***
Три подноса, непроглядно заставленных «быстрой» едой, уже располагались на столе, а Саши и Нанабы до сих пор было нигде не видать. Нахмурившись, Криста искала подруг детства взглядом по всему столовому залу, борясь с желанием наброситься на готовый заказ в одиночку. От этого, однако, её внезапно отвлёк звук, который по громкости иногда был способен потягаться со слабым землетрясением — урчание в животе голодного гумафага. Девушка повернулась к соседнему столу. — Ну сколько уже можно ждать?! — басистая жалоба принадлежала длинноволосой брюнетке размера куда большего, чем «икс-икс-эль». — Мы заказали две запечённых «три фарша» пятнадцать минут назад! Ножки стула под её «кормой» (иначе и не выразиться) были неслучайно обвязаны красной ленточкой: сам стул разительно превосходил по размеру и прочности обыкновенные, а по центру столешницы перед ней в говорящую за себя окружность были обведены латинские буквы «H» и «F». Давно прошло то время, когда гули (теперь научно прозванные «гумафагами») ещё считались открытыми врагами человечества. Современное общество избрало удобную и толерантную систему, в которой оба вида могли мирно ужиться и сосуществовать: се́ти уни-продуктовых, -бакалей и -ресторанов включали в свои ассортименты настоящее человеческое мясо, необходимое любому гумафагу для здоровой и полезной диеты. Источников поставок было хоть отбавляй: морги, приговорённые к смертной казни заключённые, абортные клиники и даже добровольные высокооплачиваемые донорства — именно от этого зависели сорт и, соответственно, цена итогового продукта. Очень быстро человеческие кладбища и кремация вышли из моды, но, с обратной стороны, почти во всём мире аборты стали бесплатными, а уровень преступности значительно снизился. И благодарить за это всё стоило лишь бездонный и привередливый желудок той недовольной восьмифутовой брюнетки и ей подобным. За одним столом с ней, возвращаясь к теме, сидели две посетительницы таких же великанских пропорций. Криста подумала о том, что если Саша, Нанаба и она сложат вместе весь свой лишний вес и утроят получившееся число, то вышла бы, наверное, примерная масса одной из них. — Мало ли, какие-то неполадки на кухне… — предположила конопатая шатенка, больше всего почему-то завладевшая вниманием Кристы. — Воскресный вечер, в конце концов: не все морги в городе могут работать или ещё что… Но двум её знакомым, видимо, совсем не терпелось как следует отужинать: — Чёрт с этой дырой, — неуклюже поднялась со своего места третья, блондинка. — Пойдём в «УниМексикано», Мики. Там не заставляют ждать, а очереди есть только в уборную. — В этот раз возьму себе что-то с чилли, — поддержала идею чёрноволосая. — Кстати, как ты думаешь, мексиканцы в начинке натуральные? Я вижу их в городе всё реже в последнее время… — Микаса, Анни, постойте! Вы же уже оплатили заказ! — кричала оставшаяся за столом шатенка им в след, но безуспешно. Разделяя с ней огорчение, Криста вздохнула, повернулась обратно и потянулась разворачивать обёртку своего первого уни-бургера.***
Сонно приоткрыв глаза, Нанаба не сразу поняла, где сейчас находится. Только когда бодрящие запахи сырого мяса, растительного масла и стерильной кухонной обстановки разом ударили ей в нос, она окончательно пришла в сознание. И тут же ужаснулась. Ужаснулась так же, как это сделал бы любой другой человек со связанными конечностями, голышом лежащий на разделочном столе посреди кишащей людьми кухни. Однако силы приподнять туловище и завизжать в себе она нашла уже только тогда, когда обнаружила, что вместо живота у неё теперь было что-то вроде огромного раздутого шара. Быстро подоспевший невысокий повар заткнул рот светловолосой девушки яблоком, обмазанным в меду: оно было настолько большим, что у Нанабы не получалось вытолкнуть его языком. Снова уложив девушку горизонтально, он пристально изучил её раздетое тело взглядом и повернулся к коллеге по ту сторону стола. То же самое, не имея выбора, сделала и Нанаба. Саша, по всей