Долгая дорога Шэнь Юаня

* Шэнь Юань *

      Тьма, отступив на мгновенье, дождалась, пока последние отблески воспоминания стихнут, и теперь в ярости вбивалась под кожу, словно хотела выгрызть куски плоти, билась под дых, выбивая дыхание, так больно, что слёзы брызгали, как у потешных клоунов. Шэнь Юань полз вперёд, и каждое движение, словно сквозь толщу воды — неподъёмно. А тьма кружила рядом, выискивая боль, страх, ненависть, желание отомстить, и ведь нашла то, что его задевало за живое.       В чёрном зеркале отражалась его и только его боль.       Он сам выбрал свою участь — стал мальчиком для траха, постельной грелкой. Дальше падать было некуда. Отсюда не было выхода. Это было ниже, чем раб. Бордельные мальчики мигом превращались в затравленных зверят, вынужденных выполнять все пожелания клиентов. Рассчитывая на каплю милости. Женщины в таком положении ещё сохраняли подобие достоинства, парни — нет.       Он так хотел вывернуться, обмануть судьбу, не стать злодеем — Шэнь Цинцю, — что обманул себя сам.       Глава дворца, получив его в свою постель, долго не торопился определять его статус. Он мог назвать Шэнь Юаня фаворитом, любовником или даже личным слугой, подчеркнуть, что этот мальчик только его. Удержать, не дать пойти по рукам, по скользкой дорожке в самый низ, куда неизменно скатываются все шлюхи. Но глава дворца не захотел.       Перед глазами тянулись картины его потаённых страхов: что он не сможет, не выдержит, сорвётся.       А из зеркала Тьмы лениво и пренебрежительно смотрел на него Лао Гунчжу, так, как он помнил. Как было в начале. Сильный, величественный, недостижимый как горизонт. Он отгораживался от него презрительно сжатыми губами и повелительными жестами. Лао Гунчжу всегда получал что хотел и так же легко получил и его — Шэнь Юаня. Неспешно трахал и смотрел насмешливо, будто провоцируя: ну выкини что-нибудь.       Шэнь Юаня тогда спасало одно — не думать! Сердце заходилось от ярости, когда любовник, получив своё, отталкивал небрежно, повелительным жестом отсылая прочь. И ведь даже это было лучше, чем раньше — собственная комната вместо вони общежития, удобная постель вместо узкой койки, духовная еда, которой глава дворца щедро делился перед тем, как предаться любовным утехам, вместо жирной похлёбки. Добротная одежда и никаких наказаний, на него теперь даже голос не осмеливались повысить — разительное отличие после дома господина Цю, когда буквально все были выше его.       Но могло быть лучше, намного — глава дворца мог бы взять его наложником и поселить на женской половине, выделив содержание и приставив слуг. Не хотел.       «Никто больше не осмелится пренебрегать тобой! Глава ордена склонит перед тобой гордую голову», — шептала Тьма.       «Будь благодарен», — скрипел в ярости зубами Шэнь Юань в тёмном зеркале, пытаясь усмирить гнев, прекрасно понимая, что вместе с собственными покоями его ждала бы изоляция, наложникам не позволялось свободно передвигаться по дворцу.       Глава Хуаньхуа был умён, он великодушно позволил продолжить обучение — несусветная милость для постельной грелки. Шэнь Юань вцепился в подаренный шанс обеими руками.       Да вот только сама ситуация…       Глава дворца не мог бы яснее объявить всем, что мальчик-шлюха ему не нужен, попользуется и вышвырнет, так же небрежно, как и пригрел — бери кто хочет. Ни одного украшения, ни одного подарка, даже слуги стали смотреть на Шэнь Юаня пренебрежительно, а притихшие было мужчины снова стали провожать сальными взглядами. Он мечтал о передышке, а время утекало сквозь пальцы, скоро начнётся сюжет новеллы, появится Су Сиянь, и даже призрачная надежда вывернуться без ущерба исчезнет. Он всё ещё слишком слаб.       Тьма согласно зашелестела, обнимая его за плечи: «Но ты можешь стать сильным…»       Коленей он больше не чувствовал, двигаясь рвано, как заводная марионетка, слишком хорошо он помнил всё, что показывали тёмные зеркала.       