raf with honey and lavender syrup.

обычная групповая тренировка завершается странно – если 'странным', конечно, можно назвать падение высокого парня прямо на задницу посреди катка, что вызывает смех у всех, но не у сонхва. пак в ярости. когда все уходят из раздевалки, пак скрещивает руки на груди и на парня смотрит, который под взглядом его съеживается и теперь таким огромным вовсе не кажется. – ты новенький? – спрашивает сонхва, глядя на парня снисходительно. тот молчит, взгляд отводит. – отвечай, когда старшие с тобой разговаривают. ты новенький? – не совсем. – мямлит он в ответ. – я, вообще-то, хоккеист... о. это объясняет многое. к примеру, то, как хорошо этот юноша на льду держался, но каким неуклюжим был. сонхва усмехается небрежно. – а, варвар? паренёк тихо фыркает, но не спорит, а наоборот – кивает, слова старшего подтверждая. – я сон минги, кстати. – наконец-то представляется он, а в глазах сонхва понимание проскакивает. минги – имя знакомое. сонхва вспоминает, как юнхо про него рассказывал много, ведь эти двое друзья ещё со времён средней школы. ещё пак помнит, как ёсан жаловался на 'кошмарного хоккеиста', который смотрел на него свысока – в прямом и переносном смысле – и толкнул плечом в дверном проходе, хотя и не ясно, специально то было или нет. и теперь сонхва некоторый диссонанс испытывает – этот неловкий, неуклюжий парень совсем не похож на описания юнхо и ёсана. ну, или сонхва его просто иначе представлял. – так что ты среди фигуристов забыл? – наконец спросил пак. – ну... я хотел попробовать узнать, как проходят тренировки у вас... – начал лепетать минги, как маленький ребёнок, на ходу выдумывающий оправдание, проводя рукой по коротким растрёпанным волосам. – я могу поделиться с тобой секретом? сонхва заинтересованно голову на бок склоняет. его движения плавны и элегантны всегда, правда сейчас он небрежен и расслаблен, но даже это минги завораживает – невольно он дыхание задерживает. всего на секунду, пока ответ ждёт. – думаю, да. – я ненавижу хоккей. – с губ сона слетает так просто, а у сонхва глаза округляются от удивления. – и что? щёки минги, как мог поклясться сонхва, покрылись едва заметным румянцем. – я всегда хотел быть фигуристом, но мне говорили, что я слишком неуклюж для этого. и что пластичности у меня нет, по словам тренера, я как бревно. поэтому и пошёл на хоккей. – ну, судя по тому, как ты сегодня катался, твой тренер был прав. – без намёка на сочувствие произнёс пак, но видя, как от его слов погрустнел взгляд минги, а огонёк в нём пропал, сонхва немного смягчился и руку на плечо минги, на невысокой лавочке сидящего, положил. – эй, прости, мальчик с тонкой душевной организацией, я просто сказал правду. тебе действительно не хватает пластичности, но это исправимо. – правда, хён? – глаза минги сияют надеждой, пухлые губы растягиваются в улыбку, а у сонхва сердце отчего-то ёкает так странно – впервые в жизни. – правда. – выдыхает сонхва, убирая руку с плеча минги, в глазах которого на секунду сердечки мерещатся. глупая игра света. – просто... я могу помочь тебе с тренировками, ладно? только потому что ты друг юнхо... и если ты извинишься перед ёсаном! минги удивляется, глупо моргая, а затем спрашивает робко: – я его напугал?.. пак чувствует, как этого парня ненавидеть начинает. как минги может быть настолько огромным и крохотным одновременно? – чертовски сильно. – отвечает он сквозь стиснутые зубы, ощущая, будто сахар крошится во рту из-за сона. – я извинюсь, правда. – обещает минги и немного губы поджимает. – у вас завтра есть тренировка, да? – угу. придёшь посмотреть? сон кивает и улыбается лучезарно, а сонхва держится от того, чтобы за голову схватиться, сесть на корточки и заскулить. да что такого в этом сон минги его