Кровь везде — пропитала всю его тесную, западную одежду, застилает глаза и капает с кончиков остриженных темно-каштановых волос. Тяжело вздымается пронзенная грудь, тупая боль в руках и ногах, будто кандалы, валит его к земле, мешает проделывать свой путь через тела убитых расецу. Над тихим, мирно спящим Уэно восходит солнце. Битва длилась всю ночь, но никто из жителей даже не подозревал о том, что на пустой дороге Харада Саноске грудью закрывает их от полчища кровожадных, красноглазых чудовищ. К рассвету начался дождь, холодные струи которого, словно холодные лезвия резали его щеки, утяжеляя одежду, но при этом остужая разгоряченную в пылу битвы, кипящую кровь. Саноске смертельно устал, но времени отдыхать у него нет. Он обещал Шинпачи, что они встретятся в Сендае. Обещал О Масе, что когда эта проклятая война закончится, вернуться в Эдо. Перед глазами появилось её беленькое, обеспокоенное личико.
— Здравствуй, — из темноты, пожирая его ярко-желтыми глазами, его встретила сутулая, угрюмая фигура.
Знакомый голос вызвал в нём уже давно забытое, словно из другой жизни, волнение. Оступившись, Харада поскальзывается на мокрой грязи и плюхается под большое дерево, прячась от дождя. Его грудь по-прежнему тяжело вздымается.
— Я ждал тебя, — ухмылка вышла горькой, уставшей. Если эта женщина здесь, значит, его битвам пришёл конец. — Думал, встретимся раньше.
За годы, прошедшие с тех пор, как им пришлось расстаться, она стала ещё красивее. Выйдя из тени, Бурадо-чан легко, будто не замечая, скорбно последовала под дерево, ступая по трупам поражённых врагов. Неизменный ярко-красный зонтик с уродливой екайской мордой снова был при ней и светился в предрассветном мраке бледным темно-красным пламенем. Из неё получилась красивая, полная достоинства женщина. Мягкие, округлые черты лица и фигуры ужесточились, стали тоньше, изящнее, а старые чёрные одежды монахов сменилось шелковым кимоно с расшитыми на нём ярко-красными цветками ликориса.
— Харада… — устало прикрыв глаза, он слышит как шуршит рядом ткань, чувствует её холодную ладонь на своей груди.
На щеку падает холодная слезинка, скатывается вниз на залитые кровью губы. Разлепив тяжёлые веки, он видит перед собой искажённое плачем лицо Бурадо-чан. Вцепившись в его плечи руками, она обняла его голову, прижалась всем телом.
— Как думаешь… Бурадо-чан… все могло бы закончиться по-другому?
— Н-не… з-знаю, — шмыгнув, она небрежно утирает слезы, размазав их по влажным щекам.
— Если бы… если бы мы встретились при других обстоятельствах… я бы взял тебя в жёны, — Харада устало улыбается, сжав трясущуюся ладошку девушки. В темно-сером пасмурном небе там, где оно соединяется с землёй, на востоке возникает ярко-красная полоска рассвета. Эта ночь окончится вместе с его жизнью. — Мы бы… жили у моря… в маленькой хижине… воспитывали детей…
— Д-да, — бледное, лишённое крови лицо Харады расплывается перед глазами, она с трудом выдавливает из туго стянутого горло хоть какой-либо звук. — Это… это было бы здорово…
Она целует его в лоб, на несколько мгновений задержав прикосновение, вдыхает его запах в отчаянной попытке запомнить всё, сохранить Хараду в своей памяти. В напряжённой тишине слышится только шум усиливающегося дождя.
— Т-Токабо Сигурэ… давай! — наконец, она встает на ватных ногах, осторожно положив голову Саноске на землю. Вытянув руку, она призывает к себе екая. Прикосновение к холодной металлической ручке кажется чужим, неприветливым. Демоническая маска накрывает собой покрасневшее, заплаканное лицо. Волосы стремительно белеют, становясь цвета снега в ту ночь, когда они с Харадой в последний раз видели друг друга.
— Б-бурадо-чан?.. — хрипло выдыхает Харада, его глаза уже не видят. Слепо вытянув руку, он сжимает рукав её кимоно.
— Я здесь, Сано-сан.
— Кажется, я вижу его… наш дом у моря.
Она сипло выдыхает, до крови закусив губы.
— Т-ты подождешь меня там, Сано?
— Не тяни, — пробурчал Сигурэ, хотя в его словах не было привычной угрюмости, а голос звучал сипло. Чёрная тоненькая ручка легла на плечо девушки. Та стояла на коленях рядом с Харадой, запачкав кимоно в грязи и крови расецу. — Ты его мучаешь. Подари ему покой.
Та будто не слышала наставлений напарника, поведя плечами, чтобы стряхнуть его руку. Бурадо мелко трясло.
— Не видишь, он начинает бредить! — закричал Сигурэ, дернув девушку за рукав кимоно.
Та молча сглотнула тяжёлый ком. Закрыв глаза, вытянула руку с зонтиком. Так будет проще заставить себя сделать это.
— Сигурэ… давай!
Бледное алое пламя объяло бумажное тело екая и, повинуясь команде, он отсек душу Харады Саноске от тела. В темно-красном свете маски она видела, как дернулось его тело перед тем, как жизнь окончательно покинула его. Перед глазами возникли картинки его жизни, которые Бурадо, зажмурившись, старалась не видеть. Вот их с Шиничи счастливое детство, полное приключений, неудачно совершенное сэппуку, тренировки в Шиэйкане, служба капитаном Шинсенгуми. Она видит своё собственное лицо, напряженное и бледное. Последнее, что было у Харады перед глазами. Слезы стекают из-под её маски. Какое-то время она, трясясь, стоит на месте, будто окаменев. Сигурэ не решается заговорить, молча наблюдая за её скорбью.
