* Лао Гунчжу *
Лао Гунчжу тяжело дышал, злость накатывала волнами, хотелось крушить стены, или догнать и разорвать Шэнь Юаня, или вытрахать из него всю душу. Прошло много времени, прежде чем глава понял, что именно его злость питает путы. Он с трудом успокоился, скрежетал зубами, но давил свою ци, и путы пали, не сразу, но пали. Одним прыжком глава ордена пересёк полкомнаты, отшвыривая с пути тяжёлую кровать, как будто она ничего не весила. Он влетел на балкон и огляделся — глупо было думать, что Шэнь Юань где-то поблизости, он давно улетел, на его! духовном мече. На мече! Старый глава Хуаньхуа нехорошо улыбнулся и призвал меч, тот проявился тотчас же. Тут главу дворца словно поддых ударило, он словно вживую увидел, как у Шэнь Юаня из-под ног исчезает его меч, и он маленькой куклой падает с высоты, и жёсткие ветви деревьев пробивают насквозь его тело. Всё заливает кровь Шэнь Юаня. Старый глава дворца вцепился себе в волосы и завыл страшно, в голос! Его ци метнулась по комнате и вбилась в его тело. Он упал на пол, содрогаясь — сильнейшее искажение ци настигло старого главу школы. Он, не видя ничего, катался по полу, крушил сундуки и раздолбал кровать в щепки, он бросался на стены и пробивал их собственным телом. А за окном собирались тучи, весь дворец окутывало страшное чёрное облако, пронзаемое молниями. Конца-края не было этой черноте, страшная сила старого главы вышла из-под контроля и грозила поглотить всех. Сквозь тьму и ураганный ветер к отцу шла его дочь, маленькая хозяйка дворца, если кто и мог остановить это, то только она. Она не боялась, не останавливалась, она духовным мечом прокладывала путь во тьме и наконец схватила отца за окровавленные руки. Она кричала о долге, напоминала об обещаниях и клятвах, она трясла отца за плечи и кричала: — Ты обещал матери, что позаботишься обо мне! Ты клятву давал! Ты поклялся старому главе ордена, ты не можешь, отец! Не можешь так погибнуть! Слова дочери с трудом доходили до главы ордена, но долг — это то, во имя чего он жил долгие годы. Долг перед семьёй! Долг перед орденом! Буйство ци начинало успокаиваться. Он должен! Глава ордена долго болел, с трудом отходил от такого искажения ци. Спальню починили, но он больше не хотел жить там. Он переселился в другое крыло и снова отпустил бороду. Его ждали дела. Много-много дел.* Шэнь Юань *
Шэнь Юань не разбился и не погиб, он как падающая звезда нёсся от дворца Хуаньхуа первые полчаса, а потом летел неспешно и аккуратно, совсем невысоко от земли. И конечно, не над лесом, а вдоль дороги, ещё не хватало заблудиться. Мог бы идти пешком, но на мече было проще и быстрее. Когда меч исчез, он кувыркнулся в мягкую траву, слегка ушибся, но ничего серьёзного. Глава ордена зря переживал. Шэнь Юаня, несмотря на все неприятности и ещё ноющую задницу, наполняли радость и предвкушение. Он всё ещё боялся этого мира, но уже куда меньше, и у него теперь был меч. Шэнь Юань совсем повеселел. Кстати, надо его вытащить из мешка и повесить на пояс, а то как-то несолидно лезть за мечом в котомку. Ему было хорошо во дворце, но иногда хочется чего-то нового, новых встреч, людей, а то он за два года только с Лао Гунчжу и общался. С остальными, дай бог, парой слов перемолвился. Самый длинный разговор у него вообще был с маленькой хозяйкой дворца, пока она не взяла кнут. Но тут сверху упал мужчина на мече и резко остановился, взметнув красивыми длинными одеждами. «Ещё один бессмертный на мою голову, — недовольно подумал Шэнь Юань, — им как мёдом вокруг меня намазано. От одного уйти не успел.» Мужчина ловко шагнул на землю, меч вернулся на пояс, незнакомец, заложив руки за спину, подошёл поближе. Незнакомое лицо приобрело знакомые черты. — Юэ Ци! — выдохнул Шэнь Юань Названный брат сложил руки в традиционном приветствии и слегка наклонил голову. — Глава