зацепило за пару минут общения? этот парень невозможен и теперь пак понимает, почему тот с юнхо сдружился. на следующий день минги действительно приходит – улыбается по-дурацки, стоя за ограждением, и, дожидаясь конца тренировки, держит две стакана с горячим кофе, откуда-то узнав ( от юнхо, наверное ), что ёсан любит американо с молоком и ванильным сиропом, а сонхва – раф с медом и лавандовым сиропом. сонхва под нос себе ругается, когда минги, стаканы на столик небольшой положив, берёт его за руку и помогает с катка сойти. да что вообще этот парень возомнил о себе? пак руку из хватки освобождает и идёт в раздевалку, чтобы обувь сменить и переодеться во что-то более удобное, чем тренировочный костюм, а спиной чувствует тоскливый щенячий взгляд минги. из раздевалки выходя и чувствуя лёгкую боль в районе ступней и лодыжек, сонхва с теплом на душе видит, как сон извиняется перёд ёсаном и кофе ему протягивает. от мысли, что будь тут юнхо, то он бы стоял с плакатом 'вперёд, минки' и кричал какие-то лозунги поддержки – а он бы так и сделал, – пак тихое хихиканье сдержать не может и этим на себя внимание минги обращает, который, кажется, уже разговор с ёсаном закончил. кан в раздевалку уходит, довольно губами причмокивая после нескольких глотков кофе, а минги подходит к сонхва, вручая ему стакан. – я извинился перед ёсаном, как ты мне и сказал. теперь он думает, что я милый. – гордясь собой, заявил сон, а сонхва лишь вздохнул, головой покачав, и сделал глоток рафа. – о, это вкусно. где брал? – спросил он, ладони грея о пластиковый стаканчик. – я сам сделал. – отвечает минги, а пак едва не давится и ему около минуты кашлять приходится, чтоб не задохнуться. тихо хихикая, сон его по спине легонько хлопает. – я бариста подрабатываю в кофейне недалеко отсюда, как раз смена заканчивалась и я вам двоим кофе сделал, а потом заготовки для коллеги и всё такое. – мне безопасно это пить? – уточняет сонхва. – там нет отравы? минги смеётся, а у сонхва почему-то сердце трепещет. – лавандовый сироп и мёд за отраву считаются? – с ласковой улыбкой сон спрашивает. сонхва мысленно клянётся, что выльет это кофе минги на голову, если тот ещё раз посмеет так в его сторону улыбнуться. – нет. – бурчит пак в ответ, свободную руку в карман пряча, когда они на улицу выходят. уже холодно и первый снег прошёлся недавно – конец ноября всё-таки, зиму до ужаса мёрзлую предвещает, а пак только рад. зимой, когда снег под ногами хрустит, а мороз щёки щипает, сонхва чувствует себя живым по-настоящему. сейчас, правда, он перчатки забыл – пальцы мёрзнут, а в кармане пальто их согреть не получается, как ни крути. замечая это, минги останавливается и в сумке что-то ищет, а затем протягивает сонхва пару кожаных перчаток. – я всегда ношу с собой запасные, потому что юнхо вечно свои забывает дома. ты, кажется, от него не особо отличаешься. – замечает минги, а сонхва не понимает, отчего у него щёки краснеют – от холода или от смущения. – ты невыносим. – ворчит пак, отдавая минги подержать стакан с недопитым кофе, и надевает перчатки. сон усмехается. – мне все так говорят. сонхва становится тепло не только в руках, но ещё и на душе. это чувство раздражает и с толку сбивает, но он старается на том не сосредотачиваться, и внимательно слушает рассказ минги о какой-то глупости, пока они по парку заснеженному идут. настолько внимательно, что про кофе забывает, а когда глоток делает – напиток уже остыл, из-за чего пак морщится, а минги смеётся искренне и исцеляюще. когда снежинка на нос сона падает, тот замолкает, а сонхва не может от мягкой улыбки удержаться. момент тянется, мёду подобно. сонхва не хочет идти домой. он хочет остаться в парке с минги, хрустящим под ногами снегом и остывшим рафом – желательно навсегда.