И ведь сам дурак, мог бы попросить что угодно, а попросил доступ в библиотеку, забыл, что нравы в средневековье дикие и знаками милости и силы надо обвешаться, как ёлка игрушками. А переиграть невозможно — глава дворца разговорами постельную грелку не баловал.       Тьма так откровенно выискивала слабости, что становилось тошно — чего искать, он весь одна сплошная слабость. Другой бы мог поулыбаться и найти место получше или заручиться поддержкой, вихляя тощей задницей и раздавая авансы, он же не мог ничего. Гордость — жалкая и неуместная в такой жизни, манеры и терпение — вот и всё его оружие, а вокруг главы дворца крутились родовитые мальчики и даже девочки, увидя его успех, они стали настойчивее.       А сам он вместо того, чтобы ластиться к тому, кто распоряжался его жизнью, пропадал то на тренировках, то в библиотеке, надеясь, что произойдёт чудо и он успеет создать золотое ядро. Перестанет быть одним из безликих учеников, а станет бессмертным мастером — крохотная ступенька, уменьшающая пропасть между ними, дающая шанс выжить.       Тьма шептала в уши: «Отомсти, утопи их в своей ненависти». И снова перед ним вставали лица: презрительные, злобно-радостные, ненавидящие, — он слишком хорошо помнил каждую обиду и несправедливость.       Шэнь Юань мог бы смеяться в голос, да слёзы мешали — как же просто жить, будучи примитивом — хотя что могла видеть тьма, десятилетиями живя в подвале.       Он замотал головой, разгоняя муть в голове, щупальца тьмы скользящими ударами касались тела, Шэнь Юань вздрагивал, но не отвлекался. Единение ци испугало Тьму, но не заставило отступить, а если по-другому…       Вот Лао Гунчжу, проснувшись раньше, провёл пальцами по его лицу, убирая пряди волос, и долго-долго смотрел так, что Шэнь Юаню стало не по себе, но он упорно притворялся спящим, а потом глава дворца не встал как обычно, отталкивая прочь, а накрыл одеялом и оставил в своей постели.       Сердце наполнило тепло заботы.       Учитель, что скривил губы презрительно, узнав, что он спит с главой дворца, в третий раз объяснял тему — нет, не для него, а для всех, шифу в его сторону и смотреть брезговал, — но в этом классе только Шэнь Юаню плохо давались медитации, а потом каждому на стол легли бесценные брошюры, повторяющие всё то же самое. Именно тогда Шэнь Юань понял, как создать золотое ядро.       Участие участливо потрепало по плечу.       Слуги фыркали вслед, но кто-то из них упорно притаскивал чашечку сладостей, и ставил так, чтобы в глаза не бросалась, но к Шэнь Юаню поближе.       Внимание в каждой крохотной конфетке позволяло пережить ещё один плохой день.       Даже старик-библиотекарь, которому изменившееся положение Шэнь Юаня было словно плевок в душу, потихоньку оттаял — хотя и продолжал бормотать ругательства, зато перестал гнать из зала знаний и, увидев, что парень ищет всё про формирование золотого ядра — нужные свитки, аккуратно сложенные в коробку, сами собой встали рядом со столом, за которым обычно сидел Шэнь Юань.       Прощение и принятие, даже если он и не лучший человек на земле, будут люди, которые поддержат, пусть это всего лишь старичок-библиотекарь.       — На, Тьма, мне не жалко, доброты людей и тебе тоже хватит!       Теплота, участие и забота не слепили глаза, рассекая тьму, как яркие искорки ци, а согревали, как тёплые объятия.       Картины прошлого словно придали сил, Тьма недоверчиво крутилась рядом, больше не пытаясь ударить, а Шэнь Юань вспоминал.       Когда грубоватые прикосновения, пятнавшие кожу красными следами, превратились в нежные, а Лао Гунчжу стал смотреть с жадным восторгом и неверием, впитывая каждый стон так, что становилось неловко и Шэнь Юань смущённо закрывал глаза. Когда на откровенную ласку Лао Гунчжу ответил такой же.       О, лучший воин Хуаньхуа оказался лучшим и в любовной науке, ему не потребовалось много времени, чтобы превзойти своего учителя.       Воспоминание такое яркое, как будто всё было вчера.       