видимости, пришедшая в сознание гораздо раньше подруги, относилась ко всей ситуации с бо́льшим равнодушием. Притуплённая забвенная улыбка не сходила с её лица, пока какой-то молодой коротко стриженный парень неаккуратно разминал руками её настолько же округлое пузо, полностью умещавшее в себе, такое чувство, не менее двух спелых арбузов. Нанаба отчаянно попыталась нечто ей промычать, но все трое из присутствующих это проигнорировали. — Эти две — «три фарша», Конни? — коротко спросил первый повар у молодого, небрежно шлёпнув Нанабу по её упругому брюху так, будто бил откормленного поросёнка по окорочку. — Так точно, Леви. Желудок — говяжий, тонкая — свинной, толстая — куриный, — ответил он. Только в этот момент Нанаба почувствовала неприятное скользкое ощущение в глотке, оставшееся от пропихивания по пищеводу перемолотого говяжьего мяса. К мысли о том, что и весь её кишечник напичкали несколькими килограммами фарша прямо через задний проход, она всё ещё относилась с шокированным отрицанием. — Я займусь оставшейся подготовкой, а ты — найди, чем закупорить с обратной стороны, — приказал старший повар. Послушавшись, Конни на время отлучился. Сам Леви, игнорируя настороженный его словами взгляд Нанабы, с профессиональной сосредоточенностью обмакнул кисточку в таз с оливковым маслом и пронёс её прямо над девушкой. Две тёплые прозрачные капельки соприкоснулись с её кожей там, где сходилась первая пара рёбер. По её заломанным рукам пробежались мурашки. Самый первый мазок Леви сделал, намеренно задевая глубоко втянутый сосок златовласой пышки, обведённый широким тёмным ореолом. Нанаба покраснела, забрыкалась и замотала головой в несогласии. Являясь поваром с приличным стажем, мужчина только невпечатлённо закатил глаза и молча продолжил свою работу. — А что, если мы случайно переварим всё это ваше мясо? — бесстыдно спросила Саша; ей, кажется, не нравилось, что её оставили без внимания. — Или гумафаги, обедающие в «УниБургере», не отличат наших какашек от говядины? Хахахахаха… — Этим обусловлен порядок видов мяса в ступенях пищеварительной системы, — объяснял низенький, но суровый повар. — Пять килограмм сырого говяжьего фарша ни один человеческий желудок не переварит даже за неделю, а тонкий и толстый кишечники не способны усвоить сырую и непережёванную свинину с курицей. И вообще… где твой кляп, живое мясо? — Я проглотила его… Ик!.. Когда на толстеньком теле Нанабы, что смирилась с происходящим в процессе, практически не осталось места, не покрытого слоем жирного масла, Конни вернулся назад. В руках он нёс два огромных сорокасантиметровых кабачка. Глаза Саши тут же мечтательно засверкали, а изо рта потекла слюна — глаза её подруги, напротив, чуть не выскочили из орбит, и она замотала головой ещё пуще прежнего. В первую девушку кабачок гладко заехал целиком с её немыслимым одобрением: вздрогнув, она вся затряслась от удовольствия и невменяемо скривила губы. Покончив с этим, её повар тоже взялся за кисточку и приготовился совершить первый мазок. — Какая удобная возможность для первого свидания… — промямлила она, влюблённо глядя ему прямо в глаза. — Правда, мистер повар? — Эм… — смутившись, парень забегал зрачками по сторонам; ингридиент ещё никогда раньше не пытался флиртовать с ним. — Н-наверное… — Конни, так ведь? Как думаешь, ничего страшного, если в одной из нас вдруг окажется два печёных кабачка, вместо одного? Кисточка, которой начинающий кулинар покрывал её полную тушку оливковым маслом, начинала дрожать в руке. — Это… не по рецепту… — Может, сделаешь исключение ради меня? — в её зрачках жалобно засияли белые блики. — В меня поместится ещё два таких… — Заткни этой жирной свинье рот чем-нибудь! — не выдержал Леви, с кабачком в охапку пытавшийся раздвинуть ноги бившейся за свою жизнь Нанабе. — Медовые кляпы закончились… — растерялся Кони. — Не беда, у тебя, должно быть, есть просто замечательный кляп в штанах, — не затыкалась Саша, аппетитно облизываясь. — Его, в добавок, нельзя проглотить и