Долгая дорога Шэнь Юаня

* Лао Гунчжу *

      Лао Гунчжу торопился следом за палочками, он старался особо не смотреть по сторонам — неизвестно, что древние демоны и их стража сочтут святотатством. Большие заросли пионов роняли кроваво-красные лепестки, что летали всюду, влекомые неслышным ветром. Древние камни и оплетающие всё вьюн и хмель не позволяли увидеть что-то лишнее.       Лабиринт Лао Гунчжу увидел, лишь когда вступил в него. Тело пронзило болью. Где-то в глубине зарокотало, словно огромные барабаны отбивали ритм. Глава Хуаньхуа стискивал зубы, ругая себя последними словами — снова поспешил и не подумал.       Каменный грот венчала арка, на которой было выбито «На что ты готов…», остальную часть надписи прикрывали разросшиеся растения. Все плиты пола казались чёрными и ноздреватыми, их покрывал старый мох, а та плита, что была под его ногой, пылала алым, то-то у него чувство, что из него вырывают золотое ядро.       «Надо идти.»       Нога весила тонну, но он смог её поставить на следующую плитку лабиринта. Затхлый ветер откуда-то из недр грота ударил в лицо.       «Шэнь Юань ждёт!»       Теперь он успел заметить, как под его ногой мох обуглился и истаял прахом, а плита медленно краснела, разгораясь от вырываемой из него ци. Пройденные им плиты продолжали сиять, разгоняя полумрак грота. Он шёл медленно, словно вытаскивая себя из вязкого болота. Каждый шаг — неподъёмный. Но он шёл, ведь Шэнь Юань ждёт.       Резкий поворот возник неожиданно, так, что Лао Гунчжу чуть не упал, только сейчас он увидел их — стражей мавзолея. Тёмные бесформенные фигуры выглядели одинаковыми, лишь размыто-похожие лица белели в полумраке грота. Безликие — вот как их следовало бы называть.       «Стать одним из них, ну уж нет», — Лао Гунчжу усмехнулся уголком рта, в одной руке он сжимал серебряные палочки — подарок Шэнь Юаня, в другой меч, и это придавало сил.       А тёмные уже-не-люди, словно почётный караул, выстроились по обе стороны лабиринта, хоть так теперь можно определить его протяжённость. И тут ближайший наполнил руку тёмной ци и бросил её, метя в мужчину. Лао Гунчжу отшатнулся, привычно создав барьер и выхватывая меч. И досадливо застонал — лабиринт защищал его, прикрыв щитом, а вот его собственный порыв защититься позволил лабиринту вонзить свои щупальца в тщательно оберегаемый резерв ци.       Сердце сжимало когтистой лапой страха, вокруг словно шептало: «Отступись, ты не справишься!»       Ещё шаг, волосы с силой бьют в лицо, так что глаза начинают слезиться, и не уберёшь — руки заняты. Он казался себе мухой, застрявшей в смоле, поднять ногу — сверхусилие, на грани возможностей.       Шэнь Юань!       Силы тают, он больше не может сделать шаг, он тащит ноги волоком, только лишь волей и упрямством.       Снова поворот, ветер сбивает с ног, но чего-чего, а упорства у Лао Гунчжу более чем достаточно, искры побежали по одежде, грозя вспыхнуть огнём, мужчина напрягся, ожидая, что вспыхнет факелом. Но огни сами потухли, и всё закончилось.       Следующий шаг — и никакого сопротивления, такой летяще-лёгкий, что Лао Гунчжу пришлось использовать меч как палку, чтобы удержать равновесие.       Он рано обрадовался, не успел он перешагнуть плиту, как голову обручем сжала боль. Теперь не силы, а глубоко спрятанные воспоминания выворачивали наружу. Каждая его интрижка, каждая любовная связь препарировалась жестоко и открыто, всё, что скрывали покои главного ученика или комнаты борделя, липкие пальцы неведомого существа лабиринта вытаскивали наружу, тыкая в его прегрешения: «Вот видишь! Это ты сделал! Ты!»       — Шэнь Юань, — молил Лао Гунчжу неведомого мучителя, — он изменил меня. Я больше никогда…       Но картины прошлого были объёмными: похоть, жестокость и кровь. Он слишком хорошо помнил, и добрая сотня лет оказалась не помехой воспоминаниям. Лао Гунчжу покачивался как пьяный, но всё равно сделал этот шаг. Шаг вперёд, к тем, кого он использовал и обманул, к тем, кто любил его и жаждал его любви.       — Простите… — из закушенной губы текла кровь, глаза всматривались в полузабытые лица… Как давно это было… — Я не понял… Не знал, каково это — любить… Простите меня.       Отброшенные в сторону будущим главой Хуаньхуа, слабые, недостаточно красивые, ненужные юноши и девушки цеплялись за одежду, мешая идти. Но Лао Гунчжу не останавливался. Да, он чудовище и обманул тех, кто ему верил, но больше он не совершит такой ошибки. Его ждёт Шэнь Юань.       «Простите, забытые мертвецы, но вам не остановить меня. Я признаю свою вину и вознесу богатые дары храмам за каждого невинного загубленного мной, чтобы вы могли обрести спокойствие в посмертии, но не просите меня остановиться.»       Он поднял слезящиеся глаза выше, чтобы не смотреть, не видеть искривлённые плачем и страданием лица давно умерших.       