Сильный, властный Лао Гунчжу смотрел так, что пробивало до самого паха, а потом притянул к себе. Руки уже проникли под одежду, Шэнь Юань плавился от ощущений, растворяясь в нежных прикосновениях. Ладонь обхватила затылок, зарываясь в волосы, губы коснулись губ, и нежный, влажный, настойчивый язык захватил в плен его рот. Лао Гунчжу целовал его вдумчиво, со знанием дела, так, что кружилась голова и Шэнь Юань, не замечая сам, начинал стонать, прижимаясь всем телом, каждый раз ошеломлённо думая, что может кончить так, только от одних поцелуев.       А потом любые мысли исчезали, оставались только губы. Шэнь Юань извивался, подставляясь, тело изнемогало от безумных ласк, он уже всхлипывал, прогибаясь, пытаясь сильнее прижаться к горячему сильному телу. Руки, губы, язык Лао Гунчжу были везде, низ живота тянуло скопившимся в нём желанием.       Член напряжённо пульсировал от нетерпения получить свою порцию ласк. Ноги сами раздвигались. Как же хотелось ощутить на нём большую мозолистую руку, но мастер не торопился. Шэнь Юань попытался сам коснуться своего желания, но его ладонь была перехвачена.       Лао Гунчжу толкнул его спиной на кровать и лёг сверху, ци главы ордена словно вышла из-под контроля и теперь сводила Шэнь Юаня с ума, бесстыдно касаясь везде. Казалось, ничего в мире больше нет, только губы его Лао Гунчжу, только руки и ци, а тот поцелуями опускается всё ниже, горячая щека прижимается к бедру. Шэнь Юань замирает, не веря и желая продолжения, а Лао Гунчжу смотрит так, словно хочет сожрать.       Член готов взорваться, он дёргается на каждый вдох.       — Пожалуйста, — шепчет Шэнь Юань одними губами, — пожалуйста, мастер…       Пальцы комкают простынь, по вискам бежит пот.       А чёрные пронзительные глаза смотрят, не отрываясь, когда жадные, настойчивые губы всё же обхватывают головку, Шэнь Юань кричит, расплёскивая ци и срывая голос, умоляя…       — Ещё… не останавливайся… люби меня, — Шэнь Юань, запрокинув голову, всхлипывал в такт умопомрачительным движениям языка, с трудом удерживаясь от желания вскинуть бёдра и вбиться глубже в этот жаркий и податливый рот.       Пальцы, что только что ласкали его бёдра, опускаются ниже, Шэнь Юань, не веря, распахивает глаза, вот они сжали поджавшиеся яички, вырывая низкий стон.       — Мастер, умоляю, не мучьте меня… я так хочу… — просить не стыдно…       Пальцы кружили вокруг его входа,       — Не могу больше, — Издав затяжной, сладкий, мучительный стон, Шэнь Юань задвигал бёдрами в сумасшедшем темпе.       — Кончи для меня! — Лао Гунчжу смотрел сумасшедшими глазами, в которых пылало пламя, и двинул рукой, сразу сильно и глубоко погружая пальцы.       Шэнь Юаня подбросило, ощущений сразу стало слишком много.       А Лао Гунчжу, улёгшись на него сверху, жарко целовал шею и шептал еле слышно:       — Красивый мой, желанный… хочу тебя… Боги, как я хочу тебя…       Он продолжил вспоминать, но уже другие моменты: любовь родных, весёлые радостные праздники, его первый опыт сесть за руль, перед глазами вставали дни и ночи с Лао Гунчжу, но это слишком личное, не надо такое Тьме показывать.       И Сяо Юань, маленький сынишка, нежданный подарок этого странного мира, любознательный счастливый малыш, всей душой открытый новому, как он тут без него в этом странном храме?.. Связывающая их нить убегала вперёд, а вместе с ней — его беспокойство, страх и волнение. В зеркалах, множась, убегал Сяо Юань, смеялся, играл, кричал и ругался, смотрел сердито и настороженно, обнимал так крепко, что не вырваться.       — Сяо Юань, — закричал Шэнь Юань, но звук вяз, словно в тумане.       — Если можешь, помоги его найти, — обратился он к Тьме.       Та закрутилась волчком, ластясь к рукам как кошка, и исчезла. Окружающая мгла задрожала и расступилась, исчезая в воздуховодах, окруживших зал по периметру. Да какой зал?! Проход больше напоминал маленький коридор между двумя залами, это Шэнь Юаню, утонувшему в плохих воспоминаниях, он показался бесконечным. Впереди золотились огромные двери.