ордена Цанцюн Юэ Цинъюань, — представился он полным титулом. Что же, мечта побирушки с улицы исполнилась, Юэ Ци мог гордиться собой — он добился чего желал. Шэнь Юань скомканно поздравил с назначением, но своих вопросов не забыл: — Откуда ты здесь? При всей своей фантазии Шэнь Юань не верил, что можно случайно встретиться на пустынной дороге между Хуаньхуа и Цанцюн. Напрямую через леса и поля лететь было намного быстрее, это дорога смертных предполагала частые остановки на постоялых дворах и посещение каждого мало-мальского городишки или даже деревни, лежащей на пути. Бессмертный не мог тут оказаться случайно. — Ты следил за мной! — Следил, — согласился Юэ Ци. Шэнь Юань зябко повёл плечами, ему стало нехорошо. Он только вырвался от маньяка, помешанного на контроле, и попал в руки сталкера. «Какой прекрасный день! — саркастично подумал Шэнь Юань, — ты хотел новое лицо для общения — и получил, зашибись!» Последнее время его желания сбываются странным образом, надо бы поосторожнее с ними. Настойчивое приглашение главы Юэ посетить Цанцюн пришлось принять, вежливого отказа он не принимал, а выяснять, способен ли его названный брат запихнуть Шэнь Юаня в мешок и похитить, не хотелось. У человеческой психики, насколько помнил Шэнь Юань, есть одно замечательное свойство — внутренние барьеры. Человек может хотеть быть насильником, сталкером, маньяком, убийцей, да кем угодно, что порицается обществом, мечтать об этом, но физически на это не способен. Пока что-то не стронет камень и не разрушит этот внутренний барьер. Шэнь Юань рассчитывал, что глава Юэ удержится на краю и не станет тем, кто похитит своего названого брата и посадит в клетку. Добровольное согласие позволяло сохранить иллюзию свободы воли. Поэтому он решил согласиться. Хотя особых вариантов у него не было, здесь нет полиции. Кто запретит Главе Юэ — сильнейшему заклинателю этого мира — делать, что он хочет? Так что Шэнь Юаня поставили на меч, крепко — слишком крепко, на его взгляд — прижали к себе и повезли на Цанцюн.***
Цанцюн был красивым орденом, сверху прекрасно было видно двенадцать пиков, строения и зелень между ними, среди которой петляла тоненькая синь маленькой речки. Шэнь Юань наивно полагал, что они хоть немного осмотрятся, но нет. Глава Юэ не желал задерживаться, они неслись к самому высокому пику с золотыми куполами. Быстро сев на широкую площадку, глава Юэ сразу позвал к себе главного ученика и отдал распоряжение удобно устроить Шэнь Юаня. Его ждал небольшой уютный домик на три комнаты с небольшим садиком, самый ближайший к огромной резиденции главы пика. «Нда», — подумал Шэнь Юань, оглядываясь, он догадывался, что глава дворца Хуаньхуа — редкий сибарит, но не представлял, насколько аскетствовали все остальные. Его ждала низкая широкая лавка, на ней лежала циновка, поверх клался тоненький матрас, набитый какими-то семенами жёсткий небольшой валик и тонкое покрывало. Сладко спать не предполагалось, от совершенствующихся, видимо, требовали полного самоотречения. Главный ученик дождался, пока он положил вещи, и проводил его до кухни. Учеников кормили дважды в день. В меню был рис и что-то плавало в масле. Желудок Шэнь Юаня болезненно сжался. Поскорее бы освоить инедию, еду здесь он не переживёт. Он осторожно осведомился, а чем питается глава ордена, ученик спокойно ответил, что глава ест то же, что и все, только его еду приносят прямо в покои. Надо решить этот вопрос, может, как-то отдельно купить курицу, есть это Шэнь Юань не сможет при всём желании. Старший ученик послал его с этим вопросом к поварам. Не обращая внимания, что Шэнь Юань не съел ни крошки, главный ученик проводил его обратно в крохотный домик и посоветовал отдохнуть, ожидая, пока его навестит глава ордена. Нда, Шэнь Юаню так ясно дали понять, чтобы он не смел никуда уходить, что аж