Но и тут ему не найти успокоение, стража мавзолея стояла неподвижно, лишь проводила каждый его шаг пустыми чёрными провалами глаз. Безликие ждали его слабости.       Ещё поворот. И словно стена встала, перегородив путь. Он давил всей силой и не мог пройти. В руку лёг меч. Надо успокоить бешено колотящееся сердце, направить ци, удерживая контроль, не позволяя лапам лабиринта вырвать и эту накопленную силу тоже. Стражи смотрели не отрываясь и, видя, что он не двигается, качнулись вперёд, смыкая ряды. Словно ожидая, что защита лабиринта рухнет, убедившись, что Лао Гунчжу не справится, и тогда они не дадут ему выйти, сделав таким же, как они.       — Шэнь Юань, — то ли выдох, то ли стон.       Энергия ци и оружие, пропустившее сквозь себя небесную молнию, они проткнули преграждающую путь защиту, как мыльный пузырь.       Теперь каждый шаг давался с лёгкостью, каблуки стучали, выбивая из камней искры, на голову словно надели мяньгуань небесного императора. То, что он хотел, то, к чему стремился. Никого нет выше него! Он — и земля, и небо! Он властвует, прочим остаётся только подчиниться. Склонить головы, припасть к его стопам.       — А Шэнь Юань? — голос был еле слышным.       Лао Гунчжу отмахнулся небрежно, но кольнуло сердце, и он обернулся. Тонкая фигура стояла в стороне и с каждым шагом Лао Гунчжу отдалялась. Зелёные глаза горели колдовским огнём ци, но улыбка становилась всё грустнее. Ещё шаг, и глаза закрылись, отступая в тень. Исчезая во мраке. Растворяясь…       — Нет! — закричал Лао Гунчжу, сбрасывая морок наваждения, он бросился вперёд, ухватывая за руку, обнимая, прижимая к сердцу, — не отпущу! Мне не нужно могущество и власть без тебя!       Тело колотила дрожь пережитого кошмара, холодный пот намочил одежду. Ещё мгновенье продлились объятия, и полнота живого тела исчезла, оставив после себя пустоту.       — Шэнь Юань — закричал Лао Гунчжу, разворачиваясь, и запоздало испугался. Он, поверив обещаниям безграничной власти, быстро и легко шагал в другую сторону, прямо в объятия безглазой тени. Если бы не Шэнь Юань, он бы остался здесь навсегда, пленником лабиринта. Создатели древнего артефакта были коварны, как настоящие демоны, и очень хорошо читали человеческие души.       Ещё поворот. Его тоже пришлось продавливать силой, тени, видя, что добыча ускользает, обстреливали купол демонической ци, а тот словно в отместку всё сильнее пил силы.       — Шэнь Юань, — молился Лао Гунчжу в голос. — Единственный! Любимый! Я помню нежность и твою ласку. Застенчивую заботу и гордую уверенность танцев. Я всегда искал только тебя, стремился к тебе. Я помню сладость твоих губ и очарование твоей улыбки. Я не смогу забыть день, когда встретил тебя, и день, когда ты стал моим.       Ещё десять шагов.       Лао Гунчжу был на грани. Сила древнего артефакта била в лицо, грозя вышвырнуть прочь за пределы лабиринта в лапы безликим теням. Мужчина боролся изо всех сил, а давление становилось всё сильнее. Он мог бы лечь на него плашмя, и то удержало бы его в воздухе, но сил идти вперёд не было, яростная сила взбесившегося артефакта миллиметр за миллиметром сдвигала его назад. И тогда Лао Гунчжу с силой воткнул в плиту меч, раскалывая её пополам, напрягая плечи. Лабиринт взвыл в голос, закладывая уши, а от самого низа огонь змейкой скользнул по разлому и вверх по лезвию, обжигая пальцы. Лао Гунчжу обняло огнём, словно дружескими объятьями побратимов. Он замер не шевелясь, затрещали волосы, запахло палёным. Лао Гунчжу прикрыл глаза — если, чтобы соединиться с Шэнь Юанем, надо сгореть заживо, что же, он готов.       Но следующий удар силы лабиринта сбил пламя. Всё стихло. Даже стражи перестали швырять демоническую ци.       Лао Гунчжу осторожно вдохнул и приоткрыл глаза. Он был цел. Огонь не тронул ничего, кроме концов волос.       Меч вернулся в ножны, а мужчина сделал ещё шаг, чутко прислушиваясь к окружению. Он чувствовал себя свободным, цельным и обновлённым, словно огонь выжег его грязное прошлое, а сила древнего артефакта вымыла всё лишнее, навсегда меняя бессмертного заклинателя, перестраивая его.       Девять поворотов — целая жизнь. Осталось немного, всего лишь пройти по прямой.       А там темнота, и надо довериться — сделать шаг в никуда, в самый центр пустоты. Палочки дрогнули в руке, выскользнули и полетели к центру, а от них к его сердцу шла тонкая ставшая алой нить ци, и Лао Гунчжу больше не сомневался. Он пошёл вперёд, впервые в жизни полностью доверяя своему сердцу и любви Шэнь Юаня.       Тьма колебалась, словно завеса, но он упрямо передвигал ноги, не отрывая взгляд от серебряного блеска.       Шаг, другой. На последнем Лао Гунчжу словно упёрся в лицом в упругую темноту и не стал отступать, а та, не в силах его сдержать, разошлась в стороны, пропуская.       Он дошёл.