— Тебя ждет долгое путешествие. Надеюсь, оно будет лёгким, — наконец, сложив вместе ладони, девушка делает низкий поклон. Пусть его душа найдет свой путь в Дзигоку, пусть Эмма-сама будет милостив.
***
— Сигурэ, — она говорит что-либо, когда проходит, казалось бы, целая вечность, — высыхают слезы, остаётся только мелкая дрожь, и кончается дождь. Солнце уже давно поднялось на востоке, озаряя белые, испачканные кровью щеки Харады Саноске. Он совсем не выглядит мертвым — расслабленное, почти счастливое лицо, будто сейчас он видит какой-то приятный сон. Она и правда сделала так, чтобы он не чувствовал боли и страха перед самым концом, оказав ему милость шинигами. Некоторых она заставляла видеть лица давно ушедших родственников, чувствовать прикосновение любимого человека, либо оказаться в любимом месте. В свои последние минуты Харада видел дом, в котором так хотел оказаться, и Бурадо-чан, стоящую подле него с младенцем на руках. — Сигурэ, оставь меня… с ним ненадолго. Я… хочу попрощаться…
Голос по-прежнему её не слушался, срываясь на сиплые вздохи.
— Нельзя, — помотал головой екай, впрочем сейчас ему меньше всего хотелось спорить с Бурадо. — Солнце уже взошло, его тело скоро найдут и…
— Его тело никто не найдет! — голос её решительно взлетел. Резко обернувшись, она пронзила напарника диким взглядом. — Я… я не отдам его ей!
— Тц, от горя совсем умом помешалась?! У этой женщины больше прав оплакивать его смерть, чем у тебя!
Она упрямо тряхнула головой, сдирая с лица маску. Та послушно растворилась в воздухе. Пальцы сжались на плечах Харады, будто кто-то действительно хочет отобрать у неё его тело.
— Он был её все эти годы, теперь же его жизнь оборвалась, их больше ничего не связывает! О Маса его не получит!
***
— З-зачем нам в Дзигоку?! — спрашивал Сигурэ всю дорогу, пока они медленно пробирались по горной тропе.
Попрощавшись со смертным, девушка была сама не своя и не отвечала на его вопросы. Белая, как полотно, Бурадо угрюмо делала шаг за шагом.
Вдруг остановившись, Бурадо-чан устремила покрасневшие глаза на алый горизонт. Она шла весь день, и солнце уже успело зайти. Тихо колыхались на ветру многовековые сосны, навевая на неё дикую тоску. Холодный порыв коснулся её лица, разметав в стороны буйные кудри. На полах чёрного шёлкового кимоно осталась запекшася кровь Харады. Какое-то время она стояла, будто завораженная, пытаясь сохранить в памяти этот миг. Эдо остался далеко позади вместе с любовью всей её жизни, надеждами и сожалениями.
— Сигурэ-сан, — она поглядела на парящий зонтик скорбным, отсутствующим взглядом. — С-спасибо тебе за все.
Девушка не сказала больше не слова до самой двери кабинета господина Ходзуки, правой руки царя Эммы.
— Господин, — склонив голову, она опустилась на колени у ног демона. — Я служила вам верой и правдой все эти 12 лет… Моя просьба…
— Ты всё-таки решила уйти вслед за ним? — бледное лицо Ходзуки не выражало никаких эмоций. Оглядев её строгим взглядом, он протянул руку. — Хорошо.
— Что происходит, девчонка?! — не выдержал Токабо Сигурэ, вцепившись в рукав её кимоно. — Какая просьба?
Не обращая внимания на его вопрос, как и прежде, она вскинула ладонь и протянула демону дарованную ей маску они. Лакированная поверхность блеснула в тусклом свете лампадки.
— Я дам тебе время… Можешь попрощаться, — кивнув, Ходзуки забрал маску, она тут же исчезла в его руках.
Бурадо поклонилась в знак благодарности и, наконец, развернулась к взволнованному екаю.
— Сигурэ-сан, ты стал для меня тем другом, о котором я и не могла мечтать… — голос её предательски дрогнул. На губах шинигами расцвела грустная, тусклая улыбка. — Пускай мы часто не сходились во взглядах, ты заботился обо мне, наставлял все эти 12 лет.
— Что?! Ты хочешь… уйти вслед за этим смертным, переродиться?
Та только слабо кивнула, стирая с щек непрошенные слезы.
— Я чувствую, что наши судьбы связаны… и потому не могу жить без него. Сегодня Эмма-сама даровал ему перерождение. Прощай!
Резко развернувшись, она уже хотела войти в кабинет Ходзуки, но почувствовала, как что-то держит её за рукав кимоно.
— Бурадо, — это был первый раз, когда он назвал её по имени. Девушка видела, как на уродливой одноглазой морде екая проскользнула печаль. — Удачи
Они обменялись улыбками. Упав на колени, девушка сделала низкий, долгий поклон, чем чуть не довела старого тсукамогами до слез.
— Сайонара, Сигурэ-сан. Я буду скучать.
Он наблюдал за тем, как её фигура скрывается за седзи, растворяется во мраке кабинета Ходзуки. Это был последний раз, когда екай видел девушку.