неприятно стало. Подождём главу ордена. Визит главы Юэ не сделал ситуацию понятнее — тот загадочно улыбался, целовал руки, что выглядело довольно странно. Мужчинам тут руки не принято целовать, да и женщинам тоже. Это скорее развязный жест, демонстрирующий близость. Но Юэ Ци вёл себя безупречно — принёс дорогой чай и сладости, поддерживал светскую беседу. Чёрный чай, хотя Шэнь Юань любил зелёный, и сладости с орехами, хотя он любил с фруктами. Интересно, это Шэнь Цзю предпочитал орехи и чёрный чай? Потому что изысканный и дорогой чай в этом мире — это зелёный. Во дворце Хуаньхуа в таком разбирались даже слуги. Изысканными считались те сладости, что предпочитал император, а император не любил орехи. Стало неловко. Шэнь Юань осторожно пытался выяснить планы насчёт него самого, но ему, добродушно улыбаясь, предложили отдыхать и ни о чём не думать. Шэнь Юань проявил настойчивость, поинтересовался библиотекой, тренировочными залами и купальней, он всё же совершенствующийся-книжник, и хоть он пока ещё не сформировал золотое ядро, всё же его цель — это вознесение. Он должен тренироваться, и если ему никто не поможет и здесь нет для него учителей, наставников или старейшин, что же, он готов работать и сам. Он не зря прочитал всю литературу для младших учеников во дворце Хуаньхуа. Он давно имел чёткое представление о своих целях. В этом мире можно вознестись на небеса, и говорят, за этими небесами идут следующие, а на седьмых обитает небесный император. И раз уж Шэнь Юань здесь, он хочет это увидеть. Глава Юэ перестал улыбаться, он нечитаемо посмотрел на Шэнь Юаня и прямо запретил ему куда бы то ни было ходить, а в купальни он проводит его сам. И как-то это прозвучало, что чай стал поперёк горла. Глава Юэ откланялся. Так потянулись нудные однообразные будни Шэнь Юаня. Он считал, что к Шэнь Цинцю здесь плохо относились? Забудьте, плохо относились к нему, к Шэнь Юаню. Весь пик ходил вокруг его домика кругами и отпускал двусмысленные замечания. После дворца Хуаньхуа, где в его сторону и посмотреть боялись — разительный контраст. Он узнал много нового. Оказывается, о его роли постельной грелки главы Хуаньхуа было известно совершено всем. Шэнь Юань так и не понял, считали ли они это унижением или завидовали. Сейчас учеников пика возмущало, что Шэнь Юань окрутил голову главе Юэ Цинъюаню. Они издевательски говорили, что он уже не так красив, быстро постареет, ведь золотого ядра у него нет и не будет, а тогда и главе Юэ он надоест, и его наконец-то отправят туда, где ему самое место — в бордель. Логика этих заявлений от него ускользала — было правило отправлять всех старых в бордель? Такое ощущение, что понимания борделей у великовозрастных детишек особо не было. В принципе, ничего нового ученики не говорили, Шэнь Юань и сам ждал, когда же глава Юэ потеряет к нему интерес и он сможет уйти. Пересуды продолжались долго, но всё когда-нибудь надоедает, у учеников в ордене полно дел. И именно это время выбрал глава Юэ, чтобы навести следующий визит. Стоило ученикам потерять интерес, и глава Юэ, не скрываясь, шёл к домику Шэнь Юаня с подарками. Шэнь Юань так и не понял, делал это глава Юэ специально или нет, но неудобств это доставляло массу, как и подарки. Дорогие и неуместные. Если Шэнь Юань решится бежать, он их и взять с собой не сможет, хрупкие и очень ценные вещи. В мешке их не унести, продать невозможно, его скорее обвинят в воровстве, а вещи отнимут. Чайники и чашки, веера и ткани, перья каких-то животных. Обидно было, что среди них не было ничего, что нужно Шэнь Юаню прямо сейчас: ни нормальной одежды, ни еды, ни книжки, ни нот, даже гребня паршивого. Он и так всё время перечитывал одну-единственную прихваченную из дворца Хуаньхуа книгу и играл на своём гуцине, пытался подбирать мелодии, которые помнил, на слух. А еду ему