можно использовать повторно… — Такое чувство, будто ты до сих пор не осознаёшь до конца кое-чего важного, — начал выходить из себя юноша, уже красный, как помидор в курином салате, — тобой сегодня кто-то поужинает там, в зале! Вместе с фаршем, кляпом и несчастным кабачком! Ты можешь, хотя бы для приличия, например, попросить меня навещать твоих бедных родителей после того, как тебя не станет, поливать растения в твоей квартире, кормить осиротевшего питомца… но вместо этого просишь о… ты ненормальная! — На самом деле, у меня есть одно сокровенное завещание, мистер повар… Беспокойно проглотив ком в горле, Конни наклонился ниже к её щекастому, но оттого миленькому лицу. — Хоть ты, наверное, и не большой поклонник человечины, я хотела бы, чтобы ты отведал меня самым первым, когда я приготовлюсь, — произнесла она мягким шёпотом. — Его уволят за это, — прокомментировал Леви, постепенно одерживая победу над бойкой Нанабой. — И меня, скорее всего, тоже. — Говорят, к тому же, что от неё ужасно пучит… — Это значит, что наше второе свидание в туалете наступит гораздо скорее… — снова расплылась Саша в соблазнительной улыбке. — Ты просто поехавшая!!! — завопил Конни, яростно пихая ей за щёки гигантскую грушу, обмоченную в карамельном сиропе. Нанаба, тем временем, уже потеряла силы бороться и всё же ощутила острую и невыносимую боль в своём крохотном, отнюдь не гибком анусе. По её кругленькому личику крупными каплями покатились слёзы, задевая ручейками почти незаметные веснушки. Умоляюще ёрзая стопами по дереву стола, она стирала свои пятки в кровь. Тугие и вовсе не податливые мышцы её прямой кишки вынуждали мускулистого Леви заталкивать аномально большой овощ внутрь девушки на протяжении нескольких бесконечно долгих для неё минут. Только ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание от мук, как съедобный монстр пролазил внутрь ещё на полтора сантиметра, оттесняя её болевой порог. К тому моменту как все заплывшие бока Саши были измазаны в масле, кабачок, слегка потеснив куриный фарш, был уже полностью внутри Нанабы: только его зелёная попка выглядывала из норки её анального отверстия, не способной больше зажмуриться. Лицо девушки опухло от непрерывной истерики, а глаза закатились почти до самого конца. Вскоре пузатых подруг переместили на один широкий противень и на нём же из соответствующего ковша полили сверху липким горячим соусом, подготавливая к пребыванию в просторной, уже разогревшейся духовке. Взявшись вдвоём за край противеня и установив его на нужных рельсах, повара мощным толчком задвинули его в внутрь, а затем, не обращая внимания на сдавленные фруктовыми кляпами возгласы, принадлежавшие всё ещё живым Нанабе и Саше, плотно затворили прозрачную дверцу. Отряхнув руки, они с лёгкостью выдохнули и повернулись к духовке спинами. — Что ж, после такого номера им обеим уж лучше оказаться очень хорошим блюдом… — проворчал Леви. — Пока я отлучусь, чтобы позаботиться об их одежде и личных вещах, тебе придётся следить за уровнем прожарки в одиночку. Усёк, Конни? Я постараюсь управиться быстрее обычного. Послушно кивнув, юноша развернулся, присел на корточки и сразу же начал наблюдение. И если всем, что он наблюдал за стеклом, находясь снаружи, были лишь две порции фирменных «трёх фаршей», мирно запекавшиеся в духовке, то Нанаба, ещё пока в сознании находившаяся внутри, видела перед глазами совсем другую картину. Адское пекло, окружавшее её со всех сторон, становилось жарче и душнее с каждой проходившей минутой. Раскаляющийся металл противеня заставлял её, всё ещё ограниченную в подвижности тесными верёвками, беспомощно и безуспешно ворочаться на спине. Все части её неповоротливого тела обильно мокли от пота, его солёная субстанция мешалась с зудящим соусом и припекавшим маслом, а слёзы, скапливавшиеся у неё на щеках, сразу же высыхали от горячего воздуха. Как будто всего этого было недостаточно, в один момент Нанаба приметила ещё одну ужасающую деталь: мясо, закупоренное внутри