоньков низкий ход с приоткрытыми створками в одной из толстых стен, ведущий в теплый просторный украшенный зал полный огней. Неясные тени за высокими окнами в разноцветных балахонах двигались по залу, плавно покачиваясь и танцуя. Колонны, арки. Красота и размах… звон, смех и топот десятков ног. Снаружи — темнота и тишина.       Последняя полная звезд чернильная ночь перед тем самым днем, когда знаменитая школа Чародейства и Волшебства Хогвартс вновь распахнет свои двери для студентов, но на этот раз уже повзрослевших, оперившихся птенцов, готовых выпорхнуть из-под его крыла во взрослую жизнь.       Экзамены сданы, вещи собраны, остались последние часы, минуты… буквально мгновения. В последний раз загудит Хогвартс-Экспресс, наступит последняя битва за купе и толкотня в тесном тамбуре вагона. Вся жизнь — просто мгновенный обрыв плавного, текучего. Все, но только не Хогвартс — он по-прежнему будет молча стоять на таком знакомом холме над озером в терпеливом ожидании новых преемников.       Снаружи привычно безлюдно. Пусто. Лишь из-за приоткрытой двери доносятся приглушенные переборы виолончели да ритмичной звонкой веселой музыки из магловской стереосистемы, каким-то непостижимым образом умудрившейся заработать в зачарованных стенах. Там за сияющей расщелиной — танцевали, кричали, плакали и веселились десятки пар глаз: размытые взгляды, поддернутых пеленой ни то слез, ни то текущей рекой медовухи и эля.       Наконец, спустя столько лет — слившийся в единую волну водоворот цветов всех четырех факультетов, впервые за долгие годы непримиримых соперников, если и не простивших друг друга, то теперь в последнюю безумную ночь — снисходительно терпящих. Ночь примирения. Ночь прощения. Расставания, слезы, боязнь будущего. Все поглотит и простит эта ночь. Ночь первая и единственная, но наступающая каждый год для разных поколений оперившихся птенцов, вот-вот готовых вылететь в новую жизнь на рассвете.       Долгожданная ночь грез, отчаяния, вакханалии и буйства — всего того, что впервые было позволено в родных несокрушимых стенах. На то, что дежурившие всем составом профессора впервые снисходительно закрывали глаза. Грустно улыбаясь и старательно делая вид, что их нет, безмолвно следили из скрытых тенями углов. Их ночь тоже наступит, но уже завтра. Когда драгоценные птенцы четырех факультетов впервые самостоятельно взмахнут крыльями и отправятся в путь.       Последняя ночь в стенах замка. Дорогого ей замка! Последняя ночь в родном Доме.       На пронизанной обжигающим холодным ветром площади в полном одиночестве покачивающаяся и кренящаяся фигура — одинокий затерянный остров в ночи ветров, оставивший гавань буйства красок и огней, устремившись в тишину и покой. Сощурив влажные холодные от ветра ресницы, Тирис невольно скользнула взглядом к покачивающимся от ветра створкам, из-за которых с новой силой лился теплый оранжевый свет и еще неистовее замелькали длинные тени — как по команде начавшие нестройным хором горланить какие-то нелепые пьяные песни. На мгновение захотелось присоединиться к ним. Но только на мгновение.              Легкая едва заметная улыбка. Как в тумане. Покачнулась, затем неуклюже поерзала, стараясь как можно сильнее прижаться к ледяному отрезвляющему камню. По щеке скатилась холодная слеза, проложив соленую дорожку по скуле, порозовевшей неровными пятнами щеке, устремившись в уголок закушенной чуть ли не до крови губы.       — Мисс Бэтт…       Тирис перевела затуманенный взгляд на подошедшую к ней фигуру в такой знакомой развивающейся под порывами ветра, словно парус, мантии. Такой знакомый гордый корабль, как и всегда составляющий компанию маленькому одинокому затерявшемуся острову.       Неуклюже дернулась, потеряв равновесие и скользнув рукой с каменной широкой балюстрады, вторая рука с початой бутылкой медовухи покачнулась, едва не выпустив скользкое мокрое горлышко. Черная тень, такая знакомая худая клякса с выправленной осанкой, быстро шагнула вперед, схватив за готовый уехать в сторону локоть и утащить за собой опьяненное безвольное тело вниз. Не даст ей упасть. Как и всегда. Кривая улыбка, легкий взмах влажных пушистых ресниц.       Тирис плотнее подтянула колени к животу — для большей устойчивости с ногами неловко взобравшись на шершавый каменный поручень, скользнула бессмысленным полным слез взглядом по расстилающимся внизу величественным стенам, искусной черепице, парапету, крышам и башням с горящими, словно звезды, окнами и бойницами, внутренним таким знакомым дворикам, истертыми сотнями ног, теплицам мадам Стебель, невидимому темнеющему где-то в ночи Запретному лесу, подступающему к замку и чуть ли не вплотную к круглому домику Хагрида. Огни Хогсмита вдали, разрывающиеся яркими вспышками шутих и зачарованных фейерверков, подбадривающих выпускников в древнем замке на горизонте. Год пронесся стремительно и беспощадно. Первый спокойный тягучий год. Полный ленивого безделья и подготовки в ЖАБА.       Горло готов был задушить очередной поток слез и Тирис, даже не взглянув на Снейпа, без зазрения совести снова сделала крупный глоток из пыльной бутылки.       — Мисс Бэтт. — спокойных голос, напрочь игнорирующий медовуху, зажатую в руке ученицы. — Сидеть на самом краю в таком состоянии…       Та покачала головой и с трудом подняв голову посмотрела на своего собеседника. Ладонь оторвалась от холодной каменной балюстрады и скользнула в длинные распущенные волосы.       — Завтра… — Тирис влажно фыркнула, — всего этого не будет.       Едва выговаривая слова, невнятно бормоча, с тоской и нежностью глядя на величественные шпили башен, черными пиками темнеющие над ними в непроглядной густой ночи. Он понял. Просто не мог не понять.       Не будет гостиной Слизерина и уже ставшего таким родным — гигантского кальмара за окнами, высокомерной Паолы, не будет Большого Зала с зачарованным небом, не будет занятий, контрольных, не будет напыщенных речей из-под моржовых усов Слизнорта, посверкиваний очками Маконагалл, не будет… Тирис нехотя перевела дрожащий взгляд на черную расплывающуюся кляксу. ЕГО. Его тоже больше не будет в ее жизни. Тирис невольно попыталась сглотнуть вставший в горле горький ком. ЕГО. Никогда. И какая разница — была у нее любовь к нему или нет. Как она будет жить дальше? Мечтать о нем, травя душу? Никого не останется в мире — кроме нее самой, вся ее жизнь, ее любовь, и все ее мысли…       Резко отвернув голову, она с силой втянула ноздрями воздух, невольно уловив ноты костра и камфоры, — сердце болезненно ударилось о ребра, подрагивающая рука привычно скользнула к лицу.       — Тирис… — тихо сказал Снейп. — Жизнь только начинается. У вас еще все впереди…       Нет! Он не понимает. Не понимает!       — П-профессор… я… — наконец, едва ли решившись запинаясь пробормотала девушка, с отчаянием глядя на гордый подчеркнутый светом огней пирушки и холодных звезд знакомый изломанный профиль, но тут же смутившись… замолчала и постыдно всхлипнув, крепко зажмурилась, прикусив зубами измазанный в слезах и пролившейся медовухе кулак. Даже сейчас, она так и не смогла признаться ему в своих чувствах. Никогда.