приходилось готовить самому, выпрашивая одну курицу в неделю у поваров. Больше было нельзя. Её он варил сам, как любил, в воде и без специй, жаль только соли не было. Гребень он тоже вырезал сам из бамбука. Это была сложная жизнь. Больше всего мешали люди, почему-то глава Юэ не одёргивал своих учеников, и они куражились, как могли, хорошо что ещё издали, за изгородью его домика. Ходить никуда он не мог, сначала — потому что не разрешали, потом — потому что кому понравятся толпы, бегущие следом, перешёптывающиеся и смеющиеся. Он полностью перестроил свой распорядок, вечером рано ложился спать, днём тренировал игру на гуцине, делать-то было больше нечего, а на рассвете гулял. Только так он смог свести время, когда он слышал, что говорили ученики, топчущиеся вокруг его домика, до минимума. Он уходил довольно далеко, пик Цинцзин он узнал по поросли бамбука, сначала молодой и слабой, а чем глубже заходишь, тем мощнее становится бамбуковый лес. Молодые побеги бамбука он и собирал, всё какое-то разнообразие, помимо риса и курицы, ножа у него не было, так что заодно Шэнь Юань тренировал удары ци. Там-то он и почувствовал, как его силе хорошо в бамбуковом лесу, как она легко подчиняется ему и лесу, стремясь стать сильнее. Шэнь Юань стал вставать ещё раньше, теперь он приходил в бамбуковый лес медитировать. Очень скоро он научился открываться лесу и чувствовал весь его целиком. Не удивительно, что Шэнь Цзю стремился сюда, если он так ощущал пик, если его сила так тут росла. Управление ци было сложной наукой. Сначала ученики просто что-то делают. Они дословно выполняют команды учителей, и это занимает много времени. Если нет таланта, могут пройти годы без единого результата. А когда ученики привыкают к тренировкам, они начинают потихоньку чувствовать свою ци, сначала по чуть-чуть и отрывисто, затем всё сильнее. Это не всегда получается, поэтому совершенствующиеся любят использовать духовные травы, животных или таблетки, так процесс становится легче и быстрее. Ци сначала циркулируют по меридианам, наполняя все три даньтяня, и учатся концентрировать. Когда это получилось, наступает стадия формирования основания. Если всё пройдёт хорошо, тогда можно сформировать золотое ядро и стать бессмертным. У Шэнь Юаня всё с самого начала пошло не так, он не чувствовал ци и не понимал, как надо тренировать то, что он не чувствует. У Яньцзы об него сломал не одну хворостину, пока не понял, что такого упрямца проще учить по-другому. Тогда-то он начал его учить как физического совершенствующегося через бой и боевые стойки. Конечно, У Яньцзы отступил не сразу, он ещё пытался втянуть его в демоническое совершенствование через боль, страдание и насильственное изъятие сил. Шэнь Юаня тогда долго рвало, и даже не потому, что подопытным должен выступать он сам, а потому, что это было омерзительно. Ему пришлось садиться и долго рассказывать о природе жизни, о том, что смерть — это вообще не жизнь, это другое состояние. Они не взаимосвязаны и не происходят друг из друга, что бы философы ни говорили. Их взаимосвязь теоретическая, умозрительная. Из трупа петуха не появится петух. Это демагогия — говорить другое. И демоническая ци — это просто другой вид энергии. Он просто есть. И он убивает. Как молния. Современными средствами невозможно поймать молнию, и уж конечно невозможно запереть молнию в теле человека и заставить работать. А вот развить тело человека возможно, можно увеличить рост, нарастить мышцы, прибавить выносливость. Это мы можем, потому что живые и способны к изменениям в любом возрасте. Почему-то эта мысль очень понравилась У Яньцзы, он даже на некоторое время отстал от Шэнь Юаня и ходил в город, что-то выясняя. Вернувшись, он утроил тренировки. Шэнь Юань не был физическим совершенствующимся, но его молодое тело быстро приспособилось, стало