неё, в её пищеварительной системе, нагревалось гораздо быстрее, чем её собственное. Чувствительные стенки желудка, как оказалось, запекавшиеся вместе с фаршем, постепенно превращались вокруг него в съедобную шкурку, а набитые под завязку кишки, должно быть, всё больше напоминали длинные связки аппетитных колбасок. Пока румяная кожа блондинистой толстушки оборачивалась затвердевшей корочкой, она ещё отчётливо чувствовала, как медленно и мучительно ломти беленького сала в её тучных, отъетых бёдрах плавились в густое желе, а крупные, отрощенные груди, как ей казалось, становились надутыми пузырями с растаявшим молочным жиром внутри. Пользуясь возможностью, Нанаба в последний раз переосмыслила свою недолгую, продлившуюся всего двадцать три года жизнь. Сейчас она ощущала себя не более, чем толстой коровой, с рождения росшей на зерновом откорме, чтобы наконец-то исполнить своё единственно верное предназначение. «Сколько же уни-бургеров я слопала за все эти годы… Тысячу?.. Две, три?.. Сколько тонн самого разного мяса я жадно и безвозвратно поглотила?.. Сколько невинных животных погибло, чтобы я беззаботно могла годами набивать себе брюхо?.. Нет, я заслужила эти пытки. Я никогда ничем не отличалась от бройлерного цыплёнка, которого так часто запекала по вечерам. Но уже слишком поздно это понимать, не так ли?..» Последние усилия девушка приложила для того, чтобы повернуть голову набок. Как и ожидалось, последние минуты собственной жизни Саша, если судить по выражению её лица, проводила в эйфорическом удовольствии. «Мамочка… Папочка… — уже в бреду проносилось в голове у Нанабы, когда жгучая агония сделалась совсем нестерпимой. — Не надо, я буду хорошей девочкой! Я доем за собой, обещаю, я всё скушаю!..» Такими, к лучшему или к худшему, были последние мысли в её голове.***
На двух больших овальных блюдах в зал ресторана наконец внесли фирменный заказ из гумафаг-меню. Кажущийся, по мнению Кристы, как минимум необычным, аромат печёной человечины заполнил всё помещение. Девушка не удивилась, когда официанты подоспели именно к тому столу, за которым, брошенная подругами, осталась сидеть «людоедка»-шатенка. У обоих приготовленных женских тел, поданных ей, отсутствовали головы, а на их места были всажены запечённые в сахаре фрукты — яблоко и груша соответственно. Повернувшись обратно, блондинка со вздохом продолжила трапезу. В руках она сжимала надкушенный уни-бургер, всего лишь пятый по счёту из девяти заказанных. Вдобавок к этому, полностью опустошить ей пока удалось всего две упаковки картофеля и три — газировки. Сказать, что свободное место в «топливном баке» Кристы уже поджимало — ничего не сказать. «Если в неё одну влезут две эти фаршированные туши, то в меня без труда должно поместиться оставшееся», — убедила себя она, решительно облизывая пухлые губы и втягивая живот. Прошло чуть больше двух часов, на улице уже прилично потемнело. За пятнадцать минут до закрытия в УниБургер Мил уже не оставалось ни души, а на тех самых соседствующих столиках были покинуты три подноса, покрытые дюжиной пустых смятых картонных упаковок, и два блюда с горстями тщательно обгладанных человеческих косточек (и хрящиков) соответственно. Сами посетительницы, задержавшиеся в забегаловке допоздна, уже путешествовали домой на последнем городском автобусе. В салоне транспорта было довольно просторно, но девушки всё равно стояли, держась за поручни, совсем недалеко друг от дружки. И у одной, и у другой забитое по самое не хочу пузо похожим образом выпирало наружу из-под недостаточно мешковатой летней футболки, сдавливая своим весом единственную пуговицу мини-шортов. Каждое, даже малейшее, покачивание машины в дороге провоцировало череду булькающих журчаний, доносившихся из глубин то одного, то другого нутра. — Тоже бросили подружки? — хлопая себя по увесистому животу, поинтересовалась наконец Имир — так звали веснушатую девушку-гуля. — Ага, — кое-как выдавила из себя Криста и подтвердила слова объёмной жидкой отрыжкой. А