выносливым и сильным. Ци он не чувствовал по-прежнему. Во дворце Хуаньхуа много времени уделялось азам, поэтому там тратились часы, чтобы научить учеников правильно медитировать, остальное время уделялось тренировкам. Поначалу это не произвело на Шэнь Юаня впечатления, пока он не зарылся в книги и не выяснил, что ему буквально выстилают широкий, удобный и, главное, короткий путь к золотому ядру, а он противится. Шэнь Юань сразу стал примерным учеником и на медитациях больше не спал и не отлынивал, а старался вовсю. Свою ци он ощутил в другое время, когда заснул под столом и почувствовал, что держался за ногу главы ордена не только руками. Тогда он не обратил внимания, но чем дальше, тем приятнее было обнимать главу ордена и прижиматься как можно ближе, отпуская себя и свою ци. Ему тогда казалось, что это любовь, а может, это просто его ци так реагировала на стихию мастера. О том, что их ци что-то связывает, Шэнь Юань задумался в сокровищнице, как сладко было раскрыться полностью и чувствовать подпитывающую, поддерживающую силу мастера. Здесь, среди бамбука, было просто хорошо, он и сам чувствовал себя бамбуком, и лес ощущал его такой же частью себя. На него садились птицы, к нему подходили звери и очень удивлялись, выясняя, что бамбук-то живой. Дышит, моргает и даже встаёт. Это смахивало на шизофрению, но если задуматься, здесь мир совершенствования, высшей формой демонического животного является человек, человеческая форма доступна только сильнейшим демонам. Духовные растения тоже способны развиваться, у них тоже есть уровни, а что, если им просто не дают достичь высшей человеческой формы? Тогда бамбуковый лес, воспринимающий его как часть себя, вполне нормален. Шэнь Юань — просто уникальный, единственный в своём роде бамбук, достигший человеческой формы, не удивительно, что бамбуковый лес к нему тянется. Он тоже хочет её обрести, стать сильнее и тянется за лучшим — вполне понятное желание. Но Шэнь Юань всё равно хихикнул: — А я бамбук! Крутой бамбук. Его вылазки не остались незамеченными, но глава Юэ не стал ничего говорить, и его занятия с мечом в ночной мгле он тоже проигнорировал. Он продолжал регулярно приходить и многозначительно молчать. Если бы не весьма откровенные и грубые замечания учеников, Шэнь Юань в жизни бы не догадался о намерениях главы Юэ. Если в его жизни и были принципы, то это был один из них — спать с братом, хоть и названным, он физически не смог бы. Шэнь Юаню всё чаще снилась ци, похожая на грозовые тучи, и сильные руки, но и поддаваться своим слабостям он не собирался, ещё никому не пошло на пользу возвращение к насильнику. Днём он играл на гуцине, это был очень интересный опыт. В детстве его немного учили, как играть на гуцине и на пипе — древние классические инструменты нравились его матушке. Наряду с чайными церемониями и составлением икебан. Кому как не младшему сыну составлять компанию матери. Вот он и таскался всюду и даже что-то умел. Днями он скорее тренировал не свой навык в игре, а спокойствие, умение концентрироваться, несмотря на мерзкие разговоры окружающих, которые были слышны даже через стены. Люди старались говорить громче, чтобы он точно всё услышал. Его снова называли шлюхой и бордельным рабом, хихикали, когда пытались описать, как именно он зарабатывает благоволение главы ордена. Шэнь Юань усмехался на глупые попытки описать секс между мужчинами и мечтательно вскидывал глаза, вспоминая, как Лао Гунчжу гнал таких пинками или своей ци. В такие моменты он и играл громче и пронзительнее. А однажды он заметил, что, когда направляет ци в струны, эти незатыкающиеся хабалки быстро покидают окрестности его дома. Тут-то он вспомнил, что его гуцинь — это духовный инструмент, то есть такое же оружие, как и меч. Он решил пойти на рассвете в бамбуковый лес не с мечом, а с гуцинем.