затем ещё одной. Углекислого газа в шести литрах напитка могло хватить ей на целый день. Имир нарочно повторила за новой знакомой, но звук из горла шатенки, помимо того что был в разы мощнее, оказался, что неудивительно, «жирнее» и «мясистее», если так вообще можно было выражаться об отрыжке. — Твои ещё хотя бы сказали, что собираются уходить и куда, — продолжила жаловаться блондинка. — А мои смылись без предупреждения. Отмазались тем, что выйдут в туалет, и больше не появлялись. Мерзавки — знают же, что я не дам добру пропасть и всё слопаю сама… Сказанное Кристой заставило Имир вздрогнуть от внезапного осознания и стыдливо отвести взгляд от своего живота. Молодой гумафаг была одной из тех немногих, для кого настоящий источник поставок мяса в заведения УниБургер Мил не являлся секретом. Впрочем, как много ни узнали бы об этом секрете, пары объявлений и слухов о пропадавших в туалетах по выходным человеческих посетителях было недостаточно ни для того, чтобы возбудить на пищевую корпорацию уголовное дело, ни чтобы остановить в её двери некончавшиеся потоки голодных «человекоядных» клиентов. В темных глубинах «людоедского» интернета такие нарушения человеческих прав нередко имели сексуальный подтекст и успели уже стать таким же порнографическим обычаем, как БДСМ и прочие эротические практики. Но если прежде подобные непотребства Имир наблюдала лишь с экрана рабочего компьютера во время кофейных перерывов, то сейчас она чувствовала, что впервые в жизни столкнулась с последствиями этого закулисного заговора вживую и непосредственно. — Вот проклятье… На этом автобусе ведь не добраться до моего округа. А другие, наверное, уже не ходят до него в такую темень… — забеспокоилась Криста. Имир, как могла, боролась с желанием сказать что-то в ответ, прикусывая губу. Совесть ещё никогда раньше так настойчиво не давала девушке о себе знать: «Не смей забывать, что ты — буквальная (и ужасно пузатая) причина, почему этой бедняжке вообще приходится добираться домой в одиночку! Кто знает, что только может теперь случиться с ней по дороге к родному округу, в тёмных переулках, кишащих одичалыми бездомными гумафагами? Ты настолько бездушна, что так просто молча и позволишь этому произойти, Ими?» «Нет, с чего бы это тебе ещё быть буквальной причиной?! — протестовал желудок в сговоре с кишечником. — Всё, что ты сделала — просто заказала себе ужин. Чуть больше, чем стоило бы, возможно… но всё же! В уборной в этот момент мог оказаться абсолютно кто угодно, кроме подруг этой «фрикадельки», следовательно, на наш взгляд, это не более, чем совпадение». Однако совесть не унималась: «Факт остаётся фактом: до того, как вы с Микасой и Анни заказали эти прокля́тые «три фарша», её подруги ещё находились в полной сохранности и находились бы в ней до сих пор, если бы не ты с девочками. Тебе не просто так сейчас выпал шанс искупить свою вину перед ней, только попробуй не воспользоваться им! Думаешь, я позволю тебе мирно спать после этого?!» Гуманная сторона шатенки всё же одержала верх. — Как жаль… Я, напротив, живу одна и совсем недалеко от конечной. Знаю, идея покажется странноватой для первого знакомства, но… Всего на одну ночь мне не жалко было бы приютить кого-то, особенно, оказавшегося в такой безвыходной ситуации. Я Имир, кстати говоря. — Криста… — ещё не совсем уверенно представилась человеческая девушка. — Если это правда так, то, надеюсь, не доставлю много неприятностей. Как и условились, новые знакомые сошли на конечной и побрели вместе по тротуару безлюдной улицы, пока что выдерживая друг промеж дружки какую-никакую дистанцию. Имир знала о злодеяниях УниБургера уже довольно давно, но никогда раньше не ставила под вопрос, насколько правильным было всё это. Должно быть, куда более буквальный голос её нутра всегда затмевал собой голос сердца, делая из девушки бездушную и слегка порнозависимую обжору. Более того, внимать таким развратным несправедливостям, которые злоключали сотрудники ресторана и любители родом из всемирной сети, со стороны всегда легче, чем по-настоящему идти рядом с человеком, который, хоть сам того ещё не осознаёт, никогда больше не увидит кого-то из близких ему людей, лишь по той глупой причине, что из них приготовили съедобное блюдо. Этой ночью что-то действительно поменялось в том, как Имир смотрела на свой двойственный мир; не поймите шатенку неправильно, разумеется, она не готова была тут же на месте стать вегетарианкой или вытошнить сегодняшний вкуснейший ужин обратно, на тротуарную плитку. Но что-то несомненно поменялось. Криста тем временем также немало размышляла и также успела вынести для себя немало выводов, вот только с совершенно обратным смыслом. Ей правда было трудно понимать людей по типу Нанабы; тех, кто до сих пор готов рьяно оспаривать социальную позицию гумафагов в обществе. Ведь человеческое несогласие с их образом жизни — буквально всё равно, что если бы коровы вдруг возмутились, что все люди питаются говядиной! Условное, но фактическое «господство» гулей на вершине пищевой цепи — это не свидетельство превосходства, а установленный природой закон, противиться которому в любой форме откровенно глупо. К тому же, никто из них ведь не выбирал родиться именно таким. Физиологическая потребность в человеческом мясе не делает гулей априори чудовищами или убийцами — цивилизованный мир давно избавлен от таких варварских тонкостей. Она не мешает им поступать из снисходительных побуждений как по отношении друг к другу, так и по отношении к человеку, в чём Криста сама прямо сейчас убеждалась. Не правы, по её мнению, были и те, кто убеждён, что мир был бы куда лучше и прогрессивнее без существования гумафагов. Скорее, совсем наоборот, как ей всегда казалось… Да, в душе она всю жизнь страшилась своего нездорового интереса к этому виду, прятала его за фасадом апатии, но втайне находила каждую его особенность завораживающей… Может, именно поэтому Криста сейчас так нервничала в присутствии Имир?.. Где-то недалеко послышался неосторожный шорох и еле-заметно промелькнул устрашающе большой, казалось, немного косолапый силуэт. Напуганная Криста сама не заметила, как подсознательно сократила расстояние между собой и плотоядной девушкой, что была на несколько голов её выше. В конце концов, шанс вляпаться в неприятности в сопровождении настолько коренастой спутницы был разительно меньше. — Район не самый порядочный, как видишь, но что поделать, — комментировала Имир. — Тебе не стоит волноваться, в любом случае. Раз сама пригласила, в обиду тебя кому попало давать не собираюсь. Блондинке полегчало от этих слов. Уже скоро порядочно переевшие девушки без происшествий достигли пятиэтажного квартирного блока, подъезды и внешние стены которого были также обозначены обведёнными буквами «H» и «F». В крупных городах таких с годами становилось всё больше. Как нетрудно было догадаться, от лестничных площадок и лифтовых шахт до устройства персональных апартаментов, эти жилые здания были сооружены, принимая в соображение размеры среднестатистического гумафага. Именно поэтому очутившись в квартире, принадлежавшей Имир, первые минуты Криста ощущала себя Алисой, пару раз глотнувшей того волшебного зелья из сказки: все коридоры, двери и проходы без исключения казались ей на порядок шире и выше нормы, а элементы мебели — крупнее, чего уже говорить о звёздно далёком потолке. — Только сейчас осознала, что впервые нахожусь дома у гуля, — сверкала глазами приземистая пышка, не успев ступить шагу с порога, — ой, то есть… я хотела сказать, у гум… — Всё в порядке, — дружелюбно улыбнулась Имир, разуваясь. — Можешь называть меня, как угодно душе. Здесь, по крайней мере, точно. Златовласая гостья улыбнулась в ответ. Прежних скованности и недоверия в ней, такое чувство, уже не осталось вовсе. Имея всего одну комнату помимо кухни и совмещённой с туалетом ванной, квартире всё ещё удавалось представлять из себя просторное жилище. Как минимум, для Кристы. Покончив с осмотром кухни, девушка бессознательно забрела в жилую комнату, но сделала это, как выяснилось, не в самый подходящий момент. — Ох… Наконец-то, — с облегчением протянула шатенка. Только что растегнутый лифчик, промокший до последней ниточки, приземлился на пол под её ногами. Два громадных «вымени», посыпанных мелкими рыжими веснушками, почти бесформенно «растеклись» по пологой вершине её всё ещё шарообразного живота. «Такие… огромные… — ненароком пронеслось у потрясённой Кристы в голове. — Каждая размером с мою голову…» — Чёрт, а вот этого я совсем не предусмотрела… — озадачилась полуголая Имир. — Кровать же у меня только одна! — О, нет, это вовсе не проблема! Я не займу много места, — вежливо дала знать блондинка, но слишком поздно сообразила, что, засмотревшись на хозяйку, поняла её неправильно. — Оу… так ты, выходит, не против делить со мной одну постель? — выдохнула Имир. — Какое облегчение! Я уже и не знала, как быть! Не жалея срипучих пружин матраса, она приземлила свой зад на вместительное ложе и уселась поглубже у его изголовья. — Как насчёт глянуть на ночь фильм? — непоседливо достав с настенной полки ноутбук, шатенка раскрыла его и, точно приманку, разместила на простыне неподалёку. — Право выбора предоставлю тебе. Удивишь меня своим вкусом? Несмело подбирая слова в ответ, Криста всё ещё затруднялась оторвать взгляд от бюста девушки-гумафага. Вторая, в свою очередь, позабыв о заботивших её ранее совестных угрызениях и проникшись к своей прелестной гостье уже явно не дружеской симпатией, не могла больше игнорировать этого взгляда. — Ну и чего ты так смотришь? Хочешь сказать, что не устала целый день таскать под одеждой свои тяжеловесные «буфера»? Хоть мы и принадлежим к разным расам, я уверена, что ты понимаешь меня как ни одна другая девушка, Кристи, и тебе совершенно нечего в этом стыдиться. Расслабься и дай уже красотам подышать! Уступчиво кивнув, девушка с трудом стянула с себя узкую футболку через голову. Крайне тесный бюстгальтер с повышенной отчётливостью подчёркивал на её туловище немало жировых складок, лоснившихся от пота. Провозившись с минуту или две, она наконец растегнула лифчик и также покинула его на полу, там же, где и футболку, однако тотчас отчего-то засмущалась и заслонила обнажённую грудь рукой. — Ну же! — великанша заманчиво похлопала себя в области глубокой ямочки пупка, втянутой внутрь. — И ладно тебе, подруга, будто я чего-то там ещё не видела… Лучше пристраивайся скорее, пока я не надумала сменить позу! Именно так человеческая девушка, всё же одолев стеснение, и поступила. Посмелев и повернувшись к кровати спиной, Криста доверчиво плюхнулась в объятия мешковатого брюха Имир, мгновенно утонув в его неожиданно мягком комфорте. Округлое нутро, в самом деле довольно эффективно подходившее в роли подушки, ответило на это удивлённым чявкающим бульканьем, словно резиновый шарик, полностью наполненный водой. — Я ведь не сильно давлю?.. — Шутишь? Ты легка как пёрышко… Фрикаделька, — «людоедка» сразу же пожалела о настолько неудачной попытке флирта. Притворившись, что её не было вовсе, она сложила ладони позади затылка и откинула голову назад. Криста же, по пальцам способная пересчитать полученные за жизнь комплименты, покраснела до ушных мочек. С довольной ухмылкой девушка усадила на свои пышные бёдра ноутбук и открыла на рабочем столе первый попавшийся браузер. Вот только вместо привычной страницы поисковика, она обнаружила себя на уже открывшемся сайте, вкладку с которым большущая владелица, похоже, поленилась закрыть в прошлый раз. Златовласка уже собиралась закрыть высветившееся окно, как вдруг её любопытный взгляд затронул частичку его содержимого. — И… мир? Девушка-гуль отозвалась и тоже поглядела на экран из-за плеча своей новой подруги. Их сердца одновременно замерли и прекратили биться — по разным причинам. «Беременная мамочка на последнем месяце в домашней духовке (#два в одном, #молочная начинка, #мукбанг, #заживо)», — зачитывала про себя заголовки блондинка, мотая вниз список бесчисленных видео, доступных к просмотру. — «Две маленькие девочки в большом гума-фритюре (#детское, #вМасле, #заживо)», «Разделка и фаршировка пышной дамы в домашних условиях (#лишний_вес, #жестоко, #заживо)»… Заплаканные глаза похищенных жертв, сжимавших в зубах самодельные кляпы, казалось, смотрели с экрана прямо в душу девушке. «Заживо», «заживо», «заживо» всё без перерыва мелькало у неё перед глазами. Криста чувствовала, как полупереваренная каша из бургерных ингредиентов и разжёванной картошки подступала к её горлу горькой рвотой. — Я… я знаю, как это выглядит со стороны, Криста… — несвязно пыталась оправдаться Имир. — Но… — О боже мой!.. — человеческая девушка захлопнула рот руками. «Похищение клиентки в туалете ресторана УниБургер» — гласил заголовок некачественной записи с камеры видеонаблюдения. — Этот ресторан находится в нашем городе, не так уж и далеко от того, в котором мы сегодня ужинали, — ей не составило труда отрыть в описании видео адрес. — Криста, я… «Хочешь сказать, ты знала, но всё равно выбрала умалчивать обо всём этом, Имир?!» — хотела она было развернуться и гневно предъявить новой знакомой, когда осознала, что на самом деле ощущала по отношению к увиденному вовсе не ужас и негодование. Что рвотный позыв в её пищеводе уже скоро сняло как рукой. «Ошеломление» и «шок», оставившие её тело неподвижным, скорее, являлись более подходящими словами. Но почему Криста никак не могла найти в себе силы разозлиться? Не могло же быть так, что терпимость к плотоядным собратьям полностью ослепила её и девушка больше не различала, что было морально правильным, а что — нет? Как бы то ни было, эти размышления натолкнули её задать себе один очень важный вопрос, пока остававшийся без ответа: «Была бы я сама против того, чтобы быть приготовленной и съеденной?..» Ей было страшно отвечать на него, как часто бывает страшно мириться с собственными неконтролируемыми пристрастиями и тёмными, подноготными желаниями. Словно в глубине её души всю жизнь водилось нечто, с чем она никогда не желала встречаться лицом к лицу, но ненарочно чувствовала, что однажды этой роковой встречи будет не избежать. По всей видимости, однажды уже наступило. — Криста, мне очень жаль, что я не призналась тебе об этом сразу, как только поняла… — наконец собралась с мыслями конопатая шатенка; стыд и вина всё же взяли над девушкой верх и окрасили её щёки в соответствующий цвет. — Я пойму, если, услышав это, ты сразу же решишь уйти и никогда больше не захочешь меня видеть… Блондинка затаила дыхание. Имир совестно сглотнула встрявший в горле ком. — Возможно… нет, даже скорее всего, те две фаршированные девушки, которых мне пришлось сегодня съесть в УниБургере… были твоими подругами. Холод невиданных ужаса и возбуждения пробежался по позвоночнику Кристы, всё ещё облокоченной на почему-то внезапно смолкшую «мясную подушку» позади. До конца поверить в то, что она сейчас услышала, ей всё ещё давалось с трудом. Сотни мыслей проносились в её сознании беспорядочным вихрем. И пока среди них превалировали очевидные переживания, как «Я больше никогда не увижу их… Саша, Нанаба…», «Что же я скажу их родным?..», «Я никогда больше не поужинаю вместе с лучшими друзьями…», «Как я буду после этого смотреть в глаза их близким?», порой могли ненавязчиво промелькнуть мысли гораздо страннее. Два человеческих создания, думала Криста, обладавших именами, собственными мыслями, мнениями и переживаниями, своими уникальными мечтами и стремлениями… Всё это сейчас разом переваривалось внутри безмозглого и прожорливого «монстра», что был у Имир вместо живота, как любая другая пища могла бы. Если он не видел разницы между этими значительными, священными вещами и тушёными бройлерными цыплятами, то… был ли вообще смысл её видеть? Существовала ли тогда вообще эта разница?.. «Две человеческие жизни значат для организма Имир не больше, чем центнер сытного мяса»… — на свой риск осознала она ещё раз. Да. Это осознание начинало